Помоги проекту - поделись книгой:
– Нечестно, последняя часть еще не вышла! – заявила Энн. – И вообще, когда мы ходили на ''Две башни'', ты же весь фильм с закрытыми глазами просидел!
– Неправда! – возразил я. – И вовсе не весь! Я смотрел сквозь пальцы. Все время казалось, что в меня летят стрелы. ''Братство кольца'' мне больше понравилось.
– А мой любимый фильм ''Майкл Коллинз'', – гордо объявила Энн. – Я, когда вырасту, буду бороться за независимость, как Майкл Коллинз. Он был настоящим героем, не то, что некоторые. И если понадобится, я посвящу всю свою жизнь борьбе за Северную Ирландию, чтобы в один прекрасный день вернуть эти земли Независимой Ирландской Республике.
– А я, когда вырасту, стану писателем, – сказал я вполне серьезно. – Сегодня я многое понял и решил, что пора заняться чем-то действительно важным. А то так и жизнь пройдет, и ничего не успеешь сделать. Никто о тебе не вспомнит. Понимаешь, если однажды этот мир рухнет, должно, ведь что-то остаться для будущего, какая-то память.
– Напиши огромную книгу, – предложила Энн. – Про жизнь. И войну за независимость. Может, по ней фильм снимут и Оскар дадут.
Нет, эта МакГинти неисправима! Я ей про серьезные вещи толкую, а она все о своем.
– Тогда лучше я напишу, что война – это самая страшно-бестолковая вещь на свете, и никому она не нужна, люди и так умирают. А жить-то хочется.
– Джерри, ты как всегда чертовски прав! – Энн хлопнула меня по плечу.
Понятия не имею, сколько времени мы сидели на черной лестнице, мне кажется, целую вечность. Я так устал, соображал плохо и уже толком не знал, чего мне больше хочется: спать или есть, или того и другого сразу. Энн что-то мурлыкала на своем ирландском языке. А глаза почему-то застилал туман, едкий и удушливый. Я словно впал в какой-то странный полусон, время от времени до меня долетали звуки и голоса, но как будто издалека. И мимо проплывали бессвязные видения и обрывки разговоров. Вот что значит бред.
14
– Там что, пожар?
– Весь дом в дыму, мы чуть не задохнулись…
– Огня не было.
– Дыма без огня не бывает.
– Но если бы был огонь, все бы сгорело…
– Пэтти опять ревет… По-моему, это у него нервное. Он ревет, не переставая с тех пор, как мы удирали от зверя…
– Чувство вины… устроил пожар…
– Пожара не было!
– А зверя тоже!
– Алекс!.. Где ты был?.. А мы думали!..
– На улице такое веселье, как на карнавале! Песни поют… Все жильцы нашего дома плюс из окрестных домов собрались, а домой идти боятся. Говорят, лучше переждать. Вот чудаки! У нас в России, бывало, свет отключат, так все по лестнице только так и бегают, вверх-вниз в потемках. Еще переезжать умудрялись, шкафы таскали, кровати… А что делать? Жизнь-то продолжается!.. Я этим внизу продал запас свечей на десять лет вперед… Да я по наружной лестнице добрался, она к нашей квартире ближе… Черная лестница в дыму, как в тумане, а на первом этаже полно маленьких пожарчиков. Я там людей снарядил, чтобы тушили… Да не было никакого зверя, монстра тоже! Это ж барбос Моисеевский… Не тот, который в лифте, а другой!.. Обгорел он здорово!.. Ну, ничего, только лучше держать язык за зубами, нас там не было, мы спали. Хотя у дедушки Моисея все равно лицензии на двух собак нет… А на улице хорошо, свежо…
– Ты почему нам сразу не сказал, что это собака, а не монстр?!
– Так за вами разве угонишься…
Крики то удалялись, то приближались, кто-то хныкал и хлюпал носом, звонил телефон, бормотали… снова плач, всхлипы… топот ног… поют…
– Я хочу держать тебя за руку!.. Она тебя любит! Да! Да! Да!.. Пусть будет все, как будет… Все, что тебе нужно – это любовь!.. Война закончилась, веселого Рождества!..
– Пэтти уснул.
– Наконец-то!
– Энн, он так перепугался, думал, тебя съел зверь. Ты слишком строга…
– Давай поменяемся. Ты оставишь Шона в покое, а я одолжу тебе Пэтти на пару дней, посмотрим, как ты потом завоешь…
– Я подарю ей всю мою любовь, вот все, что я сделаю. И если ты видел мою любовь, ты полюбишь ее тоже. Я люблю ее…
– Шон, ты еще и поешь! Ну, неисправимый романтик! Если в шестнадцать лет я не выйду замуж, можешь на мне жениться.
''Размечталась, МакГинти!'' – подумал я сквозь сон.
– …Когда закончу школу, вернусь в Англию поступать в университет. Я хочу изучать английскую литературу.
– Милли, а твои предки где?
– Папа работает в Чикаго. Мама улетела в Африку с Красным Крестом, она миссионер. Родители уже давно в разводе. Я живу с мамой, но она все время по командировкам летает. Мы бы переехали в Англию, только мама не хочет, она ведь американка. Только я обязательно домой вернусь, в Лондон.
– И я тоже домой, в Ирландию!
Пэт проснулся.
– Да, я буду раскопки проводить на развалинах замков древних королей, клады искать. А потом свои замки понастрою на берегу океана. Женюсь на самой красивой девчонке и всерьез уйду в политику. Я решил баллотироваться от демократической партии, вот. Проведу всякие мирные реформы. Потому что пора страну выводить на мировой уровень. Я понял, в этой жизни нужно уже чего-то делать, иначе все возьмет и развалится. Жить во тьме, знаете ли, не по мне.
– Но первым делом решим вопрос независимости!..
– И международного терроризма. Как приятно, когда все налаживается. Здорово, если люди понимают друг друга и умеют слушать. Иногда бывает полезно просто поболтать. Я рад, что мы встретились здесь в Нью-Йорке, думаю, это не случайно. Пожалуй, теперь мы станем друзьями на всю жизнь. Такое событие надо отметить, вот только батя вернется из супермаркета, надеюсь, он догадается захватить чего-нибудь перекусить. А я ему скажу, какие вы клевые ребята. Может, на следующие каникулы смотаемся в Британию… И в Независимую Ирландскую Республику тоже! Да, а как там у вас обстоят дела с подтяжками на рынке?..
– А Шон будет великим режиссером, правда, Шон?.. Представляете, ''Оскар''! И тут объявляют: Шон Уинкл – лучший режиссер года!.. А потом банкет…
– Да ну этот ''Оскар'', там все куплено! Лучше в Англии. Ты ведь будешь только английским режиссером? Голливуд нас не купит!
Шон ничего не говорил. Но я знаю, он тихонько улыбается, одним глазом уже заглядывая в будущее. И я в него верю, потому что он мой старший брат и настоящий гений.
Мне снились Кремль и Красная площадь, Сибирь, занесенная снегом, Северный полюс (должно быть, кто-то стянул одеяло!), Статуя Свободы в суперподтяжках и какой-то веселый белобрысый парень на вершине Эвереста под русским флагом. Мне снился папа на теплоходе с королевой Елизаветой II, его наградили орденом Британской Империи; и бабушка, удирающая от кенгуру верхом на слоне по бескрайним прериям Дикого Запада, утыканным кактусами. Мне снились диссиденты-невозвращенцы и древние короли Ирландии, Майкл Коллинз и война за независимость; изумрудные луга и холмы, озаренные ярким солнцем. И наконец, мне снилась Энн с клевером в кудрявых волосах и в зеленом платье…
15
Проснулся я от ослепительного, просто-таки необыкновенного, восхитительно-прекрасного света. По моему лицу и подушке прыгали теплые солнечные зайчики. Я открыл глаза и тут же зажмурился на секундочку, вся комната была наполнена дневным светом, как хрустальная ваза прозрачной водой. Солнечные лучи переливались на стенах и потолке, превращаясь в тысячи крошечных радуг, отчего возникало ощущение, что я лежу в сверкающем водопаде.
Никогда в жизни меня не переполняло столько воздушного счастья, кажется, будто сейчас воспарю шариком в голубое небо. Даже орать захотелось, чтобы выплеснуть все это огромное счастье, но я не стал. Наоборот мне было очень приятно лежать среди мягких подушек, наслаждаясь долгожданным светом и умиротворением.
– Привет, Уинкл! Как спалось? – в меня полетела подушка.
За что? Я думал, мне снился кошмарный сон, но хитрая мордочка Энн перед моим носом доказывала реальность жизни, как ничто другое.
– Неужели мы в раю? – спросил я из-под подушек.
– Ну, ты даешь, Джерри, сколько дрыхнуть-то можно! Представляешь, ночью дом горел, пожарные приезжали с мигалкой, обалдеть! Пока они людей из лифта вытаскивали, мы с Пэтти и Алексом черную лестницу из шланга поливали. Вот это колоссальный потоп вышел! Прямо не лестница, а целый водопад Виктория! Зато теперь во всем доме чистота шик-блеск! Да, пойдешь из квартиры, будь осторожен: там везде маленькие лужицы и каплет, не высохло еще…
– Значит, конца света не было?! – я вскочил и побежал к раскрытому окну: Нью-Йорк сиял на солнце, как новенький, по-моему, он стал еще прекраснее после темноты, будто родился заново. Внезапно до меня дошло: – Мир спасен! Ура! Мы живы! Мы живем! Да здравствует свет!
Я запрыгал на радостях и чуть не вывалился из окна.
– А ты видно здорово головой вчера ударился, – хмыкнула Энн и на всякий случай запустила в меня подушкой, но не попала, и подушка сиганула прямо вниз, на улицу.
Честно говоря, Дарсина квартира имела вид далеко не блестящий, скорее даже наоборот, грязный и жутко разгромленный. Хоть тресни, не помню, что мы такое творили ночью. Подушки и пол оказались заляпаны воском, прожжены в некоторых местах и сплошь усыпаны хрустящими под ногами остатками подушечек с различной начинкой. Окна во всех комнатах распахнуты настежь, сквозняки только так летают, а на кухне жужжит вентилятор, но удушающий запах дыма и чего-то непонятного выветривается крайне медленно. Замок на входной двери сломан, вот почему она была все время открыта! Значит, мы целую ночь просидели с незапертой дверью!
В дом постепенно возвращались заблудившиеся жильцы, и, судя по крикам, топоту, хлопанью дверями в коридоре, были явно шокированы от преобразившегося за одну ночь дома.
Пэт лежал с больным животом и страдал, громко воя. Подушечки сделали свое дело.
Мама сочла своим долгом вытереть пол в коридоре, поэтому она бегала из квартиры в коридор и обратно босиком, с бигуди в растрепанных волосах, угрожающе размахивая мокрой тряпкой. Мама была не в духе, она ругалась с Дарси, которая тоже бегала по всей квартире в одном халате и с полотенцем на голове. Мама стиснула меня в объятьях и очень долго не хотела отпускать. Она жалела меня, в то же время, продолжая кричать на Дарси, называя ее безответственной, с ветром в голове.
Энн быстро разъяснила мне обстановку: оказывается мама принеслась с другого конца города в шесть утра, когда все дрыхли без задних ног, как сурки. Увидев, во что превратился дом, столкнувшись на лестнице с пожарниками, запутавшимися в собственном пожарном шланге, обнаружив взломанную входную дверь и свинарник в квартире, мама пришла в ужас. Но на самое страшное она наткнулась в одной из дальних комнат, Энн хитро ухмыльнулась, там Шон и Милли спали себе мирно в обнимку и ничего особенного. Только тут мама, будто с цепи сорвалась. Первой под ее горячую руку попала, разумеется, Дарси, когда вернулась домой.
– Как ты могла допустить такое?! Как ты могла оставить детей одних?!.. Всю ночь где-то шлялась!.. Что я отцу скажу?!..
И так далее в том же духе.
А Шон даром времени не терял и еще до завтрака ушел провожать Милли до ее квартиры.
Вскоре и сам папа явился при всем параде. ''С корабля на бал,'' – как остроумно заметил Алекс. Мама набросилась на папу с мокрой тряпкой. Но он пронесся ураганом и быстро скрылся в неизвестном направлении, заявив, что у него срочное дело. Вот так всегда!
Перепрыгинс-старший вернулся из супермаркета на такси с продуктовой тележкой, набитой до отказа разнообразной едой. Вместе с таксистом они погрузили тележку и еще десяток больших и маленьких коробок на какую-то странную движущуюся площадку, вроде тех, на которых моют окна. Папа Алекса взгромоздился поверх всего добра с фотоаппаратом ZENIT и поехал наверх. Позже я узнал, что данная конструкция держится исключительно на суперподтяжках, висящих на старом подъемнике, спертом из сломанного лифта во времена застоя. Так сказать, лифт собственного изобретения.
Алекс пригласил нас к себе в гости. Его папа очень обрадовался, пообещав ''сварганить что-нибудь экстраординарное'' на поздний завтрак, он принялся греметь сковородками, в такт, распевая на весь дом непонятные песни, должно быть, на русском.
Квартира у них классная, просторная, ничего лишнего, зато стеклянная мансарда с балконом на две улицы. От пола до потолка полки с книгами, прямо целая библиотека. На стенах фотографии из разных стран, географические карты, плакаты с лозунгами и автографами звезд. Редкие образцы подтяжек хранятся отдельно в коробке из-под обуви.
Папа Алекса предложил нам поесть варенья, пока он будет печь блины. Уж очень странно он их пек, на настоящем огне, но Алекс сказал, что это домашний очаг собственного изобретения, грубо говоря, смесь электроплитки, примуса и керосиновой лампы. Но по мне, так Перепрыгинсы у себя дома костер развели вопреки всем правилам пожарной безопасности. Каждый новый блин папа Алекса подбрасывал на сковородке почти к самому потолку, кто поймает, тот и съест. Если бы наша бабушка увидела такое, она бы наверно с инфарктом грохнулась.
Лучше всех ловил Алекс с победным криком: ''Это вам не бейсболл!'' А мистер Перепрыгинс умудрялся ловить блины прямо ртом, поскольку руки у него были заняты. Один недопекшийся блин шмякнулся Энн на голову, тесто расползлось по лицу и прилипло к волосам. В жизни ничего вкуснее блинов не ел. На аппетитный запах сбежалась вся родня и соседи, даже папа вернулся с билетами в театр. Это было самое потрясное утро за девять лет, честное слово!
А потом включили электричество. И мистер Перепрыгинс сказал, что это дело надо отметить, и пригласил нас в русское кафе через две улицы. По дороге мы встретили Дарсиного мужа, Подушковича. Он возвращался из зоопарка, хотел посмотреть на кенгуру. Дарси закатила ему истерику, она-то всю ночь проторчала в ресторане. Но Аарон подарил ей цветы, тем самым замяв объяснения, как именно очутился в зоопарке посреди ночи, слиняв из ресторана.
Тем же утром звонила бабушка из Индии. Они с мамой долго кричали, каждая о своем. Мама удивлялась, каким чудом бабушку занесло в Индию, ведь это уже давно не наша колония. Но бабушка окончательно сразила маму наповал, заявив, что других рейсов из Австралии не было. Еще бабушка возмущалась по поводу диких слонов, на которых ей пришлось пробираться через джунгли. Везет же некоторым!
Теперь все были в сборе, и наконец-то мы увидим Нью-Йорк! Я никогда не забуду две недели в этом огромном потрясающем городе! Хотя они пролетели, как один день. Первым делом папа повел нас гулять по вечернему Бродвею, сверкающему яркими огнями, словно волшебный город фей. Короче, где мы только не были! На Эмпайр Стейт Билдинг смотрели в специальный бинокль – весь Нью-Йорк как на ладони. Забирались на Статую Свободы, на самую ее верхушку. Пэт чуть не полетел оттуда. Катались на теплоходе, здорово! Только папа не захотел, сказал, что ноги его больше не будет ни на одном корабле. Мама затащила всех в Блумингдейл, она обожает огромные магазины. Были в Метрополитене, идея Шона. В искусстве надо долго разбираться. Гуляли в Центральном парке. Пока предки кормили уток, МакГинти угнали карету с лошадьми, думали, ничейная. Мы целый день катались по Нью-Йорку, вот круто было! Лошади так разбежались, что не могли остановиться, пока хозяин кареты не догнал нас на автобусе.
Мама строго запретила шляться одним по городу, но Алекс рассудил, правила существуют, чтобы их нарушать. Поэтому мы блуждали по Нью-Йорку вместе с Алексом, большую часть времени отыскивая знакомую улицу. Полиции приходилось по нескольку раз в день искать нас и доставлять родителям. Благодаря неугомонным МакГинти однажды всю нашу компанию окончательно загребли в участок за хулиганство и драку. Энн решила поиграть в банды Нью-Йорка. И мы доигрались до того, что в одном из темных переулков наткнулись на настоящую банду скинхедов, которые вдобавок не любили ирландцев. Потом выяснилось, что эту банду уже второй год отлавливают.
А муж Дарси Подушкович оказался клевым парнем, предложил смотаться в Дисней-Лэнд на его фургоне. По всему восточному побережью до самой Флориды! Но в Филадельфии предки нас отловили, (мы уехали тайком, почти отшельниками). Вспомнили, что МакГинти вот уже десять дней ждут в Бостоне.
Но все же самое запоминающееся приключение, которое произошло с нами в Нью-Йорке, это, конечно, Ночь Вечной Тьмы, как я поэтично окрестил ее в своем дневнике. Даже спустя много лет, каждый раз возвращаясь в Нью-Йорк, я буду вспоминать темноту, которая словно открыла глаза нам всем, чтобы на мгновение увидеть мир по-другому. Но за одно лишь мимолетное мгновение может измениться очень многое. Благодаря темноте, я научился ценить жизнь. И хотя потом в ''Новостях'' объявили, что ничего страшного не случилось, просто на какой-то электростанции произошел сбой, или что-то типа того, но мне кажется, все это было не случайно. Оказавшись на краю пропасти перед черной бездной, нужно всерьез задуматься о самом главном, о жизни и мире, чтобы не сорваться вниз, не потеряться в бесконечности. Похоже, я становлюсь философом, к чему бы это?
16
Возвращение домой обошлось почти без происшествий. В аэропорту нас провожала целая толпа ирландцев, родственников МакГинти. Веселые люди, душевные, поют, танцуют, выпивают за здоровье по каждому поводу и за мир во всем мире. Только болтают без умолку с таким ирландским акцентом, что не поймешь ничего.
Они закатили убойную вечеринку с фейерверками и морем пива в честь посещения Энн и Пэтти Америки. Против присутствия англичан, русских, евреев и заглянувших на огонек соседей-американцев никто не возражал. Под конец все напились пива и стали друзьями. Папа, обнявшись с древним дедом МакГинти, распевал ирландские народные песни, а мистер Перепрыгинс и Подушкович лихо отплясывали ирландские танцы вместе с многочисленными братьями и сестрами МакГинти. Я перебывал наверно не одной сотне крепких сердечных объятий, и это после всего, что пришлось пережить ирландцам за много веков!
Когда наш самолет взлетал, родственники МакГинти еще долго махали вслед национальными флагами Ирландии, в тот момент я по-настоящему понял, что значит последние из великих королей, и не просто понял, но даже почувствовал сердцем.
Прощаясь, мама горько всплакнула на плече у Дарси. По-моему, ей жаль было оставлять Дарси Подушковичу, мама еще не совсем к нему привыкла. Поэтому на всякий случай она всплакнула на плече у Подушковича чуточку больше, чем следовало. Дарсин муж подарил ей лохматый букет мокрых незабудок, в знак того, что не забудет, и мама сразу растаяла. А вот папа занервничал, как раз перед этим он на радостях зазвал всю компанию ирландцев, Перепрыгинсов и Дарси с мужем к нам в гости на Рождество. Подушкович обещал привезти своих родителей и прочих родственников, вытащив их чуть ли не из самого Израиля, познакомиться. Папу одолели легкие сомнения по поводу собственной сознательности.
Кто по-настоящему должен был рыдать, так это Шон, но вместо него рыдала Милли. Хотя Шон тоже выглядел ужасно печальным и покинутым. Это было самое трогательное расставание, которое я когда-либо видел, прямо как в кино. Я вдруг представил, что Шон уходит на войну за независимость, и у меня слезы на глаза навернулись. Энн предложила спрятать Милли в багаже и перевезти контрабандой. Но эта идея почему-то никому не понравилась. На примере моего старшего брата я окончательно убедился, что любовь приносит тяжелые страдания.
Мистер Перепрыгинс вручил всем подтяжки на память и просил обязательно прилетать к ним в Россию, когда ударят первые морозы, чтобы отправиться в тайгу смотреть на медведей. Алекс особенно хотел, чтобы Энн прилетела. Удивительно, но мне показалось, он за ней ухаживал почти две недели. Стихи читал, правда, на русском, называл Прекрасной Дамой, а на прощание подарил томик Пушкина. Я не стал ревновать. По-моему, Энн не оценила его внимание по достоинству, хотя стихами Йейтса была польщена. Все равно Алекс отличный парень, даже если он вдруг влюбился в Энн МакГинти.
Прощаясь, Алекс сказал:
– А вот в России электричество на века, потому что у нас был ГОЭЛРО.
– Чего? – не понял я.
– Государственный план электрификации России! – гордо ответил Алекс. – Вроде бы Ленин придумал в 1920 году, чтобы за десять лет всю страну электрифицировать. Тогда как было? Ленин сказал, люди сделали. А вот ваш земляк, Герберт Уэллс, не поверил. И это тот самый человек, который верил в инопланетян, машину времени и невидимок, приехал тогда, посмотрел и так и заявил: ''Не верю!'' Но через десять лет мистер Уэллс просто онемел, увидев собственными глазами ГОЭЛРО в действии. Эта штука серьезно работает, я отвечаю. И свет никогда сам собой не погаснет, так что прилетайте к нам, в Россию.
Поделиться книгой: