Помоги проекту - поделись книгой:
Да, так я и сделала. Тихонько, скрип-скрип, сошла по деревянной лестнице, открыла дверь и постояла на крыльце. Как тиха и свежа майская ночь! Месяц еще такой некрепкий, прозрачный, а к осени, знаю, он будет тяжелый, сияющий, драгоценный!
Я шла тихонько меж темных деревьев и совсем не боялась, но внезапно что-то зацепило мой рукав. Это был можжевеловый куст, притаившийся у забора. Мой можжевеловый куст со своим тревожным лекарственным запахом. За этим кустом таится лазейка на Черную дачу. Я посмотрела туда, и темный силуэт дома показался мне очень таинственным. Я даже отодвинула планку в заборе, но не решилась пролезть. Да и зачем? Кто знает, что делается на этом участке ночью.
Пишу все это вернувшись. Поздно уже, спать пора!
Поехали с мамой в Москву за подарком Ане, скоро у нее день рождения. Я надела белые брюки, коричневый свитерок и вельветовую куртку. Но куртку пришлось в городе снять. Жарко!
Зашли домой. Как я люблю наш переулок! Он весь зеленый, на нем целых три посольства. Где-то видела строчку: «Посольских переулков тишина». Люблю подходить к нашей двери и читать медную табличку «А. Домбровский». Это еще от дедушкиного отца осталось, он был врачом.
В квартире тихо и пусто. Дедушка в университете, тетя Туся ушла к подружкам, у нее масса подружек, таких же чудны́х, как она. Я приняла душ, а когда в ванную ушла мама, взяла телефон и принялась обзванивать одноклассников.
Тщетно! Только Панкова застала. Он отчего-то смутился и мямлил невразумительное. И этот человек мне снится с первого класса! Да, да, Виталий Панков, ничем не примечательный школьник, в прошлом сосед мой по парте.
Пригласила его на дачу, он обещал приехать. Какая я храбрая по телефону! В школе разговариваю с мальчишками только тогда, когда подойдут сами. Вот исполнится мне шестнадцать, вернусь с дачи взрослая, поумневшая, тогда и займусь вами, дорогие одноклассники!
Где-то Сережа Атаров пропадает? Хочу его видеть.
По дороге к метро миновали дом Пушкина на Арбате. Его реставрируют, говорят, здесь будет музей. Пушкин! Я часто о нем думаю, представляю себя на балу в дворянском собрании. Он подходит ко мне и приглашает на танец. Сердце замирает! Ах если б время повернуло вспять и перенесло меня в ту пору!
23.00. В постели на даче. Взяла томик Пушкина, открыла наугад. Стихотворенье «Цветок»:
Сегодня мы с Аней набрались храбрости и пошли в гости к Костычевым. Нас встретила Вера Петровна, Димина мама. Как мне показалось, глаза ее были заплаканы, тем не менее она приняла нас радушно и напоила чаем. Тут и Дима пришел с купания.
Он очень обрадовался, хотя у себя дома выглядел неловко. Все время что-то задевал, свалил со стола чашку. Мы пошли в сад на качели. Здесь Дима так раскачал Аню, что ей стало нехорошо. Дима испугался, принес воды, но Аня, поджав губы, отвергла его помощь.
Ходили на волейбольную площадку, и тут Дима внезапно вступил в игру. Оказывается, он неплохо играет! Высоко прыгает, сильно бьет и падает за мячом.
Аня опять посматривала на меня строго, с тем нехорошим выражением лица, которое иногда у нее бывает. Опущенная голова и тяжелый взгляд исподлобья. Вероятно, и сегодня она чувствовала недостаток внимания с Диминой стороны. Но что тут поделаешь?
А я что-то часто стала вспоминать перед сном этого Костычева.
Здравствуй, лето! День такой замечательный! Небо синее до прохлады, хотя в нем жаркое солнце. Ходили купаться, а потом дошли до соснового бора в одних купальниках. Вода была на удивленье тепла, как в разгар лета. Над нами прыгали белки. Мне удалось проследить за одной, и, несмотря на то, что она переметывалась с сосны на сосну, ее полет смотрелся гладким скольжением по невидимой струне.
Аня сегодня на меня не дуется, мы щебетали о каких-то пустяках. Мама была в хорошем настроении, папа даже шутил. Словом, лето! Все хорошо!
А вечером испытала момент настоящего счастья. Солнце легло за сосны, но еще проходило сквозь них и полого стелилось по комнате. Люблю этот вечерний свет! В нем есть что-то нарядное, свечное. Я сидела за переводом своего «англичанина», окно было открыто в сад. В него струилась волна запахов свежей зелени, хвои, цветов. Перевод у меня хорошо получался. На удивленье это было место, когда Джил гуляет по вечернему саду: «Солнце наполнило пространство меж деревьями золотым маревом». Марево было и в нашем саду, в моей комнате. Оранжевым светом горела штора. На портрет Пушкина легло теплое свеченье, и Пушкин посмотрел на меня так ласково. Мама внизу о чем-то разговаривала с папой, а ведь они говорят так редко. И тут еще раздались звуки фортепьяно. Аня играла баркаролу. Так хорошо играла! Что еще нужно для счастья? Сердце мое наполнилось блаженством. Я подошла к окну, вдохнула весь этот вечерний воздух, настоянный солнцем, и прошептала: «Хоть бы вовеки так было! Хоть бы вовеки так было!..»
Я решила сделать все, чтобы Дима Костычев заинтересовался Аней. В конце концов сестричка моя этого достойна. Она умна и хороша собой. Умнее меня, во всяком случае.
Я вышла на улицу с желанием встретить Диму, а он тут как тут, прохаживается вдоль забора. Мы поздоровались. Мне не пришлось задавать пустых вопросов, чтоб завязать беседу, он сам предложил сходить за камышами..
— У Ани скоро день рождения, — сообщила я. — Ты приглашен.
— Вот как? — сказал он. — Я думал, меня пригласит сама Аня.
Я заверила, что так и будет. Стала нахваливать Аню. Она умна, хорошо знает искусство, историю…
— А ты разве не знаешь искусство? — внезапно прервал он.
Я смешалась.
Мы пришли к заводи и стали ломать камыши. Жалко, с собой не было ножика. Дима порезал палец. Я хотела перевязать, но он опустил палец над кувшинкой, и несколько капель крови скользнули в белую чашечку. Дима сорвал кувшинку и протянул мне.
— Возьми на память.
Ничего себе подарок!
— Ты мог бы стать донором, — сказала я.
— Если тебе потребуется переливание, вся моя кровь в твоем распоряжении, — ответил он.
Так я и несла кувшинку до дома, а там поставила в стакан. Капли крови свернулись и побурели, но по-прежнему приковывали мой взор.
Я нашла Аню и вручила ей камыши.
— Это тебе от Костычева. Я пригласила его на день рождения.
Аня обмерла.
— А может, я не собиралась его приглашать?
Она просто упрямилась. Мне ничего не стоило убедить ее, что Костычева пригласить все-таки надо. В конце концов она согласилась и ушла, счастливая, в свою комнату.
Читала перед сном «Великого Гетсби». Такой чудный роман! Тушу свет, спокойной ночи…
Опять зажгла лампу, не могу заснуть. Только закрою глаза, как перед ними вспыхивают белые лепестки кувшинки и нестерпимо красные капли. Аж больно! Что за наважденье…
Утро. Еще не умывалась, а спешу поделиться с тобой, мой дневник. Ночью спала ужасно. Всё эти красные капли на белом фоне. А потом мне приснилось, что вновь зажгла лампу и стала ходить по комнате. Казалось, что Костычев там, в саду, рука его кровоточит и он зовет. Стащила салфетку с тумбочки и тихо, не одеваясь, спустилась в сад. Крадусь, и мне стыдно, что не одета. Но, впрочем, в саду темно, а надо спешить, кровь льется по Диминой руке.
Бегу по саду, вернее, хочу бежать. Ноги как ватные, ищу Диму, а его нет. Вон, кажется, силуэт мелькнул на той стороне за забором. Дима на Черной даче! Как страшно. Я продираюсь сквозь забор, рвется рубашка. Бегу к темному дому. Птицы кричат тоскливо. Открыта дверь, на пороге лунный прострел, а дальше жуткая темнота. Боюсь войти, только зову: «Дима, Дима» — и слышу, как из глубины дома начинают приближаться тяжелые, вовсе не Димины шаги. Сердце сжалось от ужаса. Я проснулась в поту.
Какой странный сон! Я совершенно выбита из колеи. Теперь не смогу смотреть на Костычева просто. Ему хорошо, он не знает, что снился мне с окровавленной рукой, не знает, что я бежала в сад и звала его: «Дима, Дима!» Хоть сны не имеют отношения к жизни, мой сон как бы вместился в Диму и изменил его облик. Целое утро об этом думаю. Что делать? Ладно, пойду пить кофе.
15.30. Аня ушла в лес с мамой, а я осталась дома, сославшись на недомогание. Читала опять Фицджеральда. До чего жалко Гетсби! Этот человек стал жертвой великой любви. Но хорошо хоть погиб в тот момент, когда не знал, что его предали. Романтическая книга.
Пошла на участок и бродила меж сосен. Вот мой можжевеловый куст. Папа сказал, что можжевельник находится под охраной государства. И правда, в нашем лесу я его не встречала.
За можжевеловым кустом скамейка и лаз на Черную дачу. Я ведь недаром осталась дома. Тянет к этому месту. Сижу и пишу на скамейке. Сейчас положу тетрадь, а сама наведаюсь на т у с т о р о н у. Присмотри за порядком, дневник.
16.00. Я уже дома! Примчалась как угорелая, сердце так и стучит. Вот что случилось. Я положила дневник, отодвинула планку в заборе и очутилась «на той стороне». Тихонько пошла, раздвигая малинник. Вот Черная дача. Чем-то внезапно пахнуло от дома, по спине пробежал озноб. Вспомнился сон и то ощущенье.
Я подходила ближе и ближе. Все почему-то казалось странным. Стало боязно, беспокойно. Тем не менее обошла дом, приблизилась к крыльцу и замерла на месте! Дверь, всегда заколоченная, была открыта! И в ней стояла та же чернота, как во сне.
Я повернулась и, не помня себя, помчалась назад. Порвала платье. Опять как во сне. Сейчас сижу в комнате, нашла в кладовке старый бинокль и пытаюсь разглядеть сквозь листву Черную дачу. Но тщетно, только конек крыши виден.
Неужто туда забрались грабители? Хотела сказать папе, но сразу представила его ответ: «Какое тебе дело до этой дачи?»
Все бы ничего и любое можно представить. Но ведь эта открытая дверь мне приснилась!
18.45. Как только случается в моей жизни хоть малость значительное, сразу понимаю, что я и вправду замкнутый человек. Ни с кем не могу говорить о том, что меня волнует. Только с тобой, мой дневник, а значит, с собой. Я, разумеется, эгоистка. Думаю, что никто меня не поймет. Мне словно жалко делиться тем, что внутри. И сон, который видела сегодняшней ночью, и визит на Черную дачу — все это уже затворилось во мне, даже сестра не узнает. Это нехорошо, это мучит меня. Почему я так нескладно устроена?
Ужасно хочу видеть Костычева. Пойду на улицу.
22.00. Видела. Ничего особенного. Заметила издали, задрожали коленки. А подошел, ничего, обыкновенный Костычев. Слишком обыкновенный. Пошли с Аней смотреть волейбол. Дима снова играл. Ничего общего с тем Костычевым из сна. Я разочарована. Думаю про Черную дачу. Кто все же открыл там дверь?
Нет, удивительный это был сон. Вообще-то сны составляют немаловажную часть моей жизни. Бывают сны как дорогие воспоминания. Я часто к ним возвращаюсь. Брожу теми же дорогами, всматриваюсь в те же пейзажи. Заново переживаю необыкновенное чувство, какое рождают эти сны после пробуждения.
Во сне я часто летаю и часто попадаю в людное место неодетой. Первый сон счастливый, второй мучительно неловкий. Что они значат? Даже у папы не могу спросить. Мои сны никого не касаются. Костычев никогда не узнает, что снился мне с окровавленной рукой.
Между прочим, по паспорту он Владимир, но зовут его с детства Димой.
Приехал дедушка и позвал меня гулять. Он был в хорошем настроении и хорошо выглядел. Светлый костюм ему очень к лицу. Мы прошли через весь сосновый бор до полей, которые внезапно открываются взору. Они уже зелены, а за ними опять начинается лес. Если бы не гул машин за спиной, можно было представить, что мы совсем далеко от Москвы.
Дедушка рассказывал о Голландии. Он сейчас занят нидерландской революцией. Его беспокоит, что я мало занимаюсь историей.
— Как же ты будешь поступать?
Тут я осмелилась и возразила:
— А разве обязательно поступать на истфак?
— У тебя появились другие интересы? — спросил он недоуменно.
Я, конечно, сразу в кусты. Других интересов нет.
— Впрочем, до окончания школы еще целый год. Возможно, ты предпочтешь другой институт, — милостиво сказал дедушка.
Как же! Дадут мне предпочесть. В конце концов Костычев прав, и другого пути у меня нет. Я всегда делаю то, что мне говорят. Мама, дедушка, папа. И представить не смею, что можно поступить иначе. Я страшно несамостоятельная. Однажды у меня мелькнуло желание записаться в кружок бальных танцев, но домашние посмеялись.
— Время балов отошло, — сказала тетя Туся.
Так-то оно так. Но как рассказать, что не раз представляла себя на балу в старой Москве, а тут входит Пушкин? Просто смешно. Папа недавно подарил мне кассетный магнитофон, Атаров сделал записи. Часами в доме гремит тяжелый рок. Какое это имеет отношение к балам прошлого века? В моей голове просто каша. Так что домашние были правы, посмеявшись над моим желаньем ходить в кружок бальных танцев.
Все во мне противоречиво. Во время прогулки с дедушкой хотела сказать, чтобы мне не помогали при поступлении, на самом же деле согласилась с осени ходить в исторический кружок при университете, знакомиться с преподавателями, то есть уже приобщаться! До чего же покорное создание. Еще про отца Димы собиралась спросить, да так и не осмелилась. Но дедушка сам предложил:
— Заглянем на минутку к Костычевым.
Конечно, я обрадовалась, но, увы, Диму мы там не застали. Костычев-старший сидел в саду за столом и печатал на машинке. Дедушка взял страницу и прочитал. Они принялись говорить и спорить, причем Костычев волновался, а дедушка был спокоен.
— Я говорил о вас на кафедре, — сказал дедушка.
Костычев как-то неловко кивнул. Мы выпили чаю и ушли домой. Я поняла, что дедушка хочет помочь Диминому отцу, устроить его на работу. Смотрела на дедушку с обожанием. Он так добр и всем помогает. Я очень его люблю.
23.00. Завтра у Ани день рождения. Она уже спит. Я подошла тихонько к ее комнате и положила у двери свой подарок, соломенного трубочиста, купленного в польском магазине. Пусть он принесет ей счастье. Настоящего трубочиста я видела в жизни только раз, когда прошлым летом мы были в Дзинтари. Он проехал мимо на велосипеде с мотком проволоки через плечо. В Прибалтике еще сохранились камины, но тот трубочист не принес мне счастья. На другой день я простудилась и не могла купаться. Вот вспомнила Дзинтари и сразу увидела, как стою по колено в вечернем море, а долго еще нужно идти, чтобы скрыться хотя бы по пояс, и розовое солнце опускается в дальнюю воду. Я часто вижу себя со стороны, словно бы из другого времени. Тогда настоящее, делаясь прошлым, представляется безмятежно счастливым. Становится грустно.
День рождения Ани прошел.
Все по порядку. Утром она получила подарки от всех домашних. Мой трубочист пользовался успехом, Аня водрузила его на полочку у своей кровати.
Завтрак носил вполне торжественный характер, был торт и даже яблочный сидр. Но это, конечно, не главное. Аня ждала вечера. Из Москвы обещали приехать одноклассники, а из местных ждали Костычева и двух подружек.
Аня нервничала. Вдруг электричку отменят, вдруг заболеет кто-то, и компания развалится. То и дело бегали на улицу смотреть, не идут ли. И вот наконец нарядной толпой они появились за дальними соснами. Приехало целых семь человек! Пять девочек и два мальчика. Таким образом, за столом собралось довольно много народу. Я, разумеется, чувствовала себя старшей, Анины одноклассники немного робели, тем более что некоторое время с нами был дедушка. Он принес вермут и рассказал несколько забавных историй. Когда мы остались одни, довольно долго царило чинное спокойствие, но потом завели магнитофон, и все стало на свои места. Анины одноклассницы оказались вовсе не робкими! Одна, по имени Лена, поразила меня изящной вольностью в танце. Просто завидно. Мне так никогда не научиться.
Вышли в сад и музыку вынесли. Танцевали «на корнях» под соснами. Костычев держался очень стесненно. Ни разу не пригласил ни меня, ни Аню. Вообще кавалеров было негусто, поэтому танцевали в кружок. За мной стал ухаживать некто с поэтической фамилией Синекрылов, высокий развязный мальчишка. Возможно, его разогрел вермут, он даже спросил:
— Как вас зовут? Я забыл.
Ха! Он, кажется, еще пытался меня обнимать. Ничего себе юноша! Мне стало грустно, и я пошла бродить среди сосен.
Вечер был душистый и яркий. Каждый куст, каждый стебель, каждый лепесток источали запахи. Небо наливалось закатным золотом, и сосны горели как свечи. Сердце мое рвалось куда-то, я бродила и бродила по саду, что-то себе воображала. Послышались звуки гитары и голос:
Пел Синекрылов, и, надо признать, пел довольно приятно. Тем более такой неожиданный репертуар. А мне совсем стало печально. И тут я решила наведаться на Черную дачу. Неожиданный порыв! Просто тянуло, и все. Перебралась на ту сторону, тихонько пошла к даче. Ничего не случилось! Дверь я нашла закрытой, но, когда толкнула ее слегка, она отворилась.
Откуда смелость взялась! Я ничего не боялась, а голос Синекрылова доносился так явственно:
Поделиться книгой: