Помоги проекту - поделись книгой:
Легенда о лиловом драконе
Пролог
Это была ее любимая книжка...
Когда-то золотые витиеватые буквы почти совсем стерлись, потрепанная кожаная обложка кое-где оплавилась от беспощадного огня…
Ариана обняла книжку обеими руками и прижала ее к груди, вдыхая знакомый запах — то ли вековой бумаги, то ли мамы, изо дня в день листавшей эти страницы, чтобы младшая дочь согласилась улечься в постель.
В последний раз она видела «Сказания…», когда отец швырнул ненавистную ему книгу в печь, решив раз и навсегда уничтожить любое упоминание о своеволии дочери. И Ариана, до сих пор не забывшая того своего унижения и отчаяния, никак не думала, что спустя полжизни обнаружит «Сказания…» в маминых вещах…
Как маме удалось спасти книгу от огня и тем более от разъяренного мужа, Ариана не знала. А спросить было уже не у кого: почти год прошел с тех пор, как родители не вернулись домой, наткнувшись в лесу на волчью стаю.
Говорят, отец дрался как лев, прихватив с собой на тот свет сразу пять тварей. Но совладать со всеми не сумел... О том, как погибла мама, Ариана не хотела даже думать. Пустившиеся на поиски пропавших соседей горожане нашли только окровавленные клочки одежды да фамильный меч, с которым отец никогда не расставался.
Ариана не помнила, как пережила похороны, как перетерпела первые дни без семьи. Наверное, если бы не сестра, она бы сломалась. Выпустила бы наружу свое горе, начала бы бедокурить, не обращая внимания на других, не думая об их чувствах. Но сестра взяла это на себя. И Ариане ничего не оставалось, кроме как раствориться в заботах о доме, о хозяйстве и о единственном родном человеке, который отныне требовал к себе внимания больше, чем все остальные дела, вместе взятые.
Ариана сжала зубы и опустила голову. Она давно запретила себе плакать, и с самых похорон никто ни разу не видел ее слез. Но от растревоженных найденными «Сказаниями…» воспоминаний жгло глаза и сбивалось дыхание, и Ариана, чтобы только отвлечься, распахнула книгу и впилась взглядом в расплывающиеся строки.
Ариана закрыла глаза. Перед мысленным взором предстала мама: вот она листает томик в поисках нужной сказки, аккуратно проводит тыльной стороной ладони по страницам, разглаживая их, убирает со лба прядь длинных волос и всматривается в слова, словно видит их впервые в жизни. Ее голос льется ровно, превращая «Сказания…» в тихую песню, и Ариана представляет себе те забытые времена: великих богов, первых людей и… драконов.
Самых невероятных и самых удивительных существ на свете.
Ариана безмолвно повторяет за мамой не раз уже слышанную историю, заучивая ее, словно защитное заклинание. И чувствует себя необъяснимо счастливой, не понимая еще ни того, откуда берется это ощущение счастья, ни того, какой ценой однажды придется за него заплатить…
— Мамочка, а как узнать, хороший дракон или плохой?
Мама улыбается и гладит ее по стриженным волосам.
— Не знаю, моя радость. Боюсь только, что хороших драконов сейчас вовсе не осталось.
Ариана упрямо качает головой.
— А я уверена, что остались! Ах, если бы мне только повстречать такого — настоящего хорошего дракона! Я бы!..
Ариана распахнула глаза, резко оборвав воспоминания. Глупая девчонка! Глупые мечты! Они все разбились об острые скалы реальности! Давно, много лет назад. И мамы больше нет, и никто не скажет, что все еще будет хорошо...
Сказки кончились.
Ариана захлопнула книгу и бросила ее в корзину со старьем. Туда, где уже поблескивал каплевидный сиреневый камешек…
Глава первая: Лил
Лил злился. Слишком хорошо он понимал, по какой причине мать именно сейчас послала его проверять силки. Не хотела, чтобы надумавшая навестить ее сестра снова повстречалась с Лилом. В прошлый раз, когда тетушка Ана попыталась погладить его по голове, он огрызнулся и сбросил ее руку, а мать, очевидно, решила, что нынче Лил окончательно потеряет над собой контроль и покалечит ее драгоценную сестрицу. Она все время этого боялась и, как ни старалась, не могла скрыть своего страха от сына. И пусть Лил никогда не давал ей повода подозревать его в несдержанности и агрессивности, но все-таки он был тем, кем был, и избавиться от своего проклятия не имел ни малейшей возможности.
Но это вовсе не значило, что он должен позволять кому бы то ни было себя жалеть! Пусть люди приберегут это нелепое желание для себе подобных. А он не нуждается!
Лил прищурился, издалека прикидывая, какая сегодня добыча попалась в капкан. Вообще он не любил эти человеческие приспособления для ловли животных, предпочитая настоящую охоту. В этом случае они со зверем были на равных, и либо один из них ускользал, оставляя противника голодным, либо второму удавалось победить и добыть себе еду. А силки, капканы, сети обманывали животных, губя их в самый неожиданный, самый сладкий миг победы, и поэтому казались Лилу кощунством.
Но с тех пор как с мамой произошло несчастье, приходилось охотиться за двоих, и рисковать он больше не мог. Ставя ненавистные ловушки и вынимая из них добычу, Лил испытывал горькое чувство вины, и даже легкая улыбка матери, встречающей его с охоты, не приносила должного удовлетворения и не изгоняла из души стыд.
То, что капкан сослужил свою службу, Лил понял сразу: запах крови не почуять было невозможно. На душе заскребли кошки, а значит, следовало побыстрее забрать добычу, не осматривая раны, не прикидывая, сможет ли зверь с такими повреждениями выжить в лесу, если поддаться на уговоры совести и отпустить его на волю. Несколько раз, несмотря на угрозу остаться голодным, Лил именно так и поступал, но в большинстве своем раны пойманных животных были таковы, что жизни им оставалось на пару часов даже в случае его милости.
Однако торопиться Лилу не хотелось. Он был обижен на мать и предпочел бы не видеть ее, пока не уляжется злость из-за сегодняшних невзгод. Впрочем, как оказалось, Лил ничего не знал о настоящих неприятностях. А вот они уже караулили его, да еще и там, где он никак этого не ожидал.
Запах раненого животного расслабил Лила и перебил другой, чуть менее сильный, но гораздо более опасный дух охотничьей собаки. Простых собак Лил не боялся — они не причиняли вреда, а вот охотничьи видели в нем зверя, добычу, которую следовало сначала загнать, а потом подарить хозяину, человеку. От таких собак и пахло иначе: кожей ошейника, сеном придомовой будки и остро ощущаемой ненавистью к своей потенциальной жертве.
Лил старался держаться от них подальше, небезосновательно полагая, что их хозяева не откажут себе в удовольствии испытать подопечных в охоте за таким, как он. Но сегодня, когда свора грызущихся шавок выскочила прямо на него, прятаться Лилу было некуда. Он только успел подхватить пару камней и выдернуть из-под корня дуба крепкую тростину, готовясь к обороне.
Но собаки, увидев его, вдруг остановились. Сбились в кучу, нюхая воздух и пытаясь определить, что за существо перед ними: Лил пах не человеком, но он пах и не зверем. Во всяком случае, не тем зверем, на которого привыкли охотиться собаки. Даже разъяренный медведь не источал такой опасности, как вставший между ними и добычей невеликого роста двуногий. Нет, не его палки испугались собаки — хозяин, бывало, и не такой гонял. Но незнакомец казался страшнее хозяина, и псы застыли, переглядываясь, не понимая, что им делать дальше…
Лил глядел вожаку прямо в глаза, не отводя своих и не моргая. Он знал, что можно подчинить себе зверя, если заставить того первым опустить взгляд. Этот способ не раз выручал его из беды: мало кто из живых существ мог хоть сколько-нибудь долго смотреть в опасно светлые, обычно прищуренные глаза Лила — даже мама, стоило ему задуматься, глядя на нее, просила отворотить взор. И пес не стал исключением. Заскулил, трусливо понурив голову, и свора заволновалась и попятилась было назад, но жесткий, презрительный голос оборвал отступление:
— Стоять, шавки подзаборные! Или по палке соскучились? Так я вас быстро отучу на чужую добычу пасти разевать!
Лил молниеносно накинул капюшон в попытке скрыть от появившегося из-за кустов охотника то, что являлось источником всех его бед. Сегодня Лилу отчаянно не нужны были неприятности, и, если бы удалось убедить хозяина собак в том, что он обычный человек…
Охотник мельком глянул на Лила, явно не ожидая никакого подвоха с его стороны. И увидел только то, что Лил стремился ему показать: худенького тщедушного мальчугана, напуганного озлобленными псами.
— Не бойся, не тронут, — хмуро бросил охотник, раздраженный, очевидно, тем, что его собаки пытались напасть на ребенка. — Я на детей не охочусь.
Лил кивнул, надеясь, что этого жеста признательности человеку будет довольно и он отправится своей дорогой. Лил даже готов был пожертвовать своей поживой, лишь бы не возбуждать подозрений. Ввязываться в драку ему было никак нельзя: силы противника слишком явно превосходили его собственные, а он должен был заботиться о больной матери.
Охотник свистнул, приказывая собакам следовать за ним, и направился к противоположной стороне поляны. Но свора продолжала жаться к земле, негромко поскуливая и словно не решаясь приближаться к Лилу, который стоял на пути их хозяина. Охотник удивленно посмотрел на собак, не понимая, в чем причина подобного поведения. Он окинул поляну взглядом, задержав его на капкане, и несколько секунд напряженно вглядывался в дебри леса за спиной Лила, но так и не обнаружил причины подобного испуга псов.
Лил напрягся, уверенный, что охотник не удовлетворится неизвестностью. Такие люди всегда доводили дело до конца, иначе долго в своем ремесле не продержались бы. А значит, охотник продолжит искать причину. И рано или поздно он ее найдет.
Лил сделал незаметный шаг в сторону — туда, где можно было бы укрыться в случае нападения. Человек, увлеченный загадкой поведения собак, не обратил на него никакого внимания. Но животные, вмиг учуявшие в отступающем Лиле слабину, вскочили и, припадая на передние лапы, залились отчаянным лаем. Охотник вперился в Лила взглядом.
— Стой спокойно, — велел он. — Мы сейчас уйдем, потом сможешь заняться своим капканом.
Лил снова кивнул, радуясь, что охотник неверно истолковал его намерения. Собаки наконец стали вести себя как должны, и это успокоило человека. Теперь главным было не наделать ошибок.
Охотник раздраженно прикрикнул на собак, приказав им оставить мальчишку в покое. Но свора продолжала бесноваться, не видя и не слыша никого, кроме загнанного в ловушку зверя. Никогда им еще не попадалась подобная добыча. Ну, неужели, неужели хозяин не понимает, какой трофей они ему приготовили?
Крайне раздосадованный неповиновением, охотник потянулся было за палкой, но вдруг остановился. Ни единожды еще его собаки не нападали на ребенка — напротив, ценой собственных жизней они защищали человеческих детенышей от хищников и других опасностей. Почему же сейчас с такой ненавистью кидались на мальца в капюшоне? Только ли потому, что не видели его лица?
Впрочем, когда собак интересовала форма носа или цвет бровей незнакомца? Они полагались только на свой нюх. И сейчас этот нюх подсказывал то, чего не замечал охотник. Он видел перед собой человека. А собаки чуяли зверя. И значить это могло только одно…
Одним прыжком он оказался возле Лила и сдернул с его головы капюшон. Светлые, словно серебристые волосы заиграли на солнце сиреневыми оттенками. Охотник отшатнулся.
— Эндово отродье! — вырвалось у него. Псы взвыли в предвкушении славной охоты. — Взять! — коротко бросил их хозяин. И собаки кинулись на мальчишку…
Лилу хватило пары секунд, чтобы принять решение. Бежать от собак было делом бессмысленным — они быстрее и их больше; они раздерут его еще до того, как он доберется до ближайших кустов. Напугать охотника своим перевоплощением ему даже в голову не пришло: Лил хотел быть человеком и поступал по-человечески, даже когда это было неимоверно сложно. Поэтому он отпрыгнул в сторону, к дереву, и быстрее кошки взобрался по стволу вверх — под защиту густой листвы, которая скроет его и от глаз охотника, и от его стрел. А влезть вслед за ним этот человек точно не сможет: веток внизу почти нет, а лучшие годы зверолова явно остались позади.
Охотник присвистнул от изумления, проводив Лила взглядом, потом обошел дерево кругом, внимательно всмотрелся в неподвижную крону и снова помянул Энду. Стрелять вверх, в листву, было делом бессмысленным. Даже если бы ему удалось случайно задеть мальца, это могло только разозлить того и заставить сделать то, что в мгновение ока поменяло бы их ролями. Кажется, испуг затуманил разум мальчишки, и он позабыл о своем главном оружии. И, пока он об этом не вспомнил, следовало привести подмогу.
— Стеречь! — приказал охотник собакам и бегом отправился в деревню, уверенный в том, что они и на шаг не отойдут от дерева.
Лил выждал несколько минут, прежде чем позволить себе пошевелиться. Собаки тут же залились лаем на скрипнувшую под ним ветку, но охотник не возвратился. Лил спустился чуть ниже и выглянул из листвы, но, кроме беснующейся своры, никого не обнаружил. Тогда он понял, что задумал охотник. Собаки не дадут ему покинуть дерево, пока не вернется их хозяин. А когда он вернется, Лилу останется только попрощаться с жизнью. Потому что даваться людям живым ему не приснилось бы и в самом страшном сне.
Впрочем, не слишком ли рано он опускает руки? Сколько ни было бы собак внизу, неужели он не найдет способ их перехитрить?
Лил задумался.
Спастись, спустившись на землю, шансов, конечно, не было. А вот по ветвям деревьев прыгать у Лила всегда неплохо получалось. Что, если…
Он осмотрелся.
Метрах в пятнадцати от него начиналась густая дубрава, уйти по которой будет легче легкого. Но как добраться до ближайшего дерева, от которого отделяла еще и полоса колючего кустарника? Собаки не позволят ему ступить и шагу, если только не отвлечь их внимание чем-нибудь этаким, что подействовало бы сильнее приказа охотника. К счастью, Лил знал, кого псы уважают больше своего хозяина.
Он достал небольшой острый нож. Для броска можно было использовать и его, но оставаться вовсе без оружия перед сворой разъяренных зверей Лилу совсем не хотелось. Поэтому он срезал подходящий сук, быстро обтесал его, сделав острым, как копье, и прицелился в вожака. На секунду замешкался, борясь с презрением к собственному поступку, но мысли о беспомощной матери заставили его сделать выбор.
Лил метнул самодельное копье. Оно со свистом рассекло воздух и вошло вожаку аккурат под загривок. Пес подпрыгнул, взвыл, бросился в сторону, но буквально через пару шагов повалился навзничь, издавая булькающие, захлебывающиеся звуки. Потрясенные произошедшим, собаки оставили свой пост и окружили умирающего вожака. Их жалобный визг мог бы растрогать и камень, но Лилу было некогда сожалеть о пролитой крови. Он еще не выиграл эту битву, и лишняя минута промедления уравняет их с собачьим вожаком.
Лил отполз по толстой ветке как можно дальше, неслышно спрыгнул вниз, перекатился через бок и прямо сквозь кусты ринулся к ближайшему дереву. Не обращая внимания на рваные царапины, оставленные колючками, он вскарабкался по стволу и немедля перебрался по широкой ветке на следующее дерево. Собаки не реагировали: их визги становились все тише, а Лил продвигался все дальше. В лес, в чащу, в безопасность. Туда, где никому в голову не придет натравить на него собак. Где в маленькой избушке когда-то прошли лучшие зимы его жизни. Избушки давно уже не было, но даже ее невзрачные останки дарили Лилу редкое ощущение спокойствия и безопасности. Ему надо было перевести дух.
…Злость ушла. Из Лила словно выпустили воздух — внутри было пусто, и все казалось безразличным. Ему все сложнее становилось мириться с ненавистью окружающих, все меньше хотелось изо дня в день доказывать свою человеческую сущность. Никогда ему не стать одним из них. Никогда не найти друзей. Никогда не создать семью. У него есть только мама. Та, что любит его безо всяких оговорок, принимая обе его ипостаси. Та, что однажды пожертвовала ради него самым дорогим, что у нее было, — человеческой жизнью. Та, с которой Лил никогда не сможет расплатиться за доброту и самоотверженность и о которой поклялся заботиться, оберегая от всего мира.
Для нее Лил был готов на все. А она всего-то попросила принести еды. Разве обязана она отчитываться перед нерадивым сыном, почему это нужно было сделать именно сегодня? И разве не должен он приложить все усилия, чтобы исполнить ее волю?
Лил сорвался с места, понимая, что времени выслеживать новую добычу у него уже нет, а мама весьма не обрадуется его возвращению с пустыми руками. Чтобы не сердить ее, он решил хотя бы наловить рыбы. Правда, мать не любила возиться с ее чисткой и всегда ворчала, когда приходилось браться за нож. Но, если Лил предложит самостоятельно приготовить ужин, она, пожалуй, сменит гнев на милость и не станет спрашивать, по какой причине сын не принес мяса. Рассказывать о сегодняшнем происшествии Лилу совершенно не хотелось. Реакцию матери предсказать было невозможно. Она могла расплакаться, жалея непутевого сына, а могла рассердиться, словно он был виноват в том, что люди так к нему относились. А Лил не желал ни жалости, ни обвинений. Вот если бы сегодняшний несчастливый день закончился прямо сейчас, или сестра матери исчезла и никогда больше не появлялась на пороге их дома, или…
Лил замотал головой, изгоняя из нее нелепые мечты, пока они не завели его слишком далеко, и с наслаждением нырнул в темную, неприветливую воду Северного моря. Обжигающе холодные волны тут же накрыли его с головой, и соль нещадно защипала свежие царапины, но, окунувшись пару раз, Лил почувствовал себя очищенным от людской ненависти. Море всегда было его другом, понимая и принимая, и он отвечал ему тем же.
Лил быстро поймал несколько крупных рыбин и направился к берегу. На песке, весело вереща, копошились карапузы. Они с таким усердием и такой важностью сооружали башню, что Лил не мог им не улыбнуться. Но дети, вместо того чтобы улыбнуться в ответ, вдруг разразились плачем — таким пронзительным, что рядом с ними в секунду оказались старшие братья, до этого занятые более важными делами, чем надзор за малышами.
— Ну, чего нюни распустили? — прикрикнул было самый крупный из них, но тут же осекся, едва бросив взгляд на не успевшего накинуть капюшон Лила. — Эндово отродье! — выругался он и потянулся за ближайшим камнем. Остальные мальчишки последовали его примеру.
— Убирайся отсюда, чучело! Урод! Не смей трогать мелкоту! — одновременно раздалось несколько голосов, и в каждом из них звучали страх и ненависть.
— П-шел прочь! — выплюнул сквозь зубы старший мальчишка и шагнул вперед. Взгляд его прищуренных злобой глаз уперся в Лила, словно хотел заставить исчезнуть. Лил сам не понял, как принял вызов. Сколько ни учила мать, сколько ни страдал он из-за своей несдержанности, но раз за разом встречал опасность лицом, не желая убегать даже от превосходящего численностью врага. Один бой он сегодня уже проиграл. Если отступит сейчас, потеряет к себе всякое уважение.
Спокойно, с достоинством и даже с некоторым превосходством Лил посмотрел на мальчишку, который был выше него почти на голову. Лил все знал про гипнотические свойства своего взгляда. Противника хватит едва ли на полминуты. А потом он отведет глаза, спрячет их, признавая себя побежденным. И в эти мгновения Лил должен успеть убраться, пока оскорбленные и униженные мальчишки не воспользуются собранными камнями. Все же домой он намеревался вернуться живым.
Не прошло и десяти секунд, как здоровяк ощутимо занервничал, и его сподвижники мигом это заметили.
— Тила, а Тила, — пробормотал один из них. — Может, ну его, пусть идет своей дорогой?
Но названный Тила даже не услышал его. Он изо всей мочи противился непреодолимому желанию отвести взгляд, понимая, как будет выглядеть перед своей ватагой. Но необъяснимая сила все же вынудила его отступить назад и опустить голову. Он скрипнул зубами, и в то же мгновение первый брошенный кем-то камень попал Лилу в руку, державшую улов. Связка рыбы упала на песок, и это послужило своеобразным сигналом.
— Бей его, братва! — раздался визгливый голос, и в воздухе засвистели камни. Только Тила, словно оглушенный, не шевелился, но Лил этого уже не видел. Рискуя быть изувеченным, он все же успел подхватить пойманных рыбин и ретироваться с поля боя быстрее, чем следующий снаряд смог его настигнуть. В том, что погони не будет, Лил не сомневался: главарь мальчишек был выбит из колеи и придет в себя не скоро. А значит, оставалось только без приключений добраться до дома.
Лил не был уверен, что мог занести этот бой себе в актив, но, во всяком случае, он остался при своем. А синяки и ссадины — что ж, они заживают быстро, не так, как у людей. Через пару дней и следов не останется. Лишь бы мать не заметила и не начала причитать. Надо бы незаметно проскользнуть на кухню и заняться разделкой рыбы, тогда она точно близко не подойдет. Пожалуй, стоило зайти в дом через задний двор, особенно если драгоценная тетушка подзадержалась в гостях: уж с ней видеться Лилу точно не хотелось.
Он лихо перепрыгнул через невысокую оградку, пересек двор и уже открыл было входную дверь, как вдруг услышал позади себя какое-то шевеление. Лил замер, почуяв сквозь резкий запах рыбы нового, не бывавшего здесь ранее человека. Странный, непонятный, непривычно легкий запах. Весь подобравшись, приготовясь при необходимости к атаке, Лил обернулся…
И очутился нос к носу с незнакомой девчонкой, переодетой в мужское платье…
Глава вторая: Знакомство
Смущенная мать, теряясь и отводя глаза, представила гостя своим племянником. Ничего не понимающий Лил, не желая выставлять ее на посмешище, великодушно промолчал. Но, едва та вместе с сестрицей удалилась в дом, оставив детей одних, он решительно обратился к гостье:
— Хочу знать твое имя!
Ответ был предсказуем:
— Райан. Ты разве не слышал?
Лил улыбнулся. Кого она пытается обмануть? И пусть темные волосы коротки и растрепаны, а карие глаза смотрят смело и даже вызывающе; и пусть невысокая стройная фигурка облачена в мальчишескую рубаху и узкие штаны; и пусть любимая мама, которой Лил доверял безгранично, называла гостя своим племянником, он совершенно точно знал, что перед ним девочка. Может быть, потому что чересчур старательно рассматривал нового знакомого. Может быть, потому что просто чувствовал это — все-таки звериная сущность имела свои преимущества. Мама могла ошибаться — чутье не ошибалось никогда.
— Я имею в виду настоящее имя, — пояснил он. — И не думай, что тебе удастся меня провести.
Девочка посмотрела на него, всем своим видом изображая недоумение, но Лил привычно чувствовал истинные эмоции — а это был страх перед разоблачением. И, как ни странно, сильнейшее любопытство, которое и заставило Лила продолжить:
— Так как тебя звать? Эрайна? Райанна? Рианнон?
На ее личике появилось сначала удивленное, а потом расстроенное выражение — и Лила чрезвычайно повеселила эта неприкрытая игра чувств. Он удивлялся своему желанию после сегодняшних приключений общаться с любым из представителей рода человеческого, но присутствие гостьи необъяснимым образом изгоняло из души хмурь, и Лилу не хотелось возвращаться к своему недавнему состоянию.
— Так ты догадался? — со вздохом уточнила девочка. Лил пожал плечами: он был всего на пару лет старше ее, но в этот момент казался себе очень взрослым и мудрым.
— Не понимаю, как тебе в голову пришло обрядиться в мужское платье, — небрежно заметил он, совершенно не рассчитывая на ответ. Но девочка почему-то решила объяснить.
Поделиться книгой: