Розовый завод

Константин Кизявка

Розовый завод

Глава первая. Лудислав

Я дебил.

Мама говорит.

Она родилась в совке. Нет, не в том, что с веником! Я дебил, но не кретин. В Советском Союзе! Среди сталинских лагерей и карточек на хлеб. В отсталой стране, где не хватало колбасы, красивых штанов и свободы слова. Ей не понять новый мир, не понять меня.

От не понимания (я специально написал раздельно) – страх, от страха – защита – хочется называть непонятное идиотизмом, а непонятного дебилом.

Я не глуп. Окончил Политехнический институт в Таганроге. С красным дипломом. Инженер автопрома. Могу с закрытыми глазами собрать и разобрать "копейку". Если мне помогут с тяжёлыми операциями, разумеется. Поднять "копейку" руками я не могу.

Кстати, у меня "копейка". Приехал на ней в мастерскую "У Ромео". Понятно, что Ромео не итальянец, а армянин. Армяне любят романтические имена. Но проблема армянских имён волнует меня существенно меньше скрежета в коробке передач.

– Это хороший сервис?

Мужчина в сияющем чёрном костюме и туфлях "Гуччи" просвечивал меня туманными серыми глазами. Его вопрос был расплывчатым, как тронутый теплотой июньского дня куриный холодец.

– Сервис? – уточнил я. – Вероятно, автомобильный? "У Ромео"?

Мужчина кивнул.

– Не могу ответить однозначно. Коробку передач переберут качественно, особенно, если у вас "копейка" или "двушка". "Пятак" и "десюлик" чуть похуже. Но у вас не русское… Это ваше?

– Да. "Бугатти. Диво".

– Среднемоторная? Полный привод?

– Откуда знаете? Этих машин выпустили не так много.

– Сорок одну.

– Как вы!..

– Я инженер!

– Восхитительно! А что у вас за проблема с "копейкой"?

– Коробка передач отжила.

– А почему не купите новую машину?

– Я не так богат.

– Правда? С вашим умом? А как вас зовут?

– Лудислав.

– Очень интересное имя. А если, допустим, Лудислав, вы поедете со мной туда, где вам всё починят быстро, качественно, а главное, бесплатно?

В глазах странного мужчины разгорался азарт. Любит машины так же страстно и нежно, как я.

– А куда ехать?

В сумочке незнакомца запиликало. Он поморщился, серебристая коробочка сверкнула бриллиантами и остановилась возле уха, отягощённого серебряной серёжкой.

– Да, господин министр! – максимальная любезность. – Конечно, господин министр. Сейчас же выезжаю. С удовольствием. И я рад. Сердечно рад. Буду. Понимаю ваше нетерпение. Сам. Безумно.

– Вот как, милый Лудислав, – грустно вздохнул мужчина, засовывая смартфон в сумочку. – Никогда не знаешь, куда направит твою голову в следующее мгновение вечности неумолимая ладонь рока. Впрочем, куда, конечно, понятно… Но вот когда. Тем не менее, позвольте узнать вашу фамилию?

Я был тронут. Этот загадочный человек с первого взгляда понял, как важна для меня техническая сторона жизни и хотел говорить, обсуждать, может быть, даже фантазировать… Но… министр…

– Моя фамилия Горохов, – сказал я, – а как зовут вас?

– Ваал. Для вас просто Валик.

Мужчина сел за руль и, уже отъезжая, крикнул в окошко: «До свидания, Лудислав!»

От молчаливого созерцания тающего в грязно-серой дымке "Бугатти" меня оторвал голос автослесаря:

– Что за лингня у вас с "копейкой"? – молодой человек в сверкающей янтарными солидоловыми брызгами кепке "Нью-Йорк Янкиз" ловко орудовал оранжевой тряпкой, избавляя руки от мазута.

– Коробка, – просто ответил я.

– В йону все эти РАЗы! Один лин все развалятся через год. Купили бы "Мерседес" и не страдали бы этой лингнёй с тантранутого конвейера российского автопрома. В гуд он тантрись.

Разухабистый автослесарь, яркий солнечный день и скрывшийся в бесконечности интересный мужчина сложились в моём уме в одну ясную отчётливую мысль. Российский автопром! Только он мешает стране, мешает народу почувствовать несомненное величие Федерации, доступное в полном объёме людям нового времени. Стоп! "В полном объёме" всё-таки канцелярит, употреблять его не следует даже в момент столь важный и знаменательный… Эка меня… Всё от того, что по литературе в школе была твёрдая пятёрка.

Так вот. О чём я хотел подумать? Ну ведь да! Яркая вспышка понимания развеяла ленивый туман мыслей, и я увидел, как с конвейеров АвтоРАЗа съезжают в большую красивую российскую жизнь прекрасные автомобили с фантастическими характеристиками, а отягощённая догмами совка мама, стоя у окна, утирает счастливую слезу и говорит трескающимся голосом:

– Лудислав, мальчик мой, твоя новая Россия не такая уж и безнадёжная!

Глава вторая. Заманчивое предложение

– Понимаешь? Когда наши автомобили станут лучшими, у россиян проснётся национальная гордость. Даже у таких, как ты!

Зинаида сидела на хлипком стареньком табурете, уперев ладошки в коленки, и слушала внимательно, но без одобрения. Как мама. Обе пессимистки. Высокая фиолетовая причёска раскачивалась из стороны в сторону, как толстощёкая голова пластмассового китайца, приклеенного "Моментом" к приборной панели "пятака" у Гришки Седова из восьмого дома.

– Пойми, Зина, если уставший россиянин будет ложиться спать, сознавая, что автомобили нашей страны лучшие в мире, он и проснётся с такой же мыслью. А это значит, что на своём рабочем месте… Ой! Ничего, что я использовал уточняющее местоимение "своём"? Здесь не критично?

– Ничего, – снисходительно кивнула Зинаида. – Так что на рабочем месте?

– Ага. На всяком рабочем месте всякий россиянин… Ой! Это лексический повтор, да, Зина?

– Не страшно, продолжай.

– Ага. Россиянин будет трудиться на совесть. Чтобы соответствовать уровню автопрома государства. Зарплаты воспитателей и учителей вырастут в разы. А кожаный пояс, временно затянутый на пенсионерах, можно будет расслабить. И тогда Россия встанет с колен даже в сознании самых что ни на есть совкарей. Понимаешь?

– То есть в ТВОЁМ сознании страна уже давно бежит трусцой?

Мама говорит, Зинаида только мне кажется тупой. Для остальных социальных групп населения она как бы кандидат философских наук и автор десяти книг. Думаю, мама ошибается, просвечивая слайды собственного мозга на полотно сознания человечества. Весь мир не может быть слеп. О, этот сорт людей, не желающий замечать очевидного! Такие как мама. Спрятались в черепашьи панцири советских идей и голову наружу не высовывают. Специально, из упрямства, не смотрят телевизор. Даже Первый канал. Примитивные асоциальные существа.

А ведь десять лет назад взгляд Зины был другим. Тогда у неё сломался пылесос Bosсh. Красный. Моющий. Циклонный. Она переживала. Плакала. Я поменял щётки на двигателе. И в благодарных глазах этой женщины отразился бог (с маленькой буквы пишу, потому что метафора, а не буквальное утверждение). Вот тогда было приятно. А сейчас непонятно. Что сделало с ней время? Я, например, стал умнее. Красный диплом, знаете ли…

– Зина, после революции 1991-го, когда мы покончили с коммунистами, всё только налаживается. Это в вашей Америке…

– Понятно, – Зинаида тяжело вздохнула, – ты не осознаёшь пустотность данной интенциональности. Безсущественность.

Как она любит заумности! Думает, скажет непонятное, и собеседник сразу забудет, за что страдал и боролся. Только меня таким дешёвым приёмчиком не возьмёшь.

– Ты, Зина…

Бодрая песня: "Три танкиста, три весёлых друга – экипаж машины боев…" – оборвала мысль.

Я поднёс покрытый трещинками экран смартфона Сяоми к уху.

– Да, слушаю!

– Здравствуйте! Извините, что беспокою. Лудислав Святозарович Горохов?

– Да. Это я.

– Очень приятно. Это Ростовский Автомобильный Завод. Менеджер Кукушкин Феофан Альбертович. Вы ведь инженер?

– Да.

– Прекрасно. Разрешите вам, как инженеру, и даже, насколько я понимаю, опытному инженеру, предложить участвовать в развитии российского автопрома.

Я слышал много анекдотов о прослушке ФСБ, но чтобы так. Нет, вряд ли это шутка. Голос такой правильный.

– Вы серьёзно? АвтоРАЗ?

– Предельно. Приглашаю вас на собеседование. В отдел кадров. В любое удобное для вас время. Хоть сейчас. Мы находимся в Ростове, на берегу…

– Я знаю. Береговая, 34, строение номер три, вход с северной стороны.

– Прекрасно. Ждём вас. Российский автопром очень рассчитывает на вашу поддержку! До встречи!

– До встречи!

Зина наморщила лобик.

– Кто звонил?

– "АвтоРАЗ".

– Серьёзно?!

– По-моему, да. Приглашают поднять автопром. Им нужны опытные инженеры.

– Как совпало. А меня инженер не хочет поднять на опытные руки и положить вон на тот диван?

– Какая ты странная, Зина! Ты что, вещь? Ладно. Пойду я, съезжу на завод. Они сказали, в любое время. Пока!

– Пока, – Зинаида смотрела с какой-то странной обидой.

Чего обижаться? Ведь предельно ясное дело – если поднимется автопром, поднимется вся страна!

Глава третья. «Один раз – не водолаз!»

Бетонный фасад завода высотой примерно 19 метров 48 сантиметров сиял глубоким голубым светом. Высокие десятиметровые окна, по сути бесцветные, отражали бесконечное небо и создавали полную иллюзию небесного происхождения предприятия. Всё портили большие красные буквы над входом: "АвтоРАЗ – не водолаз!".

Глупая метафора! Примитивная параллель между автомобилестроением и водолазным делом? Намек на поговорку с известным началом «Один раз»? Обыгрывается слово «первый»? Не лучше ли: «Первый автомобиль – всегда комом»? Вот! За секунду придумал. Про блинчики. И близко к народной мудрости, и параллель какая тонкая! Первый блин – первый автомобиль. Классно же! Да, с русским языком у них очевидные проблемы!

В большом светлом зале торговали "пятаками". Симпатичные "РАЗы" пятой модели горели пятью знаменитыми цветами: белым, зелёным, салатным, изумрудным и хаки. «Пятаки» занимали центр магазина. Влево и вправо простирались торговые пространства, заполненные с одной стороны «двушками» и «копейками», с другой новейшими "десюликами".

Парень слегка за двадцать в белой рубашке, длинном чёрном галстуке, чёрных брюках и сверкающих тёплым апельсиновым цветом туфлях взмахнул чубчиком, приятно улыбнулся:

– За машиной?

Я не сразу уловил зерно вопроса. Не каждый день, знаете ли, бываешь на «РАЗе», тем более по приглашению. Говорят же, попасть сюда сложнее, чем устроиться на пост ГИБДД между Ростовом и Батайском.

– Автомобиль покупать? – переформулировал парень, видимо, решив, что лексическое значение слова «машина» не входит в сферу моих понятий.

– Да, – наконец очнулся я. – Нет. То есть, я вообще не за машиной. Я на работу. Меня пригласили. Менеджер Кукушкин.

Паренёк поскучнел, но слой вежливости, надетый перед работой поверх биополя, был толст, отчего любезность продолжала звучать в жестах и интонациях:

– Вон, видите, лестница наверх?

Я увидел. Винтовая чугунная завитушка в конце зала оптимистично восходила к длинной узкой металлической площадке второго этажа.

– Там двери. Несколько. Вам нужна фиолетовая.

Я кивнул.

– Спасибо!

Парень улыбнулся левой половиной лица и заспешил к новому клиенту, заглянувшему в сияющий храм автопрома.

Восемь оборотов вокруг толстого чугунного стержня – и стопа моя с церковным звоном опустилась на металлический ажур то ли балкона, то ли корабельной палубы, плывущей над восхитительным пространством бушующего человеческими радостями и надеждами завода. Симпатичную площадку размером тридцать на пять метров ограничивали с одной стороны крепкие, чугунные, в готических листочках поручни, с другой – восемь "кают". Деревянные двери, искусно отделанные неведомыми, но, сразу понятно, опытными плотниками лаково блестели восемью цветами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Именно в таком порядке слева направо они располагались: Красная, Оранжевая, Желтая, Зеленая, Голубая, Синяя и Фиолетовая. Из гармонического ряда выбивалась левая дверь, чёрная, как космическая дыра в скоплении Феникса, что несколько разрушало образ традиционной радуги.

Я подошёл к фиолетовой, постучался и, услышав раздражённое:

– Кто это ещё там?!

Вошёл.