Нарвегия

А не поймают – придётся годы жить в ужасных «лагерях для беженцев». Да ещё могут и выдать обратно – если уж очень настойчиво будут требовать свои. (Ну, такое случалось только с совсем уж шустрыми и «крутыми» хапугами, или хитрецами, пытающимися уйти от наказания – как вон давешний Директор медеплавильного…)

Да, собственно, чего-то такого, неизменно плохого и разорительного для семьи, ждали здесь все. Указы и Поборы с населения всё множились, прикрываемые лозунгами и призывами «Сплотиться всем, поддержать Страну, и дать отпор мировому Терроризму!»

Леонид знал, что при Минфине есть целый Отдел, только и придумывающий, что новые варианты этих самых поборов.

И ещё какая-то мысль прошла мимо сознания Леонида, когда он почти провалился в пучину забытья… Она сверкнула, ослепительной догадкой осветив некие важные недавние события!

Но какие – он уже не увидел. Поскольку отключился.

Суббота. Можно бы поспать подольше – но не-е-ет! Будильник вынудил встать через какой-то час сна. Пришлось подняться, одеться и побриться особенно тщательно.

Леониду предстояло очередное, неизбежное, как Страшный Суд, лицемерие: Утренний Плов.

Если ты, будучи сотрудником «родного» Госучреждения, не придёшь на «сплачивающее» и «освежающее нестандартное творческое мышление» казённое Мероприятие – могут решить (И не без оснований!), что ты отделяешь себя от коллектива. Ставишь выше. Третируешь Коллег.

Индивидуалист! Зазнайка! Вот таких увольняли по поводу, и без повода. Чтобы остальным было неповадно. Чтоб сидели и не рыпались. Терпели. Работали.

Леонид уже опаздывал. Поэтому до Ресторана «Шурсу», где традиционно собирались работники его Учреждения, пришлось ехать на такси. Такси было тоже, конечно, Государственным. Очередной Указ запретил частный извоз. Первые два раза – штрафы. У нарушителей же, пойманных в третий раз, попросту «отчуждали в пользу Государства» личные транспортные средства. Однако «изжить» удалось не полностью – ночами «частников» поймать было ещё можно.

После того, как расплатился, прикинул оставшиеся «финансы», и невольно сплюнул – вот и ушла половина месячной наличности. Теперь – только карточка. Если загрузят средства…

– Ты слышал, что с случилось с Рахматилло? – воспользовавшись тем, что соседка Хуррият, за которой Леонид традиционно ухаживал, подкладывая салатов и прочих «яств» в тарелку полненькой женщине бальзаковского возраста, болтала через стол с Матлюбой из Архива, Михаил, коллега из соседнего Отдела, нагнулся почти к самому уху Леонида.

– Нет, – предчувствуя очередную неприятность, отозвался тот.

– Ну так вот. У него вчера умер отец. Жил с ним весь последний год – почки отказывали, и сердце тоже… А стационар не помог. Ну, дело, собственно, не в этом.

Рахматилло поехал на кладбище. А тут к его жене – её, помнится, Гузаль зовут – пришёл Патруль. Проверять начали. Она им – квитанции. Потом отвлеклась на секунду – на ребёнка, что ли – и глядь: один из лилицейских что-то быстро прячет в карман. – Леонид сразу понял, в чём дело, и что будет дальше, желваки заходили на скулах. И точно.

– … а старший Патруля говорит: «если не хотите, чтобы мы прямо сейчас забрали ваш телевизор, платите!» И пришлось ей достать карточку умершего отца, и последние остатки его пенсии отдать за электричество повторно! А самого Рахматилло держали в участке всю ночь – вон он, видишь?! Только час назад отпустили. Хотел, наивный бедняга, «наехать» на начальника местного отдела РУВД. Думал, ему родственник в Мин.юсте поможет… Помог, как же. Два раза. Ты сам смотри… – Михаил стал советовать делать ксерокопии всех квитанций, чтобы не вляпаться так же.

Но Леонид и раньше слыхал про такие финты: все его ксерокопии хранились в шкафу, надежно спрятанные в новых носках, прикрытые ещё и такими же трусами. Так что даже если вскроют квартиру (что иногда практиковал Комитет антитерроризма – Главное отделение СНБ) и заберут «разбираться» все его оригиналы квитанций, тылы прикрыты дубликатами…

Леонид посочувствовал Рахматилло. Парень он неплохой. В-принципе. В-смысле, ещё не совсем окостенел, и, судя по наивным действиям, сохранял какие-то иллюзии о «справедливости» и «законности». Да и в квартире у него, честно говоря, кроме большого и престижного (Положение – обязывает!) плоского телевизора ничего стоящего и не было…

– М-м-михаил… – будучи не совсем уверен, что правильно поступает, он всё же решился спросить. – А от чего умер отец-то… У Рахматилло?

– Кажется, сердце – скорая помощь приехала быстро, и часа не прошло, как он умер… И сказала – все признаки, что от сердца. Ну, Рахматилло и не особенно расспрашивал, по-моему: отец так и так должен был скоро… Отправиться туда. – Михаил кивком указал на потолок.

Леонид с соответствующим видом покивал. Про «оперативность» скорой помощи ходили легенды. А он знал и реальный случай – к старушке с четвёртым инфарктом врачи приехали на следующий день – когда в комнате уже стоял гроб…

– А… когда умер? Ночью, утром?..

– Вроде, ночью. Рахматилло обнаружил только утром – часов в семь.

– Так отец что – один спал?

– Ну да. Рахматилло же вынес кухню на балкон, и вот в оставшемся закутке его папа и…

– Понятно. Да, жаль… Теперь надо опять скинуться, наверное…

– Ага. Хуршида деньги будет собирать завтра – вернее, в понедельник.

Тут Леониду пришлось отвлечься от продолжения разговора – соседка оторвалась от «интереснейшего» разговора о том, какие подгузники лучше, и попросила снова поухаживать: принесли горячее.

– Леонид-ака, будьте добры… Мне – поменьше, а то фигура… – на корпоративах по имени-отчеству никогда друг друга почти не называли, но всё же богатство языка позволяло проявить уважение к старшим – будь то возраст, или чин: поэтому все здесь были либо – «ака», либо – «опа».

И лишь к Михаилу и ещё паре чудом сохранившихся «европейцев» Леонид обращался просто по имени. Здесь всё ещё наблюдалось нечто вроде «расовой» солидарности.

– Конечно, конечно, Хуррият-опа, минутку… Пожалуйста! – Леонид не знал, что именно имела в виду увядающая женщина, весившая далеко за сто, упоминая о «фигуре». Да, собственно, и не стремился узнать.

Нарвежский народный плов Леонид не любил. И не потому, что тот был не вкусен – как раз наоборот: и запах, и цвет и дизайн риса, мяса и фиолетовых кишмишинок с желтыми горошинами всегда нравились ему. Вид великолепный – настоящий восточный эксклюзив для гурманов!

Просто – для того, чтобы кишечник мог нормально переработать полупропаренный рис благородных сортов, нужно было два дня. И – огромный живот. «Мамон», как его гордо именовали обладатели: все мужчины-нарвежцы старше тридцати.

А кое у кого он отрастал и к двадцати пяти – в силу наследственности.

Так что это «достижение» выработало у всех местных мужчин традиционную походку а-ля откормленный гусь. Медленно и вперевалку.

И – гордо неся пузо в двадцати сантиметрах впереди себя, остального…

То есть – лишь ничтожного приложения к «авторитету».

Шутки шутками, а Леонид и сам старался выпятить, когда вызывали к начальству – иначе и слушать его доклады стали бы вполуха! Кто уважает тощих? Худоба – признак бедности и плебейства.

– Леонид-ака! А как там поживает ваш младший брат? – не то, чтобы Камилочка из отдела кадров интересовалась его братом, просто, очевидно, ей надо что-то достать…

– Отлично, спасибо, а как там Ваша мама?.. Папа?.. Наджметдин?.. – пока не перечислишь всю многочисленную родню с детьми и внуками, братьями и т.д., к собственно разговору переходить нельзя! Нет, нужно хотя бы сделать вид, что всеми интересуешься. И показать, что всех помнишь!

Точно. Коллегу интересовали новые игровые приложения для хайфона. Недавно она подарила «навороченную» хреновину дочери на день рождения, (Ну – как же! Иначе коллеги не будут уважать за излишне скромный Подарок!) и теперь хотела загрузить новые игры. Брат Леонида (правда, троюродный) занимал не последнее место в Чурессийской фирме, занимавшейся адаптацией таких игр и прочих прикладных программ для продвинутой техники. И иногда пересылал Леониду новинки – через всё ту же Сеть.

Леониду пришлось пообещать – с отделом кадров отношения портить нельзя!

Впрочем, как и со всеми сотрудниками. Хоть у постороннего наблюдателя могло бы сложиться впечатление, что здесь сидит сплочённый коллектив, где все друг друга трепетно любят, уважают, и ценят, Леонид прекрасно понял, и давно, что это совсем не так.

Как в кружке рукоделия любого крошечного провинциального городка, здесь царили интриги, подсиживания, откровенные и скрытые провокации, зависть, похоть (основанная на расчете), карьеризм…

То есть, всё то, что всегда имеется и прямо насаждается намёками и прямыми указаниями сверху, в любом достаточно большом сборище людей, жаждущих работать поменьше, а получать – побольше. Привет уже древним Римлянам: разделяй и властвуй!

Он вполне привык. И уживался. Разговаривал, передавал-принимал, обсуждал и договаривался – практически на автопилоте: мозг реагировал на все сигналы автоматически, говоря – вот на это – «Да», на это – «Что вы говорите!», на это – «Возможно, только когда-нибудь попозже…».

Но – никогда – «Нет!»

На Востоке никогда нельзя никому в лоб отвечать «Нет!»

Прямое неуважение! Если не оскорбление…

– Михаил! А как там у вашего сына с колледжем? Что решили с униформой? – не то, что Леониду было и вправду интересно, введут ли юным юристам форму как у взрослых, или оставят кадетскую, но он знал – если не отвлечь на всякий случай память соседа от его расспросов о старике, отце Рахматилло, позже тот о них может вспомнить. А Леонид инстинктивно чуял, что это может быть важно. И решил подстраховаться. Мало ли!..

Проблем у сына и расходов, связанных с обучением-воспитанием-одеванием оказалось достаточно. Через пять минут Леонид уже жалел, что спросил – Михаил отличался обстоятельностью. Или, проще говоря, занудством. Впрочем, всё сводилось к тому же, к чему всегда – с родителей тянули на всё: ремонт здания, класса, отопления. Учебники, (закупаемые для элитных учебных Заведений за рубежом) столы, наглядные пособия, компьютеры… А теперь – ещё и на униформу.

Единую для всех. Чтобы те, кто «победней» не чувствовали себя «ущемлёнными».

Вскоре подали традиционный чай и сладости. Леонид, погрызя немного чак-чака, что остался на блюде после того, как он «поухаживал» в очередной раз за соседкой, откинулся на спинку стула, и снова обвёл доброжелательным внешне взором коллег.

Как его тошнило от их подобострастных гримас-улыбок в адрес начальства, и делано радушных в адрес остальных коллег. И лицемерных комплиментов – друг другу и «любимому» начальству! И – он был уверен! – большинство мужчин, сидящих здесь, тоже отлично понимали наигранность и гнусность происходящего регулярно ритуала. Но – показывать этого никто не посмеет.

Ни при каких обстоятельствах.

Никогда.

Как и обсуждать откровенно, или скандалить и ругаться. «Разоблачать и обличать».

Подсиживают на Востоке – только исподтишка!

Большинство стучит друг на друга. И в этом тоже – политика Государственных Учреждений. Здесь все тихо и технично роют под всех, под кого возможно. Не то, чтобы реально желая сковырнуть с «рыбного» места, а просто так – в силу всё того же менталитета. Не ты – так тебя!..

На востоке положено держать нож за спиной – чтобы в случае, если человек, которому в этот момент можешь даже пожимать руку, дружелюбно улыбаешься, говоришь, как его уважаешь, и т.д., расслабится или отвернётся… Мгновенно всадить этот самый нож в грудь. Да ещё попроворачивать там.

Аллегория, конечно. Вычитанная в старых нарвежских сказках.

Но – сущая правда.

После чая всё завершилось традиционно – приглашённый мулло, начавший корпоратив, и сейчас утиравший жир с пухлых губ, откашлявшись, прочёл ещё одну трёхминутную молитву.

Леонид, хоть и не был мусульманином, сделал вместе со всеми «омин». Михаил, Лариса Дмитриевна, и все остальные европейцы – тоже. Немного же их осталось… А ведь когда-то до восьмидесяти процентов составляли именно они – считалось, что в сложных расчётах и составлении профессиональных Отчётов местное население… Недостаточно компетентно. И сильно проигрывает.

Сейчас Леонид продолжал оставаться уверенным в этом же. Но – молча.

Скандалы, разгоны, переделка документов до пяти раз, стали, скорее, нормой. А вовсе не исключением из правила. А в том, что у специалистов «из местных» мозги и впрямь, заточены только под делание денег, (в случае мужчин) или пускание пыли в глаза соседям, (Это уже про женщин!) Леонид имел возможность убедиться неоднократно.

Самый потрясающий и запомнившийся пример относился к раннему детству.

Отец покупал магнитофон.

Старинный, под компакт-кассеты. Леонид был так мал, что ему всё время приходилось вставать на цыпочки, держась кончиками пальчиков за край прилавка, чтобы не пропустить ничего из этого чудесного и эпохального зрелища.

Для проверки звучания продавщица, миловидная нарвежка средних лет, принесла колонку. Взяла её штекер, с двумя клеммами – плоской и штыревидной – и попыталась засунуть во входное гнездо, вместо выходного. Не получилось. Продавщица посмотрела на штекер – две клеммы: одна плоская, другая круглая, штыреобразная. Посмотрела в гнездо – там пятиштырьковый разъём, под шнур усилителя.

И снова начала с силой пытаться засунуть, проворачивая. Леонид разинул рот.

Спас ситуацию и магнитофон отец. Он вежливо (Очень вежливо и спокойно. Теперь-то Леонид в полной мере мог оценить нервную систему, такт, и большой опыт отца!) забрал шнур и передвинул магнитофон к себе. И вставил штекер туда, куда следовало.

Леонид на всю жизнь запомнил выражение, появившееся на краткий миг на лице продавщицы…

Вот тогда он и оценил в полной мере, как на самом деле нарвежцы относятся к тем, кто умнее их…

Однако они нашли простой выход: держат таких на низкооплачиваемых должностях. И наваливают всю работу, связанную со сложными действиями и расчётами.       В самом начале этой кампании даже существовал регламентирующий это дело Документ. И до Леонида дошли слухи, что после того, как одна из сотрудниц некоего Министерства раздобыла ксерокопию этого документа и предъявила её в посольстве БША, ей и семье очень быстро предоставили политическое убежище – как жертве расизма и дискриминации, а сам документ «недоглядевшие» чиновники очень оперативно уничтожили…

«Ведущий специалист» не обольщался: он, Михаил, Лариса и другие – неплохо оплачиваемые рабы. На которых, впрочем, и держится вся работа Учреждения с несколькими сотнями брюхатых самовлюблённых дармоедов. Но сделать с этим что-нибудь…

Вот именно.

После молитвы народ начал расходиться. Леонид попрощался со всеми, кто был в пределах видимости, привычно кланяясь, и прижимая левую руку к животу, и щедро раздавая «тёплые и дружественные» улыбки.

Вот и закончено очередное казённое «мероприятие». А хуже такового было только другое, под названием «Выезд на Природу».

Это когда приходилось сидеть на земле, или траве, (На подстилке, само-собой!) снова кушая, и делая вид, что «какой замечательный здесь воздух» и «надо почаще всем сюда выбираться»!

А к концу, когда все мужчины почти не держатся на ногах от выпитого арака, их, как дрова, грузят в автобусы те, кто остался на ногах… После чего многие прямо в автобусах же, от жары и тряски… Скажем так: пачкают проходы и кресла. А иногда – и соседей. Если не догадались заранее очистить желудки в кустах.

Хуже всего оказался последний раз, когда еле стоящие на ногах сотрудники-мужчины решили искупаться – рядом был горный сай. Половина из «окунувшихся» назавтра на работу не вышла – простыли в ледяной воде. И Леониду пришлось работать сверхурочно всю последующую неделю – был как раз очередной отчётный Период…

Домой ехал на метро. Из-за выходного дня оно казалось непривычно пустым. В силу того, что попал не в своё обычное время, увидал работу другой бригады нищих. Если его «фирменные» просили на хлеб, так как «папа их бросил, а мама в больнице», (хотя Леонид регулярно видел этих «умерших и больных» на конечной станции – они «разгружали» детишек после «рейса») то эти – «на хлебушек маленьким сёстрам и братьям, живущим в Детдомах». (В Детдомах, в помпезно отстроенных и красивых зданиях, действительно, как знал Леонид, жили впроголодь – продукты… куда-то испарялись! И оставалось невероятной Загадкой – откуда их директора, сменявшиеся каждые два-три года, брали средства на строительство коттеджей, и покупку новых машин… Себе.)

А вообще-то, возвращаясь к любимому нищенству в метро и на улицах, оно, как он случайно узнал у знакомого СНБ-шника, чётко поделено на сферы влияния – каждый клан профессионалов работал жёстко в своём районе, или на своей ветке, на конкретных станциях, и в строго оговорённые часы. Поэтому «самодеятельных чужаков« не было – их отслеживали и «учили» профессионалы. Причём так, что повторять урок желающих не находилось.

Единственное исключение делалось для старушек и инвалидов – им что дети, что взрослые профессионалы никогда не мешали, даже помогали. Такое вот проявление уважения к старости…

Выбравшись из подземки, Леонид решил-таки зайти в Гипермаркет.

Он методично двигался вдоль полок с кричащими упаковками, придирчиво выбирая.

Ага – вот это можно смело взять. Кукси. Этикетка простенькая, сделана явно на обычном ксероксе. Зато цвет теста – жёлтый. Значит, яйца не украли. То есть, похоже, это изделие действительно делали настоящие морейцы. Стало быть, можно будет есть. Он обратил внимание, что взял предпоследнюю пачку. Лежащие с обеих сторон разноцветно-броские, и с хвастливыми названиями горы пачек других местных производителей, оставались почти нетронутыми… Он усмехнулся. Народ стал учёный – дальше некуда!

У кассы Леонид стал свидетелем неприятной сцены.

Дородная пожилая нарвежка в шикарном прикиде, бриллиантах, и толстой золотой цепи, брызжа слюной, орала на маленькую миловидную кассиршу.

Кроткую, запуганную, явно областную, девушку.

Леонид неплохо знал нарвежский, (Ещё бы! Два раза посещал курсы, и сдал обязательный для всех Госслужащих Курс госязыка!) поэтому легко понял, что суть претензий пустяковая – вынимая продукты из корзины клиентки, продавщица нечаянно задела ту локтем. Однако злобная метресса, тряся тремя подбородками, не успокоилась, пока не пришёл главный менеджер, не принёс официальных извинений, и не отрядил «боя» донести покупки оскорблённой до её машины на стоянке, уверив, что её «обидчица» непременно будет уволена.

Девушка к концу сцены только молча сидела, закрыв лицо ладошками.

Леонид отлично представлял себе её чувства: если действительно уволят, да ещё с замечанием в трудовой книжке, что за дисциплинарный проступок – всё! Устроится на работу в Столице практически невозможно.

Значит, все те люди, что сидят сейчас на маленькой хрупкой шее, будут голодать. Не сразу, конечно, а когда кончатся запасы. Но он вполне мог представить все эти взгляды голодных малышей, когда ты не можешь покормить их даже чёрствой лепёшкой из третьесортной муки…

Поэтому он сделал то, чего раньше никогда не делал.

Подошёл к менеджеру, всё ещё что-то сурово вполголоса втолковывавшему девушке – почти девочке, как он определил вблизи, и вежливо тронул того за рукав высококачественного костюма.