Помоги проекту - поделись книгой:
Услышав слова Троцкого, многие возмутились: неужто сиюминутные интересы государства поставят крест на великой цели мировой революции?
В Москве по-прежнему мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы определили бы судьбу всего континента.
Вдохновленный этой перспективой генсек Сталин написал открытое письмо главному редактору газеты коммунистов «Роте фане» Августу Тальгеймеру:
«Грядущая революция в Германии является самым важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть дет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».
Русские блюда, язвительно писал один из руководителей Коминтерна Карл Радек, подаются в европейских ресторанах без острого соуса настоящей московской кухни. Конечно, этот соус слишком остер для буржуазного желудка, поскольку состоит из трех компонентов, без которых не может быть настоящего русского блюда, — революции, диктатуры пролетариата и правящей компартии…
Но в Европе одна революция за другой были подавлены. В 1943 году Коминтерн распустили. Считается, что Сталин во время войны, разочаровавшись в идее интернационализма, сделал ставку на русскую патриотическую идею. Но из дневников генсека Исполкома Коминтерна болгарского революционера Георгия Димитрова следует, что Сталин задумал это еще до войны. Мировая революция не получалась. Коминтерн, штаб мировой революции, со своей задачей не справился и стал мешать.
Исполком Коминтерна постепенно превратился в своего рода министерство по делам компартий с колоссальным документооборотом. В бывшем центральном партийном архиве я просмотрел многие десятки толстенных папок — материалы секретариата Коминтерна. В основном это донесения компартий — оценка обстановки в своих странах, просьбы помочь деньгами и принять на учебу местных активистов.
А из Москвы потоком шли руководящие указания. Немецкая коммунистка Клара Цеткин, которая возглавляла Международный женский секретариат (составная часть Коминтерна), писала: Коминтерн превратился «в мертвый механизм, который, с одной стороны, проглатывает приказы на русском языке, и, с другой, выдает их на различных языках».
Заменить распущенный Коминтерн, то есть наладить связи, в том числе конспиративные, с иностранными компартиями, поручили отделу международной информации ЦК ВКП(б), созданному решением политбюро 27 декабря 1943 года. Заведовал отделом тот же Георгий Димитров, недавний глава Коминтерна.
Отдел печати и радиовещания Исполкома Коминтерна преобразовали в Научно-исследовательский институт № 205 при ЦК ВКП(6). Институт вел радиовещание на пятнадцати иностранных языках, а также издавал закрытые бюллетени о ситуации в оккупированных странах и о движении сопротивления. Кроме того, институт занимался радиоперехватом. Каждый день высшему начальству готовили закрытый обзор иностранного радиовещания.
«Первоочередной задачей в области пропаганды в нынешней ситуации считаем организацию действенной радиопропаганды на заграницу, — писал Георгий Димитров секретарям ЦК ВКП(б), — и наши главные силы посвящены выполнению этой задачи».
После Второй мировой Европа вновь голосовала за левые партии. В Англии победили лейбористы с социалистической программой, обещанием централизованной экономики и госконтроля. Во Франции численность компартии достигла в конце 1945 года девятисот тысяч человек, в Италии — больше полутора миллионов. Это были крупнейшие партии в своих странах, завоевавшие репутацию своим сопротивлением оккупантам. В конце ноября 1947 года лидер итальянской компартии Пальмиро Тольятти призвал свернуть реакционное правительство. Казалось, еще немного, и начнется революция.
Вождь французских коммунистов Морис Торез на пресс-конференции в 1951 году обещал, что Красная армия «в один прекрасный день вступит на Елисейские Поля как армия освобождения». В Греции коммунисты вели настоящую партизанскую войну. Они контролировали горные районы и надеялись взять власть во всей стране. Соединенные Штаты приложили тогда огромные усилия, чтобы приглушить красную волну в Европе.
Сталин по-своему до конца жизни верил в победу мировой революции. Многие удивлялись, почему на склоне жизни вождь заинтересовался языкознанием.
«Не зря Сталин занялся вопросами языкознания, — объяснял его ближайший соратник Вячеслав Михайлович Молотов. — Он считал, что, когда победит мировая коммунистическая система, а он все дела к этому вел, главным языком межнационального общения станет язык Пушкина и Ленина».
— Молотов все рассматривал через призму борьбы за коммунизм, — вспоминал многолетний посол в США Анатолий Федорович Добрынин. — Во время поездки по Соединенным Штатам сказал, что США — самая удобная страна для социализма и коммунизм там наступит быстрее, чем в других странах…
А на американцев гнетущее впечатление произвела победа китайских коммунистов в 1949 году. Едва ли не полмира окрасилось в красный цвет. Страх витал в столице Соединенных Штатов. Говорили, что коммунисты вот-вот захватят и Америку.
Вождь китайской революции Мао Цзэдун уверенно говорил о том, что во имя мировой революции не надо бояться ни атомной бомбы, ни ракетного оружия. Социалистические страны все равно победят.
— Давайте прикинем, сколько людей может погибнуть, если разразится война, — рассуждал с трибуны Мао. — Погибнуть может одна треть или даже чуть больше, может, половина. Я бы сказал, даже принимая худший вариант: пусть половина погибнет, а половина останется в живых, но империализм будет стерт с лица земли, и весь мир станет социалистическим.
У себя дома на съезде партии 17 мая 1958 года Мао повторил:
— Не раздувайте страхи насчет мировой войны. Самое большее — умрет сколько-то народу. Сгинет половина населения — такое уже происходило несколько раз в китайской истории. Это даже хорошо, если исчезнет половина населения, неплохо, даже если исчезнет одна треть…
От слов Мао содрогнулись даже его закаленные товарищи по мировому коммунистическому движению.
На встрече в Кремле руководитель итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти растерянно спросил китайского ВОЖДЯ:
— Что же останется от Италии после такой войны?
Мао холодно ответил:
— А кто сказал, что Италия должна выжить? Триста миллионов китайцев останется, и этого достаточно, чтобы человеческая раса продолжила свое существование.
Британские и американские военные считали себя в состоянии войны с мировым коммунизмом.
— Мы не сможем выиграть холодную войну, — говорил фельдмаршал Бернард Лоу Монтгомери, — если не начнем контратаку. Нам нужно развернуть наступление против коммунизма по всему миру. Но пока что нам не удалось сплотиться, чтобы противостоять агрессивной политике России. Мы не объединили усилия с нашими союзниками, мы не определили наши стратегические цели, у нас нет утвержденного правительством единого плана действий, мы не выделили необходимых ресурсов, мы не готовы к холодной войне.
В годы Второй мировой фельдмаршал командовал войсками союзников, и Сталин наградил его советским полководческим орденом «Победа». А в 1951-м Монтгомери был назначен первым заместителем верховного главнокомандующего объединенными силами НАТО в Европе.
Будущий президент США Рональд Рейган с послевоенных времен вел борьбу против коммунизма. Причем он выступал не просто за сдерживание коммунизма, а за победу в холодной войне.
— Никита Хрущев, — возмущался Рейган, — позволяет себе так разговаривать с нами потому, что он слышит голоса: «мир любой ценой», «лучше быть красным, чем мертвым». Но так думают не все американцы. Мир не настолько сладок, чтобы ради него становиться рабами.
В октябре 1964 года Рейган произнес по телевидению пламенную речь против коммунизма:
— Перед нами злейший враг, с каким когда-либо приходилось сталкиваться человечеству на пути его тяжкого подъема из тьмы к звездам… Нам внушают: если мы будем уклоняться от прямой конфронтации с врагом, он научится нас любить. На всех, кто придерживается иной точки зрения, вешают ярлык поджигателей войны. В ход идет дешевая демагогия насчет того, что кто-то желает посылать на войну чужих сыновей. Но если кто-то желает стопроцентно избежать войны, то путь только один — сдаться врагу…
Возникло понятие «страны социалистической ориентации». Москва помогала всем, кто обещал построить социализм и тем самым приближал мировую революцию.
Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев вспоминал:
«Мы хотели помочь перестроить албанское хозяйство на современном уровне, сделать из Албании как бы жемчужину, которая притягивала бы к ней мусульманский мир, особенно Ближний Восток и Африку, притягивала бы к коммунизму. Вот, собственно, каковы были наши намерения и какую политику мы там проводили».
Благодарный Москве за оружие и кредиты египетский президент Гамаль абд аль-Насер пропагандировал социализм как «закон справедливости». Национализировал банки, страховые и торговые компании. Назвал свою партию Арабским социалистическим союзом.
И название правящей партии Ирака — БААС — удачно перевели на русский язык: Партия арабского социалистического возрождения. Это звучало вполне прогрессивно. Руководители Ирака обещали построить в стране «арабский социализм», и это даже записали в конституции, принятой в сентябре 1968 года.
В семидесятые годы на политической карте мира страны социалистической ориентации закрашивались в красный цвет, и американцам становилось страшно. В Азии — Вьетнам и Камбоджа, на Ближнем Востоке — Сирия и Ирак, в Африке — Ангола и Мозамбик. В марте 1979 года марксистский епископ Бишоп взял власть на карибском островке Гренада. В Никарагуа свергли режим военного диктатора Анастасио Сомосы.
И события апреля 1978 года в Афганистане были восприняты как вожделенная революция, потому что офицеры, взявшие власть, говорили, что собираются строить в стране социализм по советскому образцу.
Почему же левые не побеждали в Европе? Потом они сами признавались, что были чертовски непривлекательны. Твердокаменные, воинственные, они раздражали обычную публику. Сами загнали себя в угол и оттуда брюзжали на весь белый свет. Они были в оппозиции ко всем и ко всему.
Им даже чувства юмора не хватало. Левые всерьез рассуждали о том, что незачем разводить в городе цветы, а надо все деньги тратить на строительство домов для трудящихся. Одна левая англичанка вспоминала, как ее приятель пришел к выводу, что улыбаться — это тоже привилегия правых. Левым рано улыбаться.
Дарить подарки на Рождество или покупать новую одежду казалось неприличным. Пригласить девушку на танцы значило оскорбить ее. Правда, не все могли понять, почему желание сделать весь мир счастливее требует от них полного отказа от радостей жизни.
Понемногу советский опыт перестал быть привлекательным для мирового коммунистического движения.
Генеральный секретарь ЦК Компартии Италии Энрико Берлингуэр выразился так:
— Импульс Октябрьской революции иссяк.
Некоторые компартии стали спорить с Москвой.
Скажем, японская компартия требовала от Советского Союза четыре острова Южно-Курильской гряды. С руководством коммунистической партии Японии в Пекине встретился секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов, который ведал отношениями с братскими компартиями. Генеральный секретарь ЦК Компартии Японии Сандзо Носака упорно втолковывал Суслову, что острова, конечно же, принадлежат Японии. Михаил Андреевич отшутился по-партийному: когда произойдет мировая революция и Япония станет социалистической, вопрос об островах отпадет сам собой…
Другие братские партии до самого конца советской власти тайно получали деньги от Москвы, поставившей перед собой цель добиться мировой революции.
Прокуратура новой России обнаружила секретный депозит номер один во Внешэкономбанке. Там держали деньги так называемого Международного фонда помощи левым и рабочим партиям. В год через него проходило двадцать — двадцать пять миллионов долларов. Деньгами распоряжались генеральный секретарь ЦК КПСС, секретарь ЦК по международным делам, заведующий международным отделом ЦК. После августа 1991 года многие компартии остались без денег и благополучно скончались.
Но начиналось все иначе!
Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!
Начало XX века — время больших надежд. Социалисты, требовавшие радикального переустройства жизни, полагали, что они скоро окажутся у власти — на благо всего человечества…
Мой дедушка, Владимир Михайлович Млечин, взял в руки винтовку осенью 1917 года, когда вступил в Красную гвардию. В шестнадцать лет! Он был из бедной семьи, отец — плотник, неграмотный, жили тяжело. У него не было сомнений в том, что он сражается за правое дело, за справедливость.
Когда ему исполнилось восемнадцать, осенью 1919 года, вступил в Красную армию. В сентябре 1920 года его перевели в 4-ю армию, которая формировалась для Южного фронта. Фронт принял Михаил Васильевич Фрунзе. Под командованием Фрунзе мой дедушка брал Крым, последний оплот Белого движения. И на фронте вступил в Российскую коммунистическую партию большевиков.
Идеи коммунизма вдохновляли множество людей по всему миру.
«Я вступил в коммунистическую партию, — вспоминал немецкий литературный критик Марсель Райх-Раницкий, — потому что я искал убежище, приют и нашел его в этой всемирной общности единомышленников, в универсальной идеологии, обещавшей решить все мировые проблемы. Казалось, что уже виден край земли обетованной».
Это было искренне.
В записках дедушки я нашел такие слова:
«Мы верили, как первые христиане».
Что значили все невзгоды перед лицом мировой революции, в атмосфере энтузиазма и непреклонной силы веры? Вот-вот начнется царство социализма на земле! Все изменилось, когда началась коллективизация и раскулачивание, что стало уничтожением крестьянства.
Мой дедушка в своих записках назвал раскулачивание катастрофой:
«Уж сколько прошло с 1929 года, когда шло раскулачивание! И по сию пору не могу забыть крестьянских ребятишек, которых вместе с жалким скарбом грузили в подводы и вывозили из насиженных мест, порой в дождь, в слякоть, в холод. Я этого видеть не мог… И я иными глазами посмотрел на происходящее. Я стал постигать, что идеей великой революции прикрываются дела невыносимые, ужасные, преступные».
Но немногие могли это предвидеть!
Карл Либкнехт, руководитель немецких коммунистов, успеха которому так желали в революционной Москве, — сын Вильгельма Либкнехта, одного из основателей немецкой социал-демократии. Крестные отцы Карла — Карл Маркс и Фридрих Энгельс.
Он вступил в партию, стал депутатом. Еще до Первой мировой социал-демократическая партия Германии образовала крупнейшую фракцию в рейхстаге.
С ним дружил будущий нарком иностранных дел Советской России Георгий Васильевич Чичерин. Для него Либкнехт стал идеалом революционера.
«Карл Либкнехт был самым популярным из молодых немецких социалистов, — вспоминала видный деятель Коминтерна Анжелика Балабанова, — и вождем левого крыла партии. Карл не только выполнял любую работу и брал на себя любые обязанности, какие от него требовались, но он постоянно искал себе новой работы и деятельности. Он отличался страстным, беспокойным и бурным характером. Мне всегда казалось, что этому человеку не суждено умереть в своей постели».
Он был ярким и интересным политиком. И не только политиком. Считается, что у него возник роман с русской революционеркой Александрой Михайловной Коллонтай, которая в 1917 году станет министром в ленинском правительстве.
Но такие, как он, составляли меньшинство. Александру Коллонтай возмущали бюрократизм немецкой социал-демократической партии, самомнение ее руководителей. Коллонтай критиковала их выбор в пользу постепенных реформ и отказ от смелой революционности.
Она писала из Берлина:
«Не хватает у немцев революционного духа, знаете, не боевых фраз, а этого стремления вперед, энтузиазма, веры во что-то светлое, что ждешь после борьбы. Конечно, они деловитее, быть может, даже более знающие, но — это все-таки чужие…»
И летом 1914 года в Германии ни одна сколько-нибудь влиятельная сила не возразила против начала Первой мировой войны. Даже социал-демократы, считавшиеся противниками военных конфликтов.
Депутаты рейхстага от социал-демократической партии, которые еще несколько дней назад устраивали антивоенные митинги, полностью поддержали кайзера и вместе с другими фракциями проголосовали за предоставление правительству военных кредитов. Имело значение то, что война началась с Россией, а царский режим в Европе устойчиво ассоциировался с подавлением рабочего движения.
Слово предоставили депутату Гуго Гаазе от социал-демократической фракции:
— Нам грозят ужасы вражеского нашествия. В случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших сынов своей страны, наш свободный народ может потерять многое, если не все. Поэтому мы голосуем за военные кредиты…
Против войны протестовали немногие. Среди них Роза Люксембург, одна из видных деятелей социал-демократии.
Последнее время ее имя почти нигде не упоминается. Но когда-то оно гремело. Ей восхищались, ей подражали.
Феликс Эдмундович Дзержинский писал:
«Я в жизни своей лично любил только двух революционеров и вождей — Розу Люксембург и Владимира Ильича Ленина — никого больше».
Когда революционерка Роза Люксембург впервые приехала в столицу Германской империи, то город ей не понравился: «Берлин произвел на меня самое неприятное впечатление. Холодный, грубый, массивный — настоящие бараки». Через двадцать лет, в разгар революции, Розу Люксембург убьют в этом городе.
Бесстрашно протестовал против войны и Карл Либкнехт. Тогда его призвали на военную службу, потому что военным запрещалась любая политическая деятельность. Его собственная фракция исключила Либкнехта из своих рядов. Только раз ему удалось выступить в рейхстаге. Его коллеги-депутаты устроили скандал, какого еще не было в рейхстаге: Либкнехта поносили как английского агента и требовали «заткнуть ему рот».
Карл Либкнехт был единственным немецким парламентарием, который публично осудил союзницу Германии Османскую империю за геноцид армян и жестокие действия в отношении других национальных меньшинств на территории нынешней Сирии и Ливана.
Карл Либкнехт был освобожден из тюрьмы 23 октября 1918 года, когда уже началась революция. Розу Люксембург выпустили через две недели, 8 ноября. Они возглавили «Союз Спартака», объединение крайне левых. И Либкнехт провозгласил создание социалистической республики. В Москве торжествовали. Казалось, сбываются надежды на мировую революцию.
Немецкие радикальные революционеры провели 30 декабря 1918 года съезд. 1 января 1919 года образовали Коммунистическую партию Германии. 5 января по призыву коммунистической партии сотни тысяч берлинских рабочих вышли на улицы. Вечером они объявили социал-демократическое правительство низложенным. Красную армию должен был возглавить Карл Либкнехт.
— День революции наступил! — говорил он. — Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать правительство рабочих и солдат и создать новый государственный строй, строй мира, счастья и свободы.
Социал-демократы отменили цензуру, разрешили свободу собраний и союзов, объявили амнистию по политическим делам, пообещали восьмичасовой рабочий день, избирательное право для женщин, отделение церкви от государства.
«Революция победила, — вспоминал известный журналист Себастиан Хафнер. — Ну и что она мне дала? Праздничную суету, кавардак, веселые приключения и анархию? Да ничуточки! На следующее утро самый вредный из наших учителей, злобный холерический тиран с вытаращенными глазками, объявил, что «здесь», то есть в школе, никакой революции нет и не будет, а будет прежний порядок, в доказательство чему и разложил на скамье двоих учеников, осмелившихся на перемене играть в революцию, чтобы демонстративно выдать им порцию розог.
С этой революцией явно что-то было не так, если школьников за игру в нее берут и секут. Нет, такая революция ни к чему хорошему не приведет. Да она и не привела».
«Старая деспотическая военная бюрократия была уничтожена, — вспоминал очевидец. — Но это уничтожение не принесло с собой чувство освобождения. Не было воодушевления, необходимого для постройки чего-то нового на ее месте. Немецкие рабочие и их вожди чувствовали себя побежденными, одержав победу над своими собственными угнетателями».
Русская армия была в основном крестьянской, и она рвалась назад, к земле, которую надо было обрабатывать. Немецкая армия была в большей степени городской. Вернувшись домой, вчерашние солдаты не нашли работы из-за того, что война погубила экономику, и еще больше озверели.
Правительство приняло решение подавить восстание. Но кто возьмет на себя эту миссию? Вызвался депутат рейхстага и редактор партийной газеты Густав Носке, которого срочно вызвали в Берлин из портового Киля. Носке в юности осваивал ремесло корзинщика, в шестнадцать лет присоединился к социал-демократам.
— Кто-то из нас должен же наконец взять на себя роль кровавого усмирителя, — холодно сказал Носке. — Я не боюсь ответственности.
Войска под командованием Густава Носке 12 января пустили в ход артиллерию и овладели Берлином. Советы рабочих и солдатских депутатов не могли противостоять войскам. По всему Берлину развесили плакаты с призывом: «Убейте Либкнехта!» Искали Розу Люксембург и Карла Либкнехта.
Если бы коммунисты победили?
Вожди немецкой компартии были готовы сражаться и умереть за свои принципы. В название своей последней передовой статьи для партийной газеты Карл Либкнехт вынес слова из письма Розы Люксембург, написанного в тюремной камере: «Несмотря ни на что!»
Вечером 15 января 1919 года их обоих выследили и доставили в штаб гвардейской стрелковой дивизии. После короткого допроса им сказали, что отправят в тюрьму Моабит.
Карла Либкнехта застрелили на улице. Офицеры стреляли ему в спину. Тело как неопознанный труп сдали на станцию «скорой помощи». Через несколько минут вывели Розу Люксембург. Солдат Отто Рунге ударил ее прикладом. Потерявшую сознание женщину втащили в автомобиль и выстрелом в голову покончили с ней. Тело сбросили в канал. В официальном сообщении говорилось, что обоих пришлось застрелить «при попытке к бегству». Со временем это станет популярной формулой.
В награду за усмирение Берлина Густав Носке был назначен военным министром.
«Когда я утром явился в военное министерство, — вспоминал сам Носке, — то нашел своих подчиненных совершенно подавленными этим происшествием. Я смотрел на это гораздо спокойнее… Кто-то должен был сделать безвредными этих нарушителей всеобщего покоя».
Поделиться книгой: