– Лея, это кто?!
Байер, взбешённый сначала, сейчас пытался разобраться в происходящем. Набить морду он ему всегда успеет. Будет сложно, судя по хорошей физической форме парня, но он, Байер, это сделает, если его сестрёнку попытаются обидеть.
– Я повторяю, кто этот парень, Лея? Как его зовут?
– Не знаю, он не успел представиться…
Байер поперхнулся:
– Лея! У тебя по квартире расхаживает полуголый мужик, а ты даже с ним не знакома?!
На пороге кухни возник Меркулов.
– Не кричи на Лею. Она правда, не знает, как меня зовут. Не нужно заставлять её оправдываться, тем более, что она ни в чём не виновата: просто напоила меня чаем и постирала мои вещи.
Прислушиваться не было необходимости – говорили громко. Он не мог допустить, чтобы у девушки были проблемы из-за него.
– Алексей Меркулов, курсант Академии МЧС, 4 курс. Ещё есть вопросы?
Потом Лёха обратился к самой Тураве:
– Спасибо, я наверное, пойду. Мои брюки и рубашка в ванной?
Сашка понял, что его подозрительность была на пустом месте, и Лее не только ничто не угрожает, а наоборот, парень встал на её защиту. Словом, повёл себя как мужик. И ещё МЧС… Это то, куда Байер собирался после факультета психологии. Цель, что маячила впереди, – быть психологом МЧС.
Лея встала за спиной сидящего Сашки, положила ему руки на плечи:
– Лёш! Пожалуйста, не обижайся! Саша очень боится за меня, готов порвать всех потенциальных обидчиков, как Тузик грелку. Мы с ним выросли вместе, он мне с детства вместо брата. Ты не представляешь, какой он удивительный!
И она, наклонясь, поцеловала его в шею.
Байер после её слов проглотил комок в горле и сипло сказал:
– Может, расскажите, что с вами приключилось?
Неловкость продолжалась ещё минут пять, а потом лопнула, как мыльный пузырь. Через полчаса они уже смеялись, пили кофе, слушали, как Алексей играет на гитаре. Лея сушила утюгом брюки и рубашку Меркулова.
* * *
У Алексея к концу вечера было странное впечатление: как будто он давно знает и Лею, и этого общительного проницательного Александра Байера.
Меркулов переоделся, они отпустили Лею восстанавливать силы в ванной, а сами завели сугубо мужской разговор. Точнее, говорил Меркулов, а Байер с жадностью расспрашивал о буднях курсантов, об их участии в тушении пожаров, ликвидации последствий наводнений, с чем им приходится сталкиваться.
Алексей рассказывал неохотно. Он не понимал, почему психолога МГУ так это всё интересует?! Ему романтики бы поискать в других профессиях. У них, в МЧС, обычная тяжёлая работа, особенно летом, когда леса и торфяники горят.
Байер словно услышал его мысли:
– Ты, наверное, думаешь, что за праздное любопытство у этого зануды?
– Ничего я не думаю…
– Думаешь-думаешь, просто деликатный очень. Так вот, Лёш, я прикреплён к кафедре экстремальной психологии, и со следующего года, с 5 курса, мне предстоит выезжать с бригадами МЧС и штатными психологами на места чрезвычайных ситуаций. Так что, считай, мы с тобой в одной лодке, друг Меркулов.
Алексею потребовалось время, чтобы это переварить.
– И ты заранее всё спланировал?
– Да! В 7 классе. Заболел любимец нашей семьи, пёс, Гардом звали. Старенький уже был. Сильно мучился, и мы с отцом приняли решение избавить пса от боли: усыпили. У бабушки и мамы был сильный стресс, и я не знал, как им помочь. Тогда и решил пойти на психолога.
Алексей посмотрел на часы.
– Мне уже пора.
– Да и мне тоже, к тому же, у Леи завтра трудный день.
Лея уже входила в комнату и слышала последнюю фразу.
– Сбегаете?
Байер слегка приобнял сестрёнку:
– Ну что ты! Оставляем тебя отдыхать. Разве от таких, как ты, сбегают?!
И поцеловал её в лоб. Свежевымытые волосы вились колечками, на лице, свободном от макияжа, проступали веснушки. Сама естественность и свежесть. Ей было наплевать, как она выглядит.
– Слушай, Лея, – вспомнил вдруг Саша. – А ведь я завтра не смогу прийти на балет: в шесть заседание кафедры, меня пригласили, и неизвестно, насколько затянется. Так жалко!
– Конечно, иди на заседание! Ты ведь президент Совета Студентов. Вдруг что-нибудь важное решать будут?! А пригласительный кому-нибудь отдашь.
– Подожди.., – и Байер внимательно посмотрел на Меркулова. – Ты в театре когда в последний раз был?
– На первом курсе, когда в Москву перебрался.
– Держи!
Александр достал из барсетки пригласительный билет и отдал Лёхе. Тот пробежался глазами по листку и уточнил:
– То есть, я веду Лею завтра на балет "Щелкунчик"?
Лея переглянулась с Сашей, опустила глаза и загадочно улыбнулась:
– Не совсем… Я там вроде как участвую…
– Ты?! – не совсем понял Меркулов.
Байер тут же подхватил:
– Так что, увидитесь, но после спектакля!
" Вроде как участвую!.. Да на ней там полспектакля держится!" – подумал Сашка, чуть не прыснул со смеха, но увидел свирепое лицо Леи и сдержался.
– Короче, форма одежды – парадная, адрес театра – в пригласительном. Пошли, подвезу тебя, я на машине.
– А у неё самой-то билет есть? – Лёха явно недопонимал ситуацию.
– Да есть у неё билет, есть! Пошли!
Меркулов взглянул на прощание на Лею.
– Спасибо за вечер! И за одежду. Не обещаю, но постараюсь прийти.
Байер обнял девушку, поцеловал в волосы.
– Завтра позвоню. Удачи! Береги себя.
Парни вышли. Запищала, радостно приветствуя хозяина, Тойота.
– Тебе в общагу на Бориса Галушкина? – спросил Байер.
– Ты и это знаешь? – удивился Меркулов. – Да, туда. А ваша общага где?
– В ДАСе, на Шверника-19.
– Так это в другой стороне! Ты меня до метро подбрось: нечего тебе через весь город тащиться.
Саша мысленно поблагодарил Меркулова: он и правда, устал сегодня. Припарковавшись у метро, Сашка немного помолчал.
– Телефон мой запиши, мало ли…
Меркулов записал.
– И вот ещё что… Как я понял, тебе очень понравилась Лея. На всякий случай, ты должен знать: 18 ей исполнится осенью, в октябре.
Алексей посмотрел на Байера и протянул ладонь.
– Я помню: "как Тузик грелку"… Пока!
Сашка засмеялся: курсант ему явно нравился.
–Удачи! Бывай!
* * *
Пары закончились рано: у четвёртого курса начался период самоподготовки к экзаменам. Главное – не пропустить консультацию, а готовиться можно и по ночам. Меркулов рассчитал время, чтобы добраться до театра и купить цветы для Леи. Вчера они так и не договорились, где встретятся, но Алексей почему-то был спокоен: он найдёт её! Правда, когда он зашёл в зал, самоуверенности поубавилось: театр был набит битком. Он отчего-то решил, что "Щелкунчик" – это детский балет, и вначале сомневался: идти – не идти. Сейчас он видел: дети в зале есть, но их немного. Большинство взрослые. Это его приятно поразило. Место его было в середине партера, сцена была как на ладони. Прозвенел третий звонок, и спектакль начался.
Он глазами высматривал Лею в кордебалете, потом сюжет и музыка Чайковского захватили его, и он погрузился в волшебное таинство спектакля. Вдруг свет на сцене почти погас, у ёлки, в луче софита, появилась девушка в длинной воздушной юбке-пачке. Она сделала два-три движения, и сердце Меркулова оборвалось. Это была Лея. Нежность, волнение, трепет, смятение накатывали лавиной так, что не поверить было невозможно. Она жила, плакала, страдала, любила в повороте головы, в воздушном прыжке, в трогательном глиссандо семенящих шагов, в немыслимом изгибе рук и худенького тела. Она переворачивала душу, вытаскивая на поверхность всё самое лучшее, самое прекрасное, невостребованное ранее, хранившееся зачем-то на дне.
И во время антракта Меркулов, не шевелясь, сидел в кресле, дабы не расплескать своё новое состояние. "Как в этой молоденькой девочке скрыто столько силы, столько любви, способной изменить мир?! Чтобы передать в танце свои переживания, нужно, по крайней мере, всё остро чувствовать. Это же каждый раз до разрыва аорты!.."
Спектакль закончился. Артисты выходили на поклон, их представляли. "Партию Мари исполняла Лея Турава, выпускница хореографического училища… обладательница Гран-при международных конкурсов…" Дальше скороговоркой шли перечисления наград Леи. Она стояла на сцене, передавала помощнику свои букеты, а ей дарили ещё и ещё.
На выходе он увидел её сразу: рыжая копна вьющихся волос, вчерашний бежевый плащ. Подойти всё не удавалось: вокруг неё образовалась шумная толпа из парней и девушек. Она отвечала на их шутки, а сама глазами шарила по фойе, ища кого-то. Наконец, заметила Меркулова и улыбнулась ему. Тогда он двинулся в её сторону: всё равно ей не дадут и шагу ступить.
– Ого, ещё цветы! – веселились её знакомые, помогавшие ей с букетами.
Его розы, три белых цветка, смотрелись куцо по сравнению с богатыми букетами, но она приняла с благодарностью и никому их не отдала. Алесей вызвал такси. Молодые люди при машинах порывались отвезти её, но она отказалась, поехала с Алексеем. Подъехало такси, их посадили, разделив букеты поровну. Меркулов сел впереди, Лея, утопая в цветах, – сзади. Он попросил водителя выключить музыку: после Чайковского попсовые треки радиоканала походили на музыкальные помои.
Турава смотрела в окно и иногда в зеркало заднего вида, ища там Лешин взгляд. Напрасно. Он смотрел вперёд, на отражение огней на мокром асфальте, и за всю дорогу не проронил ни слова. Всё никак не мог стряхнуть наваждение: ему виделась на сцене лёгкая стремительная фигурка, которая любит, горит, дышит и рассказывает свою невероятную историю.
Лёха не был знатоком балета: он просто всегда чувствовал фальшь и ненавидел её. Здесь было не просто искусство, хорошая работа, – здесь была магия! Она завораживала, переворачивала нутро. Бывало, при столкновении с совершенством, Меркулов испытывал катарсис. Сегодня катарсис состоялся.
Такси подъехало к самому подъезду, водитель помог выбраться Лее. Сама она была не в состоянии: руки были заняты букетами. Расплатившись с водителем, Алексей одной свободной рукой (в другой тоже были цветы) открыл дверцу машины и вышел. У квартиры она позволила порыться в своей сумочке (верх доверия) и достать ключи. Все букеты были аккуратно свалены на тахту. Лея же упала в кресло, вытянув ноги на пуфик.
– Посиди со мной, пожалуйста. Я сейчас в норму приду – чаю попьём.
И замолчала. Алексей смотрел на неё: маленькую, хрупкую. Глаза её были закрыты. Руки безвольно лежали на подлокотниках кресла. Меркулов отодвинул цветы и присел на краешек тахты. В квартире воцарилась тишина такая, что было слышно, как набирается вода в ванне у соседей.
Прошло минут пять, может семь. Лея открыла глаза, улыбнулась и посмотрела на Алексея с благодарностью. Он чувствовал её, Лею! Что ей сейчас необходимо, а что доставило бы дискомфорт. И ему не нужно было ничего объяснять! Только почему-то старался на неё не смотреть, а встретившись взглядом, отводил глаза. Лея была в замешательстве: "Что изменилось со вчерашнего дня? Почему он сегодня с ней другой?"
Из шкафа Турава достала вазы и заполнила их водой. Меркулов кухонным ножом подрезал стебли роз и передавал ей, сидящей на полу, очередной букет. Оба молчали.
Не выдержала Лея:
– Лёш! Ты молчишь весь вечер. Тебе на понравился балет? Я, наверное, тебя зря пригласила…
– Не говори чушь, ты была великолепна! Это был незабываемый вечер благодаря тебе.
Алексей обнял её за плечи, поднял с пола и поставил на ноги. Несколько секунд смотрел в глаза, потом убрал руки:
– Я, наверное, пойду…
– Что, даже чаю со мной не выпьешь?! – горько усмехнулась Лея.
Она уже ничего не понимала.
– Давай как-нибудь в следующий раз. Прости…
И Меркулов пошёл обуваться. Лея стояла рядом и молча смотрела, как он надевает туфли. Потом он выпрямился, подошёл к Тураве, посмотрел на неё долгим взглядом, от которого почему-то щемило сердце. Взял её руку в свою, большую, горячую, подержал несколько секунд, потом наклонился и поцеловал её ладонь. Глаза Леи наполнились слезами: он прощался с ней. Он уходил. А она на понимала: что она сделала не так, ведь вчера всё было хорошо, просто замечательно!
Алексей не стал дожидаться лифта, спустился по ступенькам. Для Меркулова многое поменялось за этот вечер. Вчера с этой очаровательной рыжеволосой девчонкой они были на равных. Сегодня между ними пролегла огромная пропасть. Что он может предложить той, которая с лёгкостью меняет пространство и время, переворачивает людские души?! Чтобы быть ей необходимым, нужно ей соответствовать. Что он, Лёха Меркулов, обычный среднестатистический парень, из себя представляет?! Таких миллионы! Даже сравнить их мечты: у него – записать альбом своих песен, у неё – танцевать на сцене "Ла Скала".
Он ясно осознавал свою мелкость. Сегодня он прикоснулся к чуду, и сейчас ему невмоготу было находиться рядом с нею. Неестественно. Неправильно. Может быть, со временем, он сумеет заслужить её, быть достойным её… "Да, Лея, ты – слишком яркое солнце! Пока Икар не обзаведётся настоящими крыльями, рядом с тобой ему делать нечего".
Алексей заснул только под утро, упав головой на листки, исписанные неровным мужским почерком. Стихи были новые, непохожие на те, что он сочинял раньше. И ещё ему снилась музыка…