– Про последний пункт я уже поняла, Олег Сергеевич, – кивнула девушка.
– За первые четыре тоже зуб даю! Итак, каков будет ваш ответ? – Он поменял ноги местами и, довольный собой, вальяжно откинулся назад. Люба кашлянула, заглушая готовый вырваться наружу весёлых смех.
– Мой ответ – нет.
– Почему? – удивился мужичок.
– Вы слишком хороши для меня, Олег Сергеевич. Боюсь, мои собственные качества далеки от совершенства, в отличие от ваших. – Люба раскрыла ладошку и принялась загибать пальцы: – Необразованная, не спортивная, не люблю пьяных людей, порой бываю недоброй, и самое главное «не», – Люба подняла большой палец, – я не умею готовить. Вообще. Совсем. Даже яичницу сделать не смогу.
– Как же так? – последний пункт явно его расстроил. – Каждая женщина должна уметь готовить!
– А я вот не умею. И знаете, что я вам скажу по секрету, – Люба понизила голос, – и не должна уметь!
– Почему? – обалдел Сергеич.
– А зачем мне готовить в поезде, если тут ресторан есть? Кстати… – Люба вытащила из пачки проездных билетов один, – вот ваш билет, Олег Сергеевич. Ведь вам через час выходить. Спасибо, что сами зашли за ним.
– Но я не…
– А теперь идите собирайтесь, Олег Сергеевич. А то забудете что-нибудь в спешке! Идите, идите!
И таким строгим взглядом проводница посмотрела на пассажира, что тот вскочил, пробормотал что-то себе под нос и выбежал из купе. Люба приложила ладошки к лицу и беззвучно захохотала.
Это была самая длинная остановка в пути, самый крупный город и потому самая многочисленная замена одних пассажиров на других.
На этой станции сошёл на берег и незадачливый жених, вновь переодевшийся в свою тельняшку. Он проскользнул мимо Любы, не поворачивая головы, словно уже забыл о её существовании, хотя дело, конечно, объяснялось другим – его встречали. Широкобёдрая краснощёкая блондинка в обтягивающих джинсах и с ярко накрашенным лицом бдительно следила за спускавшимися на платформу пассажирами (уже бывшими), выискивая взглядом своего. При виде Сергеича лицо её напряглось, а ноздри раздулись, как у ищейки, почуявшей жертву. Именно поэтому, даже не попрощавшись с проводницей, бедняга сразу направился к своей подруге, которая отметила радость встречи по-своему: со всего размаху кулаком по уху Сергеича.
– Урод несчастный! Опять по бабам шлялся! – присовокупила блондинка визгливым голосом.
– Ты обалдела, Мань! – отшатнулся от неё мужичок (надо сказать, не особо удивившись такому повороту), оглянулся и… наткнулся на взгляд Любы, которая в это время проверяла билеты у новых пассажиров. Они смотрели друга на друга несколько секунд, а потом девушка отвернулась, а Сергеич, ссутулившись, потопал вслед за своей подружкой…
Глава 6
– Опаньки! Шило, дружище, это ты?!
– Жора! Вот так встреча! Не ожидал!
– А я-то как не ожидал!
Артём Петрович и здоровенный громкоголосый бугай в кожанке обнялись, заслонив собой весь проход. Сзади бугая топталась худая рыжая деваха с огромным клетчатым чемоданом, остановленная препятствием. Однако побеспокоить Жору, или Георгия Николаевича Котлякова, старого друга Артёма Петровича Шилова, она не смела в силу своего робкого характера.
– Ты как тут оказался, Жора? Насколько я помню, ты ведь красноярский?
– Э, брат, где родился, там не сгодился! Давно уж в эти места перебрался! Но ты-то, ты-то! – Георгий сделал шаг назад, чтобы оглядеть друга со стороны. Рыжая пискнула, еле успев отскочить. Но бугай даже не заметил этого. – Значит, в ржд переметнулся! Неожиданно! Давно ли?
– Да лет пять уже. После ранения комиссовали.
– Слыхал, брат, про твои подвиги. Да-а-а…
Котляков похлопал друга по плечу и уже собирался было что-то добавить, но тут деваха набралась смелости и пропищала:
– Простите, можно пройти?
Георгий резко развернулся, и рыжей пришлось опять отскочить назад.
– О, барышня! Я вас не заметил! Одну минуточку потерпите, я тут с дружком старым повстречался! Десять лет не видались, понимаешь!
Девушка молча кивнула, про себя подумав хмуро, что где десять, там и ещё пять минут можно подождать, а не загораживать проход перед людьми, которые сутки отпахали на своей собачьей работе и теперь хотят завалиться спать. И вообще!
Артём Петрович оказался не в пример понятливее своего старого друга.
– Жора, давай-ка пропустим девушку, а к тебе я потом загляну, через часок. Устраивайся пока.
– Добро!
Котляков и Шилов прошли по проходу дальше, почти в самый конец вагона, а рыжая девица юркнула в четвёртое купе. Но, перед тем как скрыться, она успела услышать трубный глас бугая в кожанке, пронёсшийся по всему вагону:
– Так я буду ждать, Артём!
– Жди меня, и я вернусь, – желчно пробормотала девица себе под нос…
…Котляков залил в себя сто граммов водки одним махом и смачно хрустнул огурцом. Артём Петрович, который никогда не пил на работе, но ради такого случая изменил своим правилам, тоже сделал несколько глотков. В конце концов, зря он что ли смену воспитывал, пусть Васька теперь на посту потомится, небось только польза от этого будет.
– Я гляжу, неплохо ты тут устроился! Всё под рукой! И тебе хавчик бесплатный, и водяра, и подружки на выбор, бери не хочу!
– Не-е-е, брат, не хочу…
– А чего так? – удивился Жора. – Та девка ресторанная очень даже ничего. Бойкая. Сразу видно, такая артачиться не станет. Я, кстати, шепнул ей на ушко пару ласковых, обещала забежать при случае. Но только если ты на неё имеешь виды, я ни-ни, сам знаешь!
– Ты не меняешься, Котелок! – усмехнулся Шилов.
– И слава богу! От этой жизни, друг, надо брать всё, пока силы есть. А силушки мужской мне отмерено не слабо, за троих! Скажу тебе по секрету, не только моя супруга этому радуется, но и другим сполна достаётся.
– Ох, Жора, Жора, кобель ты, сукин сын!
– Да ну их, баб, давай лучше о тебе поговорим. Значит, со службы тебя попёрли…
– Комиссовали по здоровью.
– Вот гады! Как в силе был человек, так из него все жилы тянуть, а как ослабел – на улицу и подыхай, как шелудивый пёс? Нет, я, брат Артём, сразу себе сказал – на это государство батрачить не стану, в хозяева карабкаться буду.
– Докарабкался, значит…
– А то! Устроился на солнышке, лежу теперь, отдыхаю. А остальные внизу ползают. Такое дело, брат. Каждый для себя выбирает: кому охота шеи гнуть под начальством, а кто эти шеи сам гнёт. Помнишь, плавал с нами Валька Прокопов, плюгавенький такой?
– Помню. Дрянь человек был.
– Дрянь – не дрянь, а я сразу сказал, что далеко пойдёт товарищ. Так и получилось. Он теперь золотишком ворочает, банкир, одним словом. А всё почему? Потому что цель человек имел и к этой цели упорно шёл. Я о нём недавно узнал, телек смотрел, и вдруг ба! – Валька! Весь из себя масляный, приглаженный, барином смотрит. Даже не сразу узнал, веришь? Интервью у него брали. Мол, как вы, дорогой Валентин Валентинович, до такой жизни сладкой докатились? А мы-то с тобой знаем, как докатился голубок, да? – Жора гоготнул. – Давай, брат, выпьем за настоящих мужиков, за нас с тобой! Мало нас таких осталось!
Они чокнулись и, выпив, накинулись на еду.
В купе заглянул Василий. Узрев своего старшего товарища в таком виде, он замер, позабыв, о чём хотел сказать.
– Ну, чего стоишь, паря, не робей, заходи. Артём Петрович, налей ему штрафную!
– Цыц! – сказал Шилов, даже в таком состоянии оставаясь профессионалом. – Он на службе. Чего тебе, Вася? Бузят?
– Никак нет, Артём Петрович. Тихо. Я круговой обход сделал.
– Молодец.
– Так я пока к Любе загляну, можно? – Вася оставался ещё пока в таком возрасте, когда легко краснеют щёки от любого смущения.
– Наш человек! – ухмыльнулся Котляков. – Прально, не теряйся, паря, служба службой, а о девочках тоже не надо забывать. Хороша хоть тёлочка, а?
Лицо Василия моментально побледнело, и он уже готов был ответить грубостью, но Артём Петрович стукнул кулаком по столу.
– Любу не трожь, Жора! Понял? А ты, Вася, иди куда шёл. И смотри у меня!
Шилов погрозил ему кулаком, затем опять стукнул им по столу. Василий быстро задвинул за собой дверь.
– Что там за Люба такая, друг?
– Ангел. Не чета нам с тобой.
– Э, Шило, – хохотнул бугай, – из ангелов самые лучшие чертовки получаются! Особенно в умелых руках! Хочешь, я её на спор…
Но Жора не договорил. Быстрым рывком Петрович притянул его к себе, взяв за ворот. Под взглядом яростных глаз друга Котляков моргнул и замер.
– Слушай сюда, Котелок! – с тихой угрозой произнёс Шилов. – Один твой взгляд в её сторону – и ты больше не пассажир. С вагона сброшу, понял? Ты меня знаешь, я шутки не люблю шутить!
– Да ты чё, братуха, – криво улыбнулся гость, – я же ничего такого, просто сболтнул лишка.
– А коли ничего, так и держи язык за зубами! – Артём Петрович отстранился и руки опустил. – Налей лучше!
– А это мы с удовольствием, – расслабился Жора. – Вот ты чёрт горячий, слова ему не скажи! Давай, за женщин в самом лучшем смысле этого слова! И до дна!
Они выпили. Жора сжевал уже пятый по счёту огурец, а Петрович навернул бутерброд с колбасой. Какое-то время сидели молча, думая каждый о своём.
– Слушай, Шило, а как твоя супружница? Пацаны рассказывали, разбежались вы с ней. Обратно не сошлись?
– Не сошлись, – Артём Петрович пожал плечами. – Она давно уж за другого замуж выскочила. Общего у нас только и осталось, что Ленка, дочь. Сама уже скоро матерью станет.
– А ты как же один? Не скучно?
– Жить можно.
– Ну а эта ваша Люба? Если такая хорошая баба, так и женись на ней.
– Сдурел? Она в три раза младше меня! Да и вообще, я к ней как к дочке отношусь.
– Ну а подружка у неё есть, постарше да поопытнее?
– Подружка… – по лицу Артёма Петровича проскользнула тёплая улыбка. – Была да сплыла. Ну всё, хватит об этом! Давай-ка по каютам расходиться, пока ещё ноги ходят да качка не началась. Идём, провожу тебя.
– Что я, девица красная, чтобы меня провожать? – хохотнул Жора. – Сиди уж, начальник, сам дошкандыляю, не в первой. Давай, до завтрева!
Жора, довольно устойчиво держась на ногах, вышел из служебного купе охранников и задвинул за собой дверь.
Петрович начал было прибирать со стола, но потом махнул рукой, привалился к подушке и моментально заснул. И снился ему десантный корабль, надраенная до блеска палуба, он, стоящий у штурвала, и сочная девица на берегу в маленькой чёрной шляпке и с улыбкой на круглом лице. Она махала ему белым платочком – то ли прощаясь, то ли, наоборот, встречая из дальнего плавания…
Глава 7
Всё здесь казалось ей удивительным. Начиная с совершенно роскошного гардероба, с которого, как она знала по книгам, начинался любой театр, и заканчивая не менее роскошным красным занавесом, скрывающим за собой тайну. Им с Васей невероятно повезло с билетами. Нет, сначала они, конечно, расстроились, когда подошла их очередь в кассу. Солидная дама-билетёрша чуть ли не у виска пальцем покрутила – мол, вы что, молодые люди, у нас за полгода до спектакля все билеты раскупают! Но потом, когда они, приунывшие, топтались у входа и уже собирались уходить, вдруг к ним подошла какая-то женщина и, понижая голос, предложила купить два билетика «по совершенно смехотворной цене». Будто бы её муж задержался на работе, а ей одной в театр не хочется идти. Вася тут же и выхватил два заветных листочка, взамен отдав половину своей зарплаты – «ты не представляешь, как нам повезло, Любаш!», – и они, счастливые, забежали внутрь. И вот теперь Люба с щемящим от детского восторга сердцем во все глаза смотрела на этот прекрасный бархат, обрамлённый золотым узором, ожидая чуда.
И чудо произошло. Под затихающий гул зрителей занавес разъехался и взглядам открылась сцена, на которой очаровательная актриса раскланивалась перед публикой – но не перед той, что сидела сейчас в зале, а перед небольшой группой людей, находящихся в глубине сцены. К актрисе летели цветочные букеты, радостные аплодисменты, и эти аплодисменты были подхвачены настоящими зрителями, пришедшими на спектакль «Таланты и поклонники» в московский театр. Люба восторженно рукоплескала вместе со всеми, а потом, когда началось основное действие, не отрывала завороженных глаз от сцены. Так и просидела весь первый акт и даже не согласилась выйти из зала в антракте, чтобы не расплескать это трепетное чувство сопричастности к прекрасному, впервые тронувшее её чистую душу. Второй акт пролетел в таком же восторге, а в конце она просто расплакалась – от безграничной жалости к Пете и Мартыну Прокофьичу и от яростного укора, обращённого на главную героиню Сашу. «Как ты могла, как могла!» – шептала про себя Люба, глотая слёзы.
– Люба, это же просто спектакль! – тихо сказал Василий, смущённый таким её проявлением чувств.
– Ничего ты не понимаешь, Вася! – хотелось ответить ей, но она промолчала, продолжая неистово хлопать вышедшим на поклон актёрам. Ей было горько, ей было больно, и ей было очень сладко от вихря чувств, захвативших её. И всю дорогу потом до вокзала она молчала, как ни пытался Вася её разговорить. И, притихшая, долго сидела в своём купе, обращая взгляд внутрь себя и вспоминая, вспоминая… Но потом, когда привычность мира вновь вторглась в её жизнь, она настроилась на знакомую волну и поплыла по течению, превратившись в знакомую всем доброжелательную и разумную Любу. К часу ночи, когда все пассажиры разместились на своих местах и все дела были переделаны, Люба взяла в руки заветную тетрадку, посидела с ней в обнимку, но, так ничего и не написав своим округлым ученическим почерком, убрала наверх и легла, накрывшись одеялом. Ей снилась сцена, она – в главной роли и какой-то мужчина в маске, прикрывающей его лицо, рукоплескал ей с первого ряда партера и кричал: «Браво, Любочка, браво!»
Глава 8
– Эй, проводница! Глухая, что ли?
Люба вздрогнула и обернулась. На какое-то время она ушла в свои мысли, застыв с кружкой перед титаном. Но громкий женский голос, в котором неприкрыто сквозило раздражение, вывел её из задумчивости.
Перед Любой стояла ярко накрашенная фигуристая брюнетка лет сорока – в обтягивающем блестящем платье и на высоченных каблуках.
– Слушаю вас, – ровным голосом отозвалась проводница.
– Где тут вагон-ресторан, туда или сюда?
– Направо, – указала направление Люба. – А вы, простите, с какого вагона?
– С какого! – презрительно передразнила брюнетка. – Правильно говорить «из какого»! Ты в школе вообще училась?
И столько неприкрытого хамства было в её голосе и словах, что у Любы невольно сжались кулаки.
– Не училась! – с вызовом ответила она.