Глава 1. Live fast, die young
— Эй, пацан! Ты, с девчонкой! Сюда иди!
— Они мне не нравятся…
— Не обращай внимания, не они наша проблема.
Уличные хулиганы. Не подростковая банда, но очень стараются выглядеть, как она. Немного скучают, немного под кайфом, немного туповаты и умеренно — для компании «с низов» — агрессивны.
— Я кому сказал? Сюда бегом, пацан! Проблем ищешь?
— Мне страшно! Мне кажется, они злые.
— Просто не очень умные. Давай ещё там посмотрим, с заднего хода — может, какие-то следы остались? Не могли же они просто исчезнуть? Нам пригодится любая подсказка.
От компании отделился вертлявый худой подросток и разболтанной походкой направился к нам. В моём первом детстве таких называли «шнырями». Правый подползающий к левой пятке атамана. Осторожное щупальце, выдвинутое безмозглым социальным простейшим вида «дворовая компания». Малозначимая ложноножка, которая будет провоцировать casus belli, и которую, если что, не очень жалко.
— Ты чо, чужак, глухой? Тебя Пупер зовёт!
— Не глухой, — ответил я равнодушно, внимательно осматривая стену под окном дома, который ещё вчера был нашим.
Ага, это уже интересно. Характерные следы. Если это то, о чём я думаю, то дело скверное.
— Так чего не идёшь?
— На хрена?
— Так Пупер зовёт!
— У него что, ножек нет? Или жопка к забору прилипла?
— Чо?
— Через плечо! Если твоему Пупырю чего-то надо, пусть оторвёт жопку и идёт ножками.
— Это Пупер тебе оторвёт жопу! И не только!
Я игнорирую.
Шнырь мухой метнулся обратно и начал что-то эмоционально втирать главному — высокому крепкому парню постарше других. Докладывает, что того назвали жёлтым земляным червяком?
— Смотри, видишь вон те царапины? — показал я.
— Я вижу, что сейчас у нас будут неприятности.
— У нас уже неприятности такие, что дальше некуда. Ах, да, не забудь, я твой брат.
— Да, братец Док!
— И ничего не бойся.
— Не буду, братец Док.
— Умничка, Нагма.
Пока я рассматривал следы на стене и окнах, Пупер решает восстановить свой авторитет, который, разумеется, не допускает оскорбительного игнорирования со стороны чужаков, особенно если они ниже ростом, младше и вообще не выглядят серьёзными противниками.
Отлепился от низкой оградки, кою попирал седалищем, и вразвалочку направился к нам, на полшага опережая соратников по ничегонеделанию.
Осмотрев стену, я перешёл к дорожке и забору.
— Вот здесь он спрыгнул, — показал я Нагме след на газоне.
— Кто? — она продолжает тайком коситься на приближающихся подростков и не очень внимательно меня слушает.
— Неважно кто, важно — в чём!
— И в чём же?
— Сестрёнка, не тупи.
Она наконец смотрит туда, куда я показываю.
— Ой!
— Вот именно, что «ой».
Пупер с компанией неторопливо, каждым шагом подчёркивая свою значимость, дошагал до нас, встал, уперев руки в бока, и уже открыл рот, чтобы выразить своё недовольство недостатком уважения к его персоне. Сказать ничего не успел, я повернулся, молча ударил его под ложечку и развернулся обратно к Нагме, не обращая больше внимания на собравшихся.
— Зато мы знаем, кто их увёл, — сказал я ей. — А значит, несложно догадаться, куда.
— И это плохо?
— Хуже некуда.
Пупер лежит на замусоренной дорожке и пытается вспомнить, как дышать. Ему немножко не до личного авторитета сейчас. Остальные стоят над ним и тупо смотрят вниз.
— Эй, Пуп, ты как? — спрашивает один из ближников павшего атамана.
Как-как… Погано он сейчас. От таланта моего осталось хрен да ни хрена, но сходиться со мной врукопашную по-прежнему не стоит.
— Жить будет, — поясняю я. — Ещё вопросы есть?
— Вы же из этого дома, да? — спрашивает один из них, на вид посообразительней остальных.
— Как звать? — перебил я его сержантским тоном.
— Кого, меня? — растерялся он.
— Как меня — я знаю!
— Зоником называют.
— Так, Зоник, все разговоры потом. Если не хотите действительно серьёзных неприятностей, хватайте этого недоумка и быстро тащите.
— Куда?
— Это ты у меня спрашиваешь? Кто тут местный? Есть у вас какая-то нора, куда вы забиваетесь, когда не подпираете жопами заборы?
— У нас есть штаб… — смущённо сказал парень.
Штаб у них. Детский сад, штаны на лямках. Вон, даже Нагма хихикнула в кулачок.
— Ноги в руки и бегом марш, штабисты! Да не свои! Его ноги! Он ещё минут двадцать ходить не сможет, тащите!
Я подхватил Пупера за плечи, натужившись, поднял, и только тогда мне, наконец, помогли остальные. Мы подхватили парня в восемь рук, за руки — за ноги, и скрылись в лабиринте проулков. Как говорил Дмитрий, «ушли в низы».
***
— Ха, Пупер-то обоссался! — презрительно сообщил давешний шнырь.
Зовут его Ойпер, прозвище «Пегля», что означает мелкого местного грызуна. Прозвище так себе, потому что пегли эти — сущее наказание. Всё грызут, везде гадят. Если в каком кондоминиуме связь пропала — будь уверен, пегли кабель зажевали.
— Если б я тебе врезал, — одёргиваю я его, — ты бы ещё и обосрался. И ёжика поперёк шерсти родил.
— Кого? — удивляется Пегля.
— Тебе лучше не знать, — напускаю я многозначительного тумана.
Действительно, откуда ему слышать про ёжиков, низовой шпане? Если в этом мире и водятся ёжики, то определённо не в центре мегаполиса. А образованием молодёжь здесь не отягощают. Некоторые даже читают с трудом. А зачем напрягаться? И так всё понятно.
Мы с Нагмой явочным порядком отжали комнату в «штабе» — занятом уличной компанией пустующем кондоминиуме. Обычный жилой модуль. Пошарпанный, зато весь в неоне. Тут обожают неон. Он везде. Главное украшение любого помещения – неоновая подсветка. Сначала этот повсеместный неон бесит, потом привыкаешь.
Занимать пустующие помещения незаконно, но всем плевать. Пока дети низов не достигают заветных семнадцати, на них вообще всем плевать — их родители в кибераренде, сами они получают гарантированный паёк «социального аванса» и по большей части предоставлены сами себе. Бесплатное базовое образование им положено и даже обеспечивается, но не является обязательным, и никто за его получением не следит. Хочешь — ходи на уроки, не хочешь — не ходи. Большая часть не ходит, потому что не понимает, зачем. Один хрен дальнейшая судьба от этого не зависит почти никак, а в школе скучно и надо напрягать мозг.
Типичная компания никому не нужных подростков без особых занятий. Почти не криминальная, потому что для криминала требуется чуть больше ума и мотивации. Им не надо воровать — простая синтетическая еда и простая синтетическая одежда для них бесплатны в пределах «соцаванса». Так же как лёгкий аэрозольный наркотик — «дышка». Так же как доступ к массовым видеоиграм. Максимум дерзости — мелкое уличное хулиганство. Просто юные бестолочи в количестве нескольких десятков и возрасте от четырнадцати до семнадцати. Дети. Как, к сожалению, и я.
То, что они не просто балбесы, а «бунтари» и «некаквсешники», выдаёт отсутствие масок на лицах. По местным меркам это почти как выйти на улицу топлес, хотя в последний год обычаи стали менее строги. Ходить без маски — косвенно отрицать общественный договор, по которому единственное стремление индивидуума с низов — получить выгодный договор кибераренды, то есть продать свою индивидуальность. Разумеется, подростки не анализируют социальные тренды и не выражают осмысленный протест. Это просто эмоции. Декларация «Нам не нравится построенное вами общество, глупые взрослые!». Подросткам оно никогда не нравится, но в данном конкретном случае я с ними согласен. Мне оно не нравится тоже.
— Почему вы без масок? — спрашиваю Дженадин по прозвищу «Колбочка».
Прозвище связано с особенностью фигуры этой симпатичной, в целом, девицы — при тонкой талии и крошечной груди у неё широкие бёдра. Выглядит вполне секси, но ей, конечно, не нравится. Ну кто себе нравится в шестнадцать, я вас умоляю!
— Маски — это кибство!
Вот вам и весь ответ. Категоричный и бессмысленный, как большинство ответов. «Кибство» — это «быть как киберы». В расширительном смысле — «быть как взрослые». Быть как все.
— Ты же из верхних? — спрашивает в свою очередь Колбочка.
— В некотором роде, — соглашаюсь я.
***
Это не совсем так, точнее, совсем не так, но ещё недавно мы с Нагмой жили в шикарном доме и не нуждались в деньгах. Для нижних мы были «верхние», хотя и не принадлежали к промышленным или наследным элитам города.
— Предки попали под зачистку, а вы свалили, — уверенно предположила девушка.
— Мы жили у старшего брата, Дмитрия, — рассказал я. — И не знаем, что случилось. Ушли гулять, вернулись, а дом пуст, двери опечатаны, внутри бардак. Ни брата, ни его девушки.
— Это гвардия, — заявила Колбочка. — Я в инфоре такое видела. Гвардия часто выносит богатеньких. С низовых-то взять нечего.
— Я тоже так думаю, — согласился я. — Видел следы.
— Я знаю, у кого спросить, хочешь? Есть один интик…
Этимология слова «интик» мне точно неизвестна. Может быть, производная от «интеллекта». Среди подростков употребляется как аналог нашего «ботан», только, пожалуй, с большим процентом негатива. Никто и нигде не любит умников, но здесь их не любят особенно. В бытовом смысле «интик» — тот, кто ходит в школу. Образование не обязательное, пренебрегают им почти все, поэтому «интик» — ещё и тот, кому «больше всех надо». Жалкая, ничтожная личность, которая пытается из себя что-то строить. Такому грех морду не набить, отловив возле школы.
— Что за интик? — поинтересовался я.
— Ну, интик как интик, — загадочно отвела глаза Колбочка. — Норм так. Ну, для интика. Он вас пас.
— Пас?
— Ну, наблюдал, типа, за вашим домом. Говорил, вы странные и чота замышляете.
— А не мог он, например, гвардию навести?
— Ты чо, дро? Я же говорю, он норм, хоть и интик.