Земляничное убийство

– Мое дело предложить. Просто мне надо чем-то заняться. Сейчас вот полы домою да и пойду домой, вернее, к одной бабке, у которой снимаю угол. И что мне там делать? Скукотища же! У меня ни ноутбука, ничего, кроме телефона, который успела прихватить с собой… Э-эй! Вы куда? Я же только что помыла! – крикнула она, забывшись, что вокруг больные, когда в палату ввалились две девчонки приблизительно такого же возраста, что и Лена. Джинсоногие, румяные, веселые.

– Игорь Сергеевич! – Они обе бросились к кровати своего учителя, как догадалась Женя, положили ему прямо на одеяло два растрепанных букета пионов, розовых и бордовых. И в палате сразу же стало как-то светлее, веселее, и пионовая сладкая душистость перебила крепкий больничный запах. – Как вы себя чувствуете? Кто вас отравил? Весь город гудит, все переживают за вас! Говорят, вас с кем-то перепутали, потому что ну не могли вы никому так крепко насолить, чтобы вам подкинули ядовитую змею…

Женя наблюдала эту сцену с каким-то даже восхищением – настолько девчонки были искренни в своих чувствах, наивны и милы. И, конечно же, влюблены в своего красавца-учителя. Да там одно только лицо – от него глаз было не оторвать. А эти большие темные глаза, классический греческий профиль, губы, созданные для страстных поцелуев. Сколько девичьих сердец было разбито одним только взглядом на это совершенство!

Женя, думая об этом, улыбнулась. Возможно, будь она девчонкой, тоже влюбилась бы в Игоря Сергеевича. Но только в его внешность, красоту. Сейчас, обладая некоторым житейским и любовным опытом, она влюбилась бы скорее в обладателя золотых мозгов (каким, к счастью, оказался ее муж, Борис Бронников), потому что внешность – это лишь оболочка и под ней подчас скрываются негодяи и подлецы, примеров тому великое множество.

Так, прислушиваясь к голосам, доносящимся из палаты, Женя принялась мыть коридор. Мысль, что лучше бы ей было представиться журналисткой, чем устроиться сюда уборщицей, чтобы расспросить хотя бы этих девчонок о Лебедеве, огорчала.

Однако она дождалась этих длинноногих школьниц на крыльце больницы, попросила сигаретку. Девчонки, достав из своих веселых разноцветных рюкзачков пачки легких женских сигарет, мгновенно стали ей ближе. Стало быть, и они сразу приняли ее за свою.

Зашли за угол здания, закурили.

– Красивый мужик этот ваш учитель, – сказала Женя. – Редкой красоты. И как это его еще не разорвали на части?

– Да его убить хотели!

– Представляете, змею в квартиру запустили, а она заползла к нему в портфель, он начал доставать ноутбук, она и вцепилась в него, укусила! То ли гадюка, то ли бойга… Короче, ядовитая змея.

– Да, прямо вот конкретная ядовитая гадина! Его еле спасли! В школе паника, все думают-гадают, кто бы это мог быть. Он же совсем не конфликтный…

– Да он душка! Так интересно все рассказывает, спокойный, вежливый такой.

– Женат? – на всякий случай спросила Женя.

– Нет. Говорят, что и не был женат. Скромный такой. Да только… – Тут одна осеклась и посмотрела на подружку. Та пожала плечами, мол, как хочешь, рассказывай или нет, твое дело. – У него роман с Ленкой Борисовой. Они встречаются. Вроде бы у них все серьезно. Понятное дело, что они скрываются, думают, что их никто не видит.

– По-моему, у обоих крышу от любви снесло. Они ничего и никого вокруг себя не замечают. Любовь – это же как вирус, зараза, болезнь. От таких чувств кровь может свернуться.

– Точно. Я согласна с тобой, что любовь – это болезнь, – согласилась с ней Женя, затягиваясь сигаретой. – Но она же как бы несовершеннолетняя. Лебедев ваш – взрослый мужик, он не может не понимать, чем это для него чревато.

– Вот если бы мать Ленки не укатила в Сочи или куда там, она же мужчину встретила и типа выходит за него замуж, ничего такого бы и не случилось. Ей бы давно уже позвонили и доложили. А так, говорят, она сменила номер телефона, и теперь до нее не дозвониться. А Ленка и пустилась во все тяжкие. Думаю, она беременна.

– Так кто же мог отравить вашего учителя?

– Никто не знает. Если бы у него была связь с кем-то еще, если бы от него забеременела какая-нибудь учительница, к примеру, можно было бы заподозрить ее или кого-то из ее родственников. Но он – кристально чистый, понимаете! И, если бы не этот роман с Ленкой, я бы вообще записала его в монахи. Вот так.

Ветерок играл длинными волосами девчонок, одна была натуральная блондинка, другая – шатенка. Такие юные, красивые, с чудесной нежной кожей. Сколько еще всего им предстоит пережить, сколько испытаний и разочарований выпадет на их пока еще беззаботные светлые головы! Это сейчас у них взгляд горит, суждения резкие, категоричные и наивные, а сколько нерастраченной романтики в сердце! Потом все это исчезнет, взгляд потухнет, волосы потускнеют от частых перекрашиваний, кожа испортится от курения и нервов, и превратятся девочки в несчастных одиноких брошенок…

Женя замотала головой. Откуда вдруг эти мысли? Что за бред вообще?!

– Может, он живет не один, а, скажем, с каким-нибудь коллегой в квартире? И это того, другого, должны были отравить? – не унималась она, рискуя навлечь на себя подозрение таким чрезмерным вниманием к персоне учителя. Что, собственно говоря, и случилось в следующую минуту.

– А почему вы так заинтересовались этим делом? – сощурив глаза, спросила одна из школьниц.

– Да я рассказ собираюсь написать, а если получится, то замахнусь и на роман. Нет, про учителя вашего я ничего не знала, просто устроилась сюда санитаркой, чтобы получше изучить больницу, потому что буду писать детектив, где действие будет развиваться именно в больнице…

Писательство – беспроигрышный и достаточно красивый вариант для мошенников. Девочки мгновенно прониклись к Жене.

– Класс… Я бы тоже писателем хотела стать. Сидишь себе дома, чаек попиваешь, время от времени напишешь пару строк, да и все! Ни тебе начальства, никого над тобой нет. Пиши что хочешь. Рано вставать опять же не надо. Куда-то ехать, мчаться – тоже не надо. Сидишь себе в комфорте, сочиняешь какую-нибудь историю, а тебе за это еще и деньги платят! Шикарная профессия!

– А ты пробовала когда-нибудь хотя бы пару строк своих написать? Я не имею в виду сочинения, которые мы все скатываем из интернета, а вот конкретно свое, личное записать? Да хотя бы свои чувства? Или природу описать? Березки там разные?

Одна из девчонок задрала голову и сощурилась от ярких солнечных лучей, дробящихся в ярко-зеленой кроне гигантской березы, украшающей больничный двор.

– Представляете, мою я полы, собираю материал для будущего романа, и тут вдруг такое везение – в одной из палат лежит учитель, которого пытались отравить! Это же криминал чистой воды!

– Ну, может, для кого-то и везение, – усмехнулась тайная воздыхательница красавца Лебедева, – а для кого-то трагедия.

– Ох, да, извините, пожалуйста! Не хотела затрагивать ваши чувства. Можно еще один вопрос?

– Валяйте!

– А у этой девочки, Лены, не было, случайно, кавалера, который мог бы… сами понимаете что сделать?

– Да вроде нет… Вон смотрите, видите, мужчина идет? Ну. С папкой под мышкой? Это следователь Петров. Он как раз и занимается делом Игоря Сергеевича. Вот вам бы с ним подружиться, тогда не один роман напишете…

И девчонки захихикали.

6. 15 мая 2022 г

– Мы уж думали, что ты не придешь.

– Запыхалась…

– Эмма, ты опоздала на полчаса, это на тебя не похоже.

В краеведческом музее города Калина, в уютном просторном кабинете, одну стену которого занимало огромное овальное панорамное окно, за которым зеленел старый заросший городской сад, собрались женщины-кукольницы.

Душой этого клуба (как они про себя называли это небольшое сообщество единомышленников-мастериц) была Тамара Ивановна Ковтун. И, несмотря на то что в городе за ней закрепилась слава главной сплетницы, она была хорошим организатором выставок, стала настоящим менеджером. Пробивная, владеющая компьютером и своя в соцсетях, умеющая ладить с людьми, она с удивительной ловкостью находила покупателей, коллекционеров, которые приобретали кукол и приносили мастерицам неплохой доход. Помимо этого она организовывала развлекательные туристические туры для своих подружек и каждый раз удивляла своей способностью находить интересные места, умудряясь при этом заказывать самые дешевые билеты или экскурсии. Было у нее другое чудесное качество – Тамара была честной, справедливой и, безусловно, ответственной. Словом, на нее можно было всегда и во всем положиться.

Крепко сбитая крашеная блондинка с аккуратной стрижкой, волосы свои она постоянно подкручивала в пышные кудри, косметикой пользовалась в меру, но губы красила в радикальный алый цвет. Одежду предпочитала строгую, носила жакеты, в ее гардеробе имелось немыслимое количество брючных костюмов, преимущественно красного цвета. Муж был ее тенью, помощником, тихим и скромным человеком, преподавал в филиале педагогического института физику. Тамара – единственный член клуба, который не сделал ни одной куклы.

Эмма Атамас помимо бурной общественной, в особенности благотворительной деятельности, насколько хватало времени, шила либо большие, в человеческий рост, мягкие текстильные куклы, либо маленькие, однако лишенные всякого изящества, грубоватые «чайные бабы», которые хозяйки нахлобучивают на заварочные чайники для сохранения тепла.

Зоя Тронникова, полная изящества длинноволосая красавица лет сорока, напротив, была женщиной необщительной, тихой, любила длинные оригинальные балахоны в стиле бохо, носила сделанные на заказ украшения из полудрагоценных камней, просто увешивала свою шею в несколько рядов многочисленными ожерельями и бусами, обожала странные и очень тяжелые кулоны на кожаной тесьме, без шалей вообще не выходила из дома, говорили, что у нее их под пятьдесят штук. Она была самой талантливой кукольницей, ее работы всегда отличались большой оригинальностью, необычностью и даже эпатажностью. Очаровательные милашки-прачки в кружевных панталончиках на пышных попках, выглядывающих из-под льняных ярких юбок, трактирщицы в декольтированных нарядах, изящные барышни в шелковых открытых платьицах, балерины в нежнейших пачках, знатные дамы в расстегнутых корсетах, устроившиеся перед туалетным столиком… Никто не понимал, как ей удается вылепить из полимерной глины невероятно натуралистичные головы и, главное, как получается придать им неповторимость и очарование, не говоря уже о характере рождающейся прямо на глазах куклы. Все свое свободное время Зоя проводила в мастерской (это была пристройка к основному дому, утепленная, застекленная и очень удобная для работы), и когда музей был закрыт, члены кукольного клуба, как они себя называли, собирались именно у Зои. Детей у нее не было, что являлось драмой всей ее жизни. Зато был прекрасный и любящий муж, всегда и во всем поддерживающий свою талантливую жену.

Ольга Курасова, всегда растрепанная и нелепо одетая женщина неопределенного возраста, слыла торопыгой. Она все делала быстро. Кукол своих лепила и одевала со страшной скоростью, словно за ней кто-то гнался или же собирался отнять у нее драгоценный материал или инструмент. И хотя многие ее куклы были сделаны наспех, в каком-то творческом порыве, их отличала такая милая небрежность, что это воспринималось как должное: разве могут быть тщательно причесаны и прилизаны лесные нимфы или симпатяги-лешие? Поговаривали, что большую часть своего времени она проводит на кухне – Ольга пекла пироги на заказ. Была не замужем, но особенно от этого не страдала. Больше того, считала, что мужчины по большей части являются помехой и доставляют женщинам множество хлопот и проблем. Как большие дети.

Фаина Осина – лесной человек, полевой и луговой. Травница. В ее большом и уютном доме всегда пахнет сушеными травами. Помимо того что она каждое воскресенье продавала на рынке целебные травы и настои, она еще научилась делать роскошные букеты из полевых сухоцветов. Настоящие произведения искусства, которые мастерица дорого продавала на «Ярмарке мастеров» наряду со своими оригинальными куклами, отличавшимися от работ ее подруг тем, что наряды всех этих смешных и милых девчушек с нежными гладкими розовыми личиками из полимерной глины были щедро украшены шелковыми цветами, удивительно похожими на настоящие.

Фаина всегда была редкой, патологической чистюлей. Говорят, что именно по этой причине она так и не вышла замуж и всю жизнь прожила одна. Однако характером обладала золотым, как человек неконфликтный, открытый, остро чувствовала несправедливость и, как и Эмма Атамас, по мере своих сил и возможностей помогала людям.

С Эммой их сегодня собралось четверо, Фаины не было. Тамара на правах хозяйки (а она всегда и везде чувствовала себя таковой) накрыла на стол, расставила чашки, выложила на блюдо аппетитный пирог, принесенный Ольгой.

– В пять утра встала. Но, если бы и в четыре или даже не ложилась вовсе, все равно бы опоздала – сами знаете, всегда нахожу себе работу, – улыбнулась устало Эмма, усаживаясь за стол. – Я сегодня с пустыми руками. Хотела же купить конфет, да забыла. Закружилась. Была в городе, купила эти огромные и тяжелые мешки со смесями для штукатурки… Если бы мои строители сами поехали в магазин, выбрали бы самое дорогое и бестолковое. А так я все изучила по интернету, проконсультировалась с одним моим знакомым, и он подсказал, какую марку мне покупать и где, еще и скидочную карту свою дал. Вот только с расчетами сложновато. Ну не могу я все знать и уметь!

– Эмма, я восхищаюсь тобой! – Зоя бросила на нее нежный взгляд. – Ты такая трудяжка! Представляю себе, как обрадуются наши женщины, которые смогут отдать своих детишек в этот детский сад и пойти на работу. От мужиков-то все равно никакого толку. А Василиса? Как хорошо, что ты уговорила ее возглавить этот садик! Она же так любит детей. И умная, и все в руках горит. Думаю, она без труда соберет женщин-воспитателей, пригласит врача хотя бы на полставки. И получится замечательный частный детский садик.

– Если бы вы только знали, чего мне это стоило! Я имею в виду оформление, разрешение… Да и денег немерено ушло на ремонт, покупку всего необходимого. Зато в игровой комнате у нас будет огромный шерстяной ковер, вчера привезли, лежит пока у меня дома. Не ковер – сказка! Надо будет еще цветы комнатные купить, съездить в питомник, лимонарий. Знаете, мне иногда кажется, что я могла бы стать мэром этого города, честное слово! Мне так нравится всем этим заниматься! – Она буквально захлебывалась в своих эмоциях.

– Ты знаешь, я от рождения начальница, – подала голос Тамара, с трудом скрывая усмешку, поскольку время от времени чувствовала, что теряет свое лидерство на фоне богатой и предприимчивой Эммы. – Но вот мэром бы не хотела быть, даже если бы меня очень попросили. Ты же, Эммочка, просто не представляешь себе, насколько это сложно, и, главное, у тебя совершенно не останется времени на себя, на свою жизнь, увлечения, вообще ни на что. Станешь целыми днями подписывать документы, встречаться с людьми, проводить собрания, и голова твоя будет забита городскими проблемами.

– Соглашусь с тобой на все сто, – неожиданно согласилась с ней Эмма. – Так я свободна и сама принимаю решения, трачу свои деньги или же собираю средства на то, что считаю важным именно сейчас. Нахожу спонсоров, общаюсь с людьми и знаю их проблемы, сами знаете. А если бы была мэром, то неизвестно еще, позволили бы мне действовать по своему усмотрению или нет. Поэтому, Томочка, уж лучше ты будь мэром, если вдруг захочешь.

– Нет, не захочу. Ну что, девочки, режу пирог. Олечка, какое тесто! Прямо живое! Что за начинка?

– Зеленый лук с яйцами, – сказала, очнувшись от своих раздумий, Ольга. Она так устала, что сидела сейчас с отрешенным видом, спрашивая себя, зачем вообще пришла сюда, могла бы остаться дома и выспаться. Всю ночь пекла пироги на юбилей заказчице.

– Что же мы, Фаю не подождем? – спросила Эмма, наблюдая за тем, как Тамара аккуратно острым ножом нарезает ровные куски пирога. – Куда она делась-то?

– Не знаю, – откликнулась Ольга.

– Я тоже не видела ее сегодня, – сказала Зоя. – С самого утра занималась розами, отливала их фитоспорином, чтобы черной пятнистости не было. Вы же помните, как у меня розовая клумба в прошлом году осыпалась, все листочки были в черных пятнах… Бедные розочки! Я у них даже прощения просила! Фая… Давайте я позвоню ей и спрошу, придет она сегодня или нет. Какие проблемы-то?

И она позвонила. Держа телефон одной рукой, другой она насыпала сахар в чашку с чаем. Лицо ее выражало умиротворение и даже счастье. На прошлой неделе ей удалось продать одну из своих самых любимых кукол – «горничную» в клетчатом зеленом платье и черном шелковом капоре. Корсет «горничной» был слегка расшнурован, и пышную розовую грудь ее украшало тонкое кружево. Позвонил какой-то коллекционер и заплатил за нее целых восемьдесят тысяч рублей! Объявление о продаже ее кукол он нашел на самом бойком сайте с городскими объявлениями. И вот теперь, находясь все еще под впечатлением от удачной сделки, Зоя мечтала, что сможет позволить себе купить, какие мечты исполнить, какие еще розы закажет в питомнике. Пока что она запланировала розу «Мадам Энизетт»…

– Кто это? – вдруг услышала она мужской голос.

– В смысле? – Она даже растерялась. – Вообще-то я звоню своей подруге Фае. А вы кто?

– Следователь Следственного комитета Петров. У меня для вас печальное известие…

– Фая? Что с ней?

Все находящиеся за столом женщины замерли, уставившись на Зою. Кто-то очень громко звякнул чашкой о блюдце.

– Она умерла. Вы не могли бы приехать сюда, надо бы побеседовать.

– Да, конечно. Прямо сейчас и приедем…

Она отключила телефон, глаза ее моментально наполнились слезами.

– Фая умерла, девочки. Умерла.

Все повскакивали со своих мест, засуетились, Ольга вдруг остановилась, закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Девочки, надо взять себя в руки. И вообще, может, это ошибка или розыгрыш. Кто звонил-то, Зоя? Вернее, кто взял трубку?

– Следователь Иванов. Уф… Голова совсем не работает. Петров. Его фамилия Петров.

– Да это точно розыгрыш, – вдруг с облегчением сказала Эмма, тоже притормаживая, ее лицо выражало сосредоточенность и одновременно недоумение. – Иванов, Петров… Просто придумали первое, что пришло в голову, я так думаю. Может, у нее дома работает какой-нибудь слесарь или мастер… Я не знаю.

– Я так не думаю, – осторожно возразила ей Зоя. – Я вообще ни разу не встречала людей, которые шутили бы или разыгрывали таким идиотским образом. Поедемте скорее. Он хочет поговорить со мной и, вероятно, с вами. Как с близкими ее подругами. Пойдемте-пойдемте!

На лестнице в подъезде, где проживала Фаина, толпился народ. В основном это были соседи. Все тихо перешептывались, поглядывая на распахнутую дверь Осиной, откуда доносились приглушенные голоса.

– Зоя! – бросилась к ней одна из соседок, живущая через стенку от квартиры Фаины. – Фаечка умерла, представляете! Какой ужас! Мы все просто в шоке!

– Что с ней случилось? – строго, но тихо спросила у нее подоспевшая Тамара. – Как она умерла? Кто ее нашел?

– Да, что с ней случилось? – спросила Ольга Курасова, нервно почесывая макушку, вздыбливая черные жесткие волосы. – Вроде бы ничем не болела, постоянно следила за своим здоровьем, пила какие-то настои… Грамотным человеком в плане медицины была.

– Вот и напилась, думаю, своих настоев, – предположила соседка.

– Вы хотите сказать, что Фаина отравилась? – Брови Эммы Атамас взлетели вверх. – Этого быть не может. Ее травы и настои мы все употребляем. И вообще, кто здесь главный?

– Там… Следователи, эксперты… Набились в квартиру, – недовольно проворчала соседка. – Натопчут, наплюют, побросают окурки… Бррр… Фаечка такая чистюля была. Говорю вот в прошедшем времени, а саму колотит… Это невозможно!

– А она точно умерла своей смертью? – спросила Зоя.

– Да кто ж знает-то?

– Ладно, девочки, я пойду прямо туда, меня же позвали. И вы ступайте за мной. Заодно все и узнаем… – сказала Зоя, решительно поднялась, пробираясь между людьми, на несколько ступеней и вошла в квартиру погибшей подруги.

7. 15 июля 2019 г

Екатерина Фролова вернулась домой вечером, в половине девятого. В июле темнеет поздно. Но уличные фонари уже зажглись, и теперь гигантские тополя, окружавшие темный в этот вечерний час двор пятиэтажного дома, сделались необычайно красивыми, изумрудного оттенка. Быть может, еще вчера Катя полюбовалась бы ими, насладилась бы красивыми красками розового заката, порадовалась бы тому, что на ее пальчике появилось колечко с рубином, зашла бы даже в кафе, чтобы съесть свое любимое пирожное, то есть постаралась бы насладиться жизнью даже вот в таких простых ее проявлениях. Но это вчера, позавчера – в прошлом… А вот сейчас она вдруг поняла, что прежней, наполненной счастьем и радостью жизни уже больше никогда не будет. А ведь она и не знала, что кошмар, как черная змея, обовьет ее и теперь будет давить на нее, травить, превращая эту самую жизнь, которую она готовила себе в надежде на счастье, в настоящий ад. Что где бы она теперь ни была, что бы ни делала, как бы ни пыталась отыскать хотя бы немного радости в окружающем ее мире, она ее не найдет. Потому что ее больше никогда не будет. И что самое страшное она еще и не пережила. И бомба ждет ее дома. Еще немного она посидит в машине, окруженная изумрудными тополями, понаблюдает за светящимися окнами домов, оценит тепло и уют квартир, позавидует чужим простым семейным делам (вот женщина стоит возле плиты и что-то помешивает в кастрюльке, или ребенок, сидя на подоконнике, пускает из трубочки мыльные пузыри, вот парочка целуется возле окна, уверенная в том, что их никто не видит, или женщина гладит белье, или мужчина сидит за столом и ужинает), но потом-то все равно придется выходить и брести домой. Она поднимется на крыльцо, откроет дверь подъезда, глотнет кошачий смрад, смешанный с запахом лука или борща, поднимется на третий этаж, достанет из сумочки ключи, отопрет дверь квартиры, войдет, позовет мужа, Леву, а он ей не ответит. Он точно не ответит, потому что чудес не бывает. Потому что, когда она сегодня утром уходила из дома, он уже не дышал. Он с удовольствием выпил кофе, который она ему приготовила, насыпав туда неприлично большую порцию крысиного яда. Его скрутило моментально. А она, чтобы не видеть его мучений, выбежала из кухни и стояла на балконе как парализованная, не в силах даже пошевелиться. Она, как идиотка, стояла и смотрела, как какой-то скучающий мальчик во дворе, один-одинешенек в этот ранний час, играет с красным мячом, лупя им по гулкому металлу старого гаража… Удары мяча по стене были такими громкими и раскатистыми, они заполняли весь двор и соседние тихие утренние улицы и заглушили отвратительные и страшные звуки рвоты или предсмертных криков Левы. Потому что спустя какое-то время, когда мальчик уже ушел, прижимая к себе мяч, наступила такая зловещая тишина, что Катя догадалась – все кончено. Левы больше нет. Теперь она свободна. Теперь, когда муж выплатил последний взнос по ипотеке, когда все финансовые вопросы казались априори решенными (Кате, единственной наследнице, достанутся трехкомнатная квартира, гараж и две машины плюс надежный бизнес мужа, пиццерия на бойком месте в центре Калины, которая будет приносить ей ежемесячный доход), она может по-настоящему почувствовать себя свободной и наслаждаться без помех своим любовником. Теперь не надо будет прятаться от чужих глаз, снимать комнаты и квартиры, оплачивать гостиничные номера в областном центре, обниматься в машине где-нибудь в лесу или поле. Все. Теперь они смогут встречаться с Андреем в ее квартире и спать на ее широкой, с удобным матрацем, кровати. Счастья ожидалось так много, что прямо дух захватывало. И для достижения всего этого только и надо было купить заранее, за несколько месяцев, упаковку крысиного яда, приготовить из этих синих продолговатых таблеток в форме сливовых косточек концентрированный раствор, процедить его и плеснуть в чашку с утренним кофе мужа. И вуаля!

Итак, ей предстояло вернуться в квартиру тогда, еще утром, после того, как он глотнул кофе и когда она больше всего боялась, что яд недостаточно подействовал, чтобы убить его, и он еще живой или даже в сознании, и тогда она не представляла себе, как поступить, как довести дело до конца. И было очень страшно.

Теперь же надо было войти в квартиру спустя много часов, чтобы, увидев труп мужа, поднять крик, всполошить соседей, позвонить в полицию и «Скорую помощь», то есть устроить самое настоящее представление, чтобы все поверили, что она только что обнаружила, что ее муж мертв.

Утром она, пройдя на одеревеневших ногах в кухню и увидев Леву, который лежал, скрючившись, на полу, не знала, хватит ли ей сил опуститься перед ним, чтобы проверить его дыхание. Но нашла же в себе силы. Присела, поднесла к его мокрому, в коричневой жидкости (кофе, наверное) рту зеркальце – оно не запотело. Потом храбро взяла его руку и пощупала запястье, проверяя, бьется ли сердце. Кажется, не бьется. Позвала его на всякий случай: «Лева! Лева… Ты жив?» Пожалуй, это был самый глупый вопрос из всех, которые она когда-либо произносила в своей жизни. Лева ей, понятное дело, не ответил. Из совокупности всех этих признаков, которые показались ей даже при ее медицинской некомпетентности вполне убедительными, она определила, что муж все-таки умер. И это притом что тело его пока еще было теплым.

И вот сейчас. Вдруг окажется, что он жив и здоров и отравление ей просто приснилось? Что она крепко спала, увидела во всех подробностях то, что ей предстояло провернуть, а когда проснулась, подумала, что все это было на самом деле? Но тогда получится, что она сошла с ума. Потому что нормальный человек никак не может в течение целого дня не отличать свои сонные фантазии от реального положения дел.

Она все-таки вышла из машины, заперла ее и, вздохнув, направилась к дому. Каждое ее движение, каждый шаг уже мысленно были много раз отрепетированы. И вот она уже стоит перед дверью. Сначала позвонила. К счастью, никто не открыл. Значит, можно надеяться, что Лева не в состоянии это сделать. Да и вообще – даже если бы он был жив, разве не зажег бы свет хотя бы в одной из комнат или на кухне? А так – все окна были темными.

«Ну что ж, открою сама», – решила она и достала из кармана ключи. Но отпирать ей не пришлось, дверь поехала сама. Господи боже мой! Да я же специально не заперла ее, чтобы, в случае если кто придет, поскорее нашли труп! Другой вопрос – почему ей хотелось, чтобы поскорее нашли труп мужа? Да потому, что в принципе хотелось, чтобы все уже поскорее закончилось! Чтобы Леву по-быстрому похоронили, а ее, вдову, оставили в покое.