Алк. Но клянусь Зевсом, – я не то что знал, а ясно сознавал, что меня обижают.
Сокр. Поэтому, быв еще мальчиком, ты уже думал, как видно, что разумеешь справедливое и несправедливое.
Алк. Конечно, да и в самом деле разумел.
Сокр. Когда же ты это открыл? Уж верно не тогда, когда думал, что знаешь?
Алк. Без сомнения.
Сокр. Так в какое время ты думал, что не знаешь? Смотри, ведь такого времени не найдешь.
Алк. Да, клянусь Зевсом, Сократ, я не могу указать на него.
Сокр. Стало быть, ты узнал это не чрез открытие.
Алк. Очевидно нет.
Сокр. А сейчас сказал, что и не учился знать. Если же и не открыл и не учился, то как и откуда знаешь?
Алк. Но может быть, я и неправильно отвечал тебе, что упомянутое знание сам открыл. Это случилось, вероятно, так: должно быть, и я научился этому, как другие.
Сокр. Значит, мы возвращаемся к прежнему вопросу. Скажи мне, от кого научился.
Алк. От народа.
Сокр. Не к отличным же учителям прибегаешь ты, когда ссылаешься на народ.
Алк. А что? разве он не в состоянии научить?
Сокр. Даже и тому, что́ шашечная игра, и что́ нет; хотя это, думаю, гораздо ниже справедливого. Что? разве ты думаешь иначе?
Алк. Да.
Сокр. Значит, не имея возможности научить худшему, он в состоянии преподать лучшее?
Алк. Я думаю. Да и действительно, народ в состоянии научить многому, что будет получше шашечной игры.
Сокр. Чему ж это?
Алк. У него, например, научился я говорить по-гречески, и в этом отношении не могу назвать тебе другого учителя, но чувствую себя обязанным тому самому учителю, которого ты не считаешь отличным.
Сокр. Да, почтеннейший, в этом-то народ – хороший учитель, и науку его по справедливости можно хвалить[243].
Алк. Почему же?
Сокр. Потому что он обладает именно тем, чем должны обладать хорошие наставники.
Алк. Что ты разумеешь?
Сокр. Разве не известно тебе, что люди, намеревающиеся учить чему-нибудь, должны наперед сами знать это? Или нет?
Алк. Как же нет?
Сокр. Но не правда ли, что знающие должны быть согласны друг с другом, а не разногласить?
Алк. Да.
Сокр. А скажешь ли, что в чем они разногласят, то знают?
Алк. Ну нет.
Сокр. Так каким же образом быть им учителями в том предмете?
Алк. Никак нельзя.
Сокр. Что ж? разногласит ли, думаешь, народ, что́ камень, что́ дерево? Когда ты спрашиваешь об этом у кого-нибудь, – все не то же ли самое разумеют, не к тому же ли самому бегут, с намерением взять камень или дерево? Не так ли и прочее в этом роде? Эту-то почти мысль я соединяю с твоими словами о знании греческого языка. Или не так?
Алк. Так.
Сокр. Не в том же ли, как сказано, согласны между собою и города, взятые порознь и вместе? Тут они не спорят друг с другом и не говорят – один одно, другой другое.
Алк. Конечно, нет.
Сокр. Следовательно, тут-то они по справедливости и хорошие учители?
Алк. Да.
Сокр. Итак, если бы мы вздумали сообщить кому-нибудь подобное знание, то правильно поступили бы, послав его в науку к народу?
Алк. Конечно.
Сокр. Напротив, что́, если бы нам захотелось знать не только то, что́ люди и что́ лошади, но и то, которые из них быстры и которые нет? Мог ли бы народ научить этому?
Алк. Не очень.
Сокр. Так не убедительное ли для тебя доказательство, что этого он не знает, что в этом он – плохой учитель, когда тут несогласен сам с собою?
Алк. Я думаю.
Сокр. Равным образом, если бы нам захотелось знать не только то, что́ люди, но и то, которые из них здоровы и которые больны: был ли бы народ достаточным для нас учителем?
Алк. Конечно нет.
Сокр. И не заключил ли бы ты, что в этом отношении он – худой учитель, когда бы заметил его разногласие с самим собою?
Алк. Я думаю.
Сокр. Что ж теперь? кажется ли тебе, что в отношении к справедливым и несправедливым людям и поступкам, народ согласен и в целом своем составе, и друг с другом?[244]
Алк. Всего менее, Сократ, клянусь Зевсом.
Сокр. Что? тут он особенно разногласит?
Алк. Да, и непрестанно.
Сокр. Ты, думаю, никогда не видывал и не слыхивал, чтобы разногласие людей касательно здоровых и нездоровых доходило наконец до сражения и взаимного убийства.
Алк. Конечно нет.
Сокр. Напротив, касательно справедливого и несправедливого, если не видел, то, знаю, слышал – и от Омира, и от многих других. Ведь об Одиссее и Илиаде слыхал?
Алк. Без сомнения, Сократ.
Сокр. А эти поэмы – не о разногласии ли касательно справедливого и несправедливого?
Алк. Да.
Сокр. Тут ведь ахейцы и трояне, женихи Пенелопы, и Одиссей вступали в сражения-то и подвергались смерти именно за это разногласие.
Алк. Твоя правда.
Сокр. Думаю, что и в Танагре[245] причиною смертей и сражений между Афинянами, Лакедемонянами и Виотянами, а потом в Херонее, где пал и отец твой Клиниас, было не какое другое разногласие, как рассуждении справедливого и несправедливого. Не так ли?
Алк. Правда.
Сокр. Итак, эти ли, скажешь, знают то, касательно чего разногласие доводит их самих до крайних бедствий?
Алк. Нет, не думаю.
Сокр. И не таким ли учителям приписываешь ты свое знание, которые, по твоим же словам, сами не имеют его?
Алк. Походит.
Сокр. Так вероятно ли, что ты знаешь справедливое и несправедливое, когда касательно его находишься в таком заблуждении, и когда, как видно, ты ни у кого не учился этому, и сам не открыл?
Алк. Да, судя по твоим словам, невероятно.
Сокр. А видишь ли, Алкивиад, что и это опять ты не хорошо сказал?[246]
Алк. Что такое?
Сокр. Что говоришь, судя по моим словам.
Алк. Отчего же? разве не твои слова, что я ничего не знаю о справедливом и несправедливом?
Сокр. Конечно нет.
Алк. А мои?
Сокр. Да.
Алк. Как же это?
Сокр. Узнаешь вот из чего. Если я тебя спрошу, что больше, – единица или два; то не скажешь ли ты, что два?
Алк. Скажу.
Сокр. Чем больше?
Алк. Единицею.
Сокр. Кто же из нас говорит, что два больше одною единицею?
Алк. Я.
Сокр. Не правда ли, что я спрашивал, а ты отвечал?
Алк. Правда.
Сокр. Так я ли говорю об этом, поколику спрашиваю, или ты, поколику отвечаешь?
Алк. Я.
Сокр. Положим еще, что я спросил бы тебя, какие буквы в слове Сократ, и ты отвечал бы мне: кто тогда говорил бы?
Алк. Я.
Сокр. Ну так скажи мне одним словом: если предлагается вопрос и ответ, то кто говорит, – вопрошающий или отвечающий?
Алк. Мне кажется, Сократ, что отвечающий.
Сокр. А не я ли сейчас непрерывно спрашивал тебя?
Алк. Да.
Сокр. И не ты ли отвечал?
Алк. Конечно.
Сокр. Что ж? кто из нас сказал, что было сказано?
Алк. Из допущенного видно, Сократ, что я.
Сокр. И не то ли было сказано, что прекрасный сын Клиниаса, Алкивиад, не знает о справедливом и несправедливом, а думает, что знает, и готовится идти в собрание Афинян с намерением подавать им советы в том, чего вовсе не знает. Не так ли было?
Алк. Оказывается, так.
Сокр. Стало быть, над нами, Алкивиад, сбылась Еврипидова поговорка[247]. Ты, видно, слышал это от себя, а не от меня; не я говорил, а ты: меня же напрасно обвиняешь. Впрочем, и хорошо сказано: ведь у тебя в уме, добряк, в самом деле отчаянное предприятие[248], – учить тому, чего не знаешь и чему не думал учиться.
