Чужие
Чужие тайны очень возбуждают,Как мумии из Древнего Египта.Они одновременно жгут и вдохновляют,И пахнут специфически, как листья эвкалипта.Чужие мысли крайне интересны,Их надо научиться правильно читать.В истории подобные случаи известны,Когда чужие мысли умели отнимать.Чужое мнение – как кислая капуста,Приторно вонючая, если не промыть,А потом её еще намять до хруста,И можно водку смачно закусить.Чужие интересы сродни тараканам,И с ними надо быть настороже:Они сначала шарят по карманам,Пытаясь вас раздеть до неглиже.Чужое всегда толще и вкуснее,А чем больше недоступно, тем желаннее,И, по всему, чужое ещё и горячее,А значит – на порядок долгожданнее.Чужое просто в руки не даётся,Но можно попытаться на заказ,А в жизни просто так ничего не обойдётся,Даже если это было всего лишь один раз.Шоу
Шоу – это постановочный показНа чьи-то деньги и под чьи-то пожелания,Всё исполняется, конечно, под заказ,Под согласованный сценарий и капризные желания.На важный юбилей исполнится парад,И видно тех, кто рулит, а кто на подтанцовке.Телевизионно-журналистский маскарад —Главные на сцене праздничной тусовки.А шоу юмористов давно себя изъело,Уже и дядя Бетросян хуже героина.Их пластинку тридцать лет назад заело,А они ещё гребут на корке апельсина.А шоу трансвеститов и шоу депутатовОбъединили целеустремлённость и упорствоВ расчёте отлизать у главных постулатовСласти под названием притворство.В шоу верность, как и сострадания,Игра под спецэффекты и барабанный бой,Стала называться «народные гуляния»,Где всегда по-царски пир горой.Мы уже по ноздри в болоте потребления,И нужны лишь как наружная реклама.И зовется это шоу – обнуленияСтволового человеческого штамма.Часть IV. Прощающим – прощение
Прощающим – прощение
Сегодня перед Пасхой седьмое Воскресенье,А завтра наступает время покаяния.Мы часто сетуем, что жизнь – одно мгновение,Но ведь мгновение – это тоже достояние.Но бывает, что мгновенье длится век,И гордыня сможет толстые мозоли натоптать.А коль «внезапно смертен человек»,Он должен научиться ближнего прощать.Сегодня наступает особый чин прощения,Нам его Отец Небесный подарил.Так испейте эту чашу просветленияИ других простите, чтобы Он простил.Не надо слать друг другу ангелочков,В душе найдите нужные слова,Обойдитесь в этот раз без голубочков,Пусть это будут ваши голоса.А завтра наступают «дни печальные»,И надо с добрым сердцем каяться в грехах.Будут дни голодные, и будут поминальные,Но вера победит немощность и страх.Укрепитесь в собственном смирении,Но не ищите обета молчания.Оставьте свои сомнения,И тогда придёт покаяние!За всех!
Она была здесь как бы не чужой,Но наш язык совсем не понимала.Для её предков Русь была Святой,Она была правнучкой генерала.Я к ней пристал с бестактным разговоромНа плохом французском языке,Что уже прошло сто лет, и кажется всё вздором,Как вдруг слезу увидел на её щеке.И она стала тараторить, как в бреду,Что её прадед был зарублен комиссаромВ марте восемнадцатого года в штыковом бою,В станице Новодмитровской под Екатеринодаром.В таком рассказе не бывает продолжения —А кто из вас за этих, а кто из нас за тех?И что такое память, и кому нужны прощенья?Господи, помолимся за Всех!И за тех тоже!
Ёлка горит и исходит смолой,И прёт угарный запах из печи.Остался только кашель злой и затяжной,А когда-то в ней на Пасху пекли куличи.А до дома всегда хочется добраться,Поколдовать у этой печки и заварить чайку,Немного отогреться и снова собиратьсяНа эту распроклятую войну.Треплет ветер тряпку разноцветную,Набат призывный из транзистора звучит,И уже развезли депешу секретную,Но распорядитель пока ещё молчит.Вам бурятские позы с кислым изюмомТам, где поднимаются чёрные дымы.Он сам себя пугал камуфляжным костюмом,И куда тут сбежишь от тюрьмы и сумы?Пели песню про «синий платочек»И всё время путались в словахЖертвы старых воинских отсрочек,Которых собирали впопыхах.Мы шли опять друг друга убиватьЗа чёрные руины Угледара;Неужто время повернуло вспять,Увидев, что нам мало Екатеринодара?А батюшка?
А батюшку ругали нехорошим словомЗа то, что не пришёл обедню отслужить.Ничего не скроешь в пространстве поселковом,Здесь любого можно враз разговорить.А кто-то из таких тайну разболтал,Что батюшка с утра выглядит смутьяном:Он разоблачился, в смысле рясу снял,И сидит в обнимку со стаканом.А самогонка местная – зараза ещё та,Мозги вместе с ногами заплетает.Из брюквы сотворённая бурдаСилачей с двух кружек вырубает.А батюшка у нас был хилый и субтильный,С жиденькой причёской, собранной в косичку.Его образ маложильный и стерильныйНапоминает птичку-невеличку.А ведь были настоящие попы —Бородатые, мясистые, с наливными мордами,Они жрали всё: от сала до яичной скорлупы,А самогон пивали только вёдрами.А наш батюшка сегодня захворал,С ним матушка решила разводиться:Он очень мало денег получалИ ничего не мог, кроме как молиться.Комедийный Старый Новый год
Не бывает двух истоков у времени,Ведь даже теменные кости слиты в один шов.Всадник времени кочует в одном стремениПо иллюзиям реальности и предсказаниям снов.Восстало Хамово отродьеПосрамить деяния Творца,Свою прихоть стасовав под «Новогодье»С подачи полоумного царя.Рождество и исчисление Земное —Не один и тот же поворот.Если Рождество с шестого на седьмое,То Новый год лишь через восемь дней придёт.Это Божий Сын рыдал под обрезанье,А его Небесное Иисусом нарекло.В тот день, когда явился Агнец на закланье,К людям время искупления снизошло.А для нас комичен Старый Новый год,Он с каждым разом всё смешнее и смешней.Мы давно попали в этот переплёт,Но не стали ни умней и ни трезвей.Самовразумление и самосотворение —Дороги наши грубы и тернисты,Но покаяния, любви и вдохновенияУбоятся только атеисты!Кто он?
В жизни современной есть такая личность —То какой-то сказочный антигерой,Он не скрывает свою архаичностьИ не бывает ни добрый, ни злой.Его принципом было иметь половину,А умеренность считать психической зрелостью.Он справедливость понимал, как середину,А в разговорах отличался логикой и смелостью.Ему претила благость намерений,Он реагировал только на поступки,Не принимал каких-либо сомнений,И не в его традиции были уступки.Ему пятое Евангелие кто-то диктовал,А времена года меняли друг друга.А он всё время Царя в гости ждал,Не выходя из своего же полукруга.Он всё время за нас пытался просить,А сам не учил ни любви, и ни горю.Он был призван наш атеизм тащить,Ползя на коленях к Мёртвому морю.Всегда успевайте и ничего не упустите,Всему, что имеете, кончается срок,Но вокруг себя внимательно смотрите:Возможно, рядом с вами говорит пророк.Лукоморья больше нет
За спиленным лесом и гнилым болотом,У пересохшей реки, что за плешивым бугром,Вот именно там, за правым изворотом,Прятался мрачный дом.Он очень походил на каталажку.Тут никого не ждут на чаепитие,Хотя все двери были нараспашку,А над ними вывеска кривая «Общежитие».Тут не знают страха и заботы,А они от перестройки пострадали,Трудно им без творческой работы,Но им теперь с бюджета помогали.Их регион был глубоко дотационным,Здесь жили упыри, вампиры и даже людоеды.Они все пропитали запахом зловонным,Зато не пропускали бюджетные обеды.Спонсоры всегда подгоняли сладости,И их заказы выполняли без задержки.Здесь знали про их тайные похоти и слабости,И всегда готовы быть группою поддержки.В сказочной избушке Бабушки-ягиЛюбили задушевные беседы,А в «Общежитии» у высохшей рекиЖдут свои заказы людоеды.Миру – Мир
Селёдка прямо млеет от репчатого лука,Пар́ит кастрюлька сваренной картошки,И тут же – принесённые без шума и без стукаДве пол-литровые бутылочки «Перцовки».Так в бараке отмечали юбилеи,Когда нам – «Лимонад» и рассыпчатая слойка.Сегодня в мой дневник не заглянули,А там по поведению снова была двойка.Отцу на праздники отгулы не дали отгулятьЗа то, что возражал общественному мнению,И даже куда следует хотели написать,У него, похоже, тоже два по поведению.У нас свой чайник браги и «Север» плесневелый,Да ещё огромный двор без окон и дверей.Он не умел прощать, но был отчаянным и смелым,Школой рано повзрослевших сыновей.А Кобзон поёт для тех, кто не доросИ не понял истинной цены,А жизнь требует ответить на вопрос —Хотят ли русские войны?А мы курили «Север» плесневелыйИ хотели Мира во всем Мире,А что народ наш всех сильней и самый смелый,Нам было ясно, как дважды два (четыре).Мундир
Резко повернулся – закружилась голова,Ответил резко – сердце закололо,А когда ещё и снег не лёг на Покрова,Уже не обошлось без валидола.С ним явно что-то было не в порядке,Если забыл, что означает седьмое ноября.Он против всяких нарушений в распорядке,Но, верно, вилки и ножи прячутся не зря.Его, наверно, хворь какая-то пленила,Он свой мундир парадный выкинул в окно,Но его опять соседка притащила,И ей опять за это строго внушено.Его в этом мундире возили на парад,И стоял солдат не отступившей гвардии,Уже не понимая, о чём все говорят,Он – последний из погибшей 33-й армии.К седьмому ноября праздничный наборДва комсомольца ветерану принесли:Бритву в красной упаковке «Душевный разговор»И из-под Ржева горсточку земли.И он себя приговорил «Душевным разговором»,Без слёз и наставлений его огонь погас.Он принял смерть без отступленья и позораИ ушёл, оставив всё на нас.На коленях
Смотрите, упавший по грязи ползёт,Он стёр уже ладони и колени,Но никого на помощь не зовёт:Он равнодушен к моральной гигиене.Вам казалось, что он ползёт,Ему просто надёжнее ближе к земле.Он давно без страховки идёт,Не изменяя самому себе.Он не хочет смотреть далекоИ не хочет идти ногами.Ему лучше, когда под носом дерьмо,Которое кличут грехами.На четвереньках головы не задерёшь,Но себя легко возненавидеть.И удовольствия с собой не наберёшь,Но легко себя страданием пресытить.Он первым дойдёт до края земли,И это будет его эшафот.Ведь это он шёл, а другие ползли,Хотя и казалось наоборот.Нам смерть всякого в затылок надышала,А ей-то небылиц не наплетёшь,И каждому найдётся место у причала,То истина: что сеешь, то и жнёшь.Откуда?
Просвещённый барин приехал из Европы,Он имение своё от скуки навещает.Его поклоном до земли приветствуют холопы,И бледный управляющий на цирлах подбегает.У него от страха и любви коленки подгибаются,Хотя он барину успел список смастеритьПро девок, что уже мёдом наливаютсяИ сумеют «барщину» телом оплатить.Если, вдруг, какая станет супротивиться,Такую можно на конюшне во́жжами забить,Но, а если поведёт себя, как нечестивица,Её надо борзыми собаками травить.Господское сословие пьёт и развлекаетсяИ острословит на нерусских языках,Перед иконами, прищурившись,Кривляется и спорит о французских коньяках.Все восславленные русские фамилииВыползли из нор феодализма,Сплетен и интриг придворной камарилии,Из мистицизма и имперского цинизма.И будет бунт, мольбы и ворожба,Отрубленные головы и жертвенные капища.Всё в себя вдохнёт русская судьба,Но тут же выдохнет пожарища.Пароход
Завтра без меня уходит пароход,Он уплывёт, в рассвете растворяясь,Прощально прогудит и, набирая ход,Блеснёт своей кормой, с воздухом сливаясь.Он уходит к дальним берегамС теми, кто себя зовут гражданами мира,Они могут присягнуть любым церквамИ из чего угодно сотворить себе кумира.Пусть им будет сладко на чужой земле,Они сами отказались этот Крест нести.А потому меня и нет на корабле,Что я готов весь Крестный путь пройти.Пусть будет лошадь без уздечки и седла,Пусть всё уже в надрыве и на взводе.И если вдруг она занемогла,Не покупайте место на этом пароходе.На Брайтон-Бич форшмак и буженина,Хорошая закуска и размах в питье.Здесь можно уживаться в личине гражданина,Но лишь в чужом поношенном белье.Но коль она зовёт, когда ночами снится,Возвращайтесь к нашим берегам.Возможно, только на чужбине можно научитьсяЛюбви к отеческим гробам.Побеждать
Кому снится сабельный поход,Тот найдёт с кем воевать.А дорогу осилит идущий вперёд,Чтобы что-то себе доказать.Но только с вершин покорённых спускаются,А с тех, что не взяли, – падают.Бывает, сквозь зубы тебе улыбаются,А автоматным затвором лязгают.И он ушёл воевать, чтобы героем вернуться,Хочется стать богатым и быть любимым,За славой и деньгами прошвырнутьсяИ домой вернуться невредимым.От снарядного воя слепнут глаза,А в маленькой руке здоровая граната.Пинками на смерть гонит войнаОт ужаса оглохшего солдата.Кому-то нужен поводырь, а кому-то – кнут.Бывает, что здоровых по пути бросают,А кровью истекающих несут,Когда свои позиции бросают.А кто в атаку поднимаетсяС рвотной пеной на искусанных губах,Те героями домой возвращаются,Но только очень часто – в цинковых гробах.Пока есть
Глухой любую песню глазами подпоёт,А слепой картину сердцем ощутил.Тот любое горе превзойдёт,Кто себя духовно сохранил.Не только в сказках остались те места,Где только-только солнышко взошло,Под ногами дышит пахота,И с ребяческой ладошки сеется зерно.Туда по весне возвращаются стерхи,Они здесь живут уже тысячу лет.И с той же ладони им сыплют орехи,Исполняя старинный завет.Ещё живы русские печиИ образа в свечении золотом.Там ещё зажигают по праздникам свечиИ снимают шапку, когда заходят в дом.Когда чужие беды как свои воспринимал,А заботы о других тебя не тяготили,И лжесвидетельством себя не замарал,Значит, тебя точно в купели окрестили.Всходит по полям кормилица-пшеница,И журавли хлопочут у гнезда.Нам, русским, пока есть на что молиться,И пусть об этом помнят большие города.Слушайте
От звонка до звонка исчисляются дниОбучения в школе и время тюремного срока.От ночного звонка кровь барабанит в темя,Потому что за ним будет новая тема урока.Из пивнушек и борделей труба гусаров собираетСедлать коней в походный строй,А горнист побудку пионерам выдувает,Они пока в резерве славы боевой.Барабаны строят и ведут в атакуСо злобными гримасами и штыком наперевес.А вот африканец, затевая драку,Может барабаном достучаться до небес.Шаман в бубне слышит духов голоса,Он просит их помочь и сострадать,Он стучит, поёт и пляшет у костра,И всё это называется «камлать».Колокольный набат – вестник бед,На него крестятся, сняв картуз,И исполняют предками завещанный обет,Когда на всех ложится тяжкий груз.Все воздухом одним и тем же дышим,И тихий стон, и истеричный крикУмеющие слушать обязательно услышат —И молодой мудрец, и немощный старик.Сочельник 6.01.
Разбухла от крови шинель,В сером небе стервятник сужает круги,Юный солдат с огнемётом «Шмель»Умирает с чугунным осколком в груди.Танк ослеплённый воет, как циклоп,И стальными люками пытается моргать.Уже не глушит мёртвых миномётный перехлоп,Он для тех, кто собирался выживать.Безумно выли волки, глотки зачищали,Им хотелось выведать ответы:Почему друг друга люди убивали,Наплевав на все Заветы и запреты?Стервятник новый круг пытался заложить,Но день слабел, сгорая как свеча.Он в этот час свою добычу не добыл,Но будет дожидаться раннего утра.Когда из сотни десять выживали,А ещё с десяток просто не нашли,Считалось, что победу одержали,Даже если десять метров не прошли.Над покалеченной Землёй ракетами светили,Где гуляла смерть в компании волков;А рапорта хорошие, как взятки, заносилиИ гнали на убой безродных пацанов.Тракторист
Он всегда готов был показатьСвой упёртый, бычий темперамент,И к этому ещё и рассказать,Обряжая выраженья в собственный орнамент.И пусть при случае узнают силу кулаковИ простой мужланский норов,В котором множество понтовИз арсенала кухонных боксёров.Он не потянул восьмого класса,И его определили в силосную яму.Там его и наставляла биомассаНа дальнейшую в жизни программу.Потом он в армию советскую пошёлИ стал механизатором в стройбате.Там он много для себя полезного обрёл,Копаясь голыми руками в стекловате.Он одного не смог бы пережить,Им владел один и тот же страх:В чём-то себя слабым проявить,И что кто-нибудь увидит слёзы на глазах.Ранним утром воздух свеж и чист,Его в этот час судьба и позвала:– Просыпайся, сельский тракторист,Тебя ждут великие дела!Узнал про себя
Примирите меня с непогодой,Помогите понять себя,Назначьте меня воеводой,Дайте хоть два полка.Мы на плац придём прошагатьПод старый марш «Труба зовёт»,И с шагом строевым честь флагу отдаватьПо смыслу слов и по созвучью нот.Нас не отправят в полицейские кордоны,Кого-то от чего-то оттеснить,И кому-то помогать сочинить законы,Чтобы можно было взять и поделить.Нас благословит на подвиг ратныйСолдат, погибший под Смоленском,От которого письмо в листок тетрадныйХранится за иконой в доме деревенском.Нам хватит гордости не дать себя запутатьИ историю не дать перевирать.Нам есть ещё, какие песни слушать,Есть то, что никому не отобрать.Не мирите меня с дождём,Я уже всё узнал про себя:Если в мой дом ворвались с мечом,То это – моя война.Правда
Говорят, что правда – слово устаревшее,Даже газету с таким именем давно не продают.Вроде как она, смыслом побледневшая,Где-то в подворотнях нашла себе приют.Там собирают рукописную поклажуИ разносят тайно, по ночам,Всем тем, кому она не на продажу,И не присягнувшим новым господам.Нельзя правду ни унизить, ни убить,А её живую надорвешься проглотить.И тому, кто не сумел её переварить,Очень надо что-то от себя присочинить.Её на сцене исполняли стриптизеры,Ей рулить пытались церковь и вожди,А в шапито над ней куражились жонглёры,Все за ней пытались затоптать следы.Ещё будут долго тасоваться имена и даты,Придумывать, кто кого святей.На той помойке будут и герои, и утраты,И запахи тлетворные учёных степеней.Чудовищная пытка для любого —Это правде заглянуть в глаза.А сумеешь отвернуться от зеркала кривого —Увидишь и поймёшь, что истина одна.Прах к Праху
Знают лучше всех, как надо разговляться,Те, кто знать не знают, что такое Пост.Не надо за чужого дядю извинятьсяИ трусливые призывы принимать за Тост.На брошенном погосте – трухлявое железо,Но хилые черёмушки каждый май цветут.На могилы, древние, как песня Марсельеза,Много, много лет печеньки не несут.Кто рождён из праха – превратится в прахИ будет только пылью испаряться,Но тогда откуда первобытный страх,Что и оттуда могут возвращаться?Когда сотни смертных приговоров,А палачи цветут от вида крови,Кривые линии кладбищенских заборовОчертят новых жертв «Земли и Воли».Это новый, первый круг из девяти,Но тут новому не смогут научить.Вот правдолюбца к плахе подвели,Его уговорили мучеником быть.Ёлки по деляне метят топором,А людей – судебным приговором.Кто долго был неприкасаемым лицом,Уйдёт с заслуженным позором.Предлог и причина
Хочу, чтобы всегда был предлог и причинаПосидеть за столом с друзьями,Чтобы водки испить из графинаИ закусить бочковыми груздями.И чтобы всегда был предлог и причинаЗаявиться домой с цветами.И чтоб тебя не пугала моя щетина,А ты меня не пугала слезами.Надо, чтобы всегда была причина и предлогВ самой безнадёжной ситуацииВстретиться глазами и начать диалог,И прийти к понятной ориентации.Но не хочу, чтобы была причина и предлогСидеть и тупо выжидать,Уставившись в газетный некролог,Понимая, что уже не надо ждать.И не надо ни предлога, ни причин,Остаётся только помолитьсяИ, когда на гроб накинут балдахин,Надо с неизбежностью смириться.И почувствуй, как хочется жить!И тут не нужна причина, и не нужен предлог,Но закон бытия не дано изменить,И потому по каждому написан эпилог.Простите
Кто-то на полка́х в парилке угораетИ веником себе бока бодрит,А тут зуб на зуб не попадает,И левая рука от холода дрожит.К щеколде кожа прилипает,А железная дверь – как у танка броня.Тут на мои звонки никто не отвечает,Не хочет она даже увидеть меня.А я просто хочу извинитьсяЗа свои гадкие поступки и слова;Лучше бы мне было вовсе не родиться,Чтобы только не случилось, что было вчера.Загуляла нищета, затряслись лохмотья.Я свою дозу сильно перепил,И это бесы ослабили поводья,И я нагло и конкретно загрубил.А сейчас под этой дверьюОстываю от позора и стыда,Я здесь с единственной целью:Чтобы ты как-то простила меня.Проявите милость к падшим,Вам это зачтётся на высшем суде.Всем покаяние принявшим —Долгие лета на этой Земле.Режимы
Каких только режимов не бывает,Особо много видов – политических.Конечно, первый – тот, что возбуждает,Это самый экзотический режим – монархический.А тот, который беспрестанно удивляет,Того публично и доверчиво зовут — демократический.А есть ещё такой, что грузит и пугает,Смелые зовут его – автократический.А есть ещё режимы по видам содержания,Они под грифами «усиленный» и «общий»:Там будут заниматься перевоспитанием,Пока не слепится гражданин хороший.У режима строгого – своё предназначение,Там берутся только исправлять,Но не смотрят на ярое служебное рвение;Это то же самое, что пальто до пяток в брюки заправлять.А есть ещё особые режимы – иждивенцы,Здесь нет воспитателей, и никого не исправляют,Те, кто там – уже невозвращенцы,Их по судебным приговорам ломают и карают.Но есть ещё один режим – постельный,И коль тебя туда сумели затащить,Пусть он тебе не кажется расстрельным,А поможет Веру укрепить.Роют
Траншеи роют и окопы, колодцы и могилы,В ход идёт, что под руку попалось:Ломы, лопаты или даже вилы,Тут главным было, чтобы в землю затыкалось.Только ямы друг для друга роют языками,Когда коптит в безлунной ночи чёрная свеча,И чётки разбираются грязными рукамиВ такт копыт рогатого козла.Анонимщики – прослойка социальная —Умело помогала врагов изобличить.Цветёт, как белладонна, политика фискальная,Она сумела многим жизнь укоротить.А окопы роет колесо фортуны:Сегодня не убили, и значит, повезло.Удаче не нужны партийные трибуны,И выживут солдаты всем смертям назло.А на могиле копщики с лопатой и кайлом,Водка налита в стакане огранённом.Тут не надо было думать ни о чём,Им всё равно, что там, в гробу казённом.Земля и небо в прошлом и грядущемКормили всё, что любит и страдает.И будет для нас гласом вопиющим,Что никогда душа не умирает!С ними
Ветер злобно дунул по сухому насту,И он на солнце заискрил, как на ёлке мишура.Наст, плотный и шершавый, подобно пенопластуБелыми боками трётся о тебя.Он голыми руками холодный снег копаетВ каком-то фантастическом порядке.Он сам себя пьянит и сразу отрезвляет,Уверенный в себе и за себя.Под этой белой коркой поздние цветыМедленно, но верно умирают.Эти пасынки осенней суетыК началу холодов только зацветают.Кто видел на снегу яркие цветы,Уверует в любые чудеса.Ты только их руками не бери:Они сгорят в присутствии тепла.Они не могут ни любить, ни обещать,И на свету им остаётся несколько минут.Они способны на прощание покивать,А потом остекленеют и замрут.Любите всякие цветы – холодные и тёплые,Они себя во имя нас в жертву принесут.Они всегда живые, нежные и добрые,С ними нас поздравят, и с ними помянут.Селёдка
Зайдите в гастроном, купите себе водки,Хлеба Бородинского и провесной селёдки,И пару пачек Беломора фабрики Урицкого,Да ещё чего-нибудь нашего, мужицкого.Если спички за копейку кинули на сдачу,То это сто процентов – на скорую удачу.Мы в магазине день своей получки обозначили,Не зря же целый месяц на дядю отбатрачили.Все покупки влезли по карманам,Плохо было только со стаканом,Но, кто водку в подворотне с горла не выпивал,Тот в современном мире мало понимал.А в подворотне ссаками воняло,Но это нас нисколько не пугало,И хоть на бочке перевёрнутой селёдочные кости,Мы каждый день здесь дорогие гости.Нас помоечные мухи радостно встречают,Они, наверно, тоже про получку нашу знают.Нам селёдку провесную в клочья «Правды» завернули,Возможно, на приятный аппетит тонко намекнули.Водка из горла льётся водопадом,И всё это становится прописанным укладом,И если это обзывают бытовым алкоголизмом,То, что тогда зовётся развитым социализмом?Учитесь
Ядовитая змея шкуру поменяла,А из колоды выкрали козырного туза.Если вам из подворотни нечисть угрожала,Значит, это постная среда.Вас давно и страстно убеждали,Что каждый хлебом может поделиться.И сколько бы теорий вам ни преподали,Пора чему-нибудь у жизни научиться.Сумейте избавляться от лишнего балласта,От похотливой лжи, сучьего покроя,И от голодной правды, распухшей от лукавства,И научитесь отделить несчастье от запоя.Говорите честно и по сути,И умейте свою радость переуступить,И не ловите рыбу в беспросветной мути,Где можно своё имя утопить.Не лечится подобное подобным,Как враг для вас не станет добрым другом.Он с вами будет говорить голосом утробным,И вам это не покажется недугом.Анекдотично сказку рассказали,А потом рыбку золотую изжарили на гриле,Из Евангелия главу переписалиИ все грехи друг другу отпустили.Чудо из чудес
Майский снег припорошило пылью,Он прилип к кустам на дне оврага.Легонько ветерок отдаёт ванилью,И до настоящего тепла всего полшага.Мы ватагой пылим по дороге,И нам везде зелёный свет.Мы не знаем, что такое скука и тревоги,Нам всего по одиннадцать лет.Мы друг на друга лепим листики ольховника,А в стланике свистят бурундуки.По обочинам – кусты колючего шиповника,И мы громко материмся, по-мужски.Сияет солнце, как блюдо золотое,И конопатит наши бледные носы,А над нами небо, воистину родное,И оно цвета самой чистой бирюзы.Мы пёхом добирались на рыбалку,Сложив червей в эмалированную кружку.Тот не испытал своей смекалки,Кто не ловил гольянов и пеструю мальмушку.Жизнь – она и строит, она и разрушает,Наверно, у неё на всё есть свой компресс,А бывает, что она вот так вот приласкает.Но разве всё это – не чудо из чудес?Стены
На старой чёрно-белой фотографии —Стены двухэтажного побеленного здания.Это – страница моей биографии,Где было всё: от вдохновения до страдания.Стены строгого барачного дизайна,Только окна большие и светлые,И в их очертаньях – какая-то тайнаИ юности мысли заветные.Там, на узких партах – мудрые учебники,И карта полушарий на стене.Всё это сочинили какие-то волшебники,Чтобы я не оставался с собой наедине.На доске перемножают пятерки на ноли,Ищут положительный заряд,А я смотрел в окно и сочинял стихиДля той, которая сидела через ряд.Всего лишь пять минут до перемены,А от стихов осталось две строки:«Я вас люблю, мои родные стены,Стоящие на краешке Земли».Наверно, это есть прообраз Храма,Где души отмывают от крамолы.Они – как зуд зарубцевавшегося шрама,Побеленные стены Дамирской третьей школы.Помнить
Хочу помнить тех, кого нет,И то, чего давно уже не стало;И мне уже оттуда не пришлют привет,Это только память время удержала.Наш плохонький домишко умер без меня:Его добили ветры и дожди,Но знаю, что тут помнят пацана,Что из железной кружки поливал цветы.Оттуда не пришлют ни поученье, ни совет,От них душа давно уже устала,Но можно вспомнить запах первых сигарет,И как сердце на свиданье трепетало.Хочу, чтобы на нашей танцплощадкеОпять медленное танго зазвучало.Я перед тобой стоял, как в лихорадке,А ты мне что-то на ухо шептала.Друга уже нет, но что он пел – осталось,Он до сих пор во мне аккорды подбирает,И у него всегда такое получалось,Это, наверно, друг по мне скучает.Я не видел птички красивей, чем трясогузка,И незабудку назову лучшим ароматом.И у меня на сердце полная загрузка,Если всё, что я любил, остаётся рядом.Сердца
Младенцы умирали, побитые рахитом,А те, кто выжил, как могли, взрослелиС огромным к жизни аппетитом,Хоть слаще репы ничего не ели.Но в школе все по-разному учились,Хотя для всех был одинаковый букварь,И по-разному по жизни колотились,Хотя один и тот же правил секретарь.Им мушкетёры не были примером,Когда страницы вырывали с дневников.Их накрыли полусветом коридоры,Где не уважали маменькиных сынков.Им умные казались хитрецами,А если дрались, так только до крови,Но никогда не били лежачих сапогамиИ знали, что за друга обязаны пойти.Им фронтовая вдовушка оладушки пеклаИ во дворе всех угощала, как могла.Она вроде как давно сошла с ума,Её покинул разум, но осталась доброта.Доброта везде – в надежде и в спасении,И пусть живут легенды их двора,Ведь не просто был эпиграф в сочинении:«Не остудите в дороге сердца!»Картина
Хочу быть художником малоизвестнымИ, стоя у мольберта с палитрою в руке,В каком-нибудь стиле, пусть даже мракобесном,Писать картину о собственной судьбе.Как родился на закраине ЗемлиИ рос кривоногим рахитом:От витаминов плохих кости криво росли,Здесь всё, что их касалось, было дефицитом.Хочу нарисовать отравленную воду,И что с людьми творил алкоголизм.Здесь жизнь текла по узкому проходу,А по нему железной поступью шёл социализм.Но лишь оттенки серого в картину не ложатся,Если даже с красным замешать,Но если во всё начинать погружаться,То только через раз получится дышать.Я жил полуголодный, но без страха,И не понял сермяжной правды коллектива:Там всегда найдётся кумачовая рубаха,А там – одни и те же директивы.А краски, как и музыка, фальшивят,И не получается картину написать,А грубые мазки никого не осчастливят,В них самого себя не получается узнать.Давным-давно
Гитара семиструнная висела на гвозде,Её давным-давно к себе не прижимали,Но песни нашей юности она хранит в себе:Мы их неумело, но с душою исполняли.Она-то помнит, как давным-давноМы пели у дымящего костра.И нам казалось, что всё зло побеждено,И в жизни правит только доброта.Давным-давно на простеньких аккордахМы постигали таинство искусств:Для себя желать одних рекордовИ самых добрых и открытых чувств.Мы давным-давно по жизни разбрелисьСвои биографии писать,А семиструнка помнит, как мы поклялисьНикогда друзей не забывать.Мудрецы уже давным-давноСмирились с тем, что время беспощадно,И рано или поздно кончается кино,И всё уходит навсегда и безвозвратно.Пусть я не дотянул на свой рекорд,Сумел что-то просмотреть, а где-то не успеть,Но пока ещё рука берёт аккорд,Я хотел бы для гитары песню спеть.Благодарю
Над столицей белокаменной солнышко в зените,И будет куча добрых новостей.Вы всей грудью сегодня дышитеИ друг на друга смотрите добрей.Наступило время хороших предсказаний,И сядет самолёт по расписанию,И будет больше встреч, чем расставаний,И всё сложится по вашему желанию.А этот день волшебный не кончается,Когда воздух заполняет запах хлебный,Которым всё живое восхищается,Потому что это дух животворящий и целебный.Всё утопает в полуденном тепле,Бабушки и дедушки держатся под ручку,Лебедь на воде рисует дефиле,А в клетчатой коляске сын качает внучку.Хочу с удочкой устроиться под ивойИ мякиш московского белого хлеба намять,И на закате судьбы, где-то горькой, а где-то счастливой,На Чистых прудах карася золотого поймать.Тернист был путь к святому алтарю,И может не всё у меня получилось,Но я свою судьбу благодарюИ принимаю всё как Божью милость.* * * Валерий Горелов: Для меня уже ничто не повторится, Жизнь догорает, как ольховая лучина. И я готов, наверно, с этим примириться, Но меня не отпускает колкая малина.
