Поверь: когда слепней и комаров Вокруг тебя летает рой журнальный, Не рассуждай, не трать учтивых слов, Не возражай на писк и шум нахальный: Ни логикой, ни вкусом, милый друг, Никак нельзя смирить их род упрямый. Сердиться грех – но замахнись и вдруг Прихлопни их проворной эпиграммой. Движение*
Движенья нет, сказал мудрец брадатый1. Другой смолчал2 и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить; Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однако ж прав упрямый Галилей. Соловей и кукушка*
В лесах, во мраке ночи праздной Весны певец разнообразный Урчит, и свищет, и гремит; Но бестолковая кукушка, Самолюбивая болтушка, Одно куку свое твердит, И эхо вслед за нею то же. Накуковали нам тоску! Хоть убежать. Избавь нас, боже, От элегических куку! Дружба*
Что дружба? Легкий пыл похмелья, Обиды вольный разговор, Обмен тщеславия, безделья Иль покровительства позор. «Всё в жертву памяти твоей…»*
Всё в жертву памяти твоей: И голос лиры вдохновенной, И слезы девы воспаленной, И трепет ревности моей, И славы блеск, и мрак изгнанья, И светлых мыслей красота, И мщенье, бурная мечта Ожесточенного страданья. Сцена из Фауста*
БЕРЕГ МОРЯ. ФАУСТ И МЕФИСТОФЕЛЬ
Фауст
Мне скучно, бес. Мефистофель
Что делать, Фауст? Таков вам положен предел, Его ж никто не преступает. Вся тварь разумная скучает: Иной от лени, тот от дел; Кто верит, кто утратил веру; Тот насладиться не успел, Тот насладился через меру, И всяк зевает да живет – И всех вас гроб, зевая, ждет. Зевай и ты. Фауст
Сухая шутка! Найди мне способ как-нибудь Рассеяться. Мефистофель
Доволен будь Ты доказательством рассудка. В своем альбоме запиши: Fastidium est quies[15] – скука Отдохновение души. Я психолог… о, вот наука!.. Скажи, когда ты не скучал? Подумай, поищи. Тогда ли, Как над Виргилием дремал, А розги ум твой возбуждали? Тогда ль, как розами венчал Ты благосклонных дев веселья И в буйстве шумном посвящал Им пыл вечернего похмелья? Тогда ль, как погрузился ты В великодушные мечты, В пучину темную науки? Но, помнится, тогда со скуки, Как арлекина, из огня Ты вызвал наконец меня. Я мелким бесом извивался, Развеселить тебя старался, Возил и к ведьмам и к духам, И что же? всё по пустякам. Желал ты славы – и добился, Хотел влюбиться – и влюбился. Ты с жизни взял возможну дань, А был ли счастлив? Фауст
Перестань, Не растравляй мне язвы тайной. В глубоком знанье жизни нет – Я проклял знаний ложный свет, А слава… луч ее случайный Неуловим. Мирская честь Бессмысленна, как сон… Но есть Прямое благо: сочетанье Двух душ… Мефистофель
И первое свиданье, Не правда ль? Но нельзя ль узнать Кого изволишь поминать, Не Гретхен ли? Фауст
О сон чудесный! О пламя чистое любви! Там, там – где тень, где шум древесный, Где сладко-звонкие струи – Там, на груди ее прелестной Покоя томную главу, Я счастлив был… Мефистофель
Творец небесный! Ты бредишь, Фауст, наяву! Услужливым воспоминаньем Себя обманываешь ты. Не я ль тебе своим стараньем Доставил чудо красоты? И в час полуночи глубокой С тобою свел ее? Тогда Плодами своего труда Я забавлялся одинокий, Как вы вдвоем – всё помню я. Когда красавица твоя Была в восторге, в упоенье, Ты беспокойною душой Уж погружался в размышленье (А доказали мы с тобой, Что размышленье – скуки семя). И знаешь ли, философ мой, Что́ думал ты в такое время, Когда не думает никто? Сказать ли? Фауст
Говори. Ну, что? Мефистофель
Ты думал: агнец мой послушный! Как жадно я тебя желал! Как хитро в деве простодушной Я грезы сердца возмущал! Любви невольной, бескорыстной Невинно предалась она… Что ж грудь моя теперь полна Тоской и скукой ненавистной?.. На жертву прихоти моей Гляжу, упившись наслажденьем, С неодолимым отвращеньем: Так безрасчетный дуралей, Вотще решась на злое дело, Зарезав нищего в лесу, Бранит ободранное тело; Так на продажную красу, Насытясь ею торопливо, Разврат косится боязливо… Потом из этого всего Одно ты вывел заключенье… Фауст
Сокройся, адское творенье! Беги от взора моего! Мефистофель
Изволь. Задай лишь мне задачу: Без дела, знаешь, от тебя Не смею отлучаться я – Я даром времени не трачу. Фауст
Что там белеет? говори. Мефистофель
Корабль испанский трехмачтовый, Пристать в Голландию готовый: На нем мерзавцев сотни три, Две обезьяны, бочки злата, Да груз богатый шоколата, Да модная болезнь1: она Недавно вам подарена. Фауст
Всё утопить. Мефистофель
Сейчас. (Исчезает)
Зимний вечер*
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит. Наша ветхая лачужка И печальна и темна. Что же ты, моя старушка1, Приумолкла у окна? Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена? Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей. Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила; Спой мне песню, как девица За водой поутру шла. Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей. «В крови горит огонь желанья…»*
В крови горит огонь желанья, Душа тобой уязвлена, Лобзай меня: твои лобзанья Мне слаще мирра и вина. Склонись ко мне главою нежной, И да почию безмятежный, Пока дохнет веселый день И двигнется ночная тень. «Вертоград моей сестры…»*
Вертоград моей сестры, Вертоград уединенный; Чистый ключ у ней с горы Не бежит запечатленный. У меня плоды блестят Наливные, золотые; У меня бегут, шумят Воды чистые, живые. Нард, алой и киннамон Благовонием богаты: Лишь повеет аквилон, И закаплют ароматы. Буря*
Ты видел деву на скале В одежде белой над волнами, Когда, бушуя в бурной мгле, Играло море с берегами, Когда луч молний озарял Ее всечасно блеском алым И ветер бился и летал С ее летучим покрывалом? Прекрасно море в бурной мгле И небо в блесках без лазури; Но верь мне: дева на скале Прекрасней волн, небес и бури. «Люблю ваш сумрак неизвестный…»*
Люблю ваш сумрак неизвестный И ваши тайные цветы, И вы, поэзии прелестной Благословенные мечты! Вы нас уверили, поэты, Что тени легкою толпой От берегов холодной Леты Слетаются на брег земной И невидимо навещают Места, где было всё милей, И в сновиденьях утешают Сердца покинутых друзей; Они, бессмертие вкушая, Их поджидают в Элизей, Как ждет на пир семья родная Своих замедливших гостей… Но, может быть, мечты пустые – Быть может, с ризой гробовой Все чувства брошу я земные, И чужд мне будет мир земной; Быть может, там, где всё блистает Нетленной славой и красой, Где чистый пламень пожирает Несовершенство бытия, Минутных жизни впечатлений Не сохранит душа моя, Не буду ведать сожалений, Тоску любви забуду я… Прозаик и поэт*
О чем, прозаик, ты хлопочешь? Давай мне мысль какую хочешь: Ее с конца я завострю, Летучей рифмой оперю, Взложу на тетиву тугую, Послушный лук согну в дугу. А там пошлю наудалую, И горе нашему врагу! «Хотя стишки на именины…»*
Хотя стишки на именины Натальи, Софьи, Катерины Уже не в моде, может быть, Но я, ваш обожатель верный, Я в знак послушности примерной Готов и ими вам служить. Но предаю себя проклятью, Когда я знаю, почему Вас окрестили благодатью! Нет, нет, по мненью моему, И ваша речь, и взор унылый, И ножка (смею вам сказать) – Всё это чрезвычайно мило, Но пагуба, не благодать. «Что с тобой, скажи мне, братец…»*
Что с тобой, скажи мне, братец. Бледен ты, как святотатец, Волоса стоят горой! Или с девой молодой Пойман был ты у забора, И, приняв тебя за вора, Сторож гнался за тобой, Иль смущен ты привиденьем, Иль за тяжкие грехи, Мучась диким вдохновеньем, Сочиняешь ты стихи? С португальского*
Там звезда зари взошла, Пышно роза процвела. Это время нас, бывало, Друг ко другу призывало. На постеле пуховой Дева сонною рукой Отирала сонны очи, Удаляя грезы ночи. И являлася она У дверей иль у окна Ранней звездочки светлее, Розы утренней свежее. Лишь ее завижу я, Мнилось, легче вкруг меня Воздух утренний струился; Я вольнее становился. Меж овец деревни всей Я красавицы моей Знал любимую овечку – Я водил ее на речку. На тенистые брега, На зеленые луга; Я поил ее, лелеял, Перед ней цветы я сеял. Дева издали ко мне Приближалась в тишине, Я, прекрасную встречая, Пел, гитарою бряцая: «Девы, радости моей, Нет! на свете нет милей! Кто посмеет под луною Спорить в счастии со мною? Не завидую царям, Не завидую богам, Как увижу очи томны, Тонкий стан и косы темны». Так певал бывало ей, И красавицы моей Сердце песнью любовалось; Но блаженство миновалось. Где ж красавица моя! Одинокий плачу я – Заменили песни нежны Стон и слезы безнадежны. Начало I песни «Девственницы»*
Я не рожден святыню славословить, Мой слабый глас не взыдет до небес; Но должен я вас ныне приготовить К услышанью Йоанниных чудес. Она спасла французские лилеи. В боях ее девической рукой Поражены заморские злодеи. Могучею блистая красотой, Она была под юбкою герой. Я признаюсь – вечернею порой Милее мне смиренная девица – Послушная, как агнец полевой; Иоанна же была душою львица, Среди трудов и бранных непогод Являлася всех витязей славнее И, что всего чудеснее, труднее, Цвет девственный хранила круглый год. О ты, певец сей чудотворной девы1, Седой певец, чьи хриплые напевы, Нестройный ум и бестолковый вкус В былые дни бесили нежных муз, Хотел бы ты, о стихотворец хилый, Почтить меня скрыпицею своей, Да не хочу. Отдай ее, мой милый, Кому-нибудь из модных рифмачей. «Твое соседство нам опасно…»*
Твое соседство нам опасно, Хоть мило, может быть, оно – Так утверждаю не напрасно И доказать не мудрено. Твой дом, учтивая беседа И шутки . . . . . пополам Напоминают живо нам И впрямь Опасного соседа1. «Наш друг Фита Кутейкин в эполетах…»*
Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах, Бормочет нам растянутый псалом: Поэт Фита, не становись Ферто́м! Дьячок Фита, ты Ижица1 в поэтах! «Quand au front du convive, au beau sein de Delie»*
Quand au front du convive, au beau sein de Délie La rose éblouissante a terminé sa vie. ——— Soudain se détachant de sa tige natale Comme un léger soupir sa douce âme s'exhale, Aux rives Elysées ses mânes parfumés Vont charmer du Lethé les bords inanimés.[16] «Лишь розы увядают…»*
Лишь розы увядают, Амврозией дыша, В Элизий улетает Их легкая душа. И там, где волны сонны Забвение несут, Их тени благовонны Над Летою цветут. Наброски к замыслу о Фаусте*
I «Скажи, какие заклинанья Имеют над тобою власть?» – Все хороши: на все призванья Готов я как бы с неба пасть. Довольно одного желанья – Я, как догадливый холоп, В ладони по-турецки хлоп, Присвистни, позвони, и мигом Явлюсь. Что делать – я служу, Живу, кряхчу под вечным игом. Как нянька бедная, хожу За вами – слушаю, гляжу. II – Вот Коцит, вот Ахерон, Вот горящий Флегетон. Доктор Фауст, ну смелее, Там нам будет веселее. – – Где же мост? – Какой тут мост, На вот – сядь ко мне на хвост. ——— – Кто идет? – Солдат. – Это что? – Парад. – Вот обер-капрал, Унтер-генерал. ——— – Что горит во мгле? Что кипит в котле? – – Фауст, ха-ха-ха, Посмотри – уха, Погляди – цари. О, вари, вари!.. III – Так вот детей земных изгнанье? Какой порядок и молчанье! Какой огромный сводов ряд, Но где же грешников варят? Всё тихо. – Там, гораздо дале. – Где мы теперь? – В парадной зале. ——— – Сегодня бал у Сатаны – На именины мы званы – Смотри, как эти два бесенка Усердно жарят поросенка, А этот бес – как важен он, Как чинно выметает вон Опилки, серу, пыль и кости. – Скажи мне, скоро ль будут гости? ——— – Что козырь? – Черви. – Мне ходить. – Я бью. – Нельзя ли погодить? – Беру. – Кругом нас обыграла. – Эй, смерть! Ты, право, сплутовала. – Молчи! ты глуп и молоденек. Уж не тебе меня ловить. Ведь мы играем не из денег, А только б вечность проводить! ——— – Кто там? – Здорово, господа! – Зачем пожаловал сюда? – Привел я гостя. – Ах, создатель!.. – Вот доктор Фауст, наш приятель – – Живой! – Он жив, да наш давно – Сегодня ль, завтра ль – всё равно. – Об этом думают двояко; Обычай требовал, однако, Соизволенья моего, Но, впрочем, это ничего. Вы знаете, всегда я другу Готова оказать услугу… Я дамой… – Крой! – Я бью тузом… – Позвольте, козырь. – Ну, пойдем… «Я был свидетелем златой твоей весны…»*
Я был свидетелем златой твоей весны; Тогда напрасен ум, искусства не нужны И самой красоте семнадцать лет замена. Но время протекло, настала перемена, Ты приближаешься к сомнительной поре, Как меньше женихов толпятся на дворе, И тише звук похвал твой слух обворожает, А зеркало смелей грозит и упрекает. Что делать… утешься и смирись, От милых прежних прав заране откажись, Ищи других побед – успехи пред тобою, Я счастия тебе желаю всей душою, . . . . . . . . а опытов моих, Мой дидактический, благоразумный стих. «Семейственной любви и нежной дружбы ради…»*
Семейственной любви и нежной дружбы ради Хвалю тебя, сестра! не спереди, а сзади. VARIANTES EN L'HONNEUR DE M-LLE NN[17]
Почтения, любви и нежной дружбы ради Хвалю тебя, мой друг, и спереди и сзади. «Блестит луна, недвижно море спит…»*
Блестит луна, недвижно море спит, Молчат сады раскошные Гассана. Но кто же там во мгле дерев сидит На мраморе печального фонтана? Арап-евнух, гарема страж седой, И с ним его товарищ молодой. «Мизрур, недуг тоски душевной Не от меня сокроешь ты. Твой мрачный взор, твой ропот гневный, Твои свирепые мечты Уже давно мне всё сказали. Я знаю – жизнь тебе тяжка. А что виной твоей печали? Мой сын, послушай старика». «Заступники кнута и плети…»*
Заступники кнута и плети, О знаменитые князья, За них жена моя и дети Вам благодарны, как и я. За вас молить я бога буду И никогда не позабуду, Когда по делу позовут Меня на новую расправу, За ваше здравие и славу . . . . мой первый кнут. «Словесность русская больна…»*
Словесность русская больна. Лежит в истерике она И бредит языком мечтаний, И хладный между тем зоил Ей Каченовский застудил Теченье месячных изданий. «На небесах печальная луна…»*
На небесах печальная луна Встречается с веселою зарею, Одна горит, другая холодна. Заря блестит невестой молодою, Луна пред ней, как мертвая, бледна. Так встретился, Эльвина, я с тобою. Из письма к Вяземскому («Сатирик и поэт любовный…»)*
Сатирик и поэт любовный, Наш Аристип и Асмодей, Ты не племянник Анны Львовны, Покойной тетушки моей. Писатель нежный, тонкий, острый, Мой дядюшка – не дядя твой, Но, милый, – музы наши сестры, Итак, ты всё же братец мой. Из письма к Вяземскому («В глуши, измучась жизнью постной…»)*
В глуши, измучась жизнью постной, Изнемогая животом, Я не парю – сижу орлом И болен праздностью поносной. Бумаги берегу запас, Натугу вдохновенья чуждый, Хожу я редко на Парнас, И только за большою нуждой. Но твой затейливый навоз Приятно мне щекотит нос: Хвостова он напоминает, Отца зубастых голубей1, И дух мой снова позывает Ко испражненью прежних дней. «Брови царь нахмуря…»*
Брови царь нахмуря, Говорил: «Вчера Повалила буря Памятник Петра». Тот перепугался. «Я не знал!.. Ужель?» – Царь расхохотался: «Первый, брат, апрель!» Говорил он с горем Фрейлинам дворца: «Вешают за морем . . . . . . . . То есть разумею, – Вдруг примолвил он, – Вешают за шею, Но жесток закон». «От многоречия отрекшись добровольно…»*
От многоречия отрекшись добровольно, В собранье полном слов не вижу пользы я; Для счастия души, поверьте мне, друзья, Иль слишком мало всех, иль одного довольно. Из Вольтера*
