На меня уставились молча с прищуром. Опасно так уставились, недобро. От меня явно ждали ответа. А я понятия не имел, что сказать. На всякий случай уверил:
— Все будет в лучшем виде!
Парень оживился, обрадовался. И я понял, что сказал правильные слова.
— Молодец, — сказал он, — хвалю. Умный артист. А будешь послушным, мы тебя еще того гляди и повысим.
Он похлопал меня по плечу. Покровительственно, небрежно, унизительно. Потом расхохотался. Задорно. От души. От смеха его повеяло жутью. Через мгновение, я понял, что не ошибся. Вид у самозваного Карла изменился, дурашливость, расслабленность исчезли без следа, взгляд стал ледяным. Мне сразу захотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда.
— А не будешь послушным, — он провел ладонью вокруг своей шеи, мастерски изображая петлю. Ухмыльнулся. Указал глазами в потолок. Закончил мысль: — Тоже повысим!
Я проследил за его взглядом. Там по темным доскам ползла помоечная муха. Жирная, большая, с блестящим зеленым брюшком. Похожая чем-то на моего визави. Рядом на проводе болталась одинокая лампочка Ильича. Во мне проснулась холодная злость. Мух разводить нельзя. Их надо тапком. Сразу. Я уставился на качка, подался вперед и нахально спросил:
— А если я не захочу повышаться? Что тогда?
— Тогда? — Голос его стал спокойным-спокойным. — Ничего…
— Вот и славно.
Мне показалось, что я одержал пусть маленькую, но победу. Это было хорошо. Плохо, что выпитое накануне вновь дало о себе знать. К горлу подкатила тошнота. И я решил откинуться обратно, к стеночке. Так было проще сидеть. Там не было нужды удерживать тело вертикально.
В этот момент он ударил. Бил зло. Открытой ладонью в ухо. Берег мою морду, падаль. Просто хотел оглушить, поучить, показать, кто здесь главный. Этот удар был мне прекрасно известен. Я ни за что не смог бы отклониться от него. Тело, в котором я сейчас оказался было до одури заторможено алкоголем.
Просто повезло. Повезло, что начал движение назад. Удар прошелся по уху вскользь, поставил акцент на подбородке. Добавил мне ускорения. Моя голова мотнулась вбок и назад. И я прилетел в стену, гулко бухнув по доскам затылком.
Мой противник толком и не понял, что промазал. Распрямился. Расплылся в довольной улыбке.
Вот же тварь! Ну ничего… Я потряс головой. Сказал, почти искренне:
— Спасибо, даже в мозгу прояснилось.
Улыбка его стала еще шире.
— Приглашай, если что. С удовольствием подсоблю.
Я, пусть с трудом, но сел нормально. Сдвинул точку опоры из «гамака» на ребро кровати. Чтобы можно было быстро встать. Чтобы не болтаться в этой чертовой сетке, как дерьмо в проруби.
Бугай не унимался:
— А могу и без приглашения. — Он наклонился ко мне, подсунул под нос кулак. — Только дай повод.
Что бы он там себе не думал, но сейчас все козыри были у меня. Я оперся руками о край кровати, вцепился в нее пальцами и резко провел подсечку.
Такого мой оппонент не ожидал. Он завалился мордой вниз, врубился подбородком в металлическое ребро, клацнул зубами. Я привстал, чтобы оценить полученный эффект. И тут новое тело меня подвело. Голова закружилась, к горлу подкатил тошнотный ком, и я, как последний дурак рухнул сверху.
Что было дальше, помнится слабо. Меня угощали кулаками, я угощал в ответ. В какой-то момент диспозиция переменилась, я оказался снизу, пытаясь толстые, как сардельки, пальцы на расстоянии от своего горла.
А потом кто-то вбежал в комнату, на меня потоком полилась ледяная вода. Смутно знакомый голос закричал:
— Брек! Брек! Прекратите! Эй, мужики, вы чего, нам же еще вместе работать! — В голосе появились обиженные нотки. — Такое дело замутили, а вы…
Качок застыл, глянул на меня зло, ткнул кулаком напоследок в скулу. Не сильно, больше для острастки. Презрительно бросил:
— Ладно, Воланчик, считай, спас своего дружка. Но больно он у тебя борзый. Объясни ему на досуге, кто в доме хозяин.
Наконец-то эта туша с меня слезла. Я думал, отойдет, но нет. Прицельно ткнул ботинком по ребрам. На этот раз сильно, от души. В глазах у меня потемнело.
— Хорошо-хорошо, — Воланчик подобострастно залебезил, — я ему все растолкую, Лис, можешь не переживать.
— Переживать? — Лис опять пришел в хорошее настроение. — Ты не понял, Воланчик, это не я переживать должен.
Он громко хлопнул дверью и ушел.
Я с трудом перевернулся на бок. Прижал ладонь к ушибленному ребру, пощупал. Перелома, похоже, нет. На полу подо мной растеклась лужа. Трусы мои моментально промокли. Я сел, раскинув для устойчивости ноги. Было так пакостно, хуже не придумаешь. Хотелось блевать. Кем бы ни был при жизни этот Серый, по мне так он был полным идиотом. В такое дерьмо ввязался!
Воланчик посмотрел на меня. Мягко, с укоризной.
— Серый, ты чего? — В голосе его было такое искреннее недоумение. Такое честное. Такое… Что стало тошно.
Отчего-то вспомнилось. На самом деле звали парня Владилен. Кому пришло в голову одарить дитятко эдаким идиотским именем, оставалось тайной. Ни папаши, ни мамаши Воланчик не помнил. Растила его бабушка. Потом детдом. Там мы и познакомились. А прозвище свое он получил за фантастическую способность метаться от клана к клану, пытаясь пристроить свой тощий зад поудобнее. Пытаясь от этого что-то выгадать.
Воспоминания были чужие. Всплыли и все. Больше нет. Маленький кусочек из чужого прошлого, который не прояснял ничего. Разве что детский дом. Какая-никакая, а зацепка. Сам же Воланчик был мне неприятен. Знавал я таких. Подленькая душонка. Что заставляло неизвестного мне Серого водить с ним дружбу — секрет.
Я посмотрел на Воланчика с любопытством. Неужели не понимает, как жалок? Или наоборот, понимает все? А это лишь притворство, маска.
Воланчик обезоруживающе улыбнулся. На его щеках появились ямочки.
— Серега, я тут тебе такую помощницу привез, закачаешься. Лис где-то нашел. Классная, скажу тебе девка! Все на месте!
И он ладонями красочно обвел вокруг своего тела контуры дамской фигуры.
— Тебе понравится. Пойдем, познакомлю.
А я подумал с тоской: «Сейчас мне точно не до девок. Сейчас бы в душ и бутылочку пивка. А лучше наоборот». Но сначала нужно встать. Не вечно же сидеть на полу в грязной луже. И я тяжело, как старый дед, покряхтывая, постанывая поднялся. Придержался за стену, пытаясь поймать равновесие. Потом понял, что кроме пива и душа есть еще одно неотложное дело. И, пожалуй, его стоит пропустить вперед двух остальных.
— Мне бы в сортир? — спросил я Воланчика.
Тот хохотнул.
— Иди. Кто тебе мешает? Тут это добро, как у всех, во дворе.
Во дворе? Опять во дворе? Ну спасибо. Не могли перекинуть в какое-нибудь приличное место? Кому я задал последний вопрос, не знаю. Но тот, кто был ответственен за мое сюда попадание, к нему остался глух.
Одеваться не стал. Пошли все в баню, кто не захочет смотреть, пусть отвернется. Выполз, как был, в одних труселях. Только на босы ноги напялил в сенях чьи-то резиновые калоши. Сортир нашел быстро, по запаху. Унылая кособокая деревянная будочка. У самого верха дверки вырезано сердечко. Все, как всегда. Дверь закрыта на крючок. Это было похоже на такое изощренное наказание за мою прошлую вполне комфортную жизнь.
Я открыл дверь, заглянул внутрь. Вместо дырки в полу над выгребной ямой обнаружился вполне себе удобный деревянный пьедестал. С дыркой по центру и треснувшим пластиковым стульчаком. Ну, что ж, прогресс! Так глядишь, к следующему разу и до ватерклозета дойдем.
И тут я осекся. Что? К следующему разу? Откуда в моей голове взялась эта мысль. Я бросил укоризненный взгляд в небеса. По всем законам жанра оттуда прямо сейчас должен был раздаться демонический хохот. Как бы не так! Небеса остались глухи и немы.
В избушку возвращался повеселевшим. Заодно окинул взглядом двор. Что сказать? Довольно уныло. Нормального хозяина здесь не было давненько. Возле забора буйным цветом цвела крапива. Высоченная, почти в человеческий рост. Под развалившимся навесом валялись бренные останки дров. Во дворе колодезный сруб. Оцинкованное ведро валялось рядом, прямо на земле. Чуть в стороне пустая будка, цепь, ошейник, миска. Без малейшего намека на собаку.
Короче, хозяйство аховое. Еще хуже было то, что в деревне я никогда не жил. Не было у меня деревенских бабушек. Мда… Ну да ладно, разберемся как-нибудь.
А пока я подошел к забору. Жутко хотелось посмотреть на череп. Бутафория? Муляж? Оказалось, нет. Череп, как череп. Настоящий. С той стороны забора на кольях пониже был натыкан еще пяток. Под каждым привязана красная лента.
Сразу вспомнились слова Лиса: «Реквизит!» Знать бы еще, куда его применять. Я постучал по черепу костяшками пальцев, не услышал ничего странного, и пошел обратно в дом.
На крыльце уже маячил Воланчик.
— Серега, ты все? — Спросил он, словно не видел сам.
— Нет, — огрызнулся я, — наполовину.
Он сделал вид, что не заметил моего тона. Послушно засмеялся. Сказал:
— Половина меня тоже устроит. Пошли знакомится, мне не терпится тебе показать помощницу.
Я пожал плечами. Какая мне нахрен разница? Пошли. Если бы не похмелье, если бы не стычка с Лисом, если бы не все вместе, включая такое неожиданное сюда попадание, я бы сообразил, что для знакомства не мешало бы надеть хотя бы брюки. А так…
Я скинул калоши и пошлепал по доскам босыми ногами за Воланчиком. Он меня провел из сеней в другую дверь.
За дверью обнаружилась кухня. Крохотная, неуютная. Возле окна, спиной ко мне стояла девчонка: длинные ноги, короткая юбка, на макушке темный хвост.
— Вот! — Радостно пропел Воланчик. — Знакомься. Твой босс!
Она неспешно обернулась. Окинула меня насмешливым взглядом. Прошлась по нечесаным волосам, по голым плечам, по груди. Задержалась на мокрых, прилипших к ногам трусах. Прыснула в кулачок. Я почувствовал, что отчаянно краснею.
Тут снова вмешался Воланчик. Ткнул меня локтем в бок. Горячо зашептал:
— Серега, ты чего? Джентльмены всегда представляются первыми.
А я почувствовал, что у меня чешутся руки, придушить этого гада. С трудом сдержал в себе злость. Потом. Еще будет время. Стиснул зубы, сделал вид, что все идет по плану.
— Оле… — Я поперхнулся и исправился. — Сергей.
Свел вместе голые пятки, кивнул. Насрать, как это выглядит со стороны. Что есть, то есть.
Девчонка убрала от губ кулачок. Улыбнулась. Улыбка у нее оказалась заразительная, открытая.
— А я Вика. — Сказала она.
Глава 2. Знакомство
Вика была не та, чему я ни капельки не огорчился. С той Викой общим у нее было только имя. На этом все сходство и заканчивалось. И мне это скорее нравилось, чем нет. Не было в ней той продуманной стервозности. От нее не веяло хищницей.
Волосы у этой Вики были куда светлее, глаза зеленые, носик прямой, точеный. Я смотрел на нее и думал, что Воланчик очень точно обрисовал ее там, в комнате. Девчонка окозалась на редкость ладной и симпатичной. А еще совсем молодой — не больше двадцати.
На меня она смотрела со смехом. И это надо было срочно исправлять.
Я сделал морду тяпкой, махнул обеими руками, как заправский дирижер. Указал на табуреты. Важно произнес:
— Так, подчиненные могут располагаться, а боссу необходимо принять подобающий вид. Мой наряд не соответствует этикету.
Воланчик восхитился, вытаращил глаза. Он вообще обожал восхищаться. По делу и без. Вика снова хихикнула. Я склонил голову, настолько галантно, насколько позволяли труселя в облипку, и величественно ретировался.
Уже в комнате, притворив за собой накрепко дверь, плюхнулся на стул и схватился за голову. Морда полыхала, как маков цвет. Не мужик, а чистая красна девица. Отчаянно мутило.
Я приголубил банку с огурцами, отхлебнул еще грамм двести рассола, вытянул двумя пальцами огурчик и захрустел, пытаясь привести мысли в порядок.
Странная мне задачка выпала на этот раз! Что дано — неизвестно, что надо сделать неизвестно. Ничего не известно. Ничего не понятно. Не могли же меня отправить сюда для того, чтобы я щеголял перед новой Викой босиком и в трусах?
Я добыл новый огурец, откусил и сам себе посочувствовал. Там в 1978 году хоть было понятно для чего все затевалось. А здесь? Эхххх…
Второй огурец тоже как-то быстро кончился, и я подумал, что не плохо было бы перекусить чем-нибудь посолиднее, поосновательнее. Поискал куда запулить огуречную жопку, не нашел, пристроил ее просто на столе.
Все, хватит нюни разводить, надо одеваться и идти. На кухне у меня сидят два потенциальных источника информации, а я, как последний дебил, прячусь от них здесь.
Установка получилась действенной. В мозгу образовался нестерпимый зуд. Информация расползалась по местам, освобождая место для новых данных. Я поднялся, потер руки и принялся искать во что облачиться к выходу в люди.