Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Что-то не так с Гэлвинами. Идеальная семья, разрушенная безумием - Роберт Колкер на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Джим становился все агрессивнее, при этом Кэти поняла, что лучше не стоит угрожать ему своим уходом. Как-то раз она попробовала это сделать и получила удар в голову такой силы, что потребовалось накладывать швы. Кроме того, она никак не могла заставить себя привести эту угрозу в исполнение. Каждый раз на грани ухода она задумывалась о том, что Джим может исправиться и что их сыну нужен отец. В тех редких случаях, когда Кэти набиралась дерзости уехать из дома на день-другой, Джимми начинал ныть: «Хочу домой к папе».

Была и другая причина, по которой Кэти не хотела его бросать. Она стала замечать, что Джим терзается чем-то, не имеющим к ней никакого отношения, и это заставило ее испытывать к нему нечто вроде жалости. Он слышал какие-то голоса. «Они опять со мной говорили», – шептал Джим. Сдавленным голосом от переполнявших его эмоций он рассказывал о них – каких-то людях, которые за ним шпионят, ходят по пятам и строят козни на работе[30].

Джим перестал спать. Ночи напролет он стоял у газовой плиты, включая, выключая и снова включая духовку. В подобных состояниях он был способен на безрассудные и безжалостные поступки не по отношению к Кэти и сыну, а к себе самому.

Как-то раз, проходя по центральной части Колорадо-Спрингс, Джим вдруг стал биться головой о кирпичную стену[31].

В другой раз он нырнул в пруд полностью одетым.

Первый раз Джима госпитализировали с психотическим срывом в канун Хэллоуина 1969 года, когда Джимми был еще младенцем. Его поместили в больницу св. Франциска, откуда он сбежал на следующий же день. Кэти боялась за себя и за сына, но ей было страшно и за Джима тоже. Все же он муж, отец ее ребенка, и оставить его сейчас казалось немыслимым.

Родители Джима никогда не нравились Кэти (что вполне устраивало самого Джима), но она понимала, что нужно обязательно рассказать о произошедшем Дону и Мими. Их реакция ее поразила. Она ожидала увидеть слезы, сострадание или хотя бы понимание. Вместо этого перед ней сидели два человека, отчаянно пытающиеся изобразить, что ничего особенного они не услышали, а в ответ на настойчивое желание продолжить разговор они поставили под сомнение его суть. Действительно ли все было именно так, как рассказала Кэти? Родители Джима совершенно не пожелали согласиться с тем, что их сын в беде или даже в опасности. Наоборот, они представили случившееся супружеской проблемой молодой пары, которую Джим и Кэти должны постараться решить самостоятельно.

Наверное, самым примечательным, по крайней мере в ретроспективе, стало именно молчание Дона и Мими о том, что брат Джима Дональд тоже ведет себя странно. Они не рассказывали о старшем сыне никому и не собирались делиться этим с Кэти.

Поговорив с Доном и Мими, Кэти, по их совету, приводила Джима к священнику, но никакого толку от этого не было. Однажды вечером, когда Джим казался совершенно беспомощным, Кэти, наконец, отвезла его в больницу Колорадского университета в Денвере. Он пробыл там два месяца и вернулся домой. Джим согласился получать амбулаторную помощь в психиатрической лечебнице Пайкс-Пик в Колорадо-Спрингс. Врач выписал ему лекарства, и его состояние оставалось стабильным достаточно долго и начинало внушать определенные надежды.

Только время от времени он выходил из себя и снова избивал Кэти. Однажды к ним явился полицейский, но Кэти отказалась возбуждать дело. В другой раз вызванные соседями полицейские выпроводили Джима из дома. Правда, через некоторое время он вернулся. Джим всегда возвращался, что бы ни случилось. В последующие годы Дон и Мими никогда не вмешивались. «Если не считать случаев, когда Джим сваливал и возвращался жить к ним, что меня очень устраивало. Ну, а потом он вновь появлялся на пороге моего дома», – вспоминает Кэти.

В один из весенних дней 1969 года все двенадцать детей четы Гэлвин собрались в относительно мирной и дружеской обстановке, чтобы чествовать отца на торжественной церемонии в Колорадском университете. В возрасте сорока четырех лет Дон наконец-то получил ученую степень. Сделанный в тот день снимок является едва ли не единственной фотографией, на которой присутствуют все двенадцать детей и оба их родителя. Дон с уже тронутыми сединой волосами в мантии и академической шапочке. Рядом с ним Мими с гладко зачесанными волосами, в кремовом весеннем платье с ярко-желтым шарфиком. Перед родителями стоят девочки, Маргарет и Мэри, в одинаковых белых платьицах. А справа в два ряда выстроились, будто кегли, все десять мальчиков.

Четвертым слева во втором ряду стоит Джим с взъерошенными темными волосами и бледным вспотевшим лицом. В будущем Мими не раз покажет эту фотографию со словами, что в тот один из последних беззаботно счастливых дней семьи она впервые осознала, что Джим в большой беде – теперь он не просто бунтовщик, каким был всегда, а сумасшедший. Как Дональд.

Глава 9

1964

Национальный институт психиатрии, Вашингтон

Прекрасным весенним днем в период Великой депрессии некая сварливая несчастливая супружеская пара из одного шумного американского города подарила миру четверых совершенно одинаковых девочек-близнецов. Пресса ринулась освещать это событие, и крайне ограниченные в средствах родители разрешили местной газете провести конкурс на лучшие имена для четырех сестер. А еще они приняли спонсорские предложения производителей молочных продуктов, рвавшихся сделать рекламу молока с участием девочек, и брали плату с желающих хоть краем глаза взглянуть на малышек.

Деньги не стали решением проблем этой семьи. В возрасте двадцати двух лет у одной из дочерей случился психотический срыв. По ее стопам по очереди последовали и остальные. К двадцати трем годам у всех четырех сестер диагностировали шизофрению. В самом начале 1955 года этих женщин, монозиготных близнецов двадцати пяти лет с одинаковой ДНК, направили в Национальный институт психиатрии в Вашингтоне (NIMH).

Ученые института понимали, насколько редкая возможность им представилась. По их расчетам, четверо близнецов-шизофреников могли появиться на свет лишь в одном из полутора миллиардов случаев. В NIMH женщин наблюдал психолог-исследователь Дэвид Розенталь. Отчасти благодаря этой работе он впоследствии стал одним из ведущих специалистов ХХ века в области генетики шизофрении.

В течение трех лет сестры находились в NIMH, и еще пять лет Розенталь и два десятка его сотрудников исследовали их. Пациенткам дали псевдонимы, чтобы избежать огласки информации о личной жизни. Им придумали фамилию Генаин (в переводе с греческого языка она означает «прирожденное несчастье») и имена Нора, Айрис, Майра и Хестер – в соответствии с английской аббревиатурой названия института. Родной город сестер держали в секрете. Родители также получили псевдонимы – Генри и Гертруда. В 1964 году, когда Гэлвины обживались в своем новом доме на Хидден-Вэлли, Розенталь опубликовал 600-страничный научный труд под названием «Близнецы Генаин». Этой работе было суждено стать основополагающей в своей области. Современники отмечали, что глубокий и конкретизированный анализ проблемы сравнительной роли наследственности и среды делает вклад научного труда Розенталя в изучение шизофрении ничуть не менее значимым, чем случай Даниэля Пауля Шребера.

К моменту появления сестер Генаин в NIMH поиски физического или генетического маркера шизофрении практически утратили актуальность для психотерапевтических кругов. Так случилось, по всей видимости, из-за преобладания взглядов нового поколения психоаналитиков, в том числе Фриды Фромм-Райхманн. Однако в нейробиологических и генетических подразделениях научных учреждений и больниц психотерапевты не подвергались серьезному влиянию своих коллег, и поиски биологического маркера шизофрении продолжались на протяжении 1950-х и 1960-х годов. Общепринятым стандартным методом этой работы стали близнецовые исследования. Казалось, что нет лучшего способа проверить способность любых патологий передаваться по наследству, чем сравнить частоту их появления среди монозиготных и дизиготных близнецов. Были опубликованы результаты ряда крупных европейских и американских исследований такого рода. Начало им положил Эмиль Крепелин в 1918 году. Даже при ограниченном количественном охвате этих исследований данные каждого из них свидетельствовали о существовании некой наследственной составляющей. И каждый раз реакция со стороны психоаналитиков оказывалась более-менее одинаковой: а почему вы уверены в том, что проявление болезни у родственников не было обусловлено особенностями семейной среды? И почему вы считаете, что матери здесь ни при чем?

Дэвид Розенталь с самого начала был убежден, что сам факт существования четверых близнецов с одинаковым психическим заболеванием должен положить конец этим спорам раз и навсегда. «Впервые узнав о том, что эти близнецы монозиготны и в то же время шизофреники, трудно удержаться от вопроса, какие еще доказательства могут понадобиться», – писал он. Однако при этом Розенталь понимал, что все не настолько просто. В своих работах он отмечал, что многие психотерапевты, включая некоторых его коллег по NIMH, оставались непреклонны. Вполне очевидно, что родители сестер Генаин обращались с каждой из девочек похожим образом: их одинаково одевали, отправляли в одни и те же школы и окружали одними и теми же друзьями. Ровно с той же долей вероятности можно предположить, что шизофрения этих девочек обусловлена одинаковым родительским воспитанием.

Розенталь и его коллеги углубились в семейную историю сестер Генаин и обнаружили как минимум один случай психического заболевания. Бабушка девочек по отцовской линии пережила в подростковом возрасте нервный срыв с симптомами, которые, по мнению одного их сотрудников NIMH, очень походили на параноидную шизофрению. Но генетика лишь отчасти определяет историю каждого из монозиготных близнецов, и в ряде аспектов сестры Генаин, безусловно, отличались друг от друга. Нора появилась на свет первой и стала среди сестер своего рода лидером. Она лучше всех играла на фортепиано и имела самый высокий коэффициент интеллектуального развития, но в то же время была подвержена истерикам. Айрис считалась «легкомысленной», но хозяйственной и работала квалифицированным косметологом. Хестер – тихая, скромная и нелюдимая, «неухоженная на манер Золушки», по описанию Розенталя. Майра – «яркая», но в ее поведении присутствовало нечто искусственное, напоминающее не очень умелую игру театрального актера. С раннего возраста мать девочек старалась отделять Нору и Майру от Айрис и Хестер, поскольку считала первую пару умницами, а вторую – «бестолковщиной».

Следующим вопросом стала жизнь сестер в родительском доме. Чем больше о ней узнавали ученые, тем страннее, специфичнее, а затем и ужаснее она представала. Отец пил, заводил связи на стороне и, по слухам, растлил двоих из своих дочерей. В свою очередь мать, застав двух сестер за взаимной мастурбацией, начала связывать их на ночь, давать снотворное и в итоге насильно подвергла женскому обрезанию. С точки зрения ученых NIMH, Гертруда точно соответствовала описанию типа матери, который давали Фрида Фромм-Райхманн и Грегори Бейтсон. Она была настолько подавляющей и тревожащей, что ее дочери неизбежно получили какую-то психологическую травму. «Легко заметить, что чем дольше продолжалось нездоровье члена семьи Гертруды, тем более длительным становилось ее удовлетворение. Дом был для нее больницей», – писал Розенталь.

В конце концов, в детстве сестер Генаин и близко не оказалось ничего, что можно считать нормальным. Это касалось и воспитания, и, безусловно, сексуального развития. Розенталь даже сравнил опыт девушек с «экстремальной ситуацией». Данное понятие, которое развивал теоретик психологической травмы Бруно Беттельхайм, выживший в нацистском лагере смерти, подразумевает нахождение в навязанной силой безвыходной ситуации, без какой-либо защиты и в постоянной опасности. «Практически сразу же после приезда близнецов домой из больницы, в семье воцарилась атмосфера страха, подозрительности и недоверия к окружающим. Жалюзи были постоянно закрыты, дом обнесен забором, а мистер Генаин патрулировал свои владения с оружием… Они постоянно боялись похищения и видели угрозу повсюду», – писал Розенталь.

Особенности детства сестер Гениан очевидно искажали результаты эксперимента. Безусловно, исследования стали бы более наглядными, будь Генаины больше похожи на типичную семью из среднего класса. К примеру, на Гэлвинов.

Тем не менее Розенталь был убежден, что шизофрения сестер возникла в результате смешанного влияния генетических факторов и среды. Он не считал причиной болезни какой-то единственный ген и в то же время наотрез отказался винить во всем исключительно среду. В своей работе «Близнецы Генаин» Розенталь одним из первых выдвинул предположение, что симптоматика шизофрении может быть порождена взаимодействием наследственности и среды. Он также обозначил направления дальнейших работ по этой тематике, способных сдвинуть ситуацию с мертвой точки и привести ее к разумному компромиссу.

«В своих теоретических построениях нам следует быть более осмотрительными и в то же время более точными, – писал Розенталь. – Те, кто выводит на первый план генетический фактор, редко обращают серьезное внимание на роль, которую может играть среда, а их оппоненты обычно только вскользь упоминают о необходимости учитывать фактор наследственности». Ученый считал, что будущие исследования должны навести мосты между этими направлениями. «И наследственность, и среда, вне всякого сомнения, связаны».

Выводы Розенталя не устроили ни одну из сторон. Однако он твердо придерживался своего представления о смешанной роли наследственности и среды. Он не мог знать, сколько времени пройдет, пока эта точка зрения приживется. Но опыт работы с близнецами Генаин убедил его в том, что источником безумия является фатальное сочетание наследственности и среды.

Глава 10

Дон

Мими

Дональд

Джим

Джон

Брайан

Майкл

Ричард

Джо

Марк

Мэтт

Питер

Маргарет

Мэри

На приеме у психиатра Дональд никак не мог определиться, счастлив он в браке с Джин или нет. То он рассказывал, как хорошо им было в полуторамесячном турпоходе по Мексике, то признавался, что с самого дня свадьбы все шло как-то не так. За минувшие три года (на дворе стоял июнь 1970) Дональд убедился, что сгоряча женился на Джин с целью забыть свою бывшую, Мэрили, и их нынешнюю совместную жизнь вряд ли можно вообще считать браком.

История была грустной, но Дональд подавал ее в ином ключе. Он выглядел неуступчивым, отстраненным, критичным, хладнокровным и даже слегка параноидальным. Психиатр Том Паттерсон заметил, что Дональд как будто исполняет тщательно отрепетированную роль, изо всех сил стараясь не показать, что внутренне готов взорваться. «Он постоянно настороже», – написал врач.

И Дональд, и Джин уже окончили университет, но по-прежнему жили в Форт-Коллинсе. Дональд работал лаборантом и проходил курсы анатомии и физиологии, продолжая мечтать о медицинской карьере, а Джин заканчивала магистратуру. Появившись у психиатра, Дональд сказал, что по совету знакомого зашел посоветоваться насчет групповой психотерапии, которая помогла бы ему наладить отношения с женой. Но очень скоро он сообщил истинную причину своего визита: Джин объявила, что через три недели уходит от него.

Дональд откровенно рассказал Паттерсону, насколько плохо обстояли дела в последнее время. Джин не устраивало, что по большей части муж ведет себя отчужденно, а когда это не так – откровенно пугающе. Если раньше именно она отказывала ему в сексе, то теперь уже Дональд соглашался на секс только по ее просьбе, примерно раз в неделю. Они питались отдельно друг от друга и спали в разных комнатах. Дональд признавал, что мог быть чересчур безразличен и иногда выглядел пугающе, но теперь слишком поздно. Судя по всему, муж надоел Джин. Получив стипендию на обучение в аспирантуре Университета штата Орегон, она обрела финансовую независимость от Дональда. «То есть супружеские отношения из рук вон плохие, каждый идет своим путем», – написал Паттерсон.

Каким бы уравновешенным ни выглядел Дональд, доктор Паттерсон был осведомлен о его визитах к психиатрам, начиная с эпизода с прыжком в костер. Он даже припомнил, что как-то видел результаты пройденного Дональдом теста Роршаха, которые показались ему «довольно патологическими». В тот июньский день психиатр решил пойти со своим пациентом немного дальше и продвинуться от насущной темы брака к более подробному разговору о нем самом. Вскоре их беседа превратилась в полноценный сеанс психотерапии. Дональд рассказал врачу, что вот уже много лет является не самим собой, а отражением того, что хотят видеть в нем окружающие. Он сообщил, что постоянно следит за выражением лиц, жестами и словами людей, чтобы уловить, как лучше всего реагировать на них. Дональд назвал свой безумный прыжок в костер мольбой о внимании к себе и признался, что очень много врал на психиатрических обследованиях. Он рассказал, что в последнее время увлекается восточной философией, постится четыре дня в неделю и гордится тем, что сбросил вес до семидесяти килограмм. Все это не впечатлило врача. При всем изобилии восточных терминов, которыми так и сыпал Дональд, в глазах доктора он выглядел неубедительным – не откровенно фальшивым, но в то же время и не совсем искренним. Время от времени Паттерсону казалось, что Дональд едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.

Психиатр пришел к выводу, что, хотя в прошлом в поведении Дональда присутствовали элементы параноидной шизофрении и даже «очень дикие и агрессивные поступки», в данный момент его состояние не настолько запущено. В своих записях он указывает: «Налицо хороший контакт с реальной действительностью. Пациент уклончив и, по всей вероятности, избегает вступать в близкие отношения… У него низкая фрустрационная толерантность, и он легко срывается в общении с людьми или в ситуациях, которые представляются ему опасными». Паттерсон предположил, что такое сдерживание своих эмоций может быть результатом слишком давно подавляемых желаний и потребностей – вывод, странным образом едва ли не прямо обвиняющий Джин в проблемах Дональда: «Он уступал ее нуждам и потребностям и подавлял собственные чувства настолько жестко и давно, что теперь ему стало трудно выражать свои эмоции».

Заканчивая сеанс, Паттерсон пригласил пациента вернуться на следующий день, чтобы продолжить разговор. Дональд так и сделал и, появившись в кабинете врача в следующий раз, выглядел буквально преобразившимся – беззаботным и даже счастливым. Он рассказал, что у него с Джин состоялся разговор и, узнав, что муж посещает психиатра, она отменила назначенный срок своего ухода. Они даже поужинали в ресторане и договорились попробовать семейную психотерапию.

Это была обнадеживающая новость, и Паттерсон подумал, что, раз уж теперь он нужен Дональду, то может попросить его кое о чем. Доктор сказал, что готов позаниматься семейной психотерапией с Дональдом при условии, что тот разрешит ему ознакомиться с историей его заболевания и лечения.

Дональд немного помрачнел. Он сказал врачу, что не верит в психологические тесты, и считает свои результаты ошибочными, и вообще не уверен, что от изучения его истории болезни возникнет какая-то польза.

«Без этого психотерапия будет затруднена. Как обойти возражения и выйти на контакт с ним?» – написал Паттерсон.

Уходя от психиатра, Дональд с опаской согласился взять с собой письменный личностный тест.

ДОПОЛНИТЕ ЭТИ ФРАЗЫ ТЕМ, ЧТО СООТВЕТСТВУЕТ ВАШИМ ПОДЛИННЫМ ЧУВСТВАМ. ПОСТАРАЙТЕСЬ ЗАКОНЧИТЬ КАЖДУЮ ИЗ НИХ. ОБЯЗАТЕЛЬНО ПИШИТЕ ПОЛНЫМИ ПРЕДЛОЖЕНИЯМИ.

МНЕ НРАВИТСЯ: соколиная охота, секс, плавание, путешествия, лыжи. Общение.

РОДНЫЕ МЕСТА: в них хорошо приезжать погостить ненадолго.

МУЖЧИНЫ: должны мыслить более гибко.

МАТЬ: должна быть небезразличной к развитию своих детей.

Я ОЩУЩАЮ: напряжение.

Я БОЛЬШЕ ВСЕГО БОЮСЬ: не сделать то, чего хотел изначально.

УЧЕБА: лучшие годы в жизни человека.

Я НЕ МОГУ: сказать «Я бросаю».

СПОРТ: воспитывает характер.

КОГДА Я БЫЛ РЕБЕНКОМ: я им и остаюсь.

Я СТРАДАЮ: от самобичевания (не слишком).

У МЕНЯ НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ: с химией.

ИНОГДА: я недостаточно стараюсь.

ИСТОЧНИК МОИХ СТРАДАНИЙ: в основном окружающие люди.

ВТАЙНЕ Я: хочу быть счастлив в полном одиночестве.

Я ХОЧУ: слишком многого.

МОЯ ГЛАВНАЯ ЗАБОТА: решить, что делать.

Не прошло и недели, как пятничным вечером Дональд и Джин снова поругались. На этот раз еще хуже и ожесточеннее, чем обычно. Дело дошло до того, что Джин убежала из квартиры. Дональд пустился вдогонку и обнаружил ее понуро сидящей у близлежащего водоотводного канала. Неизвестно, то ли ей хотелось побыть в одиночестве, то ли она пряталась от него. Когда Дональд нашел Джин, он заговорил о том, как ему хочется ее утопить. Девушке удалось отговорить его, и, кое-как помирившись, они вернулись в квартиру. Однако Джин твердо заявила: в Орегон она отправится без Дональда.



Поделиться книгой:

На главную
Назад