Сказка – ложь…

Втиснулись мы, значит, в залу, стали ждать, что дальше. Оказалось, всё просто. На высоком помосте в глубине зала расположились король с королевой да беспамятный их сын. Туда и подходили по очереди претендентки в невесты, кланялись, иные отвечали на пару вопросов, касались, по слову короля, бесчувственной руки юноши. Некоторых отсылали прочь сразу, другим предлагалось примерить вышитую золотом туфлю, ту самую, что я, убегая в ночь праздника от пьяного королевича, бросила ему в лицо. Только вот, туфелька, на первый взгляд вполне обычная, если не считать невиданно затейливой вышивки, стоило очередной девице взяться её надевать, вдруг, словно по волшебству сжималась, уменьшаясь в размерах, так, что ни одной не удавалось её натянуть на ногу. Уж они пыхтели, кряхтели, потели, иным даже мамки да воспитатели бросались на помощь (Как только не разорвали несчастную обувку!), но капризная туфля не подходила никому, и всё тут. Поначалу это зрелище меня знатно забавляло, но вскоре наскучило, а потом и вовсе утомило. Когда перевалило за полночь, а очередь из невест не уменьшилась даже на половину, я уже готова была взвыть, но тут король объявил конец смотрин, с тем, чтобы утром начать снова.

Мачеха с сёстрами остались ночевать в замке, с остальными благородными девицами, их мамашами и наперстницами, а я отыскала себе укромный уголок в конюшне, зарылась в там в сено, да проспала до самого утра, как младенец.

Едва расцвело, всех опять собрали в большом зале и вчерашнее представление началось с начала. Одна за другой покидали девушки помост, кто красная от досады и напрасных усилий, кто со слезами, а кто и с явным облегчением во взгляде. Когда, наконец, очередь приблизилась к нашей семье, я потихоньку вытащила спрятанный до поры в складках одежды нож, чтобы не прозевать и в нужный момент незаметно добыть немного своей крови. Королева-из-под-Холма уверяла, что достанет и трёх капель, однако я намерена была перестраховаться. Рука, чай, заживёт, а вот второго такого шанса отомстить да вырваться из-под мачехиного гнёта больше точно не представилось бы! Но не так всё оказалось просто.

Только отполированная временем костяная рукоять скользнула мне в ладонь, как на запястье когтями сжались мачехины пальцы! Уж не знаю, от волнения ли, или по неосторожности, не сумела я уберечься от её вездесущего взгляда и вот, оказалась на волосок от беды. Как не цеплялась я за нож, да только мачеха была крупнее и сильнее, выкрутила мне кисть и отняла его. Ещё и угрозы прошипела в ухо, что она, дескать, со мной сделает по возвращении домой з атакой проступок. Уж не знаю, что она себе вообразила, какие намерения мне приписала, знаю только, что обернись тогда дело иначе, добром бы для меня это не закончилось.

Но тут рыжий Киган пророкотал отцовское имя, и мачеха оставила меня, чтобы вытолкнуть вперёд старшую из сестёр. Та охнула, зарделась, что твой мак, и поспешила к помосту. Словно сквозь туман наблюдала я, как она отвешивает поклоны, как приветствует королевскую чету, отвечает на вопросы, что ей задают, слово в слово по научению мачехи, как милостиво кивает ей король и как принимает она из рук прислужника волшебную туфлю на серебряном подносе.

Конечно, когда дошло до примерки, дело застопорилось. Я уж было позлорадствовала про себя, предвкушая, как придётся этой ярке в дорогом наряде брести из покоев во двор, к остальным несостоявшимся невестам, да сгорать от стыда и досады, когда вдруг голос подала мачеха. Мол, просит она позволения помочь кровиночке с обуванием. Дескать, с детских лет её окружала толпа нянек да компаньонок, так её холили, так лелеяли, ни сандалии самой завязать не давали, ни сапожок натянуть, вот она и не знает, как ей с туфелькой справиться.

Король от этих слов поморщился, но разрешение дал. А мачеха только того и ждала, сорокой метнулась к сестрице, что-то ей прошептала коротко, склонилась у её ног, поди разбери за юбкой да покрывалом, что там делает! Сестрица же, губу закусила, в лице ни кровинки, а сама молчит, только слёзы глотает. Вскоре мачеха распрямила спину и, сияя улыбкой, велела дочери приподнять подол. Тут все так и ахнули – на ноге её девицы красовалась непокорная расшитая золотом волшебная туфелька.

Моя туфелька.

Я едва не закричала от такой обиды и горечи!

Мачеха же, победоносным взглядом обвела собравшихся, взяла свою дочь под руку да повела её к трону. Тут мне и бросилось в глаза, что сестрица вдруг стала сильно припадать на ногу, как раз ту самую, на которой моя обувка. Смекнула я, что дело нечисто, да только никак в голову не лез способ разоблачить обман так, чтобы голоса не подать и раньше времени себя не выдать, ведь, по научению Королевы Фей, должна была я стать в ряду невест последней. Пока мысли мои метались, как перепуганные куры, сестрица под руку с мачехой доковыляла до королевской четы, хотела она поклониться, как подобает, да не удержалась на ногах, едва не упала прямо королю на колени, чудом её мачеха успела подхватить, извинения забормотала, что твой соловей запел, а саму аж перекосило; так вцепилась дочери в локоть, что ногтями, наверное, до кости достала. Только сестрице это не слишком помогло, побледнела она пуще прежнего, до синевы на губах, да и повалилась без памяти на пол.

Тут уж подскочили слуги, а за ними и целитель, оттеснили они мачеху в сторону, подняли бесчувственную девицу, чтоб отнести в отведённые будущей невесте покои, и тогда заметили кровавый след под её ногой. Глянули, а туфелька-то волшебная уж вся кровью пропиталась, сочиться начала. Стянул тогда целитель её с сестриной ноги, и все увидели, что нет у неё пальцев, начисто отняты, только обрубок ступни остался лоскутом перетянутый. Кинулись тут люди короля за мачехой, в аккурат у ворот успели схватить. Она, как только сообразила, что обман не удался, бочком-бочком на выход прокралась, сбежать хотела, пока все заняты дочкой, да не вышло. Привели эту крапиву в юбке обратно в зал, бросили к ногам короля, а с нею нож, у меня отнятый, да окровавленный платок с обрубленными сестриными пальцами.

Признаюсь, даже я ужаснулась содеянному мачехой, хоть и знала её как облупленную, а уж о прочих и говорить нечего. В тот момент подумалось мне, что пора бы и отступиться, месть моя свершилась, после такого поступка наказания мачехе точно не избежать, притом самого сурового, отцова усадьба теперь снова будет моей, а дальше мне заходить вовсе не обязательно. Словно в подтверждение моих мыслей король велел тут же посадить мачеху в клетку, как дикую волчицу, и держать там под стражей, пока не закончится поиск невесты для его сына и не отгремит свадебный пир, а после, де, предстанет она перед его судом.

Младшая из сестёр такого не вынесла, с рыданиями выскочила вон, оставив и жестокую мать, и покалеченную сестру, и перспективу стать королевской невесткой. Никто не стал ей препятствовать. А вслед за ней все девять оставшихся девушек отказались участвовать в смотринах, по чести объявив, что не они были той красавицей, околдовавшей принца, и что не знают о ней ровным счётом ничего.

Очень опечалился тогда король, ведь по всему выходило, не удалось ему найти средства от сыновьей болезни. Махнул он рукой, распуская собравшихся, но тут встрял рыжий Киган, ухватил меня за шиворот и поставил посреди зала, вот, мол, ваша милость, тут ещё одна претендентка осталась, неказиста, правда, но что мы теряем, пусть примерит туфлю, а прогнать, если что, всегда успеем. Оглядел меня король, поморщился, но кивнул. Пусть, говорит, примеряет, только поскорей, не задерживает. Так и вышло, что отступать мне стало некуда…

Поднялась я на помост, взяла туфлю, что уже начала коробиться от сестрицыной крови и без лишних слов надела её на ногу. А после и вторую из-за пазухи достала, да и обулась, как полагается. Видели бы вы, как подскочили король с королевой и все придворные с ними! Заохали, загомонили от удивления, вслух друг друга переспрашивают, как же так вышло, что замарашке удалось то, что ни одна красавица не сумела? Тут король вспомнил о своём достоинстве правителя, прогнал прочь брезгливость, взял меня за руку и во всеуслышание объявил невестой сына.

А я под этот шум прокусила поскорей себе губу до крови, склонилась в поклоне перед королём и народом, а сама тихонько сплюнула кровь на подол, прямо на пришитые накануне листочки-веточки. И в этот же миг, будто солнце от воды отразилось, вспыхнуло моё убогое платье ярким светом, да превратилось на глазах у изумлённой публики в наряд невиданной красоты, расшитый богато золотом и пурпуром; свалявшиеся космы разгладились, засияли, грязная, вся в саже, кожа преобразилась в белую да румяную – просто кровь с молоком. Я сама, хоть и ждала того, удивилась про себя, видя, как посветлели и смягчились мои огрубевшие от тяжёлой да грязной работы руки, как переменилась одежда, а уж другие при виде этакого чуда едва на колени не попадали. Воины и вольные всадники, те первыми опомнились, и ну кулаками в грудь стучать, да кричать что есть духу здравницы и поздравления! Такой шум подняли, что в окрестных лесах всё зверьё переполошили. На этот шум поспешили возвратиться под свод залы и те, кто был во дворе, каждый из них также удивлялся увиденному, каждый принимался громче прочих восхвалять волшебную невесту и королевскую семью.

Да, скажу я вам, тот миг стоил не только каждого дня ожидания, всех вынесенных унижений, всех горестей и печалей! И если бы тогда кто предложил мне пройти все те испытания заново, чтобы ещё раз пережить такое же торжество, я без раздумий бы согласилась!

Не знаю, как долго я стояла там, упиваясь своим триумфом, оглушённая приветственными криками и овациями. Я словно парила над толпой, пока прохладная рука королевы не коснулась моего плеча, мягко, но твёрдо возвратив меня на землю. Лишь несколько слов прошептала она мне на ухо, но их оказалось достаточно, чтобы я устыдилась своего тщеславия и своекорыстия – то была просьба матери, отчаявшейся спасти сына. «Если ты и вправду та, кто может ему помочь, прошу, не медли! Сделай это пока не поздно», – так она сказала, и я поспешила откликнуться на эти слова. Как научила меня Королева-из-под-Холма, подошла я к жениху, да и поцеловала его прямо в губы.

Едва коснулась моя кровь губ королевского сына, как тут же он пришёл в себя. Миг спустя уже глаза открыл, с удивлением обвёл взглядом зал, собравшихся, увидел отца, плачущую от счастья мать, хотел подняться со своего кресла, да не нашёл в себе сил, от чего изумился ещё больше, хотел было что-то сказать, но тут король подвёл меня к нему и представил его невестой, повторив сказанное раньше. Едва взглянув, королевич узнал меня и тут же всё вспомнил. Видели бы вы его тогда! Клянусь всем элем в мире, такой смеси восторга, страха, стыда и досады не видела я больше никогда ни на одном встреченном лице!

Да, дружок, ты прав, это надолго отбило у него охоту развлекаться с хорошенькими девицами без их на то согласия. Жаль, не навсегда… Но об этом я вам расскажу как-нибудь потом, если захотите, а пока дайте истории идти своим чередом.

Так вот, немного времени прошло с того дня, как чары Королевы Фей помогли свершиться моей мести. В ожидании свадьбы я жила в отцовской усадьбе законной её госпожой, как и должно было мне по праву. Признаться, эта роль мне нравилась вполне, хоть и пришлось, скрепя сердце, разобраться сперва с мачехиными подпевалами: кого просто погнать со двора, а иных и на воротах повесить за их преступления, в назидание другим. Не будь на то королевской воли, вряд ли я стала бы торопиться с подготовкой к свадьбе, слишком уж нравилось мне быть себе самой хозяйкою, но родители моего жениха ждать не желали. Тысяча швей и вышивальщиц трудились день и ночь над свадебными нарядами, тысяча охотников выискивали лучшую дичь по лесам, тысяча рыбаков удили рыбу для праздничного пира, тысяча музыкантов ладили для него струны и всех их то и дело поторапливала королева, боясь промедлением вновь навлечь беду на любимого сына. Так что, едва первое в году молоко оросило землю и погасли огни одного праздника15, как тут же зажглись они для другого – нашего с королевским сыном свадебного пира.

Не стану утомлять вас подробностями, скажу только, и можете мне поверить, что роскошнее свадьбы не видала до тех пор земля! Ещё за три ночи до того, как были связаны наши с мужем руки16, начались всеобщие игры и угощения. Больше десяти ночей длились торжества в нашу честь, а собрались там свободные люди со всего королевства и каждый ел, пил, играл и танцевал, пока не падал в изнеможении, а назавтра снова принимался за то же снова. А когда закончились гуляния, ещё девять дней и ночей понадобилось, чтобы разобрать, сосчитать и сложить в кладовые все принесённые гостями дары.

Да уж, сейчас такой роскоши и размаха уже не увидишь!

А? Что говоришь, приятель? Мачеха? Ах да, конечно, я как раз к этому подвожу!

Она дожидалась суда в своей клетке на королевской псарне, а дочери её были изгнаны с позором, и каждый певец сложил о том язвительную песню, так что, куда бы не подались мои сводные сестрицы, всюду их встречали хулой да насмешками. Мой новоиспечённый свёкр, как я вам уже рассказывала, собирался вынести этой злобной проказе справедливый приговор, как только мы с его сыном поженимся. Однако же, когда дошло до дела, то ли гнев его остыл, то ли хитрость взяла верх, в общем, решил король переложить эту ношу на мои плечи, да ещё прилюдно. Дескать, раз я главная пострадавшая, то мне и решать, какую компенсацию потребовать за годы унижений, искалеченную сестру и смерть отца.

Знали бы вы, как мне хотелось покончить с ней раз и навсегда! Чего стоило сдержаться и не потребовать принести мне мачехину голову на блюде! Но когда я увидела её, отощавшую, грязную, со спутанными волосами и безумным затравленным взглядом, моя многолетняя ненависть вдруг угасла, как залитый костёр. Поняла я, что моя месть уже свершилась, в точности так, как я сказала пред лицом Королевы Фей. А ещё, я более не сомневалась, король нарочно устроил мне проверку, так что, попросила сперва разрешения обратиться за советом к филидам17, хранителям истинной мудрости, чтобы неразумным своим суждением невзначай не нарушить древних законов и не навлечь беду на королевский род и всю нашу землю. Такая просьба была встречена всеми с большим одобрением, так что королю ничего не оставалось, кроме как призвать своих мудрецов и оставить меня с ними.

Долго длилась наша беседа, три бычьи туши успели прожариться целиком за это время, три котла с хмельным мёдом успели опустеть. А когда закончила я слушать мудрые речи старых хитрецов-законников, то поднявшись на помост, чтобы при всех собравшихся перечислить преступления мачехи, не упустила ничего, ни одного самого маленького проступка этой женщины не оставила в тени, так что, когда я закончила и настало время, как полагается, выслушать ответ обвиняемой, никто из присутствующих на этом суде уже не выказывал к ней и тени сочувствия. Один за другим раздались выкрики с требованием казнить злодейку, их тут же поддержали другие голоса и вскоре уже всё собрание гудело, словно рой растревоженных пчёл. Эти люди не понимали одного, предать мачеху смерти означало бы избавить её от той жалкой участи, которую она, без сомнения, заслужила. О, нет! На такое милосердие я была пойти не готова!

Насилу я дождалась, пока они немного утихомирятся, чтобы предложить обвиняемой оправдаться, но, совершенно сломленная, она не нашла для этого слов. И тогда я огласила свой приговор.

Я объявила, что не хочу и не стану добиваться её смерти, что в сердце своём прощаю всё зло, причинённое этой женщиной мне и моей семье, и что в качестве наказания за свои преступления мачеха должна до конца своего существования служить при мне, как я служила ей в отцовском доме. А кроме того, наложила на неё священные запреты. Теперь ей нельзя было разговаривать с кем-либо, кроме меня и только если я сама задам прямой вопрос, есть или пить что-либо из чужих рук, кроме добытого самостоятельно и, наконец, вредить себе любым способом, прямо ли, или опосредованно.

Такое решение вызвало, как я и рассчитывала, всеобщее одобрение. Король же, только зубами скрипнул, но отступился. Ещё бы! Даже лучший законник не нашёл бы к чему тут придраться, а уж о собравшейся ради праздника толпе и говорить нечего, те только рады были опрокинуть лишнюю кружку во славу моей доброты и мудрости.

Надо сказать, я бы сейчас с удовольствием их примеру последовала… Что скажешь, приятель? Угостишь моё бывшее величество ещё кружечкой?

А? Враньё, говоришь? Это я-то лгу?! Да чтоб у тебя прыщ на языке вскочил за такие слова! Что-что? Как королевская невестка оказалась в дрянной таверне? Пфф… Тоже мне! Поживи с моё, поглядим, куда тебя судьба забросит! Это только проклятые сказочники завершают свои россказни свадебным пиром, на деле же, с этого момента всё только начинается. Вот женишься, помянешь моё слово!

О! А вот твой дружок соображает получше, гляди-ка! Спасибо, милый, совсем у меня горло пересохло от долгого рассказа. Чего говоришь, милый? Расскажу, коль будет твоя воля слушать. Чего ж не рассказать.

Ага, теперь и тебе, стало быть, интересно, что было дальше?

Ну что ж, старина, Элла дама не обидчивая… Обещала – расскажу. Дай только пару глотков сделать. И вот ещё что, приятель, следующая кружка с тебя, так и знай!

5 кружка.

Так о чём это я рассказывала, напомни, милый? Ах да, «Долго и счастливо» … Как же-как же… Разбежался! Сказочники ваши врут и не краснеют, уж мне-то поверьте, вряд ли кому другому об этом лучше известно.

Десять лет прожила я в первом замужестве, родила четырёх прекрасных детей, двое из которых были живы и почти уже доросли до отрочества, когда по вине их беспутного отца всё пошло прахом. Уж простите, не назову вам его имени, не столь далеки его владения от этих мест, как хотелось бы. Правда, как я слышала, несколько лет назад его новый бог призвал к себе своего непутёвого слугу, ну да он ему и судья.

Ладно, ладно! Так и быть. Звали его Энгус, сын Фройха, если вам это имя о чём-то говорит. Не слышали о таком? Что ж, оно, пожалуй, и к лучшему… Плохо он закончил, приятель. Умудрился, по глупости своей, рассориться со всеми соседями, да вступить с ними в битву, где и потерял беспутную свою голову. Да…

Не собираюсь тут порочить ничью память, просто скажу, чего бы там не говорили после, я была ему верной женой и хорошей матерью своим малышам. И даже если, случалось, оступалась порой, то в мыслях уж наверняка всегда была единственно ему предана. И уж точно за все годы нашего супружества ничего не было такого, в чём я бы ему отказала. Ну, вы понимаете… Впрочем, солгу, если стану утверждать, что это было мне противно.

Однако даже первые месяцы нашей с ним жизни были не то чтобы путешествием на Яблоневый Остров18, это я вам откровенно скажу! Да, многочисленные слуги и рабы сдували с меня пылинки, спеша предугадать любой каприз, да, муж был со мной участлив и ласков, а молодая наша кровь вскипала с лёгкостью от малого касания. Но всё же, в этой его предупредительности и любезности то и дело сквозило нечто такое, от чего у меня прямо зубы сводило – страх. Муж мой всё называл меня дочерью фей и убеждал, что раз уж нас свело чудо, то, видимо, я и есть единственное, что ему в жизни нужно, даже принял гейс не брать второй жены19, кроме случая моей преждевременной смерти. А я слушала эти речи и снова видела, как наяву, наглую его пьяную ухмылочку в тот вечер, когда мы впервые повстречались на праздничном пиру, его азарт, его ярость, когда он гнался за мной по двору, словно дикий зверь, и тут же вспоминала, какой испуганный и беспомощный у него был взгляд после, когда пало заклятие Королевы-из-под-Холма, как он тогда шарахнулся от меня, сложив пальцы в обережный знак, будто не юная красавица предстала перед ним, а сам ужасный Балор.20

Да и не только муж относился ко мне с известною опаской, многие, включая даже короля, проходя мимо, шептали охранное слово и тайком хватались за амулеты, боясь дурного глаза «дочери фей». Ещё больше было тех, кто открыто лебезил предо мной, всеми силами стараясь умаслить и избежать таким образом возможного насланного колдовства. Сначала меня это забавляло, да и ощущать собственную силу и власть после долгих лет унижений было приятно, чего таить, но всё же, такое поведение окружающих быстро мне надоело, а после и вовсе стало раздражать. Один верзила Киган улыбался мне всегда от сердца, да и глядел прямо, без страха, без лукавства, скорее, с любопытством, но держался уважительно.

Правда, скоро мне стало не до глупцов с их шепотками.

Природа взяла своё и, спустя некоторое время, я вдруг обнаружила, что оказалась на сносях. Поначалу нарадоваться не могла такой новости! Думала, теперь-то уж все убедятся, что я не какая-нибудь корыстная колдунья, а хорошая жена и мать будущего наследника. Муж мой, тот и вовсе воспарил, три дня праздновал с друзьями да молочными братьями, а выпитым ими вином да пивом можно было наполнить небольшое озеро. Даже относиться ко мне, вроде бы, стал иначе, расслабился что ли… Уж не знаю, как объяснить лучше, но, оставаясь со мной наедине, он больше не глядел так, будто вынужден делить постель с дикой кошкой.

Как же я ждала это дитя! Надеялась, оно примирит меня, наконец, не только с мужем, но и со всем светом. Каждый день благодарила всех известных мне богов, а Клиодне, в исполнение уговора, отправила трёх прекрасных быков для её стада, белых, словно морская пена и сильных, как штормовой ветер. Но, то ли малы оказались мои приношения, то ли боги глухи, а может, и впрямь, как болтали некоторые злые языки, переменчивые обитатели холмов решили сыграть со мной злую шутку, только мой первенец, родившись много раньше срока, не прожил и до заката.

Горе моё было глубже океана, шире неба и темнее грозовой тучи и не было на свете средства, чтобы заставить меня забыть о нём!

Муж, тот хоть развлекался охотой да бражничеством. Раз, охваченный пьяным безумством, с одним лишь ножом вышел против дикого вепря. Что, надо сказать, едва не стоило глупцу жизни; пройдись кабан своим бивнем чуть левее, а так бы, верно, и случилось, не подоспей на подмогу верный рыжий Киган, и осталась бы я в тот же миг молодой вдовой. Пришлось выхаживать своего непутёвого охотника, за что я и принялась со всем усердием, с помощью лучших целителей. Ох и спорили мы с иными из них! Парочку даже пришлось прогнать вон, за их упрямство и неуважение. Однако большинство из них были весьма удивлены моими познаниями и очень их хвалили. Тогда и подумалось мне, что будь я искусней, сумела бы уберечь сына, что знаний, переданных матушкой, мне мало, что хочу я стать лучшей целительницей, какую только знал свет!

Сказано, сделано. Принялась я за науку врачевания. Ночи и дни напролёт повторяла названия да свойства трав, плодов, кореньев, камней и существ, как известных в моём родном краю, так и никогда невиданных, осваивала рецепты сложнейших составов, разучивала длинные заговоры и заклинания, тренировалась обращаться с острейшими ножами и шить по живой плоти, как по тонкому полотну. Так велико было моё усердие, что всего за три года я сравнялась в мастерстве с некоторыми из своих учителей, а ещё через три превзошла их всех! Но всего моего искусства, всего старания не хватило, чтобы сохранить жизнь собственного следующего младенца. Девочка, будучи всего полутора лет от роду, сгорела от лихорадки у меня на руках и никакие самые изощрённые средства ей не помогли. Тогда-то я и решилась обратиться к изучению иных искусств, куда древней и темней обычного целительства…

Первое, что хотелось мне более всего узнать, как воззвать к Королеве Фей так, чтобы она наверняка ответила. Был у меня к ней один важный вопрос. Эх, дружочки, мне бы его задать ещё в первую нашу встречу, сколько горя могла бы я тогда избежать, сколько слёз не пролить! Но увы, достойная мысль всегда приходит с опозданием.

Не сразу, ой не сразу вышло у меня добиться внимания Королевы-из-под-Холма, но, в конце концов, одной ненастной ночью упорство моё вознаградилось, раздражённая и недовольная она явилась на мой зов. Но жалоб моих в этот раз слушать не стала, нетерпеливо оборвала на полуслове, а в ответ на мой вопрос не её ли волей лишилась я детей, не забрала ли она их в награду за свою помощь, жестоко рассмеялась. Сказала, дескать, уж не думала ли я, смертная дурёха, что она удовлетворится какими-то худосочными телятами, которых я ей притащила после свадьбы? Мол, должна я благодарить её, что всех трёх она за одну плату засчитала, да и то лишь по своей доброте. Много, мол, просишь – дорого плати, да и уговор был три цены, все кровью, а я лишь раз принесла откуп, как последняя скряга, сбагрила, что не жаль. Мол, она свою часть дела выполнила, получила я всё, что просила: и месть, и богатство, и власть; а что до моих претензий о несчастливом супружестве, так о любви, верности и прочем речи не было, что заказывала, мол, то и имею. С тем и пропала Королева Фей с моих глаз, только пригрозила ещё напоследок почём зря её впредь не беспокоить.

Что это с тобой, милый? А, дым от очага глаза ест. Ну конечно-конечно… Я так и подумала. На вот, утрись. И, будь другом, плесни ещё чуть эля мне в кружку. Вот, спасибо! Да пошлют тебе боги доброго тебе здоровьечка и умницу жену!

Так вот, о чём это я? Ах да, муженёк!

Пока я пыталась выполнить свой долг и произвести на свет наследника, мой благоверный тоже времени зря не терял. На месте ему никогда не сиделось – вечно у него то поход, то битва, то охота, то гуляние, чуть притих лишь на время пока рана заживала, но и тогда угомониться толком не смог – вбил себе в голову, что непременно должен стать королём после своего отца! Надо сказать, будущих претендентов кроме него было ещё трое, и как на мой взгляд, все куда достойнее непутёвого моего супруга. Первый – родной его дядя, младший брат нашего короля. Вот уж кто подошёл бы как нельзя лучше! Были у него и сила, и мудрость, и терпение, и острый ум, и воинская слава. Двое других – мужнины двоюродные братья, один по тому самому дядьке, второй по старшей сестре. Те хоть и были не так мудры, сильны и удачливы в битвах, но всё же на голову превосходили моего честолюбца во всём, кроме наглости. По крайней мере, ни один из них не свежевал зверя прежде, чем поймает и не рассуждал при живом короле о том, как стал бы править после его смерти.

Мысли об отцовском троне, вскоре, так завладели моим Энгусом, что для других и места почти не осталось, даже на брачном ложе он то и дело вместо положенного занятия принимался разглагольствовать о своих правах на корону, чем изрядно меня раздражал. Однако же я внимательно слушала, как подобает хорошей жене, и потихоньку прикидывала про себя возможные выгоды и риски такого поворота событий. Так что, к моменту, когда мой муж окончательно утратил всякое терпение и обратился ко мне с просьбой колдовством помочь ему утвердиться в праве наследования, план у меня уже был готов.

Конечно, сначала я ему отказала. Возмутилась даже, мол, как посмел он склонять меня к таким грязным интригам, да ещё и против родственников! Но, спустя некоторое время, смягчилась и дала-таки положительный ответ на его уговоры и многочисленные посулы. Не спешите с осуждающими взглядами, приятели! Вы никогда не были женщиной в королевском дворце и не знаете, каких трудов стоит обеспечить там не только своё влияние, но даже обычную безопасность. И уж точно вы не были матерью!

Да, немалую роль в моём согласии сыграло то, что я вновь понесла и на этот раз уж точно была намерена сохранить дитя живым и здоровым, чего бы то ни стоило. А раз появится ребёнок, рассудила я, то почему бы ему не стать королевским? Ведь это дитя достойно самого лучшего! Ради него и его будущего я была готова на всё. Даже ввязаться в грязные делишки моего муженька и обратиться за помощью к силам столь древним и зловещим, что сами полузабытые имена их вводили большинство людей в трепет. Но я давно уж не была в числе большинства…

Случай разобраться с соперниками Энгуса не заставил себя ждать, те снарядились в большое плавание, уж и не вспомню зачем, видно замаячила где-то у чужих берегов богатая добыча. Двадцать кораблей сошли на воду под предводительством королевского брата и его сына, ещё десять под рукой мужнина племянника к ним присоединились, соперничая в пышности отделки, свирепости воинов и сладкоречии бардов. Полкоролевства вышло в тот день на берег проводить в поход своих героев, сколько песен было спето, сколько пива и сладкого вина выпито в их честь, не сосчитать. Только всё зря. Едва скрылись из виду их паруса, налетел невиданной силы шторм. Выжившие рассказывали после, что волны кидали просмоленные дубовые суда, словно щепки, ветер рвал кожаные паруса, будто тонкий лён, а цепи, их удерживающие, лопались со стоном, как струны арфы под пальцами неумелого музыканта. Лишь семь изрядно потрёпанных кораблей из тридцати сумели возвратиться к родному берегу. Множество славных воинов и умелых мореходов сгинуло в пучине в ту ужасную ночь и с ними любимый брат короля, его внук и племянник.

Мой непутёвый муж в одночасье сделался единственным наследником своего отца. Думаете, он явился ко мне с дарами и благодарностями? Как бы не так!

Энгус был в ужасе! Оставшись со мной наедине, этот презренный трус накинулся на меня с обвинениями и упрёками, мол, я своим колдовством вызвала бурю и погубила зря столько народу. Как будто не его тщеславие было тому виной, а лишь моя злая воля! Конечно, я не преминула напомнить ему чья тут выгода в первую очередь, припомнила каждое его слово о будущей короне, каждую просьбу о помощи её получить. Можно подумать, он не понимал, о чём просит! Тут он сник, принялся лепетать что-то о несоответствии цели и средств, но я лишь плечами в ответ пожала; я ведь предупреждала, потребуется плата и не моя вина в том, что он рассчитывал уплатить меньше, чем потребовали Силы.

Я и сама когда-то по наивности своей совершила похожую ошибку, но всё же расплатилась сполна, трижды – за месть, за богатство и за власть. Три быка и два младенца. Что ж, могло выйти и дороже… Так уж всё устроено, чем сочнее кусок, тем выше за него цена, чем желаннее цель, тем больше крови за неё приходится пролить. Быть королём – значит распоряжаться чужими жизнями, если не готов к такой ноше, нечего было и пытаться взвалить её на плечи!

Понурый и мрачный покинул муж мои покои, а после пил со своими побратимами пока не упал без чувств; будто в вине можно утопить совесть, будто можно залить им бушующий в сердце пожар. Трижды вставало и садилось солнце после нашей размолвки и вот, снова пьяный в стельку, он вломился ко мне среди ночи. Хотела я его прогнать, напустила на себя вид холодный и надменный, но впервые не сумела с ним справиться. Словно мятежный дух в него вселился! Руки Энгуса будто превратились в железные клещи, а тело в медвежью тушу. То он ругался и называл меня проклятой колдуньей, то смеялся и шипел мне в ухо, что я всего лишь обычная баба, ничем не лучше других, и он, де, будет поступать со мной, как и с прочими всегда поступал, и что должна я, наконец, узнать его превосходство. В страхе за ребёнка, что носила под сердцем, я стала просить его прекратить, но тем лишь сильнее распалила. В ту ночь он заставил меня пролить слёзы. Первые мои слёзы со встречи с Королевой Фей, и наутро, разглядывая уродливые синяки на своей белоснежной коже, я поклялась, что он дорого заплатит за каждую каплю.

Впрочем, уже совсем скоро, устыдившись сделанного, а может и испугавшись на трезвую голову расплаты, муж мой так раскаивался в своей жестокости, так просил прощения, стал так ласков и щедр, так предупредителен и нежен, что я оттаяла и оставила мысль о мести. Тем более, самое главное моё опасение не сбылось, дитя осталось в порядке, дикая выходка отца на нём не сказалась. В кои-то веки, подумалось мне, в нашей семье наступила тишь да гладь. Оба мы, и я, и Энгус делали вид, что ничего меж нами не произошло, старались изо всех сил, так что, в какой-то момент я даже поверила, что счастлива.

Однако, вскоре, кобелиная его натура взяла верх.

Чем больше рос мой живот, тем реже видела я мужа по ночам и тем чаще то одна, то другая смазливая служанка или рабыня щеголяли яркими тканями, да дорогими украшениями. И если с этими девками я ещё могла что-то поделать, прогнать прочь за какую оплошность или попросту продать, то дочери и юные жёны благородных семейств оставались вечной проблемой.

Что говоришь, дружок? Нет, своего обета он тогда не нарушал, ведь ни одну из тех девиц не навестил дважды. Но, думаешь, мне от этого было проще?

Каждый праздник, каждый пир, каждые устроенные при дворе игры и гуляния становились для меня тяжёлым испытанием. Верная своему слову и запрету Королевы Фей, я всякий раз, скрепя сердце, покидала весёлое общество в аккурат до первых петухов, чем мой непутёвый муженёк, конечно, с радостью пользовался. И если в первое время он хотя бы старался свои похождения скрывать, то спустя несколько лун даже этого труда уже себе не доставлял, особенно, как напьётся. Как-то раз, я в сердцах пригрозила ему разводом, пообещав при том, что стоит мне от него отречься, как сразу вернётся снятое некогда моей кровью проклятье. Наобум ляпнула, но нежданно-негаданно попала точно в цель! Муженька враз будто подменили. Страх его перед тем, чтобы снова оказаться недвижным и беспомощным оказался сильнее неуёмного зова плоти. Впрочем, ненадолго… Но, не стану забегать вперёд.

Понимаете, какое дело, страх, может, и удерживал моего мужа от блуда, только вот, на брачное ложе его так и не вернул. Отказавшись от утех плоти, стал он всё своё время посвящать тренировкам с оружием, да сражениям, а по вечерам пить, пока не валился с ног. В недолгом времени и вовсе собрался в поход со своими верными побратимами, искать поживы на чужих землях. Туда, где прежде раз за разом терпел поражение прежде.

Мне, меж тем, как раз уж срок подходил разрешиться от бремени, и я всё надеялась, что, увидев, наконец, сильное здоровое дитя муж мой ко мне оттает. Нечем больше ему станет меня упрекнуть в пьяном угаре, не от чего его матери королеве станет хмуриться каждый раз, на меня глядя, не о чем будет шептаться по углам дворне.

Стала я его уговаривать погодить с походом, дождаться появления сына, дать ему имя, взять его на руки хоть раз, прежде чем отправиться на чужбину, подставлять шею под вражеский меч. Но куда там! Упрямец и слушать не хотел! Как я ни просила, как ни настаивала, никакого в том не было толку. Ему будто нравилось нарочно меня мучить! В конце концов, я вышла из себя и пригрозила, мол, могу ведь и заставить – опоить, околдовать и привязать подле своей юбки до конца дней. На что он со смехом мне отвечал, что будь я и впрямь столь могущественной колдуньей, он, мой муж, уже либо гнил бы в могиле, либо носил бы корону, но точно не бегал бы до сих пор у старого отца на посылках, а так мол, мне с моими чарами только на ярмарке выступать. С этими словами, вскочил он в седло, присвистнул, и был таков, только пыль из-под копыт его коня меня с головы до ног укрыла.

Обидно мне стало от таких речей, горько, как давно уж не бывало! Я-то хорошо знала, что с моим могуществом и мастерством мало кто сумеет потягаться не только в нашем королевстве, но и в окрестных землях. Только, думалось мне, что с того проку, если я растрачиваю это могущество на мелкие фокусы? Если собственного мужа не могу не то, что дома удержать, в постель завлечь! А ведь годы тогда почти совсем ещё меня не тронули, кожа была, как в юности нежнее лепестков шиповника, золотые косы без единой серебряной нити, щёки румяны, тело, как спелый плод, налитое, гладкое, даже пояс, что носила в девичестве мне совсем недавно ещё был впору, и, уж поверьте, снова стал, как только родилось дитя!

Снова пролились из глаз моих горькие слёзы обиды, а когда просохли они, решила я ещё усерднее изучать свои тайные книги, ещё глубже погрузиться в тёмные глубины древних знаний, туда, куда не отваживаются заглянуть самые мудрые и сильные мужи.

Но сперва нужно было дождаться родов.

Все свои силы, все знания и премудрости я берегла до поры, когда попросится на свет моё долгожданное дитя. Нет, приятель, долго ждать мне не пришлось, месяц и половины не прибавил в весе, как я разродилась, произведя на свет сразу двух сыновей, вместо одного. Видели бы вы, какими крепкими и красивыми они были, мои мальчики! Оба золотоволосые, зеленоглазые, как мать, но сильные, упрямые, жадные и крикливые – все в отца. Впрочем, что во взрослом порок, то в младенце умиление. Видя, как жадно они сосут молоко, как сучат нетерпеливо крошечными ручками и ножками, наперебой требуя внимания, я не могла натешиться. Их соперничество, что началось ещё в колыбели, забавляло меня, в нём я видела доказательство их будущего величия, ведь какой герой не стремится всегда и всюду победить, верно?

Заботы о малышах поглотили меня полностью, всё моё время, все силы отдавала я им без остатка. Презрев обычаи, прогнала прочь кормилиц и нянек, сама их пеленала, сама купала, сама готовила целебные отвары, когда мучились они животиками или резались их зубки и сама же этими снадобьями поила, сама укачивала и пела им старинные колыбельные, что слышала ещё от собственной матушки, а та от своей, древние напевы, способные унять страх и навеять сладкий сон, отвадить злых духов и даже обитателей холмов.

Снова зашептались по тёмным углам недоброжелатели да завистники, но на этот раз мне было на них плевать, лишь бы мои мальчики росли довольными и здоровыми. А они такими и были, уж поверьте! Не зря король – их дед, обожал внуков. Частенько приходил на них поглядеть, особенно вечерами, сядет у огня, усы в чаше с вином полощет, да посмеивается, глядя, как эти карапузы ползают по волчьим шкурам, каждый силится отнять у брата деревянного конька чтоб почесать о него дёсны, так и тузят друг дружку, пока разом не разревутся. Однако стоило деду отставить кубок да взглянуть на них из-под бровей строго, тут же замолкали оба, кулачки в рот и давай сами брови хмурить, с королём, значит, в гляделки! Тут уж он не выдержит обычно, да как рассмеётся, а эти двое за ним вслед, так и покатываются втроём, пока не устанут!

В общем, любил король моих малышей, радовался им, а вот королева не особенно. Что со мной, что с внуками она держалась всё больше прохладно, словно с подозрением. Очень ей не нравились что снадобья мои, что песни, не говоря уж о чужих языках, которыми я выучилась читать да говорить, потому как, мои магические книги ими были писаны, и прочих занятиях, о коих она лишь смутно догадывалась. Видать, никак не могла она простить мне тех давних чар, наложенных на любимого её сына Королевой Фей. Не считала она меня ему достойной женой и это мнение не больно-то скрывала.

А тут ещё, как на беду, прибился к королевскому двору странствующий книжник из этих монахов, жрецов, что служат новому богу. Вот уж кто, наверное, мог переговорить даже самого упрямого барда! На каждый чих у него было наготове поучение или совет из его волшебной книги. Только выдастся свободный миг, всё туда заглядывал, читал, перечитывал, а потом ходил всюду, да пересказывал, что и как тот его бог велит делать или не делать. Послушать его бывало, конечно, занимательно, но уж больно всё у него выходило сложно и путанно. Я как-то не утерпела, стащила ту книгу да заглянула в неё сама, хотела разобраться, так ли оно и впрямь записано, или это он по глупости своей всё перевирает. Полистала немного, подивилась и бросила. Хоть и понятен мне был язык, да уж больно всё там чудно́, выходило, так что я лишь посмеялась прочитанному.

Так вот, большинству на этого самого книжника, конечно, было плевать. Иные ходили послушать его речи забавы ради, особенно молодёжь – соберутся вокруг, хихикают, друг друга локтями подталкивают, а потом ещё и вопросы начнут задавать скабрёзные, да ржут, что твои жеребцы, король его тоже особо не приваживал, хоть и не гнал по милости своей, а вот королева, та чем дальше, тем чаще всерьёз с ним беседовала, подолгу. Она его при дворе и прикормила, всем на беду… Но о том позднее.

Немало времени прошло, пока возвратился из своего похода мой муж, в сиянии славы победителя. Целый табун разномастных лошадей гнали перед ним слуги, целые возы трофеев везли за ним могучие быки, целая вереница рабов плелась следом в кандалах, подгоняемая свистом хлыстов да тычками копий. Гарцевал он, ликуя, на громадном кауром коне, взятом у побеждённого чужеземца и ярче солнца сияли золотые фалары21 на его сбруе.

Все в королевстве встречали его с великой радостью, но вряд ли кто был счастлив и горд также, как я, когда вышла к нему в лучшем своём наряде и с нашими сыновьями на руках. Мальчики тут же потянулись к блестящему отцовскому щиту и оружию, под одобрительные улыбки и присутствующих воинов. А Рыжий Киган, тот даже воскликнул, мол, сколько бы драгоценной добычи не захватил ты, королевский сын, лучшая награда ждала тебя дома, какие бы богатые дары не принёс ты своей жене, а её ответный дар оказался бесценен! Муж мой на это усмехнулся победно, но всё же, заметила я, как при взгляде на меня будто тень омрачила на миг его лицо, и того мига хватило, чтобы с корнем выжечь из моего сердца радость.

Три ночи и три дня шёл в королевском замке пир в честь возвращения героев, три ночи и три дня восхваляли певцы и барды их доблесть, и чем дольше звучали их цветистые речи, чем громче пелись победные песни, тем глубже прорезала суровая складка лоб моего супруга, тем чаще скрывал он гримасу досады за чашей с вином. Я уже знала, в чём дело. Видела, как сверкали сталью его глаза, как сжимались губы, когда складывал он к ногам отца положенные дары из числа своей добычи. Никакие почести и похвалы не могли заменить ему желанной власти, и будьте уверены, если бы пришлось выбирать, всю свои трофеи и всю славу он с радостью променял бы тогда на отцовскую корону. Глупец не понимал, что усесться на трон это лишь половина дела, а править – не означает потакать любым своим капризам, когда вздумается.

На меня он с самого приезда более не глядел, даже псы охотничьи большей ласки удостоились, чем красавица жена. Сыновьям, правда, улыбался сперва, катал по очереди на ноге, пока не объявилась рядом королева, да не стала ему нашёптывать что-то, от чего он ещё больше помрачнел и велел обоих мальчиков увести.

Тогда-то я и поняла, что единственный, возможно, мой шанс удержаться на плаву самой и сыновей удержать – помочь мужу обрести желаемое. В общем, раздосадованная донельзя, припомнив и перебрав все свои обиды и неудачи, я, в сердцах, решила: будь по-твоему, милый, хотел корону – ты её получишь! Тогда и поглядим, как запоёшь!

Как ни жаль мне было старого короля, как бы ни привязаны были к деду мои мальчики, иного пути придумать я не могла. Так что, как только пришло время первым петухам петь, а мне покинуть пир, заперлась я в своих покоях и принялась варить нужное зелье, чтобы сотворить над ним тёмные чары и освободить, наконец, непутёвому своему мужу место на королевском троне, которого он так жаждал.

Всё оказалось легче, чем я думала. На исходе последнего дня гуляний старый король Фройх сам предложил устроить большую охоту, сам же её и возглавил. Ловчие загнали для него великолепного оленя, громадного сильного зверя с ветвистыми и крепкими рогами, и королю оставалось лишь настигнуть добычу да метнуть копьё, но конь его в пылу погони споткнулся о корень и выбросил всадника из седла. На беду, тот ударился головой о камень и более не встал.

Никто не задался вопросом, как вышло, что столь искусный наездник, что не раз лично объезжал диких жеребцов, вдруг не сумел удержаться в седле. Никто не сосчитал, сколько он перед тем выпил вина и уж точно никому и в голову не пришло самому глотнуть из королевских мехов. Никто не заметил в том происшествии чьего-либо злого умысла. Кроме того, кто знал о нём.

Я глядела в глаза мужа и читала в его сердце, как в открытой книге. Видела его смятение, его боль и радость, его стыд и его же нетерпение. Конечно, он понимал, чья воля начертила для него новый путь и, конечно, он промолчал, ведь обличить меня, значило потерять и собственные права, не говоря уж о добром имени. Так что, с того момента мы с ним были связаны узами куда более крепкими, чем брачные.

Ещё дважды вставало и садилось солнце, прежде чем старый король, так и не раскрыв глаз, отбыл на встречу со своими славными предками в Край Благодати, а его сын на дрожащих ногах взошёл к опустевшему трону, чтобы стать, наконец, тем, кем он так давно видел себя в мечтах. Я сама в тот день подала ему отцовскую корону. Сама вывела на холм белоснежную жертвенную кобылицу, чьё мясо он разделил после меж лучших своих людей.

Вот этими самыми руками я сделала Энгуса королём!

И чем, по-вашему, этот сукин сын мне отплатил? Чёрной неблагодарностью, вот чем!

6 кружка.

А? Поскорее рассказать, что случилось дальше? Экий ты нетерпеливый, приятель! Дай хоть минутку, дух перевести да горло промочить. Или торопишься куда? Ночь только начинается, эля в закромах у старика Флинна хоть залейся, дров у очага тоже хватает, сиди себе, прихлёбывай, грей косточки да слушай. Тем более, история моя – чистая правда, из первых рук. Не часто такое выпадает, уж будь уверен!

Ладно, ладно… Не ворчи. Лучше закажи нам всем горячей похлёбки с луком, она Флинну удаётся даже лучше, чем эль, можешь мне поверить. Да сам ты ободранный кот! Скажешь тоже! Только понюхай, неужто не чуешь? Молодой кролик, такой нежный и жирный, что даже не смог бежать от охотника! Флиннов сынок его голыми руками взял, без силков. Я слышала, он сам вчера хвалился. Не верит он! Да ты попробуй! Серьёзно, не нравится? Ну, не хочешь, как хочешь. А я не побрезгую. Может, раз уж доедать не станешь, и свою миску мне уступишь? Вот спасибо, дружок! Вот спасибо!

Фууух… Ну и наелась я. Да рассказываю, рассказываю! А то, ты, как я погляжу, прямо извёлся весь.