Ведьма

После того как послы ушли, отец Кристоф сразу же приступил к своему повествованию. Медленно и методично он обрисовал всю ситуацию, особенно детально остановившись на ситуации в лесу. Король выслушал внимательно, не перебивая, мрачнея все больше и больше. Когда же отец Кристоф закончил, он поднял руку и подозвал своего начальника стражи. Стало понятно, что как только принц въедет во дворец, его сразу же поведут к королю. А затем он обратился к отцу Кристофу.

– Мне жаль, что так получилось, святой отец. Я уверен, что это недоразумение или непонимание исчезнет, когда Карл окажется здесь. Молодости необходимо давать возможность высказаться, только в этом случае её можно правильно направить.

– Вы, как всегда, правы, мой король, я постараюсь именно так сообщить его Святейшеству Папе, когда завтра отправлю своего помощника в Рим с донесением о частичном успехе.

Король поморщился. На его пожилом, но всё еще очень живом лице прошла глубокая морщина. Он не любил, когда о проблемах его семьи становилось известно за пределами его королевства.

– Что ж, воля Ваша, святой отец. В любом случае, я считаю, что сначала необходимо услышать Карла, его взгляд на ситуацию.

– Как Вам угодно, Ваша милость, – отец Кристоф низко поклонился. Ниже, чем обычно. И король это заметил.

Выйдя из тронного зала, отец Кристоф подошёл к разноцветному окну, из которого так часто открывался чудесный вид на огромные поля, где когда-то верующие христиане усердно работали, не разгибая спины, давая урожай и хлеб королевству. Святой Варфоломей тогда лично следил за порядком на королевских землях, даря всходы и радость. Естественно, до тех пор, пока ведьма своим колдовством не испортила всю эту идиллию. Сейчас там не было ничего, кроме застигнутой засухой земли, на которой ничего не росло.

И как посланник Святой Церкви и лично Папы, именно он был ответственен за исправление этой картины. Чтобы прекрасный цвет спелой пшеницы снова воцарился на этих землях, дав покой и радость этому государству.

– Святой отец! – раздался сзади знакомый голос. Кристоф улыбнулся. Этот юноша вызывал у него самые положительные эмоции. Молодой, умный, храбрый и открытый, он олицетворял собой будущее лицо церкви, освобожденной от нежелательной войны с еретиками и должной лишь нести просвещение и покой. Высокий, стройный, с карими глазами, Иннокентий был крайне воспитанным, почитающим старших отцов и готовым в любой момент отдать всё, даже жизнь во благо истинной веры.

– Да, сын мой, – обернулся Кристоф. – Слушаю тебя.

– Я слышал, Вы так и не поймали эту ведьму, и что за неё подло вступился юный король.

– Разве я сказал об этом сам? С каких пор ты подбираешь чужие разговоры и сплетни? – нахмурился Кристоф. – Неужели служителям церкви свойственно так низко пасть?

– Простите, святой отец, – потупил глаза ученик. – Гнев затуманил мой рассудок. Я лишь опасаюсь, что она полностью овладеет принцем и тогда у нас возникнет большая преграда. Ведь защита принца – это совсем не то, с чем мы привыкли иметь дело.

– Пойдем, я не хочу говорить об этом здесь, но я понимаю, что ты хочешь сказать, – снисходительно ответил святой отец. – Ты переживаешь из-за того, что я оставил их в лесу, что я не взял ведьму там, оставив её на попечении этих молодых людей. Эх, юность, как же вы горячи.

Кристоф взял под руку своего ученика. Он искренне любил его. И считал, что именно тот станет его преемником. Ибо силы и знания, вложенные в Иннокентия, были столь велики, что кто ещё, как не он, должен будет возглавить их многовековую войну с еретиками. К тому же, как бы прискорбно это ни звучало, но, помимо всего, был и личный мотив, ведь всю семью этого послушника уничтожили неверующие варвары, чей язычный бог позволил убить его отца и братьев, а затем изнасиловать его мать и разрезать на куски его младшую сестру, окропив его лицо её кровью. Смех, улюлюканье, невежественные пляски дикарей – вот та картина, которую он запомнил, будучи в плену.

Ученик, послушно шедший рядом, нервно теребил деревянные четки, висевшие на нитке с крестом. Молодой, он был полон энергии и неистово хотел её проявить. И это было похвально, потому что чистые незамутнённые идеи обязаны стоять у истоков их веры. Но не сейчас, в данном случае куда важнее терпение.

– Терпение, терпение, сын мой. Только благодаря этой добродетели мы одержим верх в нашей священной войне. Пусть они думают, что одержали победу, пусть радуются тому, что склонились на сторону зла. Это временно, как только король обдумает всё происшедшее, он встанет на нашу сторону. К тому же, роль церкви в этом королевстве куда больше принята именно отцом, нежели сыном, так как первый правит куда больше лет. Зеленый отпрыск этого древнего рода – ещё дерзкое дитя, необученное манерам поведения.

– Святой отец, учитель, зачем Вы так милостивы к нему, неужели тот, кто поддался на чары ведьмы, должен быть обязательно исправлен? Истинный верующий никогда не усомнится в Вашей правоте и уж тем более не станет защищать ведьму. Извините за прямоту, но, мне кажется, он не достоин того, чтобы править, к тому же, у короля есть старший сын, который и должен унаследовать престол.

– Должен, не означает, что получит. На всё воля короля, а он склонен к родительской любви. И куда больше, чем на это имеет право государь. Нам надо быть терпеливей и осторожней. Именно поэтому твой отъезд отменяется.

– Но святой отец… Кто же тогда поедет вместо меня? У нас не так много людей, кто может донести Вашу волю.

– Я знаю, хорошо еще, что все, что ты должен передать на словах, не столь велико в значении, чтобы можно было отправляться в путь немедленно. Сейчас ты мне нужнее здесь. Из-за этих осложнений мне очень понадобится твоя помощь.

Они вышли во внутренний сад дворца, оканчивающийся высоким обрывом. Воздух здесь был необычайно свеж, хотя немного и тянуло мхом, плесенью и прекрасно сохранившейся древностью, идущей от старых, граненых плит, казалось бы, вечно находившихся тут. Отец Кристоф подошёл к краю парка, где в тишине, нарушаемой лишь пением птиц, уже не раз беседовал со своим учеником.

Стоявший рядом Иннокентий молчал. Он заметил, что всё внимание святого отца направлено на созерцание природы и не мешал, понимая, что священник вот-вот составит план действий. Но святой отец вовсе не думал о плане, он смотрел на дорогу, ведущую к замку, по которой ехало несколько всадников в парадных одеждах. И среди которых была женщина в изодранном ярко-красном платье, поверх которого был накинут мужской плащ.

Глава пятая

Святого отца трясло внутри. Он видел ведьму, видел её грацию и как уверенно она едет в мужском седле. Богохульство, эретизм, высшая степень надругательства над религией – вот, что она воплощала собой, ступая на эту освещенную церковью землю. Как нагло, как самопровозглашено она въезжала в королевские ворота.

– Вам плохо, учитель? – обеспокоенно обратился к нему брат Иннокентий.

Но он его не слышал. Всё его нутро горело огнём, всё его существо, вся суть его подверглась ужасному испытанию. Святой Отец устало отошел от края и опустился на скамью. «Терпение, терпение» – без устали повторял он себе. – «Только терпение поможет справиться с этой адовой напастью». О, Боже, но как же тяжело ощущать проникновение в этот храм такого паскудства, как больно видеть, что королевские дети сами ведут свою погибель в отцовский дом. Больно, тяжело, но надо. Ибо только так он сможет справиться с этим врагом. Немного отдышавшись, он положил руку на плечо своего ученика.

– Всё хорошо, не беспокойся, небольшая мигрень. Она иногда мучает меня, – соврал он.

Глава шестая

«Как удивительно устроен наш мир», – думала Изабель. – «Всего несколько часов назад я бегала по кустам, как вот уже еду с принцем во дворец. Да, я пленница, да, я обвинена в колдовстве. Но всё равно я могла прожить всю свою жизнь среди леса и так бы никогда и не увидела этих величественных высоких стен, красивых скульптур на воротах, высоких башен и огромного тронного зала, который, как сказал принц, едва ли не самый лучший во всём мире».

А затем она вдруг отчетливо увидела умирающую мать. Как смело и по-матерински нежно она смотрела на свою дочь, временно вырвавшись из мутного колодца своего забвения. Вырвалась только для того, чтобы отпустить, не дать ей умереть в огне. Воспоминание обожгло, растащило радость по кускам, выдернуло её на свет гнева и боли. Заметив, что с ней что-то не так, к ней подъехал ловчий и, поравнявшись, погладил лошадь.

– Вас пугает замок, сударыня?

– Нет, но лес мне гораздо ближе, это правда.

– Мне тоже, хотя в этих каменных глыбах есть своё очарование, особенно там, позади основных стен, над самым обрывом, откуда открывается удивительным вид на лес, закат и прочие дела.

– Дела?

– Всего не перечесть, простите, но из меня плохой романтик.

– Романтик? Сударь, я не совсем понимаю, что вы подразумеваете сейчас под этим словом, всего несколько часов назад умерла моя мать! – зло бросила она. – Точнее, её живьём сожгли.

Ловчий хотел было что-то ответить, но на минуту задумался, посмотрев с какой-то печальной улыбкой в сторону нависшего над океаном замка.

– Знаете, я не могу вас утешить, это большое горе, но вы хотя бы знали свою мать, я же свою так и не узнал, равно, как и отца, которых убили спустя год после моего рождения, – он грустно улыбнулся. – Вы, наверное, слышали эту историю, замок Крушвельдорф, он недалеко отсюда.

Изабель помахала головой. Она не знала, ни где находится этот замок, ни что произошло в нём. Но зато она знала, что этот юноша говорит правду, более того, самую, наверное, тяжелую правду, которую он мог себе позволить.

– Нет, не слышала, – тихо сказала она.

– Ничего, я как-нибудь вам об этом расскажу. Должен же я хоть с кем-нибудь разделить это бремя, – посетовал он, мягко поглаживая своего коня. – И всё-таки вы действительно крайне красивы, я даже понемногу начинаю верить, что это происки дьявола.

Изабель снова посмотрела на него. Этот юноша вызывал у неё крайне противоречивые чувства. С одной стороны, он был вполне взрослый и серьёзный, прекрасно владел мечом и смело бросался на врага. Но, с другой, он странно шутил, ставя её в крайне неловкое положение. Особенно там, в лесу, когда он испугал её, и вот сейчас, когда он вспомнил о лживом обвинении в её адрес. Он что, так издевается над ней?

– Виктор, я вижу, тебя нельзя оставить с дамой ни на минуту, – улыбаясь, сказал принц, который, как и ловчий, держался недалеко от пленницы. – Вы простите его, он иногда невежа.

– Всё в порядке, он спас мне жизнь.

– Увы, сударыня, это ещё открытый вопрос, – серьёзно заметил Карл. – Зная нашего святого отца, я почти уверен, что он уже обо всём рассказал моему отцу-королю, и я буду крайне удивлен, если у ворот вас уже не подстерегает пара-тройка монахов в темных одеждах. Увы, но в вопросах поисков сатаны они крайне расторопные малые. Но у ворот их никто не ждал, разве что двое королевских конюхов, которые помогли спешиться и торопливо отвели лошадей в сторону.

Замок, как и говорил Виктор, был красив. Высокие расписные потолки, где королева-мать держит на руках сына, узорчатые огромные окна, мраморный светло-зеленый пол. Замок поражал своим убранством с первого взгляда, казалось, что это невозможно сотворить человеческими руками. Изабель смотрела на всё с еле скрываемым восхищением, ей очень хотелось коснуться этих величественных стен и колонн.

Король сидел на высоком троне. Александрий, так, кажется, его звали. Изабель не помнила точного его имени, так как ей редко доводилось слышать о короле, но то, что это именно он, она поняла сразу, слишком похожи были отец и сын. Оба высокие, крепкие, около двух метров ростом, с чистыми голубыми глазами.

Принц подошел к трону и, опустившись на одно колено, низко поклонился. Изабель и Виктор сделали то же самое. В ответ король лишь прищурился, рассматривая её. Изабелла чувствовала это всем телом.

Молча выслушав сына, король небрежно откинулся на деревянную спинку трона. Лицо его было хмурым, недовольным. Задумчиво теребя бороду, он долго всматривался в свою плоть и кровь, столь своенравно исполнившую королевскую прихоть. Затем, махнув рукой, он приказал увести её.

Глава седьмая

Каменные стены, плач, остатки соломы, боль, крики, прутья, голые локти, изнеможденные лица… Именно так встретила её темница, где содержались королевские узники. Кинув её в клетку, стражники, бренча ключами, быстро удалились, обсуждая скорую её кончину. Изабель почувствовала, как холодный каменный пол медленно высасывает её тепло. Но она не хотела вставать, слишком бесполезным казалось ей это занятие – всё равно она умрёт. Сегодня, завтра или послезавтра – это уже не имело значения.

Сожгут ли её на костре, как мать? Забьют ли металлическими прутьями? Или предварительно будут медленно жарить, чтобы она призналась во всех своих злодеяниях? В любом случае она не сможет на это повлиять.

Ох, как же глупо она поступила, не убежав тогда с поляны, когда её напугал ловчий. Зачем она осталась с ними? Неужели это ещё один глупый поступок, за который она будет долго и тяжело расплачиваться, крича от боли и моля о скорой кончине Всевышнего? Или нет? Может, всё обойдётся? Может, её вытащит отсюда её новый друг – охотник? И вот тут, наконец, она улыбнулась, как же это странно – всё ещё верить в людей. В то, что они могут помочь ей, вытащить её из этого ада.

Безумие, безумие, кругом сплошное безумие. За что, почему они так её ненавидят? Она вообще не знает этих людей. Почему они хотят принести её в жертву, она ведь только лечила, ухаживала за больными, она никому не причинила зла. У них же есть их Бог, почему он разрешает убивать мирных людей?

Возле прутьев послышался шорох соломы. Изабель медленно повернула голову и увидела высокого молодого юношу в рясе, внимательно рассматривающего её. У него были красивые большие глаза, полные печали, тоски и темного глубокого гнева. Она уже встречала подобные, кажется, это был одинокий кузнец, который приходил к ним навестить умирающего сына. У ребенка была странная болезнь, которую не лечила ни одна трава. Она буквально сжигала все его внутренности, распространяясь на новые участки. Мальчик сильно кричал, и они еле справлялись с его болью. Кузнец не мог его убить, не мог облегчить ему жизнь и тогда обратился к ним, единственным, кто мог ему помочь.

Изабель поняла, что этот монах тоже потерял своих близких. Боль осталась внутри, и теперь она медленно сжигала его. Она улыбнулась, ей не хотелось, чтобы они знали, насколько ей страшно, пусть видят лишь улыбку, которая преображает её.

Растрёпанные волосы, изодранное платье, грязь, снова прилипшая к ней, всё это неестественным образом обезображивало её, делало из неё дикарку. Дикую девушку из лесов, где за ней охотились, словно за животным. Она вспомнила слова матери: «Только достоинство, с которым мы встречаем даже самые страшные беды, делает из нас людей». Как же она была сильна и умна, как же теперь ей не хватает её доброго слова. Она скучает по ней, ей хочется снова увидеть морщинистое лицо, родные глаза, сказать, как сильно она её любит…

Инквизитор все ещё не отрывал от неё взгляда. Гладкая кожа, крепкий подбородок, нос с небольшой горбинкой, он почти не показывал эмоций, лишь полный молчаливой ненависти взгляд. А затем он вытащил руку и положил перед ней миску с водой. Спокойно, размеренно, ничем не нарушая своего нежелания понимать её беды.

– Тебя ждет суд. Ты должна быть в здравом уме, – сказал он холодно. – Выпей, это поможет восстановить силы.

Издевательство, снова издевательство над ней. Изабель попыталась сдержать эмоции, но не удержалась и со всей силы пнула деревянную миску ногой, отчего та с грохотом отлетела к стенке. Молодой инквизитор вздохнул и неторопливо начал подбирать посудину.

– Гори в аду, ублюдок! – зло бросила Изабель.

На этих словах инквизитор на мгновение замер, затем, выпрямившись, подошёл к ней поближе, задумчиво рассматривая свой крест.

– Я хотел увидеть твое подлинное лицо, ведьма! И вот теперь я вижу его. Ты умрешь, как все язычники, жаждущие творить зло на нашей земле. Я видел, что вы делаете с людьми, я видел ту кровь, которой вы орошаете землю. Женщины, мужчины… Вы все заслуживаете лишь смерти, а вместе с ней – очищение. Отец Кристоф мудрый человек, он знает, как бороться с такими, как вы, и я до конца буду ему помогать в этом. Ни юный принц, ни его друг – никто не поможет тебе, пусть даже ты будешь самой красивой и самой могущественной ведьмой.

– Красивой? Ты сказал – самой красивой? – Изабель улыбнулась. Этот странный комплимент вдруг полностью изменил её настроение. – Так ты считаешь меня красивой?

Молодой монах растерялся, но тут же спохватился и вновь принял сосредоточенное выражение лица, пытаясь выработать новую линию поведения и как можно быстрее правильно ответить на её вопрос. Наконец, он справился с собой и сказал:

– Ты красива. Да.

Тут Изабель перебила его:

– И это несмотря на грязь, изодранное платье, растрепанные волосы?

– Да, но это не важно, ты всё равно сгоришь на костре.

– Да не боюсь я вашего костра, я же не грешница, которая боится предстать перед Богом. Это всё вы трясетесь за свои животы и пугаете лишь тем, чего сами боитесь!

Молодой монах покраснел. По его бледному лицу сперва прошло замешательство, затем гнев, затем всплыла молодость и растерянность. Он переливался всеми светами радуги, пока в попытках сдерживания хотел подобрать столь необходимые для правильного ответа слова.

– Всё, иди, похотливый развратник, я не хочу разговаривать с тобой! Все, что ты видишь перед собой – это лишь красавицу. Твоя похоть затмевает тебе глаза, ты мне отвратителен, мерзкий прелюбодеец!

Сжигая её глазами, монах молчал. Наконец, он развернулся и ушел. А, оставшись одна, Изабель уткнула голову в коленки и заплакала, понимая, что ей никто не поможет и что бы она ни говорила этому монаху, огонь всё равно вырвет из неё всю смелость и торжество, заставив что есть силы орать от боли.

Когда монах ушел, и огонь факела стал чуть слабее, из клетки напротив донесся едва различимый шепот. Присмотревшись, Изабель смогла различить старика, в чьих пустых глазницах уже успела запечься багровая кровь. Подобравшись поближе к прутьям, он тихо назвал её по имени, улыбаясь изувеченным беззубым ртом. Изабель узнала его, это был пастух, которому она относила снадобья для его больной старухи. Смертельно измученный, он был на грани конца.

Глава восьмая

Виктор нетерпеливо смотрел на своего друга. Но Карл так и стоял в молчании, отвернувшись к окну. Вопрос, который был задан несколько секунд назад, так и остался висеть в воздухе, неприятный и уже никому неинтересный. Но только не ему, не тому, кто снова встретил её спустя столько лет, когда они ещё совсем маленькими сбежали в лес и там повстречали эту красивую интересную девочку, которая не только вывела их из леса, но и до конца жизни влюбила в себя. Причём разом и обоих.

Но это были мысли Виктора. Карл же размышлял о том, какое выгодное предложение сделал ему отец, сидя в саду. Он сказал, что отдаст сыну корону, если тот уступит инквизитору и отдаст ведьму на сожжение. Что это испытание, которое позволит увидеть в нём настоящего наследника, достойного сделать сложный выбор.

Странно лишь то, что этот выбор пал на эту очаровательную беглянку, которой он посвятил так много своих воспоминаний. На ту, которую он видел всего лишь несколько часов со своим другом в лесу, когда они совсем маленькими заблудились там. Красивую, умную и, без сомнений, ни в чем не повинную жертву обстоятельств и варварств, на которые в последнее время была способна инквизиция. Впрочем, он понимал, почему отец поддерживал их, слишком уж неурожайные года были в последнее время, и без инквизиции нельзя было найти более подходящего виновника.

Во всём виноват дьявол, во всём виноват сатана. Вот он, истинный виновник всех бесчинств, именно его надо уничтожить и тогда всем будет хорошо. Таково решение инквизиции, такова воля самого короля. Впрочем, был и другой путь. Путь совести или войны, где в первом стоило покинуть королевский трон, а во втором следовало вторгнуться в ближайшее королевство ради добычи. Но оба пути были слишком опасны и глупы.

Чувствуя, что пора отвечать, Карл повернулся к своему другу. Влюбленный, очарованный чарами ведьмы, он смотрел на него, не отрывая взгляда. То, за что он его ценил и уважал, сейчас играло на руку его врагам. Честность, преданность, вера в справедливость. Эти вещи часто подводили его к опасной черте, но они же давали Карлу полную картину поведения своего лучшего друга, не давая повода усомниться в нём.

Его глаза пылали огнём и надеждой на то, что тюрьма для Изабель – это всего лишь момент, часть его плана, что сейчас они всё изменят и вытащат её оттуда, спасут ей жизнь. Что им не придётся почувствовать запах паленого нежного мяса. Карл выжидал, он знал, насколько неприятна правда, и что сейчас Виктор не готов принять её, он хоть и добрый малый, но вполне может натворить глупостей. Ведь им движет любовь, а это сложно контролируемое чувство.

– Ты спрашиваешь, что с ней будет? – Карл развел руками. – Пока не знаю, на данный момент она находится в тюрьме, и только судья решит, чем всё закончится.

– Да ладно, как будто ты не знаешь этих живодеров. Не знаешь их формы допроса. Сходи, посмотри, что они сделали с пастухом. Она как раз напротив его клетки.

– Ты был внизу? – Карл удивленно поднял левую бровь. – Но зачем?

– Хотел убедиться, что с ней всё хорошо. Только вот разговор не получился, там был этот молодой инквизитор.

– Брат Иннокентий.

– Да, да. Впрочем, не важно, они всё равно выбьют из неё признание, а затем казнят. Они же убийцы. Ты видел, как он смотрел на неё? Чертов садист не остановится, пока она не сгорит. Неужели ты забыл, как она спасла нас? Как вывела из леса? Как ты сам клялся, что обязательно отыщешь её и сделаешь своей королевой?

– Мы были детьми, Виктор, и это было частью нашего детства. Мы говорили смешные клятвы, верили в них, но потом пришла зрелость и, увы, мы понимаем, что некоторые клятвы даже принц не в силах выполнить.

– Возможно, возможно мы были детьми. Но честь всегда одна и та же. Хоть в детстве, хоть сейчас. Она неизменна. И бросить Изабель умирать – это значит пойти против себя, против того принца, которого я спас, когда убил первого своего волка.

– Ты слишком эмоционален, мой друг. Я же не говорю, что мы её бросим, – миролюбиво сказал Карл, кладя руку на плечо Виктору. – Нет, это политика, мы просто возьмем время на обдумывание. Нельзя сейчас идти в атаку, нужно просто выждать удобный момент. Инквизитор не дурак, но и он совершает ошибки. Признаю, это крайне сложная ситуация и сидит она в тюрьме не потому, что я так спланировал. Но если ты пойдешь туда и освободишь её, то ты убьешь себя и девушку не спасешь. Или ты думаешь, за побег её избавят от боли? Позволь напомнить тебе, что последнего сбежавшего пленника у нас сварили живьем, причем на медленном огне, чтобы мясо от костей отходило медленно. Сейчас ты мне говоришь о каком-то диком стремительном шаге, который не принесет никакой пользы. Ты забываешь обо мне, о своей сестре, я уж не говорю – о себе. Глупо, просто глупо бросаться сейчас ей на выручку. Или, быть может, любовь затмила тебе глаза?

Виктор смотрел в сторону окна. Но Карлу даже не нужен был ответ на этот вопрос, он знал своего друга как никто другой. И чтобы понять, что он влюблен, ему не требовался его ответ. Это было сделано так, ради звука, ведь мысли, произнесённые вслух, уже становятся чем-то значимым.

– Да. Возможно, – тихо ответил Виктор. – Только это произошло не сегодня и не вчера, а тогда, когда она спасла нас в лесу. И мне жаль, что только у меня сохранилось то чувство… Быть может, если бы ты остался таким же горячим, как тогда, мне было бы легче освободить её.

– Виктор, Виктор, ну нельзя же быть таким максималистом. Хотя, к чему этот шум, тебя всё равно не исправить. Я лишь прошу ждать, ведь ещё не было суда. Не было никаких доказательств и признаний. Найдем ей хорошего защитника и будем его вести.

– И ты думаешь, это сработает? Ты веришь в королевский суд?

– Не верю, если жертва – обычная крестьянка и за неё не заступается главный ловчий. Тогда суд не самый справедливый, но если на её стороне мы, но тут у судей открываются глаза и карманы, мой друг. Причем на последнее я больше уповаю, ведь ничто так не влияет на решение судьи, как тяжесть его карманов.

– Проплатить королевского судью – это реальная идея. Но пойдет ли он на это?

– Куда он денется, сейчас крайне скудное время. А у нас, к счастью, неплохие средства. Так, если и стоит думать об Изабель, то только в том ключе, на сколько золотых она тянет. Точнее, её свобода. И что ещё немаловажно, я слышал, что Кристоф крайне жадный до денег.

– Хм, дай Бог, ты прав. Только я всё равно в это мало верю, я видел, как он смотрел на неё. Он хочет её смерти, он хочет услышать её крики.

– Возможно, но всё так часто меняется. Может, его вызовут в Ватикан. Может, он умрет от случайной стрелы, поскользнется, наконец. Всё возможно.