Таймер

Нет? – Оказалось все еще только начинается … Что значит нет?

– Мы запросили медицинские и другие учреждения, но нигде о вас нет никакой информации. Чтобы не поднимать шумиху, мы это, конечно, тоже делали через свои каналы. Вы ведь понимаете, что может начаться, если журналисты узнают, что у нас появился человек, которого нет ни в одной базе.

Я знаю, что вы все это время молчали, но сейчас, я думаю, самое время заговорить. Вы ведь умеете говорить, так?

– Да. – еле слышно прохрипел человек на койке и тут же зашелся кашлем.

– Я понимаю, что это нелегко, но вы должны рассказать, что произошло.

Должен рассказать. Он что, издевается? Он и правда думает, что этой небылице про то, что его нет ни в одной базе, хоть кто-то поверит? Нет, он не скажет ничего. Ничего существенного.

– Извините, – голос окреп ровно настолько, чтоб можно было шептать без кашля. – но я ничего не помню.

– Как вас зовут, вы помните?

– Джеймс. – хрипло произнес он.

– Итак, Джеймс, а фамилия?

– Ройен.

– Джеймс Ройен. – врач взял ручку и что-то записал в блокноте. – Что вы помните о последних событиях?

– Я… Я уже сказал, ничего, и не только о последних, я вообще ничего не помню.

Ах, сколько бы он отдал, чтобы не помнить ничего…

– Совсем? – брови доктора взлетели ко лбу.

– Да, – Джеймс попытался изобразить ужас и удивление. После того, что он вынес в камере, это удалось неплохо.

– Ясно. Я думал, у нас будет другой разговор и все наконец-то выяснится, но, видимо, нет. Ладно, сейчас отдыхайте, а завтра к вам зайдет психолог для беседы, может, вам удастся хоть что-нибудь вспомнить. Он со вздохом поднялся и вышел из комнаты, погасив свет.

Тишина окутала все вокруг, не понятно, почему в психушке так тихо…. Может от того, что буйные в другом отсеке. Он посмотрел на свои привязанные руки. Как-то сразу навалилась усталость. Джеймс закрыл глаза и сразу провалился в сон.

На следующее утро его разбудила какая-то новая медсестра. Почувствовав приятный запах ее духов ещё там, во сне, он понял, что она другая, и ей нужно что-то кроме его капельницы, или расписания приема лекарств. Открыв глаза, он увидел симпатичную девушку лет тридцати в белом халате и с большой синей папкой в руках.

– О, вижу, вы проснулись!

Голос приятный, да и вообще впечатление она производила хорошее. Высокая, с красивыми чертами лица, она выбивалась из всех, кого он тут видел.

– Здравствуйте. – просипев, ответил лежащий на кушетке пациент.

– Меня зовут Лиа Шоан, я психотерапевт. Слышала от доктора Ричарда, что у вас проблемы с памятью?

– Да. Я не ничего помню… Вообще.

– Ладно, мы попытаемся это исправить. Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы выбирайте вариант ответа. Хорошо?

– Да.

Дальше она начала зачитывать вопросы, некоторые из которых были, по меньшей мере, странными, вроде: «Если вы увидите старую женщину, кормящую голубей, что придет сам первым на ум?».

Далее были не менее странные варианты ответов. На середине теста он так устал, что просто закрыл глаза и отвечал из-под опущенных век. Уже давно надо было сказать, что он очень хочет спать или ещё что-нибудь, чтоб этот глупый тест завершился, но она… Она все сглаживала своим голосом, и даже шуршание её белого халата звучало приятно.

– Хорошо, мы закончили. Я зайду к вам позже, если вы не против, а пока отдыхайте.

Когда она выходила, в палату пришла медсестра с новым раствором для капельницы. После доктора Лии, она была будто черно-белой.

Шли дни. На совещании было решено оставить поступившего пациента с амнезией на более длительный срок в больнице. Было также решено предоставить ему время для прогулок в парке на территории, конечно, под присмотром. Этим займется психотерапевт Лиа Шоан, которая сама предложила свою кандидатуру.

Глава 3

Она шла из супермаркета к машине. Утро было серое, и мелко капал дождь. Пакет в руке неприятно тянул к земле. Открыв багажник и поставив пакеты она села за руль. Закрыв дверь, она ещё долго не заводила мотор, смотря на лобовое стекло, и на то, как по нему, соревнуясь, стекают капли. Раньше она их не замечала. Что-то изменилось, и это что-то произошло в тот момент, когда она несколько недель назад зашла в палату к неизвестному пациенту. Как-то её остановил в коридоре знакомый психиатр и спросил, охота ли ей возиться с этим безымянным парнем? Может, лучше его просто передать в другое учреждение? Тут, в конце концов, психиатрическая лечебница, а не ночлежка. Тогда она ответила, что этот случай она хочет описать в своей научной работе. Она соврала. Нет, научную работу она и в правду писала, но настоящая причина была не в этом.

Повернув ключ зажигания, она завела мотор. Вчера было решено, что Джеймс достаточно окреп и в достаточной мере стабилен психически. Лиа договорилась, чтобы ей разрешили свозить его в тот лагерь, где он был обнаружен. Она посмотрела на часы, надо поторопиться, если она хочет успеть, ей очень хотелось надеяться, что хоть что-то прояснится в его памяти. И, может, что-то прояснится для неё… Почему-то ее тянуло к этому человеку.

За окном машины не было ничего из ряда вон выходящего, но Джеймс, прислонившись к нему лбом, вглядывался во всё, что видел. Это был реальный мир, мир, где большинство людей никогда не окажется в такой ситуации, когда их будут вытаскивать из камеры, где никого быть не должно. Но теперь есть шанс всё выяснить и будь что будет.

Рядом с ним сидел амбал в белом халате, и было похоже, что он его никогда не снимал. На амбале настояла комиссия, хоть Лиа и говорила, что Джеймс не буйный, но кто может быть уверен в человеке, которого нет ни в одной базе данных?

К окну его пустили только потому, что изнутри дверь машины было не открыть. У Джеймса затекло тело, видимо, сказывалась общая слабость и непривычная поза после долгого пребывания в больнице. Чтобы как-то размяться, он попытался сесть немного по-другому. Амбал, заметивший движение, резко придавил его рукой, толщиной с бревно к сиденью. Водитель обернулся и, перекрикивая шум мотора старой машины, произнес:

– Сэр, вы там поаккуратней, а то Рон у нас очень нервный.

Рон, так, видимо, звали амбала, осклабился, судя по всему, принимая эту фразу как похвалу.

– И не просто так, скажу я вам. Может вы и не буйный, но вот многие, кого мне и Рону приходилось здесь возить, похвастать этим не могли.

Всё время, что он говорил, рука Рона продолжала придавливать Джеймса к сиденью, он даже нашел в этом плюсы – перестало шатать на ухабах.

– Вот, например, – продолжал водитель, – везли мы на той неделе на вид степенного мужичка в очках на встречу с родными. Комиссия решила, что 3 года проведенных в нашем милом учреждении, вылечили его, хотя даже не знаю, чем он там был болен… Да не важно, едем мы, значит, едем, а тот спокойно смотрит в окно, вот прям как вы.

Водитель откашлялся и продолжил: так вот, смотрит он, смотрит, я тогда не понял, что он там увидел, но тот вдруг начинает с дикими воплями биться лицом об стекло. Да-да, не лбом там, или ещё чем, а прямо лицом. Окна у нас, слава богу, противоударные. Так вот, Рон его начинает оттаскивать, поворачивает к себе лицом, а у того очки разбиты, осколки из кожи торчат, нос сломан, месиво в общем. Еле укол сделали и повезли обратно. Привезли мы его, значит, умыли и обнаружили в глазу кусок бритвы.

Уж не знаю, где он её взял, а в больнице объяснил, что когда увидел закусочную из окна, мимо которой мы проезжали, голос сказал ему засунуть, значит, этот кусок под веко, и, мол, это его очистит от греха. Вот он и бился, стараясь загнать эту железку поглубже, так и не смогли выяснить, где он взял тот кусок, а ведь выписывать собирались. – Водитель перевел дух.

– Так что, вы не серчайте на Рона, не надо, просто сидите лучше спокойно, пока не приедем.

Лиа, сидевшая рядом с водителем, сказала недовольно:

– Так, хватит ваших историй! У мистера Джеймса и так память пропала, а вы еще тут со своими байками.

Водитель хмыкнул, но перечить не стал.

Джеймс в свою очередь решил, что совет водителя лучше принять и больше старался не двигаться до самого места назначения.

Глава 4

Микки смотрел в окно, это было одно из его любимых занятий. Он, конечно, любил и на горках кататься, и мороженое лопать пачками, ох как любил. Но тут, в тюрьме, приходилось искать развлечения подоступней. Мимо прошел мужчина, сверля взглядом спину паренька, и остановился, видимо, пытаясь понять, не выкинет ли тот что-нибудь неправомерное, но, решив, что всё в порядке, продолжил обход. Надзиратели, и вообще весь персонал не любили, когда кто-то из их подопечных называл это место тюрьмой. Но все равно между собой парни называли его именно так.

Да, им разрешалось ходить в отведенных для прогулок местах, но ощущение постоянного надсмотра никогда никого тут не покидало.

Микки вырос в семье, где были и мама и папа. Правда, «семья» в данном случае, была как красивая обертка для собачьего дерьма – пока смотришь издали, вроде все нормально, но стоит копнуть поглубже… Вся беда в том, что никто копать глубже не хотел. Отец постоянно пил, а мать приводила домой мужиков, которые менялись, менялись, менялись.… Отец в это время обычно валялся на полу и сладко спал в луже собственных испражнений, а если вдруг заставал мать с новым ухажером и был не настолько пьян как обычно, начиналась драка и крики.

Крики… сначала Мик старался просто не слушать, потом привык спать с наушниками и максимальной громкостью. Если было тепло, то спал на улице у реки, что протекала по окраине города. Там было так красиво. Иногда туда приходили мамы с детьми, пускали кораблики или воздушных змеев. В такие моменты Мику казалось, что произошла ошибка, и ему кто-то выдал не родителей, а психопатов.

Он мечтал, что вот, однажды, во время очередного погрома, дверь откроется и в комнату войдет его настоящий отец, с дробовиком в руке и здоровенной сигарой во рту. Микки прямо видел удивленные лица своих недородителей, когда его настоящий отец медленно поднимает ствол и целится им прямо в лицо. Спуск – и ошметки полотна, на котором только что было удивление, разлетаются по полу и стенам. Микки выходит на шум и видит Его. Настоящий Отец берет его за руку и ведет к этой речке.

Они идут вдоль берега, в руке вместо оружия у отца воздушный змей, и теплая улыбка вместо крепко сжатых губ.

Но мечтам сбыться было не суждено. Он жаловался в школе на родителей, и к ним приходила проверка, но каждый раз эти двое как-то узнавали о визите. Все было вымыто, и все улыбались. Ну да, они живут небогато, но для Микки не жалеют, конечно, ничего. А вот то что он жалуется, ну вы же знаете этих мальчишек, в его возрасте чего только не придумают. Хотите чаю?

В очередную такую встречу Микки не выдержал и убежал из дома, прямо при проверяющих. Прямая, наглая ложь этих двоих, была даже хуже того, что тут творилось обычно. Нет, убегал он, не в первый раз, но теперь он не пошел к своему обычному «убежищу», где пережидал семейный шторм. Он направился к Джерри.

Джерри было уже 25, и он был поставщиком. Наркотики, оружие и другие вещи, за которые доблестные служители правопорядка по головке не погладят. Среди обычной шпаны, с которой Микки иногда проводил время, Джерри стоял особняком. У него всегда были деньги, и этим он сильно отличался от остальных. Но не стоит думать о нем, как о добром парне, который может помочь в трудную минуту. Без выгоды Джерри ничего не делал.

– О, Мик, привет – сказал Джерри, увидев парнишку на пороге. С чем пожаловал?

Они были знакомы давно. Мик иногда помогал провернуть дельце, за что получал немного наличных.

– Привет, деньги нужны, я больше так не могу, – сказал Мик, смотря в пол, и чувствуя себя неуютно в этом бывшем домике на колесах.

– Родаки совсем достали, да? – равнодушным тоном осведомился парень.

Мик молчал, оглядывая жилище. Вокруг был полный бардак, шприцы валялись тут и там. Хотя сам хозяин домика никогда не кололся, он был совсем не против, если очередной покупатель, опробует товар прямо тут. Пахло чем-то теплым, вязким, и слегка сладковатым – мешанина запахов наркотиков, старой одежды, и еды. Не совсем приятный букет. Микки не знал, почему этот парень до сих пор не переезжает отсюда, но какие-то причины, видимо, были.

– Ладно, и так вижу. Ну садись, садись.

Мик опустился в продавленное старое кресло.

–Ты, я думаю, знаешь, что надо что-то сделать что бы тебе помогли, да, малой?

Мик это знал, знал очень хорошо. В этом мире немногие спрашивали у праздно шатающегося худого парня, что случилось и чем помочь. Чтобы добыть еду, приходилось помогать соседям. То перенести вещи, то подстричь газон.

Соседи сочувствовали парню, но не более. Если чья-то жена видела его серое уставшее лицо, то она была рада дать небольшую работу за хороший ужин, или просто бутерброд. После этого у нее в голове ставилась галочка: «я помогла» и дальше в чужие проблемы никто углубляться не хотел.

Вы замечали когда-нибудь, как кто-то подает бездомному на улице? Он идет спокойно, но вот, возникает попрошайка, и если человека он тронет за душу, то тот раскошелится на пару монет. Потом пройдет улицу, другую, и вот, опять на пути попрошайка. Но второй уже ничего не получит. Просто человек еще на первом попрошайке поставил галку – «я помог», а значит, всё хорошо.

Микки давали еду, даже иногда пускали переночевать, но никто не хотел связываться с его родителями. Бутерброд дан, галочка поставлена: Рады были тебя видеть, Микки!

– Что нужно делать? – Микки смотрел в пол.

– Сколько хочешь? – спросил хозяин трейлера, что-то пересыпая из одного пакета в другой.

Микки назвал цифру.

– Уууу, дружок, да ты решил, походу, дернуть отсюда? Ладно, мне подробности ни к чему. Так, что у нас есть… – он закатил глаза, как будто разглядывая свой мозг. А знаешь, есть у меня одна работенка. Получишь даже больше, чем просишь, но, как понимаешь, это будет не простая прогулка. Слушай, один парень ожидает суда за решеткой у копов. Еще идет следствие, но будь уверен, он сядет. Сейчас от него пришла весточка. Хочет этот тип, значит, чтобы кто-нибудь поквитался с его партнером по бизнесу. Уж не знаю, какая кошка между ними пробежала, но догадываюсь, что сел он из-за этого самого компаньона.

Джерри достал из ящика пистолет и в комнате стало как будто холодней.

– Я дам тебе эту вещицу, если решишься. Обычно, я за мокруху не берусь, но тут обещают хорошие бабки, хватит и мне и тебе.

– Ты х-х-хочешь, чтобы я убил человека? – Мик поднял голову, губы его дрожали.

– Боже упаси! Я ничего не хочу, я просто рассказываю тебе суть дела.

Джерри пристально посмотрел мальчику в лицо.

– В общем, я не давлю, мне-то без разницы, хочешь, берись, не хочешь – дело твое. Иди пока постой на улице, если надумаешь, заходи обратно. У меня нет времени нянчится тут с тобой.

Мик вышел на улицу. Мысли вертелись в голове, как сверло, вставленное в дрель. Он этого не хотел. Да это же безумие! Он не согласится никогда. Пусть лучше он будет дальше стричь газоны и разгружать грузовики, глядишь, что-то да накопит. Думая об этом, он продолжал идти. Когда решение было принято, мальчик вынырнул из своих мыслей и обнаружил что идет по парку.

Был солнечный день. Вокруг гуляли парочки и мамаши с детьми. Ребятня, носилась туда-сюда. Он проследил, как мальчишка лет шести, пробежал мимо своей мамы. Она крикнула ему вслед, чтобы тот притормозил, что может упасть. Он, конечно, не послушал и не сбавляя ходу побежал дальше вокруг фонтана, на втором круге чуть не сбив старушку. Казалось, что этому реактивному сорванцу можно привязать телегу, а тот и не заметит, что ему что-то стало мешать.

Но энергия его быстро закончилась, когда из кустов перед ним выпрыгнул пес. Это была дворовая псина, местами на ее теле отсутствовала шерсть, которую заменяла засохшая грязь. Пасть открыта, из нее доносятся звуки, наводящие ужас на любого здравомыслящего человека. От собак нельзя бежать, и Мик это знал. Но мальчик был слишком мал. Постояв секунду в замешательстве, он резко развернулся и побежал обратно. Он бежал быстро, но уже не так, как несколько минут назад, когда радостно бегал вокруг фонтана, с расставленными в стороны руками, изображая самолет. Он бежал, как бежит просто напуганный маленький мальчик. Его лицо уже исказила гримаса ужаса, но на крик не хватало воздуха, он просто бежал изо всех сил.

Пес, увидев бегущую мишень, ринулся за ним, рыча, на ходу роняя капли слюны. Послышался крик его матери, она уже понимала, что сейчас произойдет, но ничего не успевала сделать. Мик хотел что-то предпринять, но просто стоял в оцепенении и не мог сдвинуться с места. Еще пара секунд и свирепая тварь настигнет мальчика. Возможно, это кровавое зрелище еще долго бы приходило по ночам к Микки, но какой-то мужчина поднял с земли большую корягу и бросил в собаку. Пес резко остановился и развернулся к новой жертве.

Из пасти вырвался леденящий душу лай. По лицу мужчины было видно, как он напуган, но переборов себя он поднял с земли горсть камней. Бросая их один за другим, он пятился назад и кричал:

– Пошел вон! Пошел вон отсюда!

Голос его дрожал от страха и адреналина.

Собака стала уверенно приближаться к мужчине, камни падали вокруг нее, не причиняя никакого вреда. Когда пес подошел достаточно близко, и поджал задние лапы для прыжка, один из камней достаточно увесистый, попал прямо в морду. Пес резко встал, заскулил и понесся к кустам, из которых вылез. Не известно, что стало причиной такого поведения животного, может голод, может бешенство, а может, просто одиночество и память о глазах хозяйки, которую он любил больше, чем все в этом мире.

Глаза, которые он увидел последний раз много лет назад. В тот день, когда руки хозяйки привязали его к дереву в похожем парке, а потом она ушла, вытирая слезы и оборачиваясь. Навсегда. Когда он смог, наконец, перегрызть поводок, то был просто испуганным, скучающим по хозяйке щенком. Он бродил по улицам, пытаясь найти дом, но ничего не выходило. Пару раз его сильно били ногами, когда он пытался утащить немного еды с рынка. Спать приходилось где попало, а когда лил сильный дождь, он искал дерево или мост, под которым можно было поспать и зализать раны. В снах он вспоминал ласковые руки хозяйки, и свой мягкий плед, на котором он так уютно спал. Как то, когда он бежал вдоль улицы, его догнали дети на велосипедах. Он любил маленьких людей: они были веселые, иногда, когда они приходили в гости к хозяйке, он с ними играл. Он остановился и завилял хвостом, но сразу почувствовал резкую боль и в недоумении уставился на свой бок. Дети держали в руках игрушечные пистолеты, которые стреляли пластмассовыми пульками. Он побежал. Но на велосипедах они легко догоняли уставшего пса, снова и снова стреляя в него, заливаясь смехом.

Он скулил, превозмогая боль, ища место, куда сможет забиться. Наконец, ему попалась щель между домами, куда дети протиснуться не смогли. Еле передвигая ноги, он добрался до какой-то полянки и лег под деревом, тихо поскуливая. Его простой собачий мозг никак не мог понять – за что? За что они так поступали с ним, он их даже не знал. Шли дни, и со временем, что-то изменилось. Весь мир он стал видеть через красноватый свет, иногда, просто без причины нападая на птиц или людей. Ему нравился запах страха, который источали эти двуногие. Если та, которую он любил больше жизни, просто бросила его, то и остальных жалеть нечего, это просто мясо. А маленьких людей он теперь просто ненавидел.

Мик, пытаясь отойти от увиденного, смотрел на мальчика, который рыдал навзрыд в руках матери. К ним подбежал мужчина, который бросал камни. Это был отец парнишки. Они любили своего сына, любили больше всего на свете, больше всего…

Микки развернулся и пошел обратно к Джерри, его решение изменилось за эти минуты. Он четко и ясно осознал, что будь он на месте мальчика, его никто бы не защитил, не пожалел, у него нет и не было таких родителей. Надеяться на перемены – полная глупость. Да, он сделает, что просит Джерри, а потом свалит как можно дальше отсюда.