Русалка. Сборник рассказов

Дойдя до избушки, он вдруг почувствовал запах крови. Очень крепкий, такой, какой нельзя перепутать с чем-то другим. «Волк, медведь» – первое, что пришло на ум. Но ни того, ни другого зверя он давно не видел, по крайней мере, поблизости, стараясь держать всех хищников на расстоянии, чтобы Алене ничего не угрожало.

Рванувшись в сторону избы, он резким движением открыл дверь. Кровь, много крови. Да, у неё бывали женские воды, но теперь крови было слишком много. Слишком обильное кровотечение, которое никак не походило на обычные женские выделения.

И тут он услышал вдох, после чего, словно преодолевая невидимую стену, медленно повернулся. Когда он её увидел, она лежала на полу с испачканными кровью руками и телом. Опустив взгляд, он увидел изрезанные ноги, которые она хотела разделить одним простым движением охотничьего ножа. Затем он услышал стон, увидел бледность, слабую улыбку и почти закатившиеся глаза.

Не в силах дышать, двигаться, он почувствовал, как подгибаются его ноги, опуская его перед ней на колени. Опытным взглядом охотника он понял, что она почти мертва. Жить ей оставалось лишь пару минут.

– Отнеси меня в воду, папа… – тихо сказала она и медленно закрыла глаза.

Памяти Ганса Христиана Андерсена

Красивая кошка Ласка

Всё, что я помню о погоде в те дни, так это то, что было крайне солнечно, было лето, и солнечный свет всё время ярко светил в окна, освещая зал и позволяя кошке всё время нежиться в его лучах. О да, она просто обожала солнечное тепло и никогда не упускала шанса жмуриться на солнце, прогревая то левый, то правый бок.

Впрочем, на этом её удовольствия не заканчивались и, нагревшись, она спешила на руки, чтобы поделиться переизбытком солнечного тепла. Хотя, не скрою, такой подход был крайне редким. И в основном она предпочитала наслаждаться энергией солнца в одиночестве.

Свет, ясные дни, тепло, так протекало лето в тот год. И если бы не тот случай, который произошёл со мной, то я бы, наверное, запомнил его именно таким – солнечным, мягким и беззаботным.

А началось всё буднично. Как вы прекрасно знаете, у любой кошки есть определённый период, когда она очень сильно хочет кота, чтобы тот оплодотворил её и, родив котят, она успокоилась. И все кошки стремятся к этому счастью. Моя была не исключением и, выбрав момент, начала беспрестанно орать мне под ухо, предпочитая для своего ансамбля раннее утро.

Выносить было сложно. Очень. Особенно после второй недели вообще стало невыносимо. И в один прекрасный день я отнёс её на улицу, причем, что самое удивительное, ни разу там до этого не побывав, она молниеносно устремилась в подвал.

А дальше блудные шатания и внезапное возвращение с удовлетворённой мордахой и одухотворенным состоянием покоя в душе. Признаюсь честно, я был даже сначала рад, но потом всё же понял, что девать котят мне совершенно некуда. Никто из моих знакомых особо не рвался их брать себе. Посёлок, что тут скажешь, почти у каждого в доме кошка.

Один, два, три, четыре… В общей сумме шесть полосатых тигрят, именно столько появилось на свет спустя несколько недель. Маленькие, какие-то сопливые, сморщенные. На вид – так сплошная мерзость, которая умещалась буквально на одной ладони.

Совсем маленькие, беззащитные, именно в этом возрасте их следует убивать, сказала нам наша соседка, Екатерина Добродушных. На душе которой не один десяток загубленных кошачьих душ. «В таком возрасте их не так жалко, поэтому лучше момента, чем сразу после рождения, не найти, да и кошка не успевает привыкнуть». Так сказала она, рассматривая беременную Ласку, которая, словно почувствовав недоброе, быстро ушла на кухню.

Хочется ещё добавить, что у меня были самые лучшие отношения с Лаской. Именно я привел её в дом, именно я дал ей кличку и позаботился о том, чтобы моя школьная подруга приучила её к лотку. Я первый, кто угостил её настоящей рыбой и с удовольствием играл с ней, защищая то от отца, то от матери. И именно у меня в комнате она рожала в первый раз, несмотря на то, что в последнее время я часто давал ей небольшого пендаля, а бывало, и вовсе наказывал тапком. Но отмечу, что даже несмотря на тапки и пылесос, которым я изредка её пылесосил, она все равно никогда не ссала в ботинки и всегда была аккуратна в плане домашней гигиены. И всё так же продолжала лежать со мной, пока я засыпал и лишь потом втихую сбегала в зал.

И вот я должен убить её детей. Да-да, именно я, так как просить других совершить это было бы неправильно. Поэтому, подождав, пока она, уставшая, пойдет поесть, я быстро взял и отнес их в ванную, где, набрав в ведро воды, положил сверху намоченное полотенце. Раз за разом я надавливал на пытавшийся всплыть комочек, и раз за разом он пытался передавить мой палец в жажде жить. Но это было тщетно, так как не может небольшой шерстяной комочек пересилить руку человека.

Вернувшись в комнату, кошка подошла к месту, где спала с котятами и, посмотрев в пустоту, жалобно замяукала, позвав своё потомство. Но в ответ ей пришла тишина. Сделав пару кругов, она несколько раз звала их, но было по-прежнему тихо.

Усевшись, она посмотрела на меня. В этот момент я был в кресле и наигранно смотрел телевизор. Глупо, конечно, так, по крайней мере, мне тогда казалось, но я всё равно делал вид, что ничего не произошло.

Кстати я, кажется, до сих пор не описал её. Это зря. Она очень красивая, худая, с тигровым окрасом, просто изумительно умела ловить мышей. Особенно на даче, когда в одиночку душила даже довольно крупных крыс.

Впрочем, я немного стал уходить от основной темы моего рассказа, ведь с того момента, как я убил котят, в ней что-то поменялось. Сложно было так сразу сказать, что. Лишь потом, спустя определённое время, я смог охарактеризовать это. Ненависть.

Я понял это по глазам, когда, сидя за уроками, я вдруг обнаружил, как она сидела возле порога и в темноте молча наблюдала, что я делаю. Раньше такого не было, она либо подходила ко мне, либо просто валялась где-нибудь в квартире и спала. Теперь же она наблюдала. А учитывая, что мои родители довольно часто отлучались к своим друзьям, это начинало происходить регулярно.

В первый раз я не обратил на это никого внимания, но во второй и третий я её попытался позвать. Только ничего из этого не вышло, она лишь молча вставала и уходила внутрь квартиры. В третий раз я пошёл было за ней, но, остановившись возле двери в свою комнату, неосознанно включил свет в коридоре.

Остановившись, я понял, что боюсь, что всё было сделано из страха, ведь квартиру я знал, как свои пять пальцев и мог без труда пройти в зал и уже там включить свет, что я и делал до этого. Я крайне редко включал свет в коридоре, предпочитая проходить его в темноте. Задумавшись, я посмотрел наверх. Там, на стенке мебели в коридоре я заметил её. Прямо на шкафу, примерно на голову выше меня.

Она никогда так раньше не делала – вот, что было первой моей мыслью. Она всегда предпочитала ходить по полу, да и передвигаться по чемоданам было неудобно. Наигравшись в гляделки, Ласка спрыгнула на пол и, подойдя к моим ногам, мягко замурлыкала. Я погладил её, затем прошёл на кухню и насыпал корм, который она с готовностью съела. Больше в тот вечер она меня не беспокоила.

А потом родители уехали на несколько дней. Я ещё помню, как мама всё время пыталась объяснить мне, насколько важно следить за квартирой и правильно питаться. И прочее, прочее, прочее. Я всё это, конечно, выслушал, но так, сквозь уши, она и я прекрасно понимали, что это больше для проформы.

Тишина, мягкое касанье лап и тихое, едва слышное мяуканье. Именно это я слышал в первую ночь, когда закрыл в свою комнату дверь. Не знаю, не могу объяснить, что меня так пугало, ведь она никак не проявляла свою агрессию, наоборот, начала крайне навязчиво ко мне ластиться, то и дело пыталась достать до шеи, потереться. Проявить симпатию.

Но я всё равно закрыл дверь. И лишь пару раз орал на нее, чтобы она дала мне возможность поспать, а потом и вовсе вышвырнул на балкон, где она всё так же продолжала царапать по стеклу, вынудив меня высыпаться уже у матери в спальне. Но не только это напрягало меня. Затем я обнаружил, что спит она там, где были раньше её котята. Только там. Странно, необъяснимо.

Переночевав пару ночей на балконе, она притихла и больше не царапалась в двери. Лишь потом, в последнюю ночь я понял, почему. Всё для того, чтобы бесшумно открыть ручку двери и, открыв, броситься мне на лицо.

Я не буду описывать, как это происходило и как, задыхаясь, я пытался стащить свою обезумевшую кошку со своего лица, это, наверное, не совсем правильно, да и не нужно. Хотя, я даже немного заикаться после этого начал. Дело в другом – мне почему-то до сих пор кажется, что, когда я отрывал её от своего лица, она специально отпустила хватку, дав мне возможность убить её в припадке этого ночного безумия.

Глупо, наверное. Хотя отчаявшаяся мать не всегда жаждет победы над врагом, иногда она просто хочет умереть. И ещё кое-что поразило меня. Когда вернулась моя мать и увидела моё исцарапанное лицо, она, не задавая вопросов, попросила меня лишь похоронить

кошку рядом с её котятами за домом. На холме, где, как обычно, много солнечного света.

Маленький принц

                  ***

Это был старый отель, стоявший на краю обрыва. Редкий, сочетающий, казалось бы, давно забытые приемы архитектуры. Выглядел он вполне целостным, даже с учетом четырёх гарпий, смотрящих в разные стороны.

Бетани потушила окурок. Всё же прошлое нашло её и здесь. Хотя жаль, ведь переезд прошел легко, в ансамбль она устроилась тоже без проблем, стоило лишь показать пару танцевальных элементов и вот, она снова в деле. Только платят меньше, да и тратить особо некуда. Зато вид! Здесь он прекрасный. Здесь волны соприкасаются с берегом, даря ей покой и умиротворение.

А что это, если не счастье? Ей, падшей женщине, вся жизнь которой состояла из пары вещей. Похоти и отвращения. Всегда лишь это. Ну, ещё танцы. В кабаре, в кабаках, в стриптизе. Да, несомненно, это был плюс. Танцевать она любила, и это у неё получалось.

Разве что здесь не всегда это главное. В «Хардинг Палас» ездят не ради вида или сервиса. Нет. В этот старый отель ездят развлекаться. И развлечения эти столь же мрачны, как и сам вид. А ещё, здесь все куда разнообразнее и дешевле.

Девочки, девочки, девочки. Всех цветов и мастей. Есть даже совсем юные. Как в самом зачуханном борделе Нью-Йорка, только обставлено чуть лучше. Но фишка отеля не в этом. Выживает «Хардинг» за счет масштабных постановок с участием около полусотни голых девиц, каждую из которых может забрать разожравшийся посетитель.

И всё же лучше тут. По многим причинам, во-первых, из-за уединенности, во-вторых, потому что к ней почти не пристают, сорок лет как-никак. Как правило, водрузив крупные волосатые руки в маленькие женские трусики, клиенты все же успевают заметить, сколько грима на её лице. Вблизи, разумеется. Да, да, на удивление избирательная публика.

Да. Вполне реальный мир. Только вид куда прекраснее, чем ей раньше представлялось. Волны, они поражают воображение. Она потушила окурок, пора было на сцену. Что-что, а пунктуальность здесь самое основное. Время удовлетворять клиента.

***

Когда она увидела, как он выходит из машины, то первое, что пришло на ум, это сказка о Золушке, где столь же лощеный принц заехал за несчастной жертвой мачехи. И там, и там он нашел её. Снова. Нашел даже здесь. В этом чертовом отеле, где, казалось бы, обрываются все жизненные нити и достать откуда не представляется возможным. Но он нашел её.

Ох уж этот Барни. Юноша из сказки. Несчастный влюбленный мальчик, из-за которого ей пришлось покинуть свой мрачный город. Любовь? Наверное. Только ею можно было бы объяснить это стремление, желание найти её во что бы то ни стало. А ведь ей сорок и она старая побитая проститутка.

Она посмотрела на дверь. Как же хорошо, что она предупредила швейцара говорить ей о любом, даже самом безобидном, звонке. О любой попытке узнать, живет ли она здесь. Обо всем, что могло бы дать ей понять, что он на верном пути. Барни, этот милый богатый мальчик, который когда-то увидел её в борделе и после чего немного потерял голову.

Любовь. Ты ли это? Ты ли тащишь его сюда, на край света, где волны бьются о скалы, и принц находит свою желанную принцессу. Странная детская сказка, часть которой на самом деле попросту нелепа. Бетани повернулась к океану. Да, это место просто прекрасно.

Дверь с грохотом распахнулась. Он стоял запыхавшийся, взлетевший, сияющий. Счастье освещало как дальний маяк, спасающий приближающиеся корабли. Барни. Маленький Барни, ты ведь не понимаешь всей ситуации. Ты просто не знаешь, что происходит на самом деле.

Бетани потушила окурок и встала на балкон. Да. Это изумительный вид, где волны бьются о скалы. Она вздохнула. Сказка – это хорошо и вполне вероятно, что для кого-то ты будешь именно ею, маленький, прекрасный кучерявый Барни. Но только не для старой, поношенной проститутки, больной сифилисом. С ней уже всё кончено, маленький принц. С ней все кончено.

Пожарный

Сын

Ночь. Кажется, что городские огни нисколько не рассеивают этот мрак. Не пугают, не борются с темнотой, а лишь пытаются выжить, освещая пространство лишь для себя, обозначаясь во мгле. И так всегда. Каждую ночь. Сирена снова дико взвыла, словно гордясь, что свет их машины куда ярче, бросившись в эту городскую черноту.

Пожар. Большой дом. Много невинных душ. Как всегда мало времени и много огня. Михаил устало выдохнул. У него немного болела спина и ещё не отошли от недавнего ожога ладони. Но ничего. Это просто волдыри. Они сойдут. Как и всегда. Другое дело – лицо. Оно останется таким навсегда.

Он стал натягивать перчатки. В саже, немного разные. Они практически висели на нём. Но это было лучше, чем идти в пламя с голыми руками. И всё же жалеть не стоит. Он просто не вытащил бы того парня, не сдав прошлую пару.

Машину затрясло. В команде был новый водитель, и он просто отвратительно вел машину, собирая по дороге все ямы, которые он мог поймать. Хороший парень, не дает заснуть. Всегда держит наготове. Может, так даже и надо. Ведь он вторые сутки уже толком не спит.

Михаил почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, затем привычный шум в ушах. Доктор сказал, что это от сотрясения, от той чертовой балки, которая так крепко приложила его на прошлой неделе. А ведь говорил, что пройдет. Что у сотрясения период два – три дня. А тут – почти неделя. И, кажется, все лишь хуже.

Он посмотрел на спину майора. На этот раз он ехал с ними. Хотел лично присутствовать на этом мероприятии, на месте битвы огня, света, тьмы и человеческих душ. Что ж, он – медийная личность. Знает, что там будут журналисты. Ведь дело приобрело совсем уж скверный поворот. Целый кинотеатр отдан пожару. Михаил повесил голову. Да. Сейчас самое время вспомнить о маме.

Мама

Татьяна вытащила из печки пирог. С яблоками. Большой. Все, как он любит. Она бережно поставила его на стол. Яблоки, как можно так к ним привязаться, это же самое обычное угощение, но только не для её сына. Пусть он уже вырос и возмужал, но он всё ещё ребенок. Она улыбнулась и вытерла слезинку, вдруг появившуюся на морщинистом лице. Скорей бы он приехал. Скорей бы.

Сын

Да. Дело и вправду паршивое, буркнул кто-то из своих, пока они прикручивали шланг. Машин мало, кинотеатр большой, вывели не всех. По меньшей мере, двадцать человек ещё внутри. Главное, среди них дети. Дети, так его! Снова дети. Михаил тяжело задышал, кажется, опять этот чертов приступ. Приступ паники или как его ещё. Ещё одна небольшая странная болячка. И опять же, как сказал доктор, тоже не долгоиграющая.

Он тяжело поднялся. Запах гари, растекающаяся вода, пепел, липнувший к одежде. Да. Мать его, он снова в строю, на этом поле разгорающейся битвы. Где их бедный ЗИЛок снова должен вытащить человеческие жизни. Или нет? В этот раз всё будет иначе?

Вытерев рукавом пот, он посмотрел на здание. Кирпичное, крепкое и полностью охваченное огнём. Сложная задача. Но ничего. Они справятся. В их команде нет таких ребят, кто не полезет в огонь. Они вытащат их. Вытащат всех до единого. Потерпите, маленькие, потерпите немного. Михаил вдруг почувствовал, как снова заболели руки. Чертов шланг немного содрал кожу даже через перчатки. Это хорошо. Злее будешь. А это притупит страх.

Он снова посмотрел на майора. Хороший мужик, знает, когда нужно отвлечь журналистов, за ним они как за каменной стеной. Он посмотрел на ребят. Здесь все знали, что надо делать. Надо просто лезть в огонь. Задушить эту суку.

Мама

Татьяна Федоровна бережно взяла фотографию. Он тут совсем еще маленький. Совсем крошка. Улыбается. Знает, кто его фотографирует. Ну как ему ещё не улыбаться? Даже знакомый фотограф сказал, что это хорошее фото. Она ставит ее обратно. Уже вечер. Зимой темнеет быстро и она очень волнуется. Столько опасностей. Да и вечно лезет в неприятности. Ничего не боится, отчаянный. Она вздохнула и включила телевизор. Он почти не отвлекает, но это лучше чем ничего. Новости, сериалы, лишь бы хоть что-то, чтобы не думать, как там её мальчик в этой мрачной городской мгле.

Сын

Они говорят – рисковать нельзя. Нужно бросить, оставить их там. Там, в этой чертовой огненной ловушке. Оставить на съедение огненной твари, оставить ей. Михаил взялся за голову. Эти голоса. Он снова их слышит. Они снова кричат. Снова плачут. Снова. Снова, снова. Он посмотрел на майора. Решительный парень. Сказал, как отрезал, дай бог ему здоровья. Таких бы больше, тогда, может, и не было бы проблем.

Он сплюнул ему под ноги. Точнее, на ботинок. И это неправильно. Нервы надо держать в узде. Ведь он подчинённый, а это начальник. А начальство всегда знает куда больше. Знает, что можно поставить на кон. Знает, сука. Знает. Дай бог ему здоровья.

Майор разворачивается спиной. Время отдавать другие распоряжения. И он, в общем-то, правильно рассудил, огонь полностью перекрыл оба выхода, войти в здание действительно невозможно. Их усилия просто тонут в этом огне.

Михаил отошёл к машине и устало на неё облокотился. Да, черт возьми. Да! Жри, паскуда. Жри их. Тебе отдали их. Наслаждайся! Вот, ещё одна порция свежего мяса в твой огненный рот. Ведь у тебя свои огненные законы. Тебе нужна жертва. Очередная жертва. Так на, бери. Доставка на дом. Ешь не хочу.

При мысли о доставке Михаил вдруг задумался и обернулся на их старый ЗИЛ. Стена, говорите. Кирпичная стена. Сев в кабину, сжав руль, он почувствовал, как болят его руки. А потом улыбка непроизвольно вылезла на свет. Ничего. Не надо переживать. Все равно он вряд ли дотянул бы до пенсии. Слишком нервная и опасная работа. А он заядлый трудоголик. Впрочем, не надо переживать. Он просто выломает стену. И сделает новый выход.

Он посильнее сжал руль. Но не от боли, не от страха, нет. Просто почему-то опять вспомнилась мама. Она ведь ждет его. Приготовила наверняка что-то. Он завел мотор и надавил на педаль. Сработал старый друг безотказно, как будто и сам всю жизнь готовился к этому моменту.

Что, к сожалению, нельзя сказать о майоре. Бедолага стартанул так, что даже шапка слетела. Не понимает, что человек не сможет остановить машину. Это уже невозможно.

Мама

Стук в дверь. Такой долгожданный. Сердце. Оно встрепенулось. Дождалась. Сорвавшись с дивана, Татьяна побежала к двери. Слишком уж долго в этот раз. Слишком.

А потом её зашатало. Это был не он. Это был незнакомый мужчина. На мгновение все пронеслось перед глазами. Неужели, неужели, что-то с ним произошло? Татьяна, попятилась.

– Мама, мама! – раздался детский крик, и в квартиру вбежал ребенок. – Мама, я люблю тебя, мама. Мама!

Не помня себя, она схватила его. Мысли сбились. В нос ударил запах гари. Боже! Но они же были в кинотеатре?! Она подняла глаза на незнакомца. Это был пожарный. Боже, теперь, все стало на свои места.

– Мама, – продолжал тараторить возбужденный сын. – Мама, ты не представляешь, мы так испугались. Если бы не тот мужчина, мы бы умерили.

– Мужчина? Какой мужчина? – спросила, она, подняв глаза на пожарного.

– Который погиб, – мрачно ответил тот и стал медленно спускаться вниз.

Презентация

Стоя у окна и держа руки за спиной, Виктор Петрович в очередной раз наблюдал суматошный, но уже в какой-то мере привычный город. Новые машины, высокие дома… Здесь, на сотом этаже нового небоскреба, все это казалось каким-то игрушечным, никак не сочетающимся с прежней жизнью подвального издателя.

Казалось бы, всего двадцать лет. Но каков взлет! Десять успешных авторов, несколько габаритом поменьше, и вот ты уже вполне конкурентоспособен с западом. По крайней мере, с некоторыми его издательствами. А ведь еще есть кино.

Он обернулся и посмотрел на стол. Там как раз было несколько предложений в привычном распечатанном виде. Электронный формат он не любил. Раздался стук в дверь.

– Да, да?

– Виктор Петрович! – привычно спросила Галочка, мягко открывая дверь. – Я по поводу встречи на двенадцать.

Виктор Петрович улыбнулся. Галочка была приятным красочным атрибутом его шефской работы. Она несла некоторое удовольствие просто одним своим видом.