Эго убийцы

– А чего дома делать? Неинтересно. – Варвара работала в поликлинике (Криндер ещё не вникал в детали). – А у нас позавчера происшествие случилось! Такое… такое, что просто слыхом не слыхано!

Она рассказала, что Колька Соловьёв, натрескавшись водки, побоялся идти домой: "у его жены, Лизки, тяжелая рука, как наковальня тяжелая", полез через забор к тёще – "она в деревне живёт, неподалёку".

– Напоролся на штырь и пробил себе шею! Вообрази! – Варвара округлила глаза, щёки её пылали, словно фонари. – Много крови потерял, бедолага, пришлось переливание делать. Льва Давыдыча ночью поднимали.

– Из гроба? – пошутил Криндер.

– Ну тебя! – Варвара шлёпнула мужчину игриво. – Из постели. Знаешь он какой хирург? Таких даже в Австрии нет.

Криндер охотно согласился, что Лев Давыдыч хирург от бога; и даже не сразу сообразил, что речь идёт о напарнике кепочки и фиксатого.

"А ведь в руку получилось, – подумал сметливо. – Что если устроить автокатастрофу? Тут это запросто: купить машину дешёвенькую, сунуть за руль этого вот… Соловьёва… кто станет разбираться в деталях? Кто сообразит, что это не Плауман?"

Решение обосноваться в городе сформировалось практически полностью. Оставался вопрос, как поступить с оркестром? Не хотелось подводить дирижера – они давно и близко дружили. Оба одинокие, оба без будущего, но с раскидистым цветастым прошлым. На груди дирижёра красовалась наколка – профиль Сталина, в биографии Криндера тоже существовали тюремные лакуны.

С борщом было покончено. Варвара Васильевна поставила на стол миску с драниками и сняла со сметаны пограничный запрет. Криндер густо облепил драник сметаной и вообразил, как (узнав неприятную новость) дирижёр всплеснёт руками… как швырнёт в ноты баттуту и выкрикнет (брызгая слюной): "Я завершаю карьеру! Один человек в оркестре попадал в ноты и не опаздывал на репетиции, и тот уволился, ангелы небесные! Пора и мне бежать из этой цыганской оперетты! К чёрту! К чёрту всё! Упаду на дорогу, лягу на тракт лицом в пыль и не встану!"

Обналичить достаточную сумму денег оказалось проблемой. В городе функционировали пять банкоматов, но они ограничивали доступ к наличности. Хорошо Криндер (опираясь на чутьё) приступил к операции заранее – объехал все пять точек.

Плауман ждал, сиял изнутри, как фонарь. По этому свету Криндер догадался, что костюм готов: "Вот и отлично. Ваш товар, наши деньги".

Ради торжественного случая, портной приоделся и напоминал маститого художника: мягкие домашние туфли, беретка с хвостиком, свободная бархатная куртка. Плюс бант на шее.

– Я вам завидую! – проговорил Плауман. – Костюм получился роскошный. Выдающийся. Осталось нанести буквально пару штрихов. Позволю себе настаивать на петлице. Она может пригодиться и…

Пришлось перебить:

– Быть может, я померяю его? – предложил Криндер. – Прежде.

– О, да! Конечно!

Мужчины прошли за портьеру, Криндер стянул штаны, вздохнул, как человек собирающийся прыгнуть в холодную воду…

Костюм идеально облегал фигуру. Портной потребовал присесть, поднять руки, расстегнуть пуговицы, застегнуть пуговицы. Повторил (обращаясь к самому себе), что петлица не помешает… на всякий случай.

Криндер задал вопрос:

– Вы готовы умереть?

Плауман побледнел:

– В каком смысле?

– Естественно фигурально. Я подобрал кандидатуру, которая вполне вас заменит.

– Вот здесь не мешает? Не давит? Я не стал поднимать шлицы высоко.

– Нет. Всё замечательно.

– А кто он?

– Пустой, бестолковый человек. К тому же он опасно ранен… то есть травмировал себя.

– А карманы?

– Что с ними? Замечательные карманы. По-моему.

– Попробуйте расстегнуть и проникнуть рукой в самую глубину… да… вот так… вам удобно?

– Вполне.

– Мне как-то трудно сразу решиться… всё слишком неожиданно… кстати, вы обратили внимание на подклад?

– А что с ним? Он, кажется… есть?

Портной закатил глаза, давая понять, что клиент смертельно его обидел.

– Я поставил ваш пиджак на чесучовый подклад. Вы имеете представление, как трудно найти в нашем синтетическом мире добротную чесучу? Проще найти нефть в Ираке.

– В Ираке полно нефти, – проговорил Криндер и слегка улыбнулся неосведомлённости портного.

В этот момент в мозгу Криндера вспыхнула молния… сработал детонатор, литий соединился с водой – бах! Мысли замерли, голова отключилась и лишь только фиксировала происходящее, напоминая киноплёнку. Мышцы действовали стремительно и независимо, как рота бойцов, получивших задание и перешедших в режим тишины.

…Плауман проговорил о нефти, подался вперёд, собираясь поправить полу пиджака, борт его собственной курки-разлетайки задрался, и в секундной – полусекундной – прорехе Криндер рассмотрел рукоять пистолета.

"Люгер", – отпечаталось в сознании.

– В Ираке полно нефти, – проговорил Криндер, слегка улыбаясь. – А у вас непорядок с бантом.

Криндер потянул ленту за оба конца сразу, бант легко развязался, будто переспелая роза распалась на лепестки. Не мешкая (но и без суеты) Криндер накинул концы ленты на пальцы, потянул "гарроту" в противоположные стороны.

Портной не сразу сообразил, что случилось и чем закончится глупая "шутка" – настолько происходившее отстояло от его мастерской… от пошитого выдающегося (вне сомнений) костюма и от последней примерки… от спокойного бытия в последние годы, наконец.

В глазах вспыхнул ужас, Плауман, как кошка лапой, черпанул воздух правой рукой, ударил левой – попал по лицу убийцы – оставил четыре рваные полосы. Захрипел, словно подранок. Ухватился и попытался разжать руки противника (без малейшего шанса на успех) и только после этого (с колоссальным непростительным опозданием!) вспомнил об оружии.

Из-за пояса он вытянул "люгер", нелепо ткнул им в сторону Криндера. Тот, перехватив ленты одной рукой, ударил ребром ладони по пистолету. Пистолет упал и был отброшен за портьеру, в другой конец комнаты.

Жить оставалось считанные секунды. Портной ещё раз попытался разжать руки убийцы, святой огонёк жизни в его глазах стремительно угасал. Веки задрожали и устало опустились до половины, словно не имея сил закрыть глазницы полностью.

Криндер усадил труп на табуретку, пристроил его в углу, чтобы не упал.

"Во всяком случае, не сразу".

Откинул портьеру примерочной…

В центре комнаты, широко расставив ноги, стояла Ляля. В руках она держала пистолет.

"Пафосно до неприличия, – подумал Криндер, шагая вперёд. – Зачем так унижать и унижаться?"

Прогремел выстрел. Ещё один.

Стреляя, женщина закрывала глаза и, тем не менее, первая пуля (удачно… а возможно, нет) попала Криндеру в руку, прострелила трицепс, вышла наружу.

Вторая пуля ударила в ребро, сломала его и рикошетом вырвалась наружу.

Не останавливая движения, Криндер посмотрел вниз, увидел, что пиджак безоговорочно испорчен: "Какая жалость", кроме того, пришло проверенное опытом понимание, что через три-пять секунд станет больно. Нестерпимо больно: "Следует поторопиться!"

Убийца наложил на оружие ладонь, ломая пальцы, выдернул пистолет из рук женщины. Поднял его на уровень головы и выстрелил.

Разоблачившись и перетягивая раны, подумал: "Любовник избил мужа… муж застрелил изменницу… нелепость… во всяком случае, рабочая версия у полиции будет… будет, кого искать…"

Дорожные вещи оставались в гостинице, и это оказалось хуже всего. Как забрать их не вызывая подозрений – над этим следовало поразмыслить.

…ах, да – пуля попала Ляле в глаз.

С гостиницей всё разрешилось, как нельзя лучше. Выписка Криндера пришлась на пересменку. Дама, дежурившая с ночи, вперилась в жильца сонными мутными глазами, задала какой-то полагающийся вопрос… дабы не вдаваться в полемику и не выдать себя (порванные мышцы и ребро жгло огнём) Криндер заявил, что опаздывает на поезд, демонстративно сунул под бланк значительную купюру и подтолкнул бумажку регистраторше. "Ночная" дама стрельнула взглядом в заступающую сменщицу (не заметила ли?), кивнула и спрятала купюру в ящик.

"Вот и, слава Богу".

В поезде, приткнувшись на свою плацкарту, Криндер подумал, что: "всё прошло хорошо… вообще всё происходит правильно… город, конечно, замечательный, обаче я в нём чужой… бесконечно чужой. Инородный… и бегу я отсюда, яко воск от лица огня".

У соседки по вагону нашлись обезболивающие таблетки – банальный аспирин, – но и от него сделалось легче. Другой сосед поделился самогоном: "Плюнь ты на эти колёса! Дёрни первачу, полегчает!"

От смеси аспирина и первача сознание заволокло туманом (розовым, сладким и почти свободным от боли). Как поплавок опускался и поднимался один-единственный образ: Варвара Васильевна Негода.

"Уникальная женщина… редкого достоинства человек…"

Криндер задремал. Во сне улыбался и кряхтел, как младенец.