Конторщица 3

— Ложкин Юрий Иванович ведёт ПДД, мастер Гашев Иван Михайлович — вождение автомобиля. А по строению автомобиля мы приглашаем…

— Стоп! Стоп! — перебила его я, — этого вполне хватит.

Я нажала кнопку коммутатора:

— Людмила! Пригласи ко мне товарища Ложкина и товарища Гашева. Сейчас. Срочно.

Мы ещё поговорили с Любимкиным об организации курсов по общей электротехнике в этом году, когда минут через десять пришли Ложкин и Гашев.

Типичные трудяги-мастера, среднего возраста, они были во многом похожи — от спецовочных темно-синих халатов до одинакового перегара.

— Проходите, товарищи, — вежливо пригласила я их. — Присаживайтесь. Мы тут с товарищем Любимкиным эффективность работы образовательных курсов определяем. Марлен Иванович, что вы можете сказать об автоделе?

— Из 35 человек только 25 сдали, — помусолив странички блокнотика, выдал Любимкин.

— То есть эффективность — 72 %! — покачала головой я. — Кошмар. А зарплату вы получаете стопроцентную. Плюс премии. Отсюда вопрос — кто виноват, товарищи? И что делать?

— Да мы-то причём?

— Они сами учиться не хотят!

— Товарищи! — остановила поток возмущения уязвлённых мастеров я. — Вас никто не обвиняет. Пока не обвиняет. Мы с Марленом Ивановичем потому и пригласили вас сюда, чтобы услышать ваше мнение. Правильно я говорю, Марлен Иванович?

Дедок с важным видом кивнул.

— Что скажете?

И минут десять пришлось слушать возмущённые крики. Ложкин и Гашев, перебивая друг друга, и, в нужных местах, подкрепляя великим могучим, вывалили весь накопленный за годы обучения гнев, протест и недовольство. Особо досталось какому-то Воробьеву, из-за которого курсы проходят сразу после окончания рабочего дня, и не все успевают вовремя дойти.

— А на выходные вообще всего двое-трое приходят!

— И всем насрать!

— Товарищи! — подвела первые итоги я, — в общем ситуация сложилась странная. Вы получаете зарплату, проводите курсы, а в результате почти половина не сдаёт.

— Так это они!

— Лодыри!

— Поэтому, товарищи, я думаю, мы должны поступить так, — прервала возмущенные вопли я, — нам нужно провести производственный эксперимент. Вот в нём мы как раз и выявим, кто же конкретно виновен в этой ситуации — плохие учителя или нерадивые ученики.

В кабинете стало тихо.

— Чтобы не выносить «сор из избы», а то не хотелось бы, чтоб дошло до Ивана Аркадьевича, предлагаю свою кандидатуру на роль ученика. Сделаем так. Вы зачисляете меня сейчас на курс. Я знаю, что он давно идёт, Марлен Иванович говорил, но ради эксперимента мы с вами всё догоним, я думаю. Дальше. Я обучаюсь и сдаю экзамены. Всё по-настоящему. Если я экзамены сдам — значит учителя хорошие, смогли в сжатые сроки обучить новичка, даже женщину. И никто не сможет и слова против никогда сказать. Если не сдам — вот тогда пусть и делают проверку. Идёт?

Сначала кивнул Гашев. Чуть помедлив, согласился и Ложкин. Марлен Иванович на всякий случай возражать не стал.

Так я попала на водительские курсы даже без помощи Ивана Аркадьевича.

Из-за всего этого, наше совещание растянулось и принять Герих я не смогла. Она заглянула и ушла расстроенная. С ворчанием. Ничего, пусть побесится.

Итак, подведу первые итоги. Шесть человек цеховиков рады и счастливы, что прошли «собеседование» с новым руководством, то бишь со мной, и будут стараться показать работу. Гадить не будут. Во всяком случае пока не будут. Да и незачем им гадить мне. Тем более, что они поняли, что я могу идти навстречу. А Севка так вообще теперь мой кадр.

Дальше. Фёдор Кузьмич Кузнецов полностью на моей стороне. Или хочет так показать. Он человек новый и ему незачем портить со мной отношения. Вчера он не пришел, как мне кажется, просто поддавшись общему «порыву», и чтобы не выделяться из коллектива.

Марлен Иванович Любимкин искренне считает, что «уделал» меня и что он теперь ловко манипулирует мной и я ничего не вижу. Пусть пока так считает. Ещё права получить надо, а то ездить всё лето в пять утра на электричке — не мой путь. Потом и с ним разберёмся.

Эдуард Александрович Иванов (он же Эдичка) — это будет моя головная боль ещё долгое время. Мне его победить будет ой как непросто, всё-таки Первый отдел. Поэтому нужно, чтобы его победил коллектив. Нужно как-то подтолкнуть. А для этого придётся искать уязвимые места. А пока так и буду балансировать. Вот я только не пойму, зачем он изображает влюблённого дурачка? Какая его цель? Он же ещё с лета, на Олимпиаде, уже нежные чувства вовсю демонстрировал. Причём часто прилюдно. В общем, придётся разбираться.

Тамара Викторовна Герих, Капитолина Сидоровна Щукина и Ксения Владимировна Сиюткина. Они мне ещё зададут жару. Дамочки в своё время прошли огонь и воду. С ними просто тоже не будет. Но здесь самый первый шаг — это нужно их разобщить. А для этого одну из них приблизить к себе, подхвалить, чтобы вызвать зависть у остальных. Они перессорятся. Уже будет легче. Они будут интриговать друг против друга, гадить друг другу, а я за это время смогу укрепиться как руководитель и придумаю, что с ними дальше делать. Только вот вопрос — кого из них приближать? Они все три мне ужас как неприятны.

Блин, придётся делать с ними углублённые собеседования. А ведь так не хотелось.

После обеда пришел Егоров. Был он надут и недоволен:

— Горшкова! — с порога набросился он, — это что ещё за проверки? Не успела два дня начальством поработать, а уже архив ей поднимай! Тебе делать нечего!

— Ты акты принёс? — не стала пока ставить на место бывшего соратника-собутыльника я.

— Принёс, — буркнул Егоров.

— Давай сюда.

Пока Егоров раскладывал на столе кучки актов несчастных случаев по годам, в дверь без стука заглянула запыхавшаяся Галка:

— Лида! Лидия Степановна! — выпалила она, пытаясь отдышаться.

— Что случилось? — поморщилась я.

— Там, на проходной, тебе из Дома пионеров звонят! Срочно!

Глава 5

— Алло! — произнесла я в трубку.

— Лидия Степановна? — лязгнуло в глубине трубки (связь была плохая, там постоянно что-то трещало и щёлкало), — ваша Светлана разнесла спортзал, избила двух учеников, заперлась в тренерской и отказывается выходить!

У меня нехорошо засосало под ложечкой.

— Приезжайте скорее, будем разбираться!

— Сейчас буду, — ответила я и положила трубку.

Не помню, как я долетела до Дома пионеров. Он располагался на другом конце микрорайона, в старом парке. Пришлось оставить служебную машину и бежать по посыпанной песком дорожке, петляющей между вековыми грабами и ясенями. Каблуки вязли, песок насыпался в туфли, что отнюдь не добавляло мне настроения. Кроме того, я понимала, что мои чулки безнадёжно испорчены. А это были ещё совсем новые чулки!

Мысли о Светке я старательно отгоняла, чтобы ещё больше не накручивать себя, и пыталась думать о чулках, но всё равно в голову лезла всякая дичь — то избитая до крови Светка, то изуродованные ученики, то дымящиеся развалины Дома пионеров. Поэтому, когда я, наконец, добежала, я так себя накрутила, что была аки Медуза Горгона.

Вся в раздрае, я влетела в старинное здание в стиле ампир. Лязгнула тяжёлая металлическая дверь (и вот как первоклашки и дошкольники с такой дверью справляются? О чем наше РОНО думает?), и я оказалась в просторном мраморном вестибюле. Где-то из-за двери слева доносилась ритмичная музыка и кто-то суровым сержантским голосом произносил: «И-и-и-раз! И-и-и-два! Ногу! Тянем ногу!». Очевидно, танцы.

Я покрутила головой — все двери одинаковы. Где спортзал? Кто мне звонил?

А с другой стороны, я что, ожидала, что у дверей меня будет встречать делегация?

Вдруг одна дверь распахнулась и оттуда выскочило двое вихрастых мальчишек, примерно третьеклассники, в школьной форме и с пионерскими галстуками. У одного в руках была фанерная модель аэроплана с кривовато нарисованной фломастером красной звездой.

— Ну Алька, ну дай мне! — возбуждённо выговаривал хозяину аэроплана веснушчатый.

— Я два круга только! — негодующе возражал Алька, — ты, главное, катушку не забудь.

— Да взял я!

Пока они не удалились, я поймала за шкирку того, который с аэропланом, и строго спросила:

— Алька! Где кабинет директора? И где спортзал?

— Вот там! — махнул рукой Алька, нисколечко не удивившись, что какая-то чужая тётя знает его по имени. Мда. Слава — она такая: у кого аэроплан — тот и герой.

Мальчишки унеслись запускать аэроплан, а я отправилась в спортзал, доставать из-под баррикад мою мятежную Светку.

В спортзале царила картина в стиле верещагинского «апофеоза войны», только в декорациях от позднего Пикассо: содранный канат алчным питоном обвился вокруг опрокинутого гимнастического козла (очевидно в попытке его додушить), россыпь баскетбольных мячей напоминала апельсиновый сад после урагана, гимнастическая лавка, словно трусливый опоссум, упала на спину вверх ногами и притворилась мёртвой, кегли для эстафеты в тщетной попытке переждать мятеж, словно тараканы, робко позабивались в щели между растасканными по всему залу матами. Венцом этой необузданной инсталляции являлись лыжи, которые крест-на-крест были прикручены скакалками к шведской стенке и, очевидно, символизировали «чёрную метку» или другое, не менее страшное, предупреждение.

И это всё моя Светка?

Ей же всего шесть с половиной! Мда. В таком случае я больше не удивляюсь, что в уже недалёком будущем появится Техасская Советская Социалистическая республика.

Ну ладно, шутки шутками, а разбираться надо.

У двери в тренерскую стихийно сгрудилась небольшая кучка людей. Они шумели и пытались выманить Светку. Судя по тому, что полная женщина в очках устало присела на стопку матов, переговоры шли уже долго и явно безрезультатно.

— Добрый день, товарищи! — сухо поздоровалась я. — Что здесь происходит и что вы сделали с моим ребёнком?

Гомон утих и все воззрились на меня в осуждающем изумлении.

— Света! Светочка! — позвала я.

Из-за дверей раздалось хныканье (угу-м, доча вся-вся в мамочку-артистку, вишенка от яблоньки, как говорится):

— Тётя Лида! Я не виновата!

— Выходи. Разберемся, — велела я, попытавшись придать голосу безэмоциональность.

— А ты ругаться не будешь? — вовремя проявила чудеса переговорной дипломатии Светка.

— Не буду, — клятвенно пообещала я, на всякий случай скрестив пальцы за спиной.

— А баба Римма? — интуитивно не повелась на мою уловку Светка.

— Не знаю, — попыталась увильнуть я, — сама её спросишь.

— Тогда я здесь посижу!

— Ты здесь жить будешь? — вздохнула я (ну вот как победить логику шестилетнего ребёнка, который упёрся?).

— Да! Я здесь и умру! — последовал пафосный светкин ответ («демоническая» Олечка могла бы гордиться своим отпрыском).

— Тогда умирай побыстрее, а то я на работу опаздываю!

В ответ раздался оглушительный рёв.

— Зачем вы пугаете ребёнка? — возмутилась женщина в очках, но я жестом её остановила, мол, тихо, заткнись. Остальные не вмешивались, стояли небольшой группкой чуть поодаль и, кажется, обсуждали меня.

— В общем, Светлана Валеева-Горшкова, у тебя есть два варианта, — торжественно выдвинула ультиматум я, — или ты сейчас же выходишь, и мы постараемся быстро разобраться с ситуацией и вернуться к своим делам, или ты остаешься и умираешь здесь, а я иду на работу. Что выбираешь? Говори только быстрее, мне действительно некогда.

Ответом мне было демонстративное молчание.

— Ладно, — вздохнула я, — судя по молчанию, ты уже начала там умирать. В гордом одиночестве. Тогда говори быстро завещание, и я иду на работу.

Молчание затягивалось.

— Ты же не будешь против, если я отдам твой велосипед Куликову? Тебе он всё равно больше не понадобится, а ему в самый раз будет.

— У меня нет велосипеда! — раздался хныкающий голос Светки.

— Всё так, сейчас нет, — согласилась я, — но ты разве забыла, что мы скоро переезжаем на всё лето в деревню? А там обязательно нужен велосипед. Это тебе здесь Римма Марковна не разрешает гонять, а там будет можно, машин же там нету. Я думала, мы в воскресенье сходим в магазин и купим, но раз ты решила остаться здесь, то значит сходим с Куликовым. Как там его зовут, я забыла — Ваня или Игорь?

— Толька его зовут! — дверь с грохотом раскрылась и на пороге появилась зарёванная сопливая Светка с одним болтающимся полуразвязанным бантом и оборванной эмблемой «знание — свет» на рукаве спортивной кофты. — Ты правда купишь мне велосипед? Только мне «Орлёнок», а не «Ласточку», а то и так все мальчишки дразнятся!

— Всё зависит от твоего поведения, — я вытащила носовой платок, — сморкайся давай.

Пока Светка приходила в себя, я переключилась на педагогов Дома пионеров. Всего их было четверо: полная женщина в очках — директор, старый знакомый и тренер по футболу — Иван Карпович, девушка в строгой блузке — явно какая-то пионервожатая или методист и высокий парень в спортивной форме — тоже, очевидно какой-то тренер.

— Как это вы воспитываете ребёнка, Лидия Степановна, что у неё такое поведение? — сразу же прессанула меня буром директор и обвела рукой спортзал. — Кажется, это ваша приёмная дочь?

— Так, Светочка, иди-ка ты умойся, а потом поговорим, — я отправила Светку в туалет (не надо ей слышать такие разговоры), а сама развернулась к директрисе:

— То есть вы хотите сказать, что шестилетняя девочка в одиночку разгромила спортзал?

Судя по поджатым губам директрисы, именно это она и хотела сказать.

— А где в таком случае находился тренер? Стоял и наблюдал? Или же специально это всё спровоцировал?