– Понимаю, папа.
И так они разговаривали каждый день и не по одному разу. Вадиму казалось, что всё идёт отлично, девочка постепенно успокаивается, улыбается всё чаще, а иногда они вместе хохотали, как прежде, смотря какую-нибудь дурацкую комедию, и Ася смеялась в точности, как раньше, когда была совсем малышкой и восторженно верещала от диснеевских Чипа, Дейла и кого-то там ещё.
Пролетели две, три, четыре недели. Вадим вышел на работу, но каждый вечер полностью посвящал дочери. Аська снова ходила в Академию, и вроде всё налаживалось на глазах, плохое таяло и забывалось. Ася больше не читала форум («Что ты, папа, разве я себе враг?»), да и вообще меньше времени проводила в интернете. Впрочем, у неё всегда было не так много было свободных минут для этого, всё-таки десятый класс и огромное количество репетиционных занятий.
Однажды она вдруг решительно заявила, что нет больше смысла ходить к Арине Викторовне, потому что…
– …мне хватает разговоров с тобой. Там почти то же самое, только с тобой мне проще, легче и… эффективнее, правда! – Аська ткнулась носом Вадиму в плечо. – Не хочу к Арине! Она хорошая, но ты – лучший психотерапевт в мире! – дочка крепко поцеловала отца в щёку.
– Уверена? – недоверчиво спросил Вадим.
– На тыщумиллионов процентов.
А ещё дней через десять Ася пожаловалась, что её беспокоят побочки от принимаемых лекарств.
– Смотри! – дочь приблизила лицо к отцовскому и потыкала пальчиками в свои щёки. – Это прыщи! Из-за лекарств, я прочитала. И, кажется, я толстею… Отёки на ногах. Пап, мне нельзя, ты ж знаешь! – Ася округлила глаза, в её взгляде была неподдельная тревога. – Эти таблетки изуродуют меня, и что – всё коту под хвост? Я не хочу! – и она заплакала.
…Когда я училась в десятом классе, у наших знакомых произошла беда. Их сын, мой ровесник, выпрыгнул с четвёртого этажа. Он остался жив, но здорово поломался. Потом выяснилось, что парнем уже занимались психотерапевты и прописали ему какие-то лекарства. Но родители, люди с высшим образованием, интеллигенты и, можно сказать, культурная элита, из филологов-литераторов, сами запретили парню принимать «гадость». Несмотря на предписания врачей. Оказывается, мама и папа мотивировали это тем, что это очень вредно, может сделать из мальчика наркомана и вообще «неприлично». Точно помню, что звучало слово «неприлично». Когда парень вышел в окно и полгода потом лежал в гипсе и на вытяжке, оставшись, кстати, навсегда инвалидом, я слышала разговоры общих знакомых о том, что его родители «законченные идиоты, мракобесы, сами изуродовавшие сына». Если бы он принимал лекарства, то не сиганул бы с четвёртого этажа – в этом были убеждены все, кто знал ситуацию.
Моя мама, получившая экономическое образование, очень эмоционально высказалась по этому поводу. Мол, эти гуманитарии бывают удивительно тупыми, как пробки, и невежественными, как пещерные люди. «Никогда их не уважала!»
Но это так, к слову…
Вадим думал дня два и принял решение. В этой жизни ему часто приходилось принимать очень важные решения, от которых слишком многое зависело, и, надо заметить, он редко ошибался: ум, чутьё, хитрость и умение наперёд просчитывать ходы редко его подводили. Поэтому Карлов привык доверять себе. И когда он взвесил всё, решение было твёрдым.
Идиот. На каких весах он взвешивал? Разве речь шла о бизнесе, о сделках и деньгах, о банках и кредитах? Куда полез? Что натворил?
– Выброси всю эту химию к чертям! – объявил отец дочери, и та, подпрыгнув от восторга, крикнула «Ура!». – Ведь всё позади?
– Да!
– У нас всё в порядке?
– В полном!
– Живём по-прежнему и радуемся?
– Да!!
Утром Ася отрапортовала, что выбросила препараты в мусоропровод, и Карлов мысленно закрыл для себя страшную страницу их жизни. «Справились! – самодовольно думал он. – И опять я справился!».
– Шеф! Что делаем дальше? Всё, что ты просил, собрано – инфа, пароли, явки, адреса… Деньги уплочены, Вадик, работа сделана. Кстати, очень смешно, фигурантов меньше в три раза, чем думалось: эти придурки за свои кровные себе по три аккаунта оформляли, чтобы…
– Юрыч… Прости, – перебил его Вадим. – Перекинь мне всю инфу и забудем пока. Я погорячился. Всё нормально, пустяки!
– Ну! А я тебе что говорил? И Ася у тебя умная девочка, такой фигнёй её не сломать. Ну, психанула. Она психанула, ты психанул… ну, денег чуток потеряли, да… Но этот кейс мы закрыли?
– Однозначно, Юрыч. И ничего мы не потеряли, всё будет сохранено, инфа лишней не бывает. Ты меня знаешь.
Вот так в их доме сначала появились, а потом исчезли таблетки. То есть, должны были исчезнуть… Откуда же они взялись в таком количестве, в то время как Вадим был уверен, что их в принципе больше нет? Ведь они с Асей ещё месяц назад приняли важное решение. Вместе его приняли. Серьёзно поговорили, договорились, обнялись, посмеялись от облегчения, которое оба испытали. Как же так? Что-то не так. Всё не так…
ФОРУМ ГЛИСТОВ
(избранное)
Певичка ртом Арина Попова. Она же Орино Жопова. Обсуждаем!
КОМА
– Надеюсь, мы её вытащим. Надеюсь! – честно сказал доктор-бог, лучший, которого можно было найти в этом городе за деньги. – Всё-таки молодой организм, будем верить в его силу, хотя ситуация серьёзная. Кома. И… помолитесь, если верите. Вряд ли что-то изменится за ночь, нужно время. Вы здесь если и будете нужны, то отдохнувшим и выспавшимся. Езжайте домой.
Вадим согласился, что это правильная мысль, хотя спать не собирался. Он привык не спать, вернее, спать очень мало ещё с тех времён, когда зарабатывал свой первый миллион. Если бы тогда он спал, когда хотелось или даже когда было нужно, то вряд ли сейчас смог оплатить всё это лечение – больницу и доктора-бога. «С другой стороны, – размышлял Карлов, – возможно, не возникло бы самой ситуации. Если бы не… Если бы не… что?» Он не знал. Он так и не мог осознать, осмыслить, что произошло, слишком всё нелепо, непостижимо глупо!
Вадим уже собрался уходить на незнакомых, чужих, ватных ногах, попутно размышляя, сможет ли он вести машину, но доктор окликнул его:
– И ещё, Вадим Павлович! Вам следует знать. Девочка приняла не только те препараты, которые от психиатра. К сожалению, тяжесть состояния усугубляется тем, что она добавила кое-что…
– Что? О чём речь?
Врач перечислил несколько препаратов вовсе не от Арины Викторовны! И дома у них такие не водились – не было надобности.
– То есть… вы хотите сказать… она специально пошла в аптеку и купила? Чтобы… убить себя?
– Вадим Павлович! Я только сообщаю вам информацию. А пошла ли Ася в аптеку или у вас дома были эти таблетки изначально – откуда мне знать? Конечно, она могла спокойно купить всё это в аптеке. Безрецептурное же.
Значит, она не только не выбросила выписанные таблетки, но и купила новые. Она готовилась, чтобы наверняка.
– Где ты был, грёбаный ангел-хранитель? – во весь голос взвыл Вадим, сев в машину и бессильно уронив руки на руль. – Где тебя носило, гадина ты этакая?
И внезапно на Вадима навалилось страшное – понимание. До него, наконец, дошло. Он осознал собственную вину, которая, пожалуй, ничуть не меньше, чем у тех, кого он считает преступниками. Если не больше… Такого ужаса Карлов не испытывал никогда прежде. Оказывается, боль от понимания своей вины в произошедшей с близким беде может быть даже сильнее боли от самой беды.
Вадим щёлкнул выключателем. Лампочки точечного освещения прихожей и гостиной последовательно зажигались, как маленькие звёзды, убегая весёлой дорожкой от входной двери до огромных панорамных окон большой, очень большой для одного человека квартиры. Аси не было, дом стал холодным и бессмысленно красивым, ледяным, как дворец Снежной Королевы. Почему он здесь? Почему не рядом со своей девочкой? Потому что теперь нужно просто ждать и нет никакого резона в его присутствии в больнице, в реанимацию всё равно не пускают. Да и дома у него есть дела, важные и неотложные.
Вадим вошёл в комнату дочери и, не включая света, так как при настежь открытых шторах хватало огней с улицы, взял со стола Асин планшет. Он почти точно знал, что сейчас увидит. Карлов нажал кнопку. Так и есть – письмо… Они часто оставляли записки на компьютерах друг у друга. Традиция такого общения появилась у них много лет назад. Первым посланием, которое он обнаружил в своём ноутбуке, была записка от восьмилетней дочки: «Папа, я тебя не дождалась и пошла спать. А хотела рассказать кое-что интересное. Вот ты сам и виноват! Спокойной ночи!» Эту записку, как и десятки прочих, он хранил в папке «Родное»…
– Записки нет, – ответил он на вопрос мента, который почему-то оказался днём в самый разгар суеты в его квартире и о чём-то спрашивал, чего-то хотел и что-то искал. – Нет записки, – Вадим повторял это, как заведённый, прекрасно зная, что она, скорее всего, есть, хотя пока что сам её не видел. Не хотел проверять при всех и категорически не собирался ничего показывать полиции! Но бумажной записки на самом деле не было, и мента это удовлетворило. Потом он куда-то вообще исчез, по крайней мере, Вадим его больше не видел.
Проснувшийся компьютер засветился неярким синеватым светом и показал Вадиму письмо.
«Милый папочка!!! Прости. Тебе больно, понимаю. Теперь представь, что твоя боль усилена в сто тысяч раз и когтями вонзается в каждую часть твоего тела. Вот так себя чувствую я. Терпеть больше нет никаких сил.
Я гадина, потому что обманула тебя. Почему я так поступила? Не знаю, папа. Теперь уже никогда не узнаю. Но я не могла не читать тот форум! Каждый день, вернее, каждую ночь я принимала очередную порцию этого яда. Читала, что пишут обо мне, и в какой-то момент – ты не поверишь! – это начало приносить какое-то странное удовольствие! Наверное, я мазохистка. Я представляла себя грязным червяком, мерзким, вонючим, валяющимся в луже, и каждый мимо проходящий плюёт в меня и бранит последними словами – и это правильно, я же заслужила! Чем больше меня валяли в грязи, тем больше я ощущала непонятное удовлетворение.
Это стало сильнее меня, я должна была каждый день получать порцию уничтожающей меня боли унижения. Пыталась бороться, но так и не смогла с этим справиться. И всё сильнее становилось желание исчезнуть. Не быть, но не потому что я не хочу жить, а просто чтобы вот этого всего не было, понимаешь? Нет, не понимаешь. А я не могу объяснить.
Случилось кое-что ещё, что я тоже скрыла от тебя. Мне было тебя жалко, ты стал таким счастливым, когда решил, что всё позади. Так вот… «Глисты» стали писать гадости обо мне моим друзьям. То, чего я боялась больше всего. Все мои ребята хорошие, они всё поняли правильно и поддерживали меня, утешали. Но было ужасно больно – их утешения и добрые слова. Почему, папа? Я не понимаю.
Но ведь не всем я друг. Я заметила, что кое-кто как-то странно на меня поглядывает, позади себя слышала хихиканье. И этого я ужасно боялась! Иногда ребята замолкали, когда видели меня. Может, мне это только казалось? Нет, не казалось, несколько раз вот точно было! Или я всё придумала? Я так измучилась всё время про это думать и наблюдать за реакцией людей! В последнее время мне кажется, что даже близкие девчонки как-то по-новому на меня смотрят.
Знаешь, что сделали «глисты»? Они ребятам на их странички в соцсетях бросили ссылки на форум, на самые гадкие вещи обо мне. И этого хватило, чтобы вокруг меня началось. Что началось? Ведь ничего не случилось! Ничего конкретного! Я всё придумала? Нет, нет, я же вижу, папа, вижу! Слышу хихиканье. Или тишину, которая вдруг возникает рядом со мной. Да-да, это всё, конечно, есть, все всё прочитали и теперь думают, насколько написанное лживо, а насколько нет. Человек так устроен, я точно теперь знаю: стоит ему бросить какую-то идею, даже самую дикую, он ведь всё равно о ней будет думать хоть какое-то время, ведь так?
И ещё мне кажется (или не кажется), что там, среди «глистов», есть те, кто мне очень хорошо знаком, может, одноклассники… а вдруг кто-то из подружек? Если это так, то она или они меня очень сильно ненавидят. Но за что? Я стала ко всем приглядываться, а нет ли рядом со мной «инсайдеров», как их там называют. Вроде бы никакой настоящей информации у «глистов» не появилось ни разу, всё домыслы и придумки, но я вдруг подумала, а что если кто-то из близких друзей до такой степени меня ненавидит? Папа, стало так страшно!!! Мне никогда ещё не было так страшно! Кто-то рядом со мной, но в то же время – с «глистами». А, может, всё это совсем не так, и ничего такого нет! Я же не знаю. И не знаю, что делать с этими мыслями.
Представляешь, недавно у меня возникла идея зарегистрироваться там, на том форуме, прийти к ним самой и попытаться поговорить, объяснить, в общем, постоять за себя. Попытаться их понять. Что-то объяснить… Вести себя с ними, как с людьми, а не как с «глистами». Я уж было совсем собралась, даже начала заполнять анкету регистрации. И вдруг мне стало так противно! Меня затрясло, затошнило! Я представила себе, что разговариваю с ними, с теми, кто вот так обо мне пишет. Это же невозможно! Это как идти на поклон к тому, кто убил твою собаку, изнасиловал подругу, в общем, совершил что-то кошмарное, а ты собрался с ним «по-человечески». Знаешь, меня даже вырвало. Просто вырвало, и после этого я опомнилась, поняла, что чуть не совершила что-то дикое. Но это всё из-за путаницы у меня в голове.
Может, зря я перестала ходить к Арине? Но ещё месяца два назад всё казалось намного проще.
Таблетки я тогда не выбросила. Не знаю, почему. Недавно думала начать их принимать снова, чтобы они мне помогли хоть немного. Но тогда под угрозой оказался бы балет… С этими лекарствами у меня ничего не получалось, я себя не узнавала в танце! Я не могу делать такой выбор, папа. Всё стало так мучительно. И так не получается, и так нельзя!
Папа! Не могу больше! Мне больно и невозможно! И теперь это никогда не кончится. Завралась, запуталась, я столько раз хотела сказать тебе, но не решалась. Во-первых, ты был такой счастливый, что всё позади… кажется, я это уже написала? Мне жалко тебя. Во-вторых, мне очень-очень стыдно! Ведь я слабая, никчёмная дура, которая зависит от какого-то форума, от каких-то буковок на экране! Я пыталась справиться с собой, стыдила себя, но от этого становилось только хуже. Я реально чувствую себя жирным и вонючим червём! Ты себе не представляешь, как это тяжело, когда сама себе противна, отвратительна.
Не могу, не могу! Папа, я так виновата перед тобой. И это тоже трудно пережить и терпеть. Ведь прежде я никогда тебя не обманывала, а сейчас… Я просто хочу, чтобы всё кончилось. А оно может кончиться, только если кончусь я.
Пожалуйста, не ругай себя! Только я виновата во всём, я на самом деле абсолютное ничтожество, ОНИ правы. И ещё я лгунья.
Прости, папа. Прощай, папа».
Больно, адски больно. Но, оказалось, что он уже был готов к этой боли, когда взял в руки дочкин планшет, потому что боль вины, обрушившаяся на него раньше, всё равно мощнее и безжалостнее. Больнее уже некуда.
Всю ночь Карлову предстояло сидеть за компьютером и пытаться думать и решать, решать и думать. Хотя многое уже поздно предпринимать, можно лишь махать кулаками после драки. Заниматься последствиями… Последствиями его идиотизма. Он виноват дважды… нет, трижды. И это ещё предстоит осмыслить и как-то пережить. Надо свыкнуться с болью вины, острейшей бритвой медленно режущей его сейчас изнутри, безжалостно и безостановочно. Три ошибки, стоивших так дорого, что никаких денег не хватит для оплаты.
Он не имел никакого права прекращать сеансы доктора Арины. Слишком много на себя взял. Что ты понимаешь, козлина, в психике, в психологии, в психиатрии? Куда полез?
Он не имел никакого права отменять препараты, выписанные Асе. Ты что – вчера из чёрной деревни явился, придурок? С какой стати тебе это вообще в башку вступило? «Доктор» без диплома недоделанный, новоявленный «психиатр» от сохи!
Но есть ещё и третье. Он позволил «глистам» резвиться, играя нервами своей дочери, разрешил им продолжать расшатывать её психику. И они не наказаны. Три месяца фатальных ошибок, целых три месяца у него было, чтобы всё исправить! Но вместо этого он не так сделал всё, испортил всё, что только можно было испортить.