Помоги проекту - поделись книгой:
Хозяйка – дура и супруг – дурак.
Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон…
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!
Лишь у колонны встретится очами
С подругою – она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:
«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». – «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»
А там – NN уж ищет взором страстным
Его, его – с волнением в крови…
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви…
Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова…
И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он…
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»
В её ушах – нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
Глава 4
Воздух.
Утро нового дня. Теплые руки, за окном слышу дождь. Вокруг мягкий свет, все та же вонь. Рядом лицо. Чье? Неважно. Встав, одеваюсь и быстро ухожу. Кто-то окликнул меня. Мразь! Неужели думает, я останусь? В мутных глазах худощавого наркомана вижу печаль.
– Ты… ты уходишь?
– А что? – меня тошнит от него.
– Ну знаешь, мы могли бы вместе сейчас пустить, потом погулять ну или что захочешь..
Не слушаю, мне все равно, что он говорит.
– Меня бесит твоя собака… – бросаю взгляд на некрасивого питбуля сидящего у порога – убей его.
Тишина. Она висит над нами долго, криво и неумело.
Ухожу. В лифте снова вонь. Как же все-таки противно.
Зовет меня обратно, ну что ему надо?!
Вернуться?
Вернулась.
На пороге дергающееся мясо, все заляпано вокруг, воняет железом. Кровь. Он стоит с опущенной головой, в руках кухонный нож. Так нелепо.
– Я остаюсь. – зачем-то сказал я.
Дверной замок защелкивается за мной.
Растянутая майка на моем теле и я абсолютно расслаблена. Интересно, как его зовут, совершенно не помню.
– Слушай, а зовут то тебя как?
– Называй меня Силой.
– Ок, вопросов нет.
Мы медленно и долго лежим на полу, собирая мысленные пазлы. Сила неровно дышит и смотрит на меня. Мне хочется облизать его, всего. Словно он большой сладкий леденец, твердый, липкий и холодный и странная жадная сладость побежит от кончика языка до самых кончиков пальцев, если я только коснусь его. Не хочется шевелиться, воздух тяжело давит на грудь, мерзнут ноги и пересохло в горле.
Скучно. Несет шприцы. А я ведь никогда не пускала по вене. Ну что ж, пусть для меня сегодня день открытий. Он аккуратен. Так красиво перевязывает мою тонкую руку жгутом. Он как будто спасает мне жизнь, жизнь отнятую тобой. Больно. Прохлада. И я чувствую, как по моим венам разливаешься ты и только ты. Мечты распускаются передо мной единым цельным бутоном. Как много красок в мире! И зачем я только думала что это смерть? Эмоции, смех, люди, все это мое, и это прекрасно! Прикосновения как шелк, бархат слов и мысли, словно тонкие нити, переплетают меня со всех сторон. Я люблю жизнь, я люблю тебя! Когда-то запомненное мной ощущение ветра в лицо, оно снова здесь, ты вновь со мной. Закружило, завертело. Как же я счастлива. Глаза Силы так сияют, как раньше я не видела этого света? Он как ты, а ты со мной, как и прежде. Тепло по всему телу до кончиков пальцев заполняет, идет, идет снизу вверх, снизу, вверх, бесконечно.
Холодно. Утро. Кто-то рядом дышит мне в затылок. Вонь. Вонь невообразимая. На теле майка, мятая. Кто-то рядом. Встаю. В коридоре труп собаки и зловонные лужи крови. Где я? Нужно бежать отсюда. Домой. Хочу домой.
Бреду по улицам. Ломит руки. Ты снова в моей груди. Спросишь, что было, а я не знаю. А разве это важно? Важно лишь то, что ты не собираешься покинуть меня, почему-то, и где бы я ни находилась, ты наблюдаешь за мной, ты спрашиваешь и говоришь, ты требуешь от меня ответов, хотя вовсе и не задаешь вопросов, ведь на самом деле тебе плевать. Как больно, как противно, как я устала.
Глава 5
Конец.
Иногда, кажется, что жизнь подошла к концу. И так думала я, собираясь на очередную встречу со своим так называемым «другом». В такие моменты кажется, что ты где-то за гранью, что жизнь идет, но ты не живешь, делаешь что-то, но вроде и не ты. Тщетно убеждаешь себя, что все в порядке.
Натянув хлопковое зеленое платье на голое тело, и собрав волосы в подобие хвоста, я, с лицом самым равнодушным, вдохнула пасмурный воздух улицы. Осень. Нет ничего хуже, пожалуй. Только одно слово приходит в голову «смрад». А вот и он. Мой «друг». Как и всегда – неотразим. Пахнет. Легкий и невесомый он выпорхнул из-за угла ближайшего дома, такой неописуемо бездушный и пустой. Ах, иногда, мне кажется – я обожаю его.
В его квартире. Я сжимаю в руках бутылку холодного пива, его майка на мне и пахнет его телом, между ног я держу плюшевого пса. Ненавижу собак! Мягкий свет струится по комнате. Как же я люблю такие моменты. Есть в них что-то волшебное. Когда сидишь, вот так, запросто, не боясь, как на тебя взглянут, что подумают, не чувствуешь этой первозданной любовной дрожи. Чувствую, как холодные нотки струятся по горлу, чувствую мягкость плюша между коленями. Замечательно – здесь самое подходящее слово. Хочется нежности. Хотя нет. Нежность уже витает повсюду. Казалось бы, в комнате двое: небрежные позы и полуголые тела, но нет напряжения. Есть искры, ток, но это скорее ровный огонь, чем открытое пламя, и нежность: ее пары щекочут ноздри. Нежность чужая, нежность, вне тебя, сквозь меня.
Я не знаю, когда именно закончилась моя жизнь. Что было бы, если бы ты пришёл. Я вижу это как картинку, на которой соединяются паззлы. Наверное, прикоснувшись к твоим губам, я почувствовала бы боль. Твоё тепло как будто совсем ушло, но это обман. Оно незримо и повсюду. Что ты для меня? – Незавершенный вдох, конец, погибель. Как странно. И как хочется снова ощутить на своём теле твоё, но и из тысячи слов не сложить прикосновений. Так же как из океана слёз не выстелить дорогу к счастью. Вот и захлестнуло былое, его не повторить, но и та сладостная свобода, ядовитое бесстыдство, познанное мною с такой жадностью, несравнимо ни с чем. Как лёгкое опьянение, его запах и прикосновения всё ещё на мне. Я всё еще вижу на себе этот взгляд, я всё еще чувствую искры где-то чуть пониже живота и опустошающее голову равнодушие. Это была свобода, это был ветер. Банально, но всё же неповторимо. А ты, всё сидишь в моей груди, повторяешь в моей голове свои объятия. Пишу, и твой запах проносится мимо. Но я не люблю тебя, ты стал моим сном, моим личным кошмар.
Глава 6
Стекла.
Каждое утро бессознательно и верно, превращается после таких встреч в какой-то бред. Нужно вставать и ничто не заставит сделать меня это. Как надоело быть упрямой. Как надоело идти на встречу чему-то, но не себе. Звонок. Беру трубку. В ней, заспанный голос, голос того, кого я вовсе не знаю. Сила. Это он. Выглядываю в окно, его машина приветливо мигает фарами. И зачем он приехал?! Спускаюсь в одном белье. Холодно. В машине. Жара.
– Сила, отвези меня на мост, – не знаю, зачем я просила об этом.
– Едем. Но зачем?
– Хочу на мост.
– А, ясно. Ок.
Едем. Открываю окно. Ветер в лицо. Так приятно! Так было уже когда-то, когда мы с тобой шли, держась за руки, глотали соленый морской воздух. Как мало произошло и как много. Как красиво и страшно. Я знаю, то был единственный раз, когда я дышала, все остальное время я просто задыхаюсь: до тебя, с тобой и сейчас. Только тогда был воздух, а сейчас, только скорость, запах от «Диор», скрюченный силуэт в дорогом шмотье и бешеный, бешеный ветер в лицо.
Приехали на мост.
– Оставь меня Сила. Хочу побыть одна.
– Зачем?
– Просто хочу.
– Ты… Ты только не делай ничего без меня, знаешь, у меня есть кое-что, что может взбодрить тебя, и мы могли бы вместе. В конце концов…
– Ясно, ясно! Спасибо. Но сейчас я побуду одна. Ок?
– Да. Я буду поблизости.
Уходит. Я вижу эту сутулую спину. Когда мы впервые увиделись, он был похож на героя какого-то романа: подвижный и легкий, острый, как будто сдобренный острым перцем сильно-сильно, шикарный, насквозь пропахший роскошью и развратом. Каким он стал? – Сутулым душой.
Как же хочется, чтобы земля сама провалилась под ногами, чтобы больше никто и никогда не видел меня. Почему нет сил? Мне ведь говорили, я эгоистка, мне плевать на всех. Да, так и есть. И вот сейчас стоя на мосту, над холодной гладью воды, почти замерзшей, в одном белье я вовсе не чувствую холода, скорее это кайф, просто свобода. Смотрю вниз, вода сама по себе кажется прекрасной и спокойной, но я знаю что, прыгнув, она безжалостно пронзит мое тело тысячами ножей, и я пожалею, потому что я люблю жизнь, люблю ее, потому что ты так сказал. Как много скрывается в слове покой. Это и твои глаза, и руки, и твое тату, и шрам на правом плече, и боль от твоих слов, и успокоение от твоих ласк. Все это мой покой. Все это мой страх. Все это моя погибель. И стоя здесь я как никогда четко понимаю, в моем сердце только ты. О как мне страшно. Как страшно. По жилам течет что-то вроде щекотки, колючей такой, какой-то неживой. Многое стоит перед глазами: то, скольких я огорчу своим уходом, жалость к себе, несбыточность того, что столько всего еще впереди могло бы быть, ты, и твое равнодушие, сутулая спина Силы, а через неделю все забудут. Все кроме родителей, все кроме тебя. Смогут ли меня простить родители? Это страшно. Но простили бы они меня, зная, что я так мучительно живу? Я вовсе не ищу себе оправданий. Знаю просто, что ты снишься и сводишь меня с ума своей близостью и недоступностью. Тем, что не получается тебя коснуться. Я только вижу и чувствую смерть по своим венам, иней по коже. Да я уже вроде не жива и отражение в зеркале это четко доказывает. Там не я. Это слабость, это жалость, скажут многие, а мне плевать. Я и сама думаю, что отчасти так и есть.
Кто-то положил руку на плечо. Поворачиваюсь. Сила.
– Я знаю все, – он смотрит прямо мне в душу, точнее туда, где она была раньше – хочешь, я разделю все с тобой? Я знаю обо всем, что ты хочешь. Я вижу тебя такой, какая ты есть. Ты хочешь убежать? Хочешь умереть? Так давай сделаем это! Я буду с тобой до конца. Нам с тобой не нужна жизнь. Мы те, кто родились на острие ножа, те, кто оставили там свои сердца и теперь скучаем без них. Они дождем каждый день плачут о нас. Ты же видишь, снова тучи! И пусть другие не поймут, но зато я знаю ЧТО ты. Я знаю кто ты. Ты – пустота, ты – дикое безумие, ты – такая как я. Твое тело тебе только костюм и в нем нет ничего, кроме едкого дыма, невыносимого едкого дыма. Я знаю тебя! Мы пришли вместе в этот мир. И если ты только скажешь «да» я навсегда разделю с тобой твою пустоту и с удовольствием поделюсь своим мраком.
Чувствую, как в горле стоит ком. Может, это слезы счастья подступают к глазам? Едва ли. Я улыбаюсь. Он обнял. Уткнулась носом в его плечо. И боль как будто еще острее от того, что он рядом, но ведь боль может быть и катализатором. Видимо да.
И снова руки и вены. Вены и руки. И мы снова счастливы. На мне легкое шифоновое платье слегка прикрывающее, исхудавшее тело. Снова встречи, ароматы. Мы держимся за руки. И совершенно все равно, что говорят другие. Так больно, что совершенно все равно. Наверное, именно это называют агонией.
Глава 7
Смерть.
Вот и настали дни бесповоротного счастья, одной на двоих боли и мягких снов. Тот, кто видел нас со стороны, тот наверняка думал, что мы пара влюбленных, и никто не знал, мы – пара мертвецов кружащихся в диком танце смерти. Каждый день, каждый час, каждый взгляд направленный друг на друга, нес тот невыразимый смысл, который давно пытались передать в своих стихотворениях поэты и в своих книгах писатели, тот смысл, который нельзя найти, тот смысл, которого нет. Бесконечный его поиск захламляет жизнь. Мы больше не тратили понапрасну то, что у нас еще оставалось. А у нас кое-что было, были – мы. Сила – такой красивый! Он бессовестно посыпал мою, еще свежую могилу, до безвкусия красивыми цветами, каждый день, как будто он сломленный горем влюбленный, разноцветными букетами, он застилал мою сырую землю. Это придавало сил, это раздражало и смешило. Каждый день, уткнувшись ему в плечо, я пила теплое молоко на холодной крыше его дома и понимала, что не чувствую ничего. Тогда я кусала его и он произносил:
– Ну вот, ты снова забыла что я есть.
Меня всегда смешило это его напоминание. И мы смеялись вместе. На самом деле зная, что мы есть так же как и ваши страхи – вы чувствуете что они есть, но в самом деле их нет.
Наши руки стали так похожи, вены так некрасивы, они словно отражали линии наших прогнивших сердец. Каждый день отрезал от наших клубков по сантиметру, а то и по два, вовсе не заботясь о том, хватит ли нам.
Помню однажды, мы бежали по мостовой и так перехватывало дыхание, будто вот-вот ты должен родиться, казалось даже что так и будет, но мы остановились. Мы не хотели этого.
Эта жизнь, выбранная нами, текла так, как хотели мы, время было не властно, не существовало ни ночи, ни дня. Были только мы в своей смерти. Только улыбка Силы и моя боль. Наша боль. Наверное, должно было быть очень больно, когда мы осколками бутылки резали себе руки и, увы, нам помешали осуществить наше намерение и уже в следующее утро, мы оказались на больничных кушетках. Думаю, этот день надолго запомнили в больнице, вряд ли там часто дерутся. Сила был тогда страшно взбешен, количеством моих ран на руке – их было больше чем у него и это коробило его, ведь он проиграл наш спор: у кого больше ран, тот и побеждает. Я тогда сказала ему, что он в любом случае проиграл бы, ведь как ни крути, я сама сплошная рана и что сколько бы ударов он не нанес себе, ему в жизни меня не превзойти. Если бы можно было запечатлеть в этот момент его взгляд! О, это был ад, бушующий в паре глаз! Как же меня это рассмешило.
Никто не знает, какая история была у Силы. Откуда он пришел и как. Ясно было одно, его существование закономерно принадлежало моему.
Он всегда говорил мне, что я как гнойная рана в его сердце, никогда не заживу, я только продлю его страдания, но он никогда не отпустит меня. Потому что нельзя отпустить того, кто и так свободен. Мы были свободны оба. Свободные от мира, людей, болезней, последствий, эмоций, чувств. Два гуляющих по бульвару тела, трупа, не привлекающих внимание прохожих и так возмущающих, если вдруг засмеются прямо в лицо. Люди продолжали верить тому, что видят, а мы продолжали не верить в то, чего нет. В нашей жизни не было дилеммы между тем, как хочется сделать и тем как диктуют моральные догмы, мы давно послали их к черту. В нашем мире не было больше никаких запретов, так же как и людей.
Иногда страшно было остановиться на миг и задуматься, поэтому мы не делали этого. Мы делали что угодно кроме этого.
Многое происходило в ваших головах, в них же теплилась вся мировая бессмыслица когда-либо существовавшая, и от этого становилось как-то весело и одновременно печально. Как произошло так, что мы стерли для себя ваш мир и поселились в своем, мертвом?
Глава 8
Крыша.
Интересно, а можно ли описать свою смерть и возможно ли это в принципе? Нет, я не имею в виду сейчас ту старуху с косой в чёрном. Ее описывали многие, невзирая на времена и нравы, национальность и пол, всюду она предстает со своим чарующим, омерзительным ликом таким же неизменным, как и время. Я имею в виду то чувство, которое испытываешь умирая. Парадоксально, но наверное никогда не родится человек, которому это было бы под силу. В последние минуты тело подводит нас, или обстоятельства не позволяют раскрыть всю прелесть полета.
Поделиться книгой: