Помоги проекту - поделись книгой:
— Привет, боец. Как дела? — улыбаюсь, глотая участившийся пульс.
— Хорошо, — немного картавит он. — А ты когда приедешь?
— Когда на работе будет выходной, сразу рвану к тебе. Потерпи, ладно?
— Скучаю…
— Я тоже, Ник. Но так надо. Помнишь, что я говорил тебе? Совсем чуть-чуть потерпеть, и я смогу забрать тебя насовсем.
— А Вася Ершов сказал, что ты никогда больше не приедешь, — Никита начинает хныкать.
— Ты кому больше веришь, Ник? Мне или Васе Ершову? — сворачиваю в сторону дома Шалиевых. Разговор придётся заканчивать.
— Тебе, — не раздумывая отвечает сын.
— Умница. Никит, мне работать надо. А тебе пора спать.
— Пап, — зовёт, шмыгая носов в трубку.
— Тут, — закрываю глаза, пока отъезжают ворота.
Мне внутри очень больно от того, что я «тут», а не с ним. Не бросал, не предавал. Так сложилось. Но меня всё равно жрёт чувство вины.
— Я тебя люблю, — плачет Никита.
— И я тебя…
Сбрасываю, сглотнув вместе с вязкой слюной своё «люблю». Не могу я слушать, как он плачет. Сделать ни хрена не могу!
Впереди шесть месяцев. И что-то мне подсказывает, что девственница в подарок от Магомеда Шалиева, далеко не всё, чем он будет проверять на прочность мою гордость и мои нервы, зная, что мне деться некуда. У меня мощная мотивация терпеть.
Выхожу из тачки. Открываю Катерине дверь.
После разговора с сыном едва замечаю, как идёт ей длинное вечернее платье из мерцающей белой ткани. На открытых плечах матовая газовая шаль, закреплённая в районе груди серебряной брошью с россыпью мелких камней.
Сказочная женщина досталась этому ублюдку.
Чужая она.
Не моя.
Моя бы не носила браслеты, закрывающие ссадины от наручников. Я не идиот. Такие следы читаются на раз.
Хотя, мне ли судить?
У меня была женщина. Я думал, что моя. Оказалось, что тоже чужая. И ребёнок не нужен оказался. Проблем испугалась. Мне не поверила. Бросила Ника как котёнка и свалила.
То, что от меня ушла, я принял. За то, что сына в детский дом сдала, готов придушить. Ей на глаза мне лучше вообще не попадаться. Она и не стремится. Ни разу за все три с половиной года не появилась. Никита про неё не спрашивает. У него по умолчанию теперь есть только папа.
— Рома, — выдёргивает из воспоминаний голос Магомеда, — планы немного меняются. Я на вечере буду занят. Надо решить несколько важных вопросов по бизнесу.
— Я понял, Магомед Гасанович. От Екатерины Евгеньевны ни на шаг.
— Пока меня нет, рядом с ней должен быть только один мужчина. Потом можешь забрать девочку, что я тебе предлагал, и хорошо провести ночь. Она приедет на выставку.
Жаль… Я даже обрадоваться как следует не успел. Думал, со странными подарками для охраны пронесло. А нет, пластинка та же. Чего он импотента со справкой не нанял? Чтоб уж наверняка не встал на его Катерину. Спал бы спокойно.
Проходим в выставочный зал.
Сразу вылавливаю взглядом Фина с той самой женщиной. Она потягивает шампанское, он сосредоточенно смотрит по сторонам. Магомед с Катериной идут впереди. Она с интересом всматривается в картины, расположенные на стенах и прямо на мольбертах по всему залу. Что-то хаотичное. На некоторые, кажется, просто опрокинули баночки с краской. Где-то случился взрыв, а где-то угадывается очертание женских силуэтов, только очень несуразных.
Шалиевы останавливаются у высокого столика с бокалами, наполненными шампанским. Магомед делает пару глотков, целует жену и оставляет её на меня.
Катерина ещё раз проходит по залу. Задерживается возле некоторых работ. Приветливо улыбается знакомым. Общается, не допуская ни единого лишнего слова или жеста.
Возвращаемся к столику. Одновременно тянемся к бокалам с соком. Случайно, всего на секунду, наши пальцы соприкасаются. Катерина тут же отдёргивает руку, а я бессовестно хочу ещё одного прикосновения. И это очень плохо. Мне категорически нельзя на неё реагировать.
Глава 10
После мероприятия Шалиевых забирает Фин, а я еду со своим «трофеем» к себе на квартиру. У меня стоит так, что сидеть неудобно, но ни хрена не на эту девчонку. На ту, чьё прикосновение коротнуло в мозгу, и никак не отпускает. На моей одежде остался едва уловимый аромат её духов. Рядом стояли. Прилипло.
Всё, что нельзя, всегда хочется особенно сильно. У меня охеренная мотивация её не трогать, но никто же не запрещает фантазировать.
Прикрыв глаза, позволяю себе немножко поплавать от одной эротической картинки к другой. От необходимости себя контролировать, возбуждение становится только острее.
Жесть, конечно. Большой мальчик. Девочка вот рядом ничего такая. Но я не могу её трахнуть. Она сидит и дрожит от волнения. Я даже с закрытыми глазами чувствую. И не забрать не мог. Устроиться в двадцать секретарём к руководителю такой крупной компании, как у Шалиева, это большая удача. Ей на собеседовании вряд ли сказали, что за место придётся иногда отрабатывать с охраной, но работа так сильно нужна, что Ася, сжав зубки, согласилась отдать свою девственность левому мужику.
Расплачиваюсь с таксистом. Поднимаемся с ней ко мне. Девочка спокойно реагирует на, мягко говоря, печальную обстановку старой квартиры и сумку в углу, на которую сверху накидана гора моих трусов и футболок.
— Заходи, не стесняйся. Я скоро.
Закрываюсь в ванной, прислоняюсь спиной к стене. Дёргаю ширинку, вытаскиваю из петли пуговицу и, освободив член от одежды, быстро разряжаюсь, пока не взорвался.
«Найди себе бабу, Суворов!» — рявкаю на себя.
А следом в башку лезет совершенно нелепая, категорически запрещённая в моём случае мысль:
«Да я вроде уже нашёл».
Только так не бывает, чтобы по щелчку вклинивало на ком-то.
Мы ж, блядь, не ищем лёгких путей!
Вышел, взял то, что дают. Красивая, свободная. Сосать не умеет? Научи! Чё тебе сложно?
Сложно. Потому что хочется не просто секса. Хочется с душой. Я за три с половиной года, оказывается, успел соскучиться по отношениям.
Сына верну, потом можно думать в эту сторону. Пока лесом все эти мысли. Подрочил и спать. Участь у тебя такая, Роман Батькович. Считай, что свой срок ты ещё не отмотал и на свободу не вышел.
Плеснув холодной воды в лицо и вытерев с пола следы своего позора, выхожу в комнату. Аська сидит на краю старого дивана, смотрит в тёмное окно.
— В холодильнике еда какая-то осталась, — говорю ей. — В комнате ляжешь. Там в шкафу бельё возьми. Постели себе. А я тут, на диване. Всё равно поработать ещё надо.
— А как же? — смущённо отводит взгляд.
— Секс? — ухмыляюсь. — Скажешь, что всё было. Захотят проверить, отказывайся. Имеешь право. Ты не работаешь на объекте, где нужно столь тщательное медицинское обследование.
— Меня уволят, — Ася поджимает губы и ещё упорнее смотрит в пол.
— Слушай, я точно не тот, с кем у тебя должен быть первый раз. Иди спать. Утром подумаем, как тебя от этой повинности избавить. Парень есть?
— Есть, — всхлипывает девушка. — В армии.
— Зашибись. То есть он там, а ты…
— А мне работа с такой зарплатой нужна! — топает она ногой.
— Зашибись! — повторяю я. — И поэтому надо себя непонятно кому отдать! У тебя вата в голове? Дождёшься своего парня, и всё у тебя с ним будет так, как должно быть.
— А если…
— Без «если». Спать! Не беси меня.
Смотрит несчастными глазами оленёнка Бэмби.
— Да блядь, — провожу ладонью по затылку. — Утром звонок сделаю. Попробуем решить твою проблему. И мою заодно. Уйди с глаз.
Послушно уходит в спальню. Хлопает дверцами, шуршит постельным бельём.
Ну слава яйцам. Решили.
Делаю себе чай. Снова сажусь за ноут и продолжаю по крупицам таскать из сети информацию на Шалиева.
Часа в три ночи тру усталые глаза и понимаю, что спать не выйдет. У меня в голове две пластинки. Одна заезженная. На ней Никита плачет и ждёт, когда я за ним приеду. На второй зафиксировалась короткая молния от прикосновения к Катерине. Теперь они крутятся там одновременно.
Заглядываю в спальню. Ася спит.
Нахожу старый блокнот с листами в крупную клетку. Выдираю один. Пишу ей записку:
«Дверь захлопни. Деньги на такси на столе»
Даже если не закроет, брать здесь у меня всё равно нечего. Только пыль да старые цветочные горшки.
Прокатившись на байке по спящему городу, у ворот Шалиева слезаю и во двор технику закатываю уже пешком. Парни удивляются, чего меня принесло в такое время.
— Да хрен знает, — жму плечами. — Не спится. Дайте кофе.
Курю на улице, потягивая из чашки чёрный крепкий. Хорошо. Небо усыпано звёздами. Даже подсветка города не может их все заглушить.
Возвращаю чашку парням. Решаю пройтись по периметру. Ночью я тут ещё обследование не проводил.
На подходе к беседке останавливаюсь. Прислушиваюсь. Всхлипы или меня глючит?
Перестаю дышать, чтобы не сбивало.
Правда, кто-то плачет.
Прохожу дальше. Катерина. Лицо руками закрыла. Халат распахнут до самого бедра. На нём две алые, набухшие полоски.
У неё руки дрожат. И голос уже охрип. Давно плачет. Здесь слепая зона. Беседка камерами не просматривается.
Вхожу внутрь и осторожно касаюсь ладонью узкого плеча. Катерину подбрасывает на месте. Дыхание совсем сбивается. Старается глубоко дышать, глядя на меня совершенно перепуганными глазами. Слёзы проложили несколько неровных дорожек по её щекам. Крупные капли катятся по подбородку на шею.
Протягиваю ей ладонь.
Нервно крутит головой и дышит чаще.
— Да иди ты сюда, — вздыхаю, взяв её за запястье и потянув к себе.
Обнимаю тонкое, трясущееся тельце. Она вся в пружину превратилась.
— Это он сделал? — дышу ей в ухо.
— Нет, — неубедительно лжёт. — Отпусти. Меня нельзя трогать.
— Здесь никто не увидит. Я контролирую, — стараюсь говорить спокойно, гася внутренние вибрации ярости.
Чем он её так? Шнуром, что ли? Это же пиздец! Я думал, всё ограничится наручниками или где-то рядом. А всё настолько хреново.
— За что он так с тобой? — пытаюсь переварить и уложить это в своей голове.
Не укладывается! Как можно такое сделать с любимой женщиной? Он же, сука, трясётся над ней, чтобы ни одна пылинка, ни один взгляд не коснулся. Это для других. А в спальне слёзы, поэтому утром у неё глаза красные и бледная как полотно.
— Катя, — медленно провожу ладонью по её спине. Без пошлости. Хочется как-то поддержать.
— Пьяный. Забудь. Ты не видел ничего. Рома, ты понял меня?! — шёпотом кричит на меня.
Закрываю ей рот ладонью.
— Понял я, понял. Не кричи.
Глава 11
Поделиться книгой: