Самый крупный экспонат

Леонид Моргун

САМЫЙ КРУПНЫЙ ЭКСПОНАТ

В детстве по вечерам Дениска любил сидеть на коленях у деда и слушать его рассказы о Земле.

Почему-то дед избегал рассказывать о своих приключениях в Космосе.

Хотя порассказать он мог бы немало.

В молодости он работал на исследовательских судах.

Дениска знал назубок все книжки в пестрых обложках о походах деда на славном «Громоносце», и о его друге Кире Вейсхольте, и о другом его друге Аке Борзом.

И о предательстве капитана Стормбрейнджера, и о посадке на Жадную планету, и о стычке со стимволами, и о приключениях в Иллюзиане, и о многом, многом другом.

Однако стоило попросить деда рассказать о своих путешествиях, как он немедленно хмурился, ворчал, замыкался в себе, да так, что потом из него весь вечер слова не вытянешь.

Но старое, иссеченное шрамами и морщинами лицо его разглаживалось и словно озарялось каким-то внутренним светом, когда он начинал рассказывать о красавице-Земле, о прошлом ее и настоящем. О злобных королях и благородных рыцарях, о кровопролитных войнах, о приключениях трех мушкетеров и отважном Спартаке, о пирамидах и заколдованных замках, о многомиллионных городах и о джунглях, где водились змеи, крокодилы и обезьяны, о заснеженных вершинах гор, о тенистой прохладе лесов и о таинственном, грозном и ласковом Океане.

Иногда Дениска спрашивал:

— Деда, а какое оно, море? Это много-много соленой воды, да?

И тогда дед рассказывал об огромных, величиной с добрую метеоракету, но добродушных китах, об их меньших братьях, коварных кашалотах, о Великом Кракене и о людях, которые на крохотных парусных суденышках покоряли моря, об их враге — Летучем Голландце, и об их друзьях-дельфинах.

И долго потом после этих разговоров смотрел мальчик в иллюминатор, где в бездонной космической черноте повис крохотный Красный Карлик — их маленькое неласковое солнце, искал в телескоп далекую родину предков.

Минуло время, и Дениска превратился в лихого штурмана Дена.

Теперь уже он гонял корабли по всей Галактике, водил и грузовые «трампы», и пассажирские «кабы», и исследовательские «лэбы».

Уходил за сотни светолет и возвращался домой после многомесячных странствий, осунувшийся и побледневший или загоревший под чужим солнцем. Порой по полгода валялся он по больницам после облучения, неделями в барокамерах привыкал к нормальному давлению и не расставался с гравикомпенсатором, отвыкая от перегрузок. А отдохнув с неделю дома, вновь забрасывал на плечо потрепанный ранец — и снова в рейс.

Однажды по возвращении из полета не застал он дома никого.

Умер дед, за ним схоронили мать, погибшую при аварии в порту.

Вышла замуж и улетела куда-то за Сектор сестренка. Один остался штурман Ден. Не было у него ни семьи, ни жены, ни детей.

Не успел он ими вовремя обзавестись. Как-то не до того было.

А после этого рейса на него и подавно никто бы не позарился.

Потому что после катастрофы в поясе Антропа собирали нашего Дена по кусочкам.

Ему была назначена хорошая пенсия и все льготы, предусмотренные для ветеранов. В Управлении ему предложили хорошие и непыльные должности диспетчера, смотрителя станции, лоцмана. Но Ден отказался.

Он устал от Космоса.

Ему было тридцать пять лет, но все его называли Старым Деном.

Он и в самом деле был стар. Своими сединами и неуверенной космолетской походкой он походил на покойного деда, а опытом и рассудительностью превосходил многих старых шкиперов. Он замкнулся в себе, никого не принимал и ни к кому не ходил. Целыми днями лежал в своем доме и все думал, думал неизвестно о чем. И вот как-то раз, разложив по полочкам все свои мысли, он принял решение, собрался и отправился в Управление.

Председатель принял его радушно. Они потолковали о том, о сем. А потом Ден с места и в карьер потребовал себе путевку на Землю. Председатель сразу сник. Он попытался было подсунуть штурману другие курорты, но Ден твердо стоял на своем. Тогда председатель сознался, что с путевками дело обстоит туго и что очередь на них занимают уже на следующее столетие.

Тогда Ден собрал свои пожитки и сел на астролайнер «Каллипсо», совершающий регулярные рейсы между Саннио и Старлайтом. В метрополии он явился в Центральный комитет союза космонавтов. Там ему повезло. Заместителем председателя оказался его однокашник Иври Смит. Спустя неделю Ден уже поднимался по трапу суперлайнера «Терра нова», и в кармане его куртки лежала путевка, курортная карта, талоны на питание и обратный билет на Саннио.

Полет длился долгие две недели. Однако пассажирам не давали скучать. К их услугам были гимнастический зал с плавательным бассейном, кино- и роботеатры, бары, дансинги и аттракционы.

Каждые два-три дня объявлялись какие-нибудь викторины, лотереи и столь же шумные празднества.

Однако к концу первой недели Ден почувствовал, что сыт по горло всем этим карнавалом. Фальшью веяло от развеселых утренников и вечеринок. Ложной и показной казалась ему заботливость штата развлекателей.

И с еще большей жадностью поглощал он книгофильмы о Земле.

Сутками не выходя из видеотеки, он грезил, лежа под колпаком гипновизора, о пляжах Гавайев и рынках Сингапура, о небоскребах Нью-Йорка и необъятных просторах африканских саванн.

По мере приближения туристического поезда к заветной цели он вместе со всеми выходил полюбоваться уникальными станциями-торами Урана, густонаселенными кольцами Сатурна, живописными венерианскими заводами и куполообразными крышами марсианских городов.

Когда они остановились на ночлег в Астрограде, главном городе Луны, Ден уже не мог заснуть. Всю ночь глядел он на большой сине-зеленый шар, повисший над горизонтом. И глаза его наполнялись слезами, причин которых не знал никто, да и сам он в том числе. И губы его шептали что-то, одновременно походившее и на горькую исповедь, и на признание в любви…

Утром его ждало первое разочарование. Всех отдыхающих собрали в большом зале, и чертовски хорошенькая стюардесса, нежно улыбаясь, объявила им, что правительство Солнечной системы, проявляя исключительную заботу о безопасности населения планеты и здоровье жителей иных миров, издало постановление, согласно которому жителям планеты Земля не рекомендовалось вступать в прямые контакты с инопланетянами во избежание заражения тех и других опасными болезнями, которые, возможно, бытовали как на Земле, так и в колониях. Множество бактерий, объясняла она, совершенно безвредных для землян, оказывались смертельно опасными для жителей стерильных космических поселений. И наоборот, какой-нибудь безобидный венерианский грибок мог вызвать целую пандемию на Земле. Самая тщательная дезинфекция не могла дать стопроцентной гарантии безопасности, ибо многие микробы обладали способностью глубоко затаиться в организме и напасть исподтишка.

Поэтому, со вздохом заключила девушка, туристы должны свыкнуться с мыслью, что знакомиться с Землей им придется, не выходя непосредственно на ее поверхность.

— В изящных и уютных гравилетах вы сможете осмотреть каждый уголок нашей планеты, не подвергая ни малейшей опасности себя и своих близких! — ослепительно улыбаясь, завершила стюардесса. В зале установилось неловкое, недовольное молчание.

— А сопровождать нас будут такие же хорошенькие девушки, как вы? — пробасил кто-то с галерки.

— А это уж сможете оценить сами! — лукаво улыбнулась стюардесса.

В зале засмеялись. Напряжение сразу спало, и туристы, шутя и переговариваясь, оживленной стаей направились к выходу.

В ракетах их отвозили на станцию «Страт», неподвижно подвешенную в стратосфере Земли. Там их рассаживали по элегантным сорокаместным гравилетам, которые плавно отрывались от пирсов станции и опускались в глубины земной атмосферы.

Аэробус опустился на посадочное поле и пополз к грандиозному кубу из стекла и металла. Комплексная турбаза «Привет» возвышалась над лесом.

После регистрации туристы в сопровождении служительниц разбрелись по номерам, а спустя два часа потянулись в столовую.

Ден заказал ужин в номер. Он был зол на весь белый свет. И на землян в частности. Они казались ему спесивыми выскочками, самодовольно упивающимися собственной принадлежностью к колыбели человечества.

— Ишь, чего выдумали! — хмуро ворчал он. — Болезней они испугались. Если бы все, как вы, всего боялись, шиша два бы вы Америку открывали, не говоря уже о Космосе.

Но в глубине души он был согласен с такими строгостями, так как прекрасно помнил, что из-за одного небрежного матроса с «Галактиона» на Сваме заболело пятьсот человек. И его корабль почти полгода простоял в карантине, сорвав сроки поставки дорогого оборудования. И все-таки, чего бы он только не дал за то, чтобы только раз глотнуть земного воздуха!

Ден попытался было открыть окно, но не смог.

Стекло было крепко-накрепко вделано в раму, а рама в стену.

Скрипнув зубами, Ден швырнул в окно тяжелой малахитовой плевательницей. Плевательница разбилась.

Ден внимательно исследовал стекло. Кристаллических анализаторов у него не было, но и без того было ясно, что оно сделано из сверхпрочного клабестового кварцита, который не плавится даже в сопле фотонного двигателя.

Он заказал себе гипнофильм и погрузился в мир захватывающих приключений командора Вернона.

Спустя два часа он заснул тяжелым сном и проснулся лишь на рассвете. Легкие пыльные солнечные лучики пробивались сквозь шторы. Ден откинул гардину и увидел огромное, алое, торжественно восходившее над миром солнце.

В коридоре раздалось шлепанье чьих-то босых ног.

Кто-то громко и нарочито томно звал Татьяну.

«Та-ти-а-на… — подумал Ден. — Что-то очень древнее и очень-очень знакомое… Ужели милая Татьяна…» В душе что-то шевельнулось. Может быть, это было воспоминание о девочке с густыми рыжими волосами, сидевшей за соседней партой, а может быть, тоска по большой любви, о которой мечтал всю жизнь и которой так и не испытал… Кто знает?

Город был огромен. Он был непомерно велик.

Тысячи тысяч зданий взмывали ввысь, вознося сотни этажей к низкому, хмурому небу. На улицах суетились миллионы людей в разнообразных пестрых нарядах По автострадам двигался медлительный поток разноцветных автомобилей, с равномерностью часового механизма притормаживая у светофоров. В заливе сновали катера, тягачи и прогулочные суда.

Гравилет остановился у лица огромной статуи, изображавшей женщину с факелом в руке.

— Статуя Свободы, — улыбаясь, проворковала стюардесса. — Она была установлена свыше тысячи пятисот лет тому назад в ознаменование независимости Америки и с тех пор стала символом североамериканского континента…

Звали ее Элизабет. Она была очень красива. Как ни одна из виденных Деном ранее девушек. И в первые часы путешествия он не сводил с нее глаз. Она тоже время от времени останавливала на нем взгляд и как-то особенно сердечно улыбалась.

Сидевшая впереди старушка с Веги подозвала к себе и стала выспрашивать что-то насчет валового дохода и экономического потенциала планеты Элизабет отвечала без запинки. Она стояла, нагнувшись, и Ден невольно залюбовался ее изящными точеными бедрами. Вдруг он заметил грубый острый гвоздь, выглядывавший из подошвы ее туфельки.

— Алло! — воскликнул он. — Разве вам не больно?

— Что? — она быстро повернулась.

— Давайте-ка я вам починю обувку.

Она с трудом поняла, что именно он хочет починить, и вежливо, но решительно отказалась. И хоть отношение к нему вроде не изменилось, но с этой минуты Ден почувствовал себя немного неуютнее. Потом он заметил, что так же ласково, как и ему, Элизабет улыбается немолодому агроному с Весты да и вообще каждому из сидящих в салоне. После этого Ден решительно углубился в созерцание прекрасных пейзажей, расстилавшихся за окном.

Время от времени в нем закипала злость на самого себя. Он не без основания подозревал, что девушка успела познакомиться с его курортной картой. «Калека! Урод! — ругал он себя. — Пофлиртовать ему, видите ли, захотелось!» И он твердо приказал себе раз и навсегда выкинуть из головы все мысли о женщинах вообще и об этой в частности. С этой минуты ему жилось намного легче.

И он увидел пляжи Гавайев, где смуглокожие ребятишки весело плескались в волнах и поднимали фонтаны соленых брызг навстречу низко летящей машине.

Тысячецветием реклам встречал их ночной Токио. Шустрыми светящимися гусеницами пробегали мимо вагоны монорельсов, и аэробусы мягко стартовали с крыш, унося в ярко освещенных чревах тысячи пассажиров.

До боли в глазах он вглядывался в незыблемые громады пирамид, силясь постичь, что же могло заставить могучий и трудолюбивый, талантливый и смекалистый народ в течение тысячелетий создавать эти грандиозные гимны собственному рабству.

Они пролетали над Африкой, и многочисленные стада антилоп пускались в паническое бегство прочь от серебристо-прозрачной туши гравилета. Стадо слонов приветствовало их, воздев хоботы… Что это?

— Разрешите вам представить жирафу!

Так это не просто книжная выдумка? Значит, этот невообразимый, несуразный, удивительный зверь и в самом деле существует?

И слезы радости и умиления наворачивались на глаза людей, вдоль и поперек облетевших свою Галактику, а порой забиравшихся и в соседние. И радостно вскрикивали они, тормоша и теребя соседей у окон и по-ребячьи что-то кричали и взвизгивали от изумления. Они, видевшие до того невероятные формы жизни, до того причудливую игру внеземной Природы, до того неестественные виды жизни и разума, что казалось уж ничем новым невозможно их удивить.

Но еще более, чем чудеса флоры и фауны, поражали их чудеса таинственного микрокосма, что зовется Человек. Они видели тибетские монастыри и храмы Парфенона, пышное каменное кружево Версаля и неповторимые соборы Рима, Кельна, Кижей, парили над Эверестом.

Спустя неделю, насыщенную впечатлениями, пассажиры заметно сдали. Все они вполне пресытились зрелищами, все изрядно устали, все стремились назад, в свои родные, разбросанные по всем уголкам Вселенной сталепластиковые, стеклобетонные, куполообразные и норовидные, тороидальные и пирамидоидные города и поселки.

Все это было абсолютно бессмысленно. Солидные взрослые люди хорошо поработали с компьютером-информатором. Он может продемонстрировать любой фильм или книгу, картину и здание из своей богатейшей видеотеки, он с удовольствием поделится с вами любой информацией политического, культурного или экономического характера, продемонстрирует вам последние модели платьев и автомобилей, свежий боевик или рекламу, но наотрез откажется дать адрес или телефон какого-либо землянина. Обратиться в какое-либо правительственное учреждение также не удалось — эти номера предоставлялись только владельцам кода. Тогда Ден потребовал соединить его с бюро по трудоустройству. И неожиданно получил ответ:

— Бюро по труду, Луна, Коперник, Владимир 8473301/9 — соединяю. На экране возникло немолодое уже, усталое мужское лицо.

— Прошу прощения, — сказал Ден. — Нас неправильно соединили. Я просил земное бюро.

— Нас правильно соединили, — ответил человек. — На ближайшие сорок миллионов километров это единственное бюро по трудоустройству, и я единственный инспектор этого бюро. Меня зовут Арвин Эйль, и я заранее должен предупредить, что у вас ничего не получится.

— Что не получится? — растерянно спросил Ден.

— С устройством на Земле.

— А почему вы решили…

Инспектор усмехнулся.

— Вы думаете, вы один такой умный? Ежедневно десять миллионов курортников прилетают на Землю. И по меньшей мере треть из них после этого решают остаться на планете. Вы представляете себе, что произойдет, если население Земли будет увеличиваться такими темпами? Послушайтесь моего совета: летите домой и постарайтесь устроиться там. На свете много неплохих мест.

— Я знаю эти места, — согласился Ден. — Превосходные места. В одних местах люди едва ползают под тяжестью собственного веса, а в других мутируют под действием радиации и невесомости, в третьих — живут как кроты в своих герметичных норах, не ведая, что такое солнце и свежий воздух. Я родился и вырос в одном из этих мест и досыта нахлебался романтики суровых космических будней.

— Где вы родились? — спросил его инспектор.

— На Саннио. Это неподалеку от Капеллы.

— Прописаны там же?

— Да.

— Образование?

— Высшее.

— Специальность?

— Штурман космического корабля. Дальнорейсовик. Имею допуски к работе на маршрутах любого типа: пустотных, нулевых, внепространственных.

— Женаты?

— Холост.

— Где работаете? Порт приписки?

— Я на пенсии.