Оценщик. Том 1

— Т-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-к, — протянул я, глядя на громадный цилиндрический автоклав, который стоял в центре помещения. — И это барахло я притащил из страны Восходящего Буккакэ?

— Нет! — послышался раздраженный сварливый окрик за моей спиной, сопровождающийся звуками шкрябанья металла по бетону. — Ты привез вот это! Ох, фотонмне в нос, какая тяжелая! Да помоги мне!

Развернувшись, я посмотрел на довольно любопытную картину.

Невысокий, толстенький, с проплешиной, подозрительно похожей на отпечаток сапога, в паре метров от меня находился Доктор Зло.

Так мы (совершенно серьезно) зовем главного научника Корпорации, безумного технофашиста, в обязанности которого входит как изучение, так и повторение образцов техники до Веков Колонизации, так и создание новых образцов вооружения и защиты для бойцов организации.

Проблема заключалась в том, что рабочих образцов первого типа практически не осталось (либо мы до них еще не добрались), а для второго у него имелся штат сотрудников, лучших на планете.

Сам же Доктор Зло занимался какой-то безумной евгеникой и самыми невероятными опытами с безжалостностью и холодным расчетом на уровне своего негласного кумира — старого нацистского ублюдка по имени Менгеле, который ставил опыт над военнопленными в концентрационном лагере где-то в середине двадцатого века.

Менгеле и его шайка — конченные на весь гипотоламус, но вслух при Доке об этом лучше не говорить, если нет желания писать через трубочку, торчащую из мочевого пузыря.

Совет Директоров закрывал глаза на его безумные опыты, потому что этот ублюдок как-то убедил «деметиев», что только бескомпромиссные опыты на тех, кого не жалко, двигают прогресс.

За такое бы ему голову повернуть до щелчка в сторону спины, но, в нашем мире навряд ли подобное можно считать чем-то из ряда вон выходящим по сравнению с тем, чем мы занимаемся.

И, что еще хуже, этот ублюдок в самом деле добивался результатов, которые шли на пользу Корпорации.

То заразит военнпленных какой-то там чумой, и через месяц разрабатывает лекарство.

То оперирует инсультников, ковыряясь в их мозгах с упорством пекаря, замешивающего тесто и, хоп, сюрприз, — человек вместо овоща превращается в среднестатистического работягу.

Изменение лучших из лучших солдат и превращение их в биологически измененных киборгов, напичканных имплантами для взаимодействия с полимерной броней, что крепче полуметровой гомогенной брони, но невероятно дорога в производстве, тоже его извилин дело.

Даже конура, в котором мы находились, вполне сходится со всеми представлениями о сумрачном ученом-психопате.

Какой-то дрянной, но просторный подвал, заставленный многочисленным оборудованием непонятного мне назначения, в котором из освещения лишь несколько панелей, мощности которых хватает разве что видеть автоклав и небольшое пространство вокруг него.

И сейчас Доктор пытался сдвинуть с места тот самый саркофаг, который я привез из Японии.

— Док, ты бы не напрягался, извилины распрямишь, — предостерег я научника от травмы. — Твои мозги нужны Корпорации.

— Шел бы ты в задницу, Смелый, — Док с чувством пнул саркофаг и посмотрел на меня. — Эта древняя хреновина весит целую тонну. Перенеси ее во-о-он туда, к камере.

Н-да…

Сам суперсолдат создает, а ящик весом в тридцать килограмм не может перенести туда, куда следует.

Выполнив его просьбу, поинтересовался:

— Так что происходит, Док? Зачем меня выдернули из Японии? И что это за саркофаг?

Плешивый посмотрел на меня как на биомассу (вполне обычное его отношение ко всем, кто ниже его по положению в Корпорации, где он и такие как он на ступень ниже Директоров направления).

— Сейчас придет госпожа Директор по Азиатскому направлению и все тебе объяс…

— Доктор! — раздался знакомый визгливый голосок со стороны входной двери, откуда послышался цокот копы… эм, каблуков. — Оборудование готово?

— Одну минуту, госпожа Директор, — мгновенно заюлил Доктор Зло, превращаясь из сварливого ублюдка в лебезящего гаденыша.

Ага, вот прям книжный штамп засранца, находящегося в услужении более влиятельного засранца.

— Я уже протестировал модуль, так что нужно лишь подключить к рабочей камере и дело пойдет… — бормотал Док.

— Вот и займитесь этим!

В круг света вошла Директор по Азиатскому направлению.

Руководство Корпорации вообще не особо заморачивается с тем, чтобы разглашать собственные имена.

Обходятся должностями, мол, часть корпоративной этики.

Я же думаю, что это еще один пунктик в пользу того, что чем выше начальство, тем меньше оно хочет, чтобы мы знали о них.

У меня вот есть имечко и фамилия.

Мало кому они интересны, вообще-то, несмотря на то, что я, как и Док, подчиняюсь напрямую Директору направления.

Не говоря уже о том, что командую войсками, покоряющими целые страны по всему миру.

Ходил слушок, что солдатам и жителям вообще хотели номера выдать, чтобы максимально обезличить, но тут начали возмущаться евреи, что-то там про страдания предков начали заяснять и традиционно выеживаться, как змея с колом в жопе.

Поговаривают, что именно поэтому по ним и прошлись как катком — чтобы хоть в этом столетии заткнуть.

Не знаю, был ли это черный юмор или нет, но у всего населения, с кем я знаком, по-прежнему имена и фамилии.

А вот выжившим евреям номера выписали и на руке набили.

Это, кстати, идея Доктора Зло.

— Капитан, — на лице породистой суки, коей являлась Директор по Азиатскому направлению с эмоциями было так же богато, как и у арабов с колодцами воды в Сахаре.

— Директор, — ответил я тем же тоном, быстро оглядев с ног до головы одетую в цветастое шелковое кимоно до середины бедра и ботфорты выше колена.

Стиль — это не про нее.

Интересно, мне стоит говорить, что этот тип кимоно, который она любит носить, подчеркивая направление своей работы, на самом деле носили не богатые японские аристократки, а элитные шлюхи в двадцать третьем веке?

Одна японочка рассказала.

Впрочем, учитывая, что она в самой середине властного бутерброда Корпорации, то кем ей еще быть?

— Вы как всегда прекрасны…

— Засунь свой неугомонный язык знаешь куда?! — фыркнула на меня обладательница типично азиатской внешности, правда с насыщенным смуглым оттенком кожи.

Что поделать, такие они, филиппинки.

— Знаю, госпожа Директор, — усмехнулся я. — Всюду, куда можно засунуть мой язык, он уже бывал. Ну, вы в курсе…

«Идет начисление очков злодейства».

— Ублюдок, — фыркнула она, но более спокойным тоном.

Ба-атаюшки, да она как-никак в хорошем настроении!

Неужто перманентные месячные иссякли?

Хм, странно, а признаков такой объемной потери крови не заметно.

— Готовы к заданию? — спросила она.

— Моей готовности даже советские пионеры бы позавидовали, — кивнул я. — Но, был бы признателен по старой дружбе, если б мне хоть какой-нибудь инструктаж провели.

Лицо Директора превратилось в каменную маску.

Ох, как она не любит выражение «по-дружбе», да еще в моем исполнении.

У этого явления есть своя история, о которой лучше сейчас не вспоминать.

Смешно и пошло — все, как я люблю.

Но, рядом с ней мне вот прям не хочется возбуждаться.

И дело тут даже не в том, что бронетрусов на мой костюм не найти на складе — как-никак, а делается все на заказ.

Просто она обещала отгрызть мне «Пизанскую башню», если еще раз увидит мою победу над гравитацией.

Вот парадокс.

Такой пост должен был ее научить быть более стрессоустойчивой, а стоило только залит лицо белком, так сразу: «Мои глаза, мои глаза!».

— Слушай сюда, капитан, — прорычала она мне в лицо. — Задание секретное и нет никаких гарантий, что в процессе его выполнения ты не сдохнешь…

Я посмотрел на наручный компьютер, который, помимо отражения моих очков злодейства выполнял еще и несколько других функций.

Например — вывел голограмму календаря.

— Какого хрена ты творишь, Смелый?

«В голову тебя сношаю, но в этот раз — исключительно морально», — подумал я, делая вид, будто заинтересовался днем недели.

— Хм, сегодня понедельник… А почему присказка прозвучала как будто выходной?

— Ублюдок!

Не-не-не, я точно знаю, что являюсь законнорожденным сыном своих родителей.

— Ничего не понимаю! — воскликнул технофашист из-за своей машины судного дня.

Почему так назвал ее?

Да хрен знает — никак не могу понять что это за срань, но есть недобрые предположения, что она имеет обыкновение открываться и пожирать людей.

— Что там, Доктор?

— Здесь какая-то надпись на японском! Прямо на крышке!

— Маркировка?

— Да нет, баллончиком нанесена. Похоже на то, что она проявляется только при напитывании светом… Сейчас воспользуюсь переводчиком…

Брови Директора пошли вразлет, а глаза сошлись у переносицы.

— Совсем как в первый раз, когда я достал до твоих гланд, — ее лицо аж судорога сотрясла.

— Доктор, что там за надпись? — потребовала она ответа.

— Хентай с кошкодевками…

— Чего?! — ее глаза чуть из орбит не полезли.

— Госпожа Директор, так написано! — заикаясь произнес Доктор. — «Хентай с кошкодевками!»

— Твоих рук дело? — эх, она слишком хорошо меня знает.

— Честно слово, это Божественный Тэнно сделал, — перекинул я ответственность на труп. — Вот прям как на духу. Захожу к нему в покои, а он свой даньтянь в руке держит, огромный такой, метров десять в длину, красный, как падающий метеорит, поглаживает эту штуку и кричит: «Я не отдам тебе мое сокровище, это наследие моих предков!». Видать подписал, чтобы не перепутать порнушку со зверолюдами с собственным хоумвидео с конями.

— Какие еще кони? — опешила она.

Ага, это из новенького.

— Дык, а кого ж он шпилил с таким «одиноким самураем»? Я японок с такими «кольскими сверхглубокими» еще не встречал. Слово даю — лично каждую проверил. Если б нашел такую — привез бы вам в качестве сувенира.

Правда, Директор бы ей все равно фору дала, как-никак я два года на ней «отбойным молотком» работал, шахту углубил до самого ядра.

Все было почти так, как я и описал.

С одним только различием.

Император держал в руке не свой елдак, а плазменное копье, которым мне чуть башку не отчекрыжил.