— О, конечно же нет, — первая фраза заставила меня схватиться за сердце, но магистр, увидев это, поспешно поправился, — то есть да… в общем, осталось. Расчёт всех выплат составили такой, чтобы у вас оставалось не менее четверти вашего жалования. Вы же должны на что-то жить. И да, казначейство Академии любезно согласилось взять на себя процедуру взимания ежедекадной оплаты вашей рассрочки, поэтому на руки будете получать жалованье уже за вычетом всех трат.
Порывшись в памяти, я вспомнил, что и алхимик, как и госпиталь тоже являлся частью Академии, поэтому казначейству оставалось только переложить деньги из одного кармана в другой. Ну а мне теперь жить на остатки, итак не впечатляющего профессорского жалования.
— И сколько на мне будет этот кредит?
— Три года.
— Три года?! — снова, против воли, вырвалось у меня изумлённо-возмущённое восклицание.
— Ну а как вы хотите, — пожал плечами Калистратис, — ингредиенты, говорю же, дорогие, и руки выращивать не так просто.
— А если я столько не отработаю?
— В случае, если вы досрочно прекратите работу в Академии, то вынуждены будете вернуть весь остаток кредита сразу.
— А если я не смогу?
Тут уже магистр несколько удивленно воззрился на меня и я, судорожно вызвав по ассоциациям нужные воспоминания, ознакомился с тем, что происходит, если маг вовремя не отдал свои долги, закашлялся и сипло произнёс:
— Вопрос снимается, я вспомнил.
— Хорошо, — успокоенно кивнул секретарь, — а то я уж было подумал, что зелье памяти не совсем качественное было.
— Кхым, — прочистил я горло, — а остаток жалованья за те декады получить можно?
— Да, конечно, — закивал магистр, быстро пошарил рукой в папке, затем выудил оттуда несколько листов и протянул мне, — подпишите и можете идти в казначейство.
Со вздохом подписав все обязательства, по согласию с выданной мне рассрочкой от Академии и необходимостью от звонка до звонка отработать весь срок, я поплелся на первый этаж замка, где в отдельном крыле сидели все административные службы.
Да, Академия здесь представляла собой здоровенный замок, обнесённый высокой стеной, с единственными воротами в них, выходящими на центральную площадь Акарна. Наверное это когда-то был замок местного правителя, но за тысячу лет прошедшие с времён обоснования тут Академии, вспомнить что за род тут правил могли лишь самые эрудированные историки.
Стоило оказаться там, как отчётливо повеяло такой родной бюрократией. Наивные мечты, что хотя бы в мире магии всё будет по другому, разбились о суровую реальность. Казначеем оказалась типичная главбух из моего мира, дородная тётка с руками толщиной в мою ногу и басовитым голосом минимум полковника, что встретила меня, совсем не ласково оглядев.
Пришлось ещё раз выслушать, какую милость оказала мне Академия, не взыскивая всю сумму сразу. Хотя она, — казначей, была против и предлагала вместо рассрочки на три года на год меня отправить в рабство, как это практиковалось ещё полтысячи лет назад. Но ректор чересчур увлекается всеми этими новомодными веяниями, со свободой личности и правами человека. И вообще человек мягкотелый, поэтому я всё ещё на свободе, вместо того чтобы усиленно отрабатывать затраченные на меня деньги.
И так далее и в таком же духе. На двадцатой минуте, пока я ждал, когда мне, наконец, отдадут причитающееся, у меня отключилось полностью восприятие и недовольное басовитое бурчание казначейши слилось в одно сплошное, монотонное, — “бу-бу-бу”.
Выйдя оттуда часа через полтора, морально и физически выжатый насухо, я присел на диванчик в фойе, выдохнул, снова пересчитал с таким трудом выбитые деньги, сравнил их по памяти с обычными тратами Вольдемара и понял, что с этого дня и следующие три года, ожирение мне не грозит. Скорее наоборот, в пору в аскеты записываться будет.
С другой стороны, опыт преподавания в российском ВУЗе с зарплатой, на местные деньги ничуть не больше, имелся, поэтому в будущее я смотрел пусть с небольшим, но оптимизмом.
Но первым делом надо было что-то решить с одеждой и растительностью на лице.
От услуг заведений находившихся в непосредственной близости от Академии, я отказался едва услышав цены, там и с полной зарплатой делать было нечего, пошел в район попроще, затем ещё попроще, затем ещё, и в конце-концов, оказался в припортовой части города, где в воздухе витал солёный морской запах, к которому примешивался аромат протухшей селёдки с лёгкими нотками фекалий. Располагался он за чертой основных городских стен, и дома, в промежутке между портом и городом, построенные без какого-либо вменяемого плана, создавали целый хаос причудливо переплетающихся улочек, подворотен, тупиков…
Исходя из памяти Локариса, был он тут всего единожды, да и то, прибыв кораблём, быстро проскочил, стараясь побыстрее оказаться в старой части города.
Но благо, центральная прямая улица, ведущая от ворот к портовом управлению и далее к причалам, тут всё-таки была, и все самые респектабельные заведения тоже располагались на ней, не пришлось особо искать, да я и опасался лезть вглубь этих самых натуральных трущоб, заметить не успеешь, как сунут нож под ребро.
Первым на глаза мне попалось крепкое бревенчатое двухэтажное здание с изображением рулонов ткани и катушки ниток с иголкой на вывеске. “Явно имеет отношение к одежде”, — понял я и решительно толкнул дверь во внутрь.
— Добро пожаловать в “Пафнутий и сыновья”, — тут же произнёс пожилой лысеющий мужчина в жилетке поверх блузы с швейным сантиметром на шее, находившийся за стойкой внутри. Никаких стеллажей с готовой продукцией, стопок из рулонов ткани и манекенов с образцами одежды я не увидел, поэтому, на всякий случай уточнил:
— Одежду шьёте?
— В основном продаем, — дипломатично заметил тот, пробежавшись взглядом по мне, — но если господину нужен пошив, то могу посоветовать обратиться в мастерские в городе.
— Да нет, — протянул я, — мне бы что-то из готового и, желательно, подешевле.
Я ещё раз оглядел заведение, снова отмечая некоторое несоответствие тому, что ожидал увидеть.
— Ну, тогда, думаю, лучшего, чем у нас, соотношения цена-качество, вы в городе не найдёте, — без лишней скромности, заявил продавец.
И тут меня осенило.
— Э-э, а продаёте, я так понимаю, не совсем новую? — осторожно уточнил я.
— Не новую, — кивнул хозяин лавки, подтвердив мои догадки о средневековом сэкондхэнде, — но мы следим за репутацией, поэтому все вещи тщательно отстираны от крови, а порезы заштопаны. Можно сказать, почти как новые.
Он оглядел меня снова, спросил:
— Вы, я так понимаю, имеете отношение к магии?
— Самое прямое, — кивнул я, начиная понимать каким путём сюда попадает одежда.
— Тогда могу предложить несколько мантий, на выбор, — он было собирался нырнуть куда-то в дверь, за прилавком, но я его остановил, испытывая лёгкое сомнение.
— Погодите, а точно у вас будет мой размер?
Продавец оглядел меня ещё раз, намётанным взглядом. Кивнул, но затем, предложил, снимая с шеи сантиметр:
— Если хотите, могу вас обмерить, чтобы вы не сомневались.
Сказано это было тоном профессионального гробовщика, и я решил, что вполне доверяю ему и так, и попросил излишне не утруждаться.
Постояв, переминаясь с ноги на ногу, пару минут, я дождался, когда он вернется, неся в руках стопку аккуратно свёрнутых мантий разного цвета. Бросив их на прилавок, мужчина ловким движением развернул первую, тряхнул, чтобы расправились складки на ткани, и разложил во всю длину прилавка.
— Прошу, остский шелк на подкладе, снаружи крепкая хлопковая нить. Практически без повреждений, только вот здесь, сбоку, под рукавом, была пара небольших разрезов.
Он тут же показал и я рассмотрел два аккуратными стежками зашитых шовчика, сантиметра по три длиной каждый.
— Удар был нанесен специалистом своего дела, поэтому крови было минимальное количество, — меж тем, продолжал описание мантии продавец, — к тому же, сняли её с ещё тёплого трупа, можно сказать, почти с живого и эманации смерти не успели впитаться в ткань.
От таких подробностей покупать её слегка расхотелось, тем более была она какого-то, совсем не приглянувшегося мне, жёлтого цвета, и я попросил показать следующую.
— Конечно, — убрав первую, мужчина развернул передо мной уже тёмно-коричневую мантию, и тут же указал на имевшуюся на ней вышивку с правой стороны груди, представляющую собой половину защитного магического узора, выполненного из особым образом обработанных ниток.
Но когда я поинтересовался судьбой второй половины, то выяснилось, что она была насквозь прожжена магическим огнём, естественно вместе с бывшим владельцем, и поэтому эту часть просто вырезали, вшив кусок из такой же ткани.
Покивав продавцу, нахваливающему мастерство с каким мантия была отремонтирована, попросил всё-таки, показать третью, чтобы уже точно решить, что же из этого ассортимента я выберу.
— Воля ваша, — кивнул тот, и расстелил последнюю, бордового цвета.
Придирчиво рассмотрев и её, я поинтересовался:
— И какую часть меняли здесь?
— Никакую, — с лёгким превосходством ответил мужчина, — даже ни единого пореза не зашивали, ткань целёхонькая, просто в идеальном состоянии.
— И в чём подвох тогда? — нахмурил я лоб.
— Ну, — продавец замялся, — она изначально белая была, но беднягу в ней будто выжали, ни одной раны, а ткань насквозь пропитавшаяся кровью была, как ни стирали, розовый оттенок никак не сходил, пришлось перекрасить. Но вы не думайте, — спохватился он, — кровь свежая была, когда снимали мантию, ещё даже дышал, упокой боги его душу.
Меня слегка от такого передёрнуло, но выбирать не приходилось, мои финансы пели романсы и я, со вздохом, согласился. Примерил и остался вполне доволен тем как сели все три. Взгляд продавца не подвёл.
— Как на вас шили, — довольно отметил тот тоже, уточнил, — может ещё чего, по мелочи? Блузы, штаны, безрукавки?
Почесав глубокомысленно затылок, я подумал и кивнул:
— А, неси.
После чего стал обладателем нескольких кальсон и рубах, обыкновенно одеваемых под мантию, а также прекрасной шелковой блузы какого-то бретёра, судя по доброму десятку заштопанных порезов, встретившего на своём пути более умелого соперника, облегающих кожаных штанов на шнуровке и кожаной же безрукавки в которой, одев её на голый торс, я стал неуловимо походить на начинающего сутенёра.
Впрочем, тут и слова-то такого не знали. Хотя проститутки были, всплыли некоторые воспоминания Вольдемара. Куда же без них, древнейшая профессия в любом из миров.
Отсыпав продавцу деньжат, я переоделся в обновки, а затем, недолго думая, продал тут же свою старую мантию, вернув небольшую часть звонкой монеты.
Как говаривал Брежнев, экономика должна быть экономной. Да и потолстеть, в ближайшие три года мне точно не светило. В общем, расстались мы с продавцом вполне довольные сделкой.
Единственно, на выходе из лавки, поднявшееся было настроение мне подпортили, потому что стоило двери захлопнуться за моей спиной, как по улице, разбрызгивая во все стороны грязь из под больших колёс, пронеслась богато украшенная карета, понукаемая стоявшим на козлах кучером, и меня обдало с ног до головы вонючей жижой, под обидное ржание сидевших в карете юношей и девушек.
— Сволочи! — выругался в сердцах я и погрозил им вслед кулаком.
Но куда там, они и не подумали остановиться, несясь на всех парах и вскоре скрывшись за поворотом.
— И здесь мажоры на дорогих тачках, — сплюнул я, оглядывая ещё минуту назад чистую мантию.
Память услужливо подкинула формулу заклятия, которое должно было убрать загрязнение, но я, со вздохом, этот вариант отмёл, потому что, пусть грязная, но она была хотя бы целой. А что с ней могло произойти после моих экспериментов с магией, не взялся бы предсказать ни один провидец. Потому что с нею у меня всё было не то что плохо, а очень плохо.
Ещё раз послав в спину неизвестным пару проклятий, я поплёлся по улице дальше, искать брадобрея.
Глава 2
Гладко выбритый, подстриженный и от этого какой-то даже помолодевший, я поскорее распрощался с портовым районом и, ориентируясь по памяти, направил свои стопы в Новый город, большой район разросшийся за пределами городской стены на северо-западе Анкарна. Именно там Вольдемар снимал квартиру.
Что Верхний, что Нижний город, слишком кусались ценами на жильё, рассчитанное на богатеньких приезжих студентов. Когда-то на месте Нижнего города располагался порт, но с момента, как в городе появилась Академия, бывший портовый район полностью перестроили, сами доки вынесли за стены вместе с причалами, а берег превратили в красивую каменную набережную, по которой полюбили неспешно фланировать дамы с господами, а студенты после занятий распивать вино со студентками.
Ну а Новый город был, соответственно, для всех остальных, не могущих похвастаться хорошей родословной и тугим кошельком.
Стоило мне постучать в крепкую, обитую железными полосами дверь двухэтажного дома, плотно зажатого с обеих сторон соседними, как та распахнулась, и в проёме показалось сморщенное и недовольное лицо хозяйки.
— Чего надо? — грубовато произнесла та, видно не признав во мне, побритом и похудевшем, своего постояльца, но я вежливо заулыбался и произнёс:
— Миссис Шонс, это я, Вольдемар.
— Вольдемар? — та недоверчиво оглядела меня, подозрительно прищурившись, прошлась взглядом по грязной мантии, добавила с сомнением, — неужто вылечили?
— Вылечили, — кивнул я, — вот, вернулся, снова буду жить у вас.
— Ишь ты, — забурчала та неприязненно, — жить он будет. А негде у меня жить, занято.
— Как занято? — опешил я.
— А вот так!
Старуха попыталась было захлопнуть дверь прямо перед моим носом, но я не сплоховал и подставил плечо. Надавил, заставляя отступить ту внутрь. Сам зашел следом.
— Стражу позову! — визгливо вскрикнула та.
— Зови, — кивнул я, — а уж я страже расскажу, как меня не пускают в квартиру, которую я своевременно и в полном объёме оплачивал.
— Тебя не было три декады!
— Который, по вашему обращению, за меня оплачивала Академия, — вновь ответил я, — хотите чтобы с магистратом госпожа ректор связалась и поинтересовалась почему миссис Шонс обманом выманила деньги за аренду?
— Нахал, наглец! — видя шаткость собственной позиции, старуха немедленно перешла на оскорбления.
— Ничего подобного, — отмахнулся я от потока брани, — пока я плачу деньги, выселить меня не получится.
Миновав хозяйку, я уверенно пошел к лестнице на второй этаж, который, собственно и представлял собой съёмную квартиру из пары комнат и небольшого коридорчика с окном. Одна из комнат служила мне спальней, а вторая была кабинетом.
Поднявшись, вставил ключ в замок, отпер, не слушая очередные вопли за спиной, и с удовольствием закрыл дверь за собой, разом отсекая почти весь нездоровый шум.
— Так-то лучше, — довольно произнёс, демонстративно отряхнув ладони, правда, тут же чуть не споткнулся о какие-то тюки и мешки при входе. Присмотревшись, в этой же куче распознал собственный сундук, который всегда стоял в кабинете и пару чемоданов, что я хранил под кроватью в спальне.
— Вот ушлая старуха, — чертыхнулся я, — никак вещи мои сбагрить собралась.
Прихватив оба чемодана, подошел к двери спальни. Опускать поклажу и открывать дверь рукой было лень, поэтому я просто пинком распахнул её, вваливаясь внутрь и мстительно бросая чемоданы на пол. Специально погромче, чтобы миссис Шонс было лучше слышно.
Грохнуло знатно, как никак углы были отделаны металлом на клёпках и сразу за этим раздался резкий женский вскрик. Вот только кричала не бабка внизу, крик раздался прямо в комнате, заставив меня в ступоре замереть. А затем я увидел, как с кровати на меня всё расширяющимися глазами смотрит молодая девушка в одном полупрозрачном пеньюаре.
— А-а! — испуганно заголосила она, судорожно натягивая на себя одеяло и прижимаясь к высокой спинке кровати, — не подходи! Не подходи!