Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Двойной капкан - Андрей Таманцев на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Андрей Таманцев (Виктор Левашов)

Двойной капкан

Вы все хотели жить смолоду,

Вы все хотели быть вечными, -

И вот войной перемолоты,

Ну а в церквах стали свечками.

А.Чикунов

Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его.

Книга Притчей Соломоновых. Гл. 16, ст. 9

Вместо пролога. Пастухов

Они подъехали на двух разбитых, по самые стекла заляпанных проселочной глиной «Нивах» около шести вечера, когда затопинские хозяйки встречали у ворот своих мычащих буренок и над тихими заводями Чесни стелился мирный дым от русских печей, в которых предстояло томиться молоку от вечерней дойки. Мои работяги уже отключили станки и выметали из углов столярки скопившуюся за день стружку и древесную пыль, а сам я разбирал диски от циркулярки, откладывая в сторону те, что требовали разводки и новой заточки. Вечер был тихий, благостный, даже у двух заезжих рыбаков-студентов в потрепанных адидасовских костюмах, удивших с плоскодонки, похоже, что-то клевало.

Вот тогда они и подъехали.

Первыми их учуяли собаки, полугодовалые добродушные московские сторожевые, которых я на день запирал в просторном вольере из сетки-рабицы, и зашлись до хрипа от злобы.

А потом увидел и я.

Их было шестеро. При первом же взгляде на них у меня все словно опустилось внутри и не осталось ни следа от настроения этого хорошего весеннего дня, наполненного веселой спорой работой, запахом свежевыстроганной сосны и уверенным пением станков.

Ну что же это за жизнь, твою мать! Никакого спокойствия рабочему человеку!

Суки.

Двое остались у машин, а четверо остановились в настежь распахнутых воротах столярки. Одному было лет сорок, остальным лет по двадцать пять или чуть больше.

Назвать их качками было бы некоторой натяжкой, скорее они старались казаться качками и вообще очень крутыми братанами. И тут все было на месте: почти наголо выстриженные затылки, турецкий кожаный ширпотреб с подложенными для внушительности плечами, соответствующие позы. У двоих, что остановились в дверях, на цыплячьих шеях висели массивные золотые цепи, слишком массивные для золота даже самой низкой пробы; у третьего, единственного, пожалуй, настоящего качка, тоже цепь была той еще пробы, а из-под демонстративно расстегнутой до пупа ковбойки выглядывала рукоять засунутого за ремень джинсов китайского «тэтэшника» двеститринадцатой, самой дрянной модели. И лишь у старшего, коренастого, с короткими черными волосами и небольшим шрамом на низком лбу, куртка была фирменная да и цепочка на шее вполне могла быть действительно золотой.

Все же провинция — она и есть провинция. Вроде и Москва под боком, в каких-то ста километрах, а все равно сельпо. И если уж тут начинают следовать моде — тушите свет! Мини — так по самое это дело. Клеши (со школы помню эту моду) — обязательно с колокольчиками. А рокерские куртяги — так с таким количеством заклепок, что хоть сдавай в металлолом — и свои бабки получишь.

Такими были и мои гости. От них прямо разило затхлым бытом бараков сто первого километра и одновременно наглостью новых хозяев жизни, не вполне еще уверенных в своем всевластии и жаждущих любой ценой это всевластие утвердить. Потому и перла из них агрессивность злобных хорьков. Только старший был поспокойнее. Тертый был мужичишка. Две-три ходки за плечами как минимум. И последняя, судя по серо-землистому цвету лица, недавно. Какой-нибудь Коми лес, там не позагораешь.

Этим, видно, и подбор такой команды объяснялся. Свежачок, не успели заматереть.

Успеют. Если повезет. В чем у меня были небольшие сомнения.

* * *

…В общем, это был на первый взгляд нормальный наезд. Но только на первый взгляд.

Что-то меня все-таки насторожило. Чуть-чуть, самую малость. Даже не знаю что.

Так, легкое дуновение ветерка в мозгах.

Это был не первый наезд, далеко не первый. Я еще столярку не закончил оборудовать, как налетели, словно оводы на стадо, первые любители острых ощущений. Сначала из местных — выселковые. Ну, с ними я разобрался довольно мирно — во всяком случае, почти бескровными методами. Потом потянулся народ посерьезней — из Зарайска. А чуть позже — и из самого Раменского. Это у нас как бы столица.

В конце концов, мне все это осточертело, я вызвал Боцмана, Артиста, Муху и как раз вернувшегося после стажировки Дока, мы объехали несколько адресов и провели душеспасительные беседы. Не знаю, спасли ли мы хоть одну душу, но костей переломали достаточно. И настолько эффективными — не для нас, конечно, а для наших собеседников — методами, что в итоге было достигнуто соглашение: моя зона влияния — по эту сторону Московского шоссе, их по другую — а вот с этим пусть милиция разбирается, подменять ее мы не намерены.

Некоторое время было тихо. И вот на тебе — все по новой. Выветрились из памяти наши беседы? Или пришли новые кадры, не признающие старых обязательств? Да что же я, нанялся, что ли, их воспитывать?

* * *

…Нельзя сказать, что я не ждал чего-нибудь в этом роде. Но не думал, что это случится так быстро. Трех месяцев не прошло, как после нудятины с регистрацией ИЧП и всех прочих бумажных дел я на полную катушку запустил столярку. С работой, правда, повезло сразу. Километрах в двадцати от нас, в месте впадения Чесни в Осетр, несколько новых русских отгрохали себе трехэтажные особняки, и один из них, банкир, дал мне заказ на всю столярку. А там только окон было под сотню.

Банкиру понравилось. И то, что за транспорт цена не накручивалась, — я сам возил готовые блоки на крытом двухосном прицепе, который мой работяга «ниссан-террано» таскал по любой распутице, как пушинку. И то, что работа была не стандартная, а по эскизам заказчика. А мне это ничего не стоило, любой станок переналаживался за полчаса. Банкир похвастался перед соседями, и ко мне сразу выстроилась очередь, так что пришлось нанимать подручных.

Это оказалось самым трудным делом. Сначала у меня работал дед Егор, старый плотник, единственный непьющий в деревне. Но вдвоем много не наработаешь, а упускать такие выгодные заказы было жалко — во мне уже, видно, проснулась мелкая акула капитализма.

Затопино — деревушка лесная, здесь исстари столярничали и плотничали, и руки у мужиков росли откуда надо. Только вот пили по-черному. А подпускать человека с бодуна к той же циркулярке — Боже сохрани! Пришлось идти путем, который я проторил еще два года назад, когда нужно было передать кому-то деревенское стадо, пасти которое я подписался после увольнения из армии. Тогда я отвез прежнего пастуха Никиту в Зарайск к наркологу, тот вкатил ему дозу какой-то современной химии — и на ближайшие пять лет проблема с пастухом была решена.

Первой моей жертвой стал мой одноклассник Мишка Чванов. Он уже совсем доходил, с работы поперли, жена и два пятилетних пацана, ровесники моей Настены, кормились лишь с огорода да от коровы. Но мое предложение «зашиться» Мишка отверг с присущей ему гордостью. Я хотел уж было уйти, но глянул на его жену и ребятишек, на голую избу, из которой Мишка отдал за бутылку все, начиная с телевизора и кончая льняной самотканой, еще прабабкиной, скатертью. Набил я этому герою морду, кинул в салон «террано» и отвез знакомым путем в Зарайск. После капельницы и лошадиной дозы снотворного Мишка дрых двое суток. На третьи получил тот самый укол в задницу и официальное разъяснение, что препарат раскодированию не поддается, и даже если пациент, то есть он, съест ящик лимонов (так когда-то от антабуса избавлялись), любая капля спиртного, пусть это хоть корвалол, отправит его в мир иной или превратит в паралитика.

Первую неделю Мишка на меня дулся, бухтел, что я нарушил Декларацию прав человека и меня нужно судить международным судом в Гааге, потом втянулся в работу, с каждым днем становился все веселей, а на стене в столярке отмечал палочками прожитые дни и недели. Как узник замка Иф. Стена была большая, на пять лет хватит.

Вторым тоже был мой бывший одноклассник, Костик Васин, серебряный медалист и трудяга, его привела жена. Потом пришли двое мужиков постарше, сами, мои соседи Артем и Борисыч.

Штат столярки был полностью укомплектован, но тут возникло новое дело. Покупать обрезную доску на лесоскладе было накладно, да и глупо, когда живешь в лесу.

Поэтому я откупил в местном леспромхозе делянку, пропустил через зарайского нарколога еще четырех мужиков и отправил их на лесоповал. Еще троих пришлось нанять для работы на пилораме того же леспромхоза и двоих — в арендованной там же сушилке. А тут снова возник знакомый банкир и попросил прислать ему плотников, но только, если это вообще возможно, не очень пьющих. Это было в принципе невозможно, но объемы столярных и кровельных работ в поселке новых русских были немереные. В итоге зарайский нарколог получил еще двенадцать пациентов и даже дал мне скидку в десять процентов как оптовому потребителю его услуг.

Через два месяца почти все мужское население Затопина работало в моем ИЧП, а затопинские бабульки сильно меня и Ольгу зауважали и обращались к нам по имени-отчеству и на «вы». Не скажу, что это оставляло меня равнодушным, все-таки приятно чувствовать себя благодетелем даже в небольшой, отдельно взятой деревне.

Новые русские не жлобились из-за каждой копейки, платили хорошо — и за качественную работу, и за уверенность, что их дворцы не сожгут по пьянке, а фирменную итальянскую сантехнику не разворуют. Но все же я оставался еще в глубоком минусе, учитывая стоимость станков и оборудования. Да и нарколог, хоть и делал мне, оптовику, скидку, брал за каждого по сто баксов. Так что наезжать на меня было явно рано — все равно что скручивать шею цыпленку, не дав его костям набрать мяса, или стричь овцу, не обросшую шерстью. Это даже наше государство понимало и потому давало на первое время молодому мелкому бизнесу, вроде моего, налоговые послабления.

Но мои нынешние гости, судя по всему, так не считали. У них были, видно, свои представления об экономике малого предприятия. Или о чем-то другом. Допустим, о жизни вообще.

— Здорово, хозяин! — приветствовал меня старший, проходя внутрь столярки и с интересом осматривая готовые дверные и оконные блоки и заготовки к ним. — Дела идут, а?

— Так, понемногу, — неопределенно ответил я.

— Не прибедняйся, — добродушно посоветовал он. — Отправь-ка мужиков по домам, им пора махнуть по соточке, а то заездил ты их — гляди, какие смурные. А нам с тобой потолковать кое о чем надо.

Мои работники действительно посмурнели, а Мишка Чванов без нужды переложил с места на место плотницкий топорик и быстро вопросительно взглянул на меня. Я отрицательно покачал головой. С Мишки сталось бы, конечно, кинуться с топором на гостей при пушках, парень он был безудержный что в пьянке, что в работе, что в драках, которые еще в школе возникали между затопинскими и выселковскими. Но сейчас его безудержность ни к чему хорошему привести не могла. Я посоветовал своим особо на соточки не налегать, отчего они посмурнели еще больше, попросил гостей подождать минуту и заглянул на кухню — единственное полностью законченное помещение моего нового дома. Ольга царствовала там — среди кафеля и японской кухонной техники. Тут же крутилась Настена. Я напомнил Ольге, что пора идти за молоком к бабе Клаве, а заодно и прогулять собак, которые засиделись в вольере.

— Кто эти люди? — спросила Ольга.

— Заказчики.

— Мне они не нравятся.

— Мне тоже. Но мы не будем дружить с ними семьями.

У калитки меня поджидал Мишка. Я велел ему под любым предлогом задержать Ольгу с Настеной часа на полтора, не меньше: пусть Люба, жена Мишки, попросит совета насчет ребячьих болезней, это самое верное.

— Понял, — сказал Мишка. — Ништяк, Серега. Не дрейфь. Мы с тобой, понял?

Продержись немного. Совсем немного, понял? А мы сейчас, мы быстро, понял?

И он рванул к своей избе, не разбирая дороги. Я не очень-то понял, что он имел в виду, да и думать об этом мне было некогда. Нужно было решить, как быть с гостями.

Не нравились они мне. Не вообще, как любому нормальному человеку не может нравиться уголовная шантрапа. Нет, чем-то еще другим. Одно я понял довольно быстро: они были не наши. Не выселковские, не зарайские, не раменские. Любое место все-таки накладывает свой отпечаток на человека. Про города и страны не говорю. Но даже в соседних деревнях люди хоть чем-то, да разнятся друг от друга.

Взять наше Затопино и, допустим, Ключи. Всего-то разделяют их десяток километров и река Чесня. А люди чуть да другие. И даже не скажешь чем. А для местного жителя сразу ясно: этот из Ключей, а тот из Маслюков или Выселок. А тут и тонким наблюдателем не нужно быть, чтобы определить: не из наших краев. Из каких — не знаю. Но не из наших. И не из Москвы, это само собой.

Никаких выводов из своего умозаключения я делать не стал, да и какие могли быть выводы, я просто рассудил, что всему свое время, и сначала стоит поглядеть, как будет складываться ситуация.

* * *

Когда я вернулся в столярку, двое по-прежнему покуривали у машин, а четверо разглядывали станки. И было на что посмотреть. Один немецкий многофункциональный «вайсмахер» с программным компьютерным управлением чего стоил.

— Богато живешь, хозяин, — оценил старший, закурив «беломорину». — Богато. Не один косарь баксов небось всадил в машины?

— Не один, — согласился я.

— А сколько?

— Много. — Я кивнул на «беломорину» в его руке, синей от татуировок. — Не курил бы ты здесь, а? Сухое дерево, пыль.

— Во-во, — подхватил он, продолжая курить и стряхивать пепел на пол. — Я и говорю: бросит кто спьяну чинарик, да если еще бензинки чуток прольет — ведь вмиг все сгорит, нет? Обидно же будет, скажи?

В общем, все было ясно. Опять же — на первый взгляд.

Ну не нравились мне мои гости. Что-то в них было не то. По всем приметам это был банальный наезд. И вместе с тем нет, не просто наезд. А что? Не мог допереть. И потому злился, хотя, понятное дело, держал себя, как выражаются в культурных компаниях, в рамках приличий. Но на всякий случай открыл распределительный щит, пощелкал рубильниками и между делом нажал кнопку на неприметной черной коробочке с замигавшим красным светодиодом.

— А это что за хренобень? — заинтересовался старший.

Он, конечно, сказал не «хренобень», а по-другому, но смысл был тот же.

— Пожарная сигнализация, — объяснил я.

— Ну-у! Пока из Зарайска пожарки прикатят, от твоей столярки и хазы одни головешки останутся!

Я промолчал. Не объяснять же ему, что эта хренобень подает сигнал не в зарайскую пожарную часть, а чуть-чуть в другое место.

— Сколько на тебя мужиков пашет? — продолжал расспросы мой гость.

— Двадцать шесть.

— Не хило. По сколько же ты им платишь?

— Когда как. Пока немного. По сто пятьдесят — двести.

— Тысяч? — уточнил он.

— Тысяч! Кто же за сто пятьдесят тысяч будет работать? Баксов, конечно.

— А сколько самому остается?

— Долларов по триста в месяц, — ответил я, и это была чистая правда. Но мой любознательный собеседник мне, разумеется, не поверил.

— Ладно туфту гнать! У самого японская тачка, домину строишь.

— У бабы новая «Нива», — подсказал качок, утомившись, видно, ролью стороннего наблюдателя.

— Она устроилась музыкальным работником в детский сад в Выселках, — терпеливо объяснил я. — Каждый день по четыре километра туда и обратно, да еще с ребенком — не находишься. Пришлось купить «Ниву». По нашим дорогам, сами понимаете… — Давай к делу, — перебил меня старший. — Ты меня знаешь?

— Нет, — честно ответил я.

— Я — Шрам. Понял?

— А по имени-отчеству?

Он слегка удивился вопросу, но все же ответил:

— Николай Васильевич.

— А я — Сергей Сергеевич.

— Я тащусь! — снова вмешался в разговор качок. — Сергей Сергеевич! Вникни, Шрам, а?

— Заткнись, — бросил ему Шрам и повернулся ко мне:

— Это Чир. Мастер спорта по боксу, между прочим. А те двое, не смотри, что невидные из себя, каратисты.

Правильные пацаны. У того черный пояс, а у второго — красный. Ты Пашу Раменского знал?

— Здоровый такой, с родимым пятном на носу? — уточнил я.

— Ну! — подтвердил старший.

— Знать особо не знал, но приходилось встречаться.

— Больше не встретишься.

Подручные Шрама захохотали. Я бы сказал — довольно нервно. Нетрудно было догадаться почему. Месяца два назад Пашу Раменского, державшего Зарайск, пристрелили при разборке вместе с тремя или четырьмя его кадрами. Об этом даже в «Московском комсомольце» была заметка. И теперь на первый взгляд выходило, что Шрам осваивает отвоеванную территорию.

Но только на первый взгляд. Тут у меня уже не было ни малейших сомнений: Пашу Раменского я действительно знал — познакомился во время тех самых душеспасительных бесед. И он, кстати сказать, показался мне человеком разумным и даже рассудительным. Во всяком случае, умеющим трезво просчитывать варианты. И он первым понял, что с такими странными отморозками, какими в глазах его окружения были мы, лучше, пожалуй, не ввязываться в принципиальные споры. Ну, до поры до времени. Так, вероятно, он решил и даже убедил в этом своих более горячих сподвижников. Но до своего времени, увы, не дожил.

Все так. Пашу я знал. Но главное было в другом: ни этот Шрам, ни один из его подручных Раменского и в глаза не видели. Паша был маленький, весь как бы перевитый жилами сорокалетний человечек с орлиным носом и без единой родинки или даже бородавки на изрытом оспой лице. Такого один раз увидишь — и уже ни с кем не спутаешь. Да, его шлепнули при разборке, это верно. Но было у меня ощущение, что об этой разборке Шрам узнал из той же самой заметки в «Московском комсомольце». Ай-ай-ай. А врать-то нехорошо. Но врут — по крайней мере в подобных случаях — не из любви к искусству, а для достижения каких-то вполне определенных целей.

Каких?

Случайный наезд залетной братвы?

Ну, посмотрим.

— Договоримся так, Сергей Сергеевич, — продолжал Шрам. — Ты отстегиваешь нам пять штук и спишь спокойно. И никаких пожаров не боишься и вообще ничего.

— Пять штук чего? — переспросил я.

— «Зеленых», козел! Чего! — популярно разъяснил мне качок.



Поделиться книгой:

На главную
Назад