В ориентировке на преступника был фоторобот со слов немногочисленных свидетелей, и одна размытая фотография, снятая плохонькой камерой внешнего видеонаблюдения. Совсем не густо.
Участковым вменялось в обязанность обход всех священнослужителей, настоятелей храмов и церквей, и уведомление о существующей угрозе их жизни со стороны орудующего последний месяц маньяка. Мол, будьте внимательны, берегите свои бренные тела. А если заметите кого-то похожего на этого злодея (показать фоторобот), то немедленно телефонируйте участковому или напрямую в дежурную часть полиции.
Олег Бориско размножил на принтере ориентировки маньяка, сложил пухленькую стопку в пластиковую папку и, надев куртку и фуражку, вышел из помещения участкового опорного пункта.
На улице ярко светило солнце. Вчерашний снег растаял. Небольшие, подмороженные за ночь лужицы, подтаяли с краёв и превратились в неровные, тусклые зеркала, бликующие в лучах осеннего утра.
Настроение у Олега было, как он сам выражался, ровное. То есть, ни печальное, ни весёлое. Всё было нормально. Служба шла своим чередом, до пенсии оставалось пять лет, сын и дочь давно устроились и были самостоятельными, с женой у него всё было в порядке, здоровье тоже не беспокоило. А на остальное ему было… Как бы выразиться тактичнее? Ну, так и выразимся: было ровно!
Лейтенант Бориско решил, что первым делом заглянет в местный храм и переговорит со священником, настоятелем Артемием Валиковым. Побеседует с ним, расспросит, предупредит, как требовало спустившееся сверху предписание, и отправится дальше, расклеивать по доскам объявлений ориентировки на разыскиваемого преступника.
С двенадцати дня начинался приём граждан и заявлений от населения. К этому времени Бориско предполагал вернуться в свой участковый пункт.
Служебный УАЗик находился уже как третий день на ремонте. Так что добираться до места пришлось на трамвае.
Рабочий люд был на работе, ребятня в школе. В общественном транспорте можно было встретить пенсионеров, инвалидов, беременных и молодёжь, прогуливающую учёбу. В основной своей массе, так сказать.
Свободных мест в вагоне не было. Но даже если бы и были, Бориско всё равно бы не присел. И не из-за того, что был в форме и при исполнении служебных обязанностей. Просто молодился. Ему было приятно осознавать, что он ещё способен твердо стоять на своих двоих в раскачивающемся трамвае. Он ещё ого-го!
Натужно преодолев склон, трамвай остановился возле здания городского рынка. Участковый вышел из вагона и зашагал по улице, вдоль забора. Вскоре дошёл до кованой изгороди. Как раз за ней и располагался храм.
Здание небольшое, скорее церквушка. Но Олег Бориско мало что в этом понимал. Храм, так храм. Яснее и проще для него было такое определение: здание для проведения религиозных обрядов и богослужения.
Подходя к главным воротам, участковый увидел привычную картину: строительные леса, уже полгода стоящие вдоль северной стены. Лишённая штукатурки, она, как красные кости великана, как проржавевший остов затонувшего корабля, скалилась на это осеннее утро своими столетними кирпичами.
Никак не мог настоятель Артемий закончить ремонт. Не было денег. Ни у Русской Православной церкви, конечно, а у его храма. Артемий предпринимал какие-то попытки собрать, что называется, с миру по нитке, но приход был невелик, а жертвовать большие суммы никто не собирался. Приходилось ждать лучших времён. Плачевное положение дел храма не являлось большим секретом. Знал об этом и Олег Бориско.
Зайдя в открытые ворота, первого, кого он увидел, был сторож Захар. Семидесятилетний, прихрамывающий старик с бельмом на левом глазу, ходящий в шапке-ушанке и зимой, и летом. Чудной старикашка. Ну, да, видно, божий человек. Не участкового это дело, кто какой головной убор носит, и в какое время года.
– Здорово, Захар! – громко поздоровался участковый со сторожем.
– И вам не хворать, – ответил тот и зыркнул своим бельмом из-под свесившегося козырька шапки.
Захар ковылял от дверей храма куда-то по своим делам, сжимая в одной руке метлу, в другой совок на длинной палке.
– Погоди, Захар, постой, – поспешил остановить сторожа лейтенант. – Спросить надо кое-что.
– Чего ещё? – буркнул Захар, но остановился, повернувшись лицом к участковому.
Бориско подошёл вплотную к Захару, достал одну из копий ориентировки на розыск и показал ему.
– Посмотри, Захар. Не видел такого персонажа? Не ошивался поблизости? Может, к батюшке заходил по какому-нибудь вопросу? Не узнаёшь?
Сторож около минуты молча разглядывал фоторобот своим здоровым глазом. Лейтенант покорно ждал, давая возможность ознакомиться с портретом как можно лучше.
Наконец Захар цокнул языком, поправил на голове шапку и произнёс:
– Кажись, не приходил сюда такой. Я такого точно не видел. Может, Клава видела. Я-то всё больше вокруг храма верчусь, да в хозяйственном домике могу подолгу пропадать. А Клавдия-то у нас почти всегда в храме. Если и заходил такой человек, то она-то его точно заприметила бы. У неё лучше спроси, товарищ лейтенант.
Бориско слегка смутился.
– Забыл, что ли, как меня зовут? Ты же, Захар, меня давно знаешь.
Сторож с лёгкой усмешкой ответил:
– Ты же меня, Олег Евгенич, как служебное лицо спросил? Вот я тебе, как служебному лицу по форме и ответил. Так что обижаться не на что.
– А кто говорит, что я обиделся? – Бориско махнул рукой. – А отец Артемий-то здесь, в храме? Мне бы с ним тоже поговорить.
– Из-за этого? – Захар ткнул пальцем в листок.
– Из-за этого, – кивнул участковый.
– А что за напасть? Преступник, что ль?
– Маньяк, похоже.
– А мы-то тут с какого перепугу? – искренне удивился сторож.
Но лейтенант не стал отвечать напрямую, просто кинув в ответ:
– С того самого!
И с большим напором снова спросил:
– Так Артемий здесь?
Захар хмыкнул, в очередной раз поправил шапку и обиженным голосом сказал:
– С утра был. А сейчас и не знаю. Сам погляди.
И демонстративно медленно отвернувшись от участкового, похромал дальше по своим делам.
Бориско хотел ещё кинуть фразу в спину Захару, но передумал. Молча усмехнулся каким-то своим мыслям и направился в храм.
Внутри, возле самого входа, располагалась небольшая свечная лавка, в которой можно было ещё прикупить алюминиевые крестики на синтетической нитке, карманные молитвословы и брошюры о житии святых земли русской. Всем этим скудным ассортиментом пыталась торговать пожилая женщина Клавдия. Лет ей было примерно семьдесят пять. Пенсионерка в самом расцвете лет.
– Здравствуй, Клавдия, – по-простецки, нисколько не смущаясь разнице в возрасте, поздоровался участковый.
– Спаси, господи, – откликнулась женщина, перекрестившись. – И тебе дай бог здоровья.
– Отец Артемий здесь?
– Здесь, родненький. Вон он у образа божьей матери стоит, молитвы читает.
– А народу нету, что ли? – окидывая взглядом пространство храма, заметил Бориско. – Или службы нет?
– И народу нету, и службы нету. Верно подметил, Олег Евгеньевич. А старухи мои только к вечеру подтянутся. Другой люд в пятницу придёт, в конце рабочей недели.
– Сколько же прихожан в вашей церкви?
– Да, человек двадцать постоянных. А за неделю, может, пятьдесят наберётся.
– Жертвуют? А то леса вон у храма сколько уже стоят?
– Да, куда нам. Время-то какое. Им-то, кто приходит, кто бы самим-то пожертвовал. Может, когда молятся, об этом и просят.
Участковый лишь кивнул на слова Клавдии. Тут спорить было не о чем.
Артемий, краем уха услышав разговор возле входа, прервал молитву, обернулся в сторону раздающихся голосов. Узнав в пришедшем представителя власти, священник снова обратил лицо к иконе, закончил молитву, трижды перекрестился и, после поклона, поцеловал оклад в правый нижний угол, ближе к младенцу Иисусу.
И только после этого он направился приветствовать посетителя этой обители веры.
– Здравия желаю служителям РПЦ, – с улыбкой произнёс Бориско и протянул руку для приветствия подошедшему Артемию.
– То ли трубы последнего суда вострубили, то ли сошедшим ангелам начали форму с погонами выдавать, – хитро улыбаясь, ответил священник, принимая рукопожатие. – Редкая пташка в нашем саду, Олег Евгеньевич. Даже не верится. Может, глаза святой водой умыть? Не наваждение ли?
– Уж тогда сразу меня окропить, чтобы чёрта неверующего из стен церкви изгнать, – продолжил шутить участковый вслед за Артемием.
– Ну, скажите, тоже, – наигранно сдвинул брови священник. – Мы нашей милиции, которая теперь полиция, всегда рады. Вы, Олег Евгеньевич, уже выкладывайте, с благой или дурной вестью к нам пожаловали?
– То, что я к вам не молиться пришёл, это верно. И вопрос у меня к вам имеется.
– Слушаем вас внимательно, товарищ лейтенант.
Бориско полез в свою пластиковую папку и вытащил листы с ориентировками.
– Вот, поглядите, – протянул он одну распечатку священнику, а вторую Клавдии. – Вам эта личность не знакома? Не видели этого типа в течение последних трёх-четырёх дней. Из областного РУВД прислали. Очень его разыскивают. А направили в первую очередь к вам. Потому как все деяния этого преступника касаются исключительно лиц, причастных к церкви, а точнее – к духовенству.
Участковый произносил слова, а сам в это время пристально вглядывался в выражение лиц собеседников. Пытался уловить ход их мыслей, чтобы потом с большей долей вероятности угадать, были ли люди с ним откровенны. За годы службы он научился пользоваться таким приёмом, успех которого напрямую зависел от его проницательности.
Клавдия первой вернула листок участковому. Глаза были наивно и широко раскрыты, губы сложены бантиком, как у школьницы средних классов.
– Я тут таких не видала, – доложила она. – Я всех наших прихожан в лицо знаю. Новых в последнюю неделю не было.
– Ну, а вы, батюшка? – обратился Бориско к священнику. – Может, кто тревожил ваше спокойствие? Может, кто-то искал встречи с вами? Не здесь в храме, а где-нибудь на стороне? На улице, в магазине, на рынке, дома? Хоть где.
И в это мгновение участковый заметил, как какая-то тень промелькнула на лице священника. Вот оно – то, что могло подсказать об искренности. Или же наоборот, об её отсутствии.
Лейтенант впился глазами в лицо Артемия, ожидая ответа.
– Думаю, что нет, я не видел такого человека, – наконец, ответил Артемий. – Ко мне, конечно же, обращаются люди, разные, бывает. Но такого не было.
– Может, похожий на этого? – не отступал Бориско. – Вспомните, пожалуйста. Это очень важно.
Артемий ещё раз внимательно вгляделся в фоторобот, пожевал губы, погладил бороду и ответил снова:
– Нет, точно не видел. Не было такого…
– А что же он натворил-то? – спросила Клавдия.
– Действительно. Может, всё-таки приподнимете завесу тайны? За что разыскивается этот несчастный?
– Преступник – он и есть преступник, – печально и в то же время очень весомо произнёс лейтенант. – Это значит, он преступил закон. И поэтому разыскивается за своё преступление, чтобы предстать перед судом.
– Темните вы что-то, товарищ лейтенант, – покачал головой Артемий.
Участковый не собирался открывать собеседникам всей информации сразу. То ли не хотел пугать пожилую женщину, то ли решил сыграть в некую игру, правила которой были известны лишь ему одному.
– Мы можем с вами прогуляться? – наконец, спросил он у Артемия.
– Прогуляться? – не понял священник.
– Ну, да. Чтобы поговорить с глазу на глаз.
– Это прямо так необходимо?
– Так будет лучше для всех, – кивнул участковый. – Кое-что лучше знать только вам.
– О, господи, – всплеснула руками Клавдия. – Да я могу сама прогуляться. Разговаривайте, сколько влезет.
– Нет-нет, Клавдия, – поспешил остудить возмущение священник, – мы с товарищем лейтенантом пройдёмся вокруг храма.
– Да, – согласился Бориско, – лучше на улице. И свидетелей меньше.
В поддержку своих слов, обвёл вокруг себя рукой, указывая на иконы. Участковый, видимо, попытался таким образом пошутить. Но такой шутки никто не оценил.
Кашлянув в кулак, Бориско вышел из храма и, не оборачиваясь, спустился по лестнице из десятка ступеней. Следом за ним вышел священник. Обернувшись, он трижды перекрестился и трижды поклонился образу Иисуса, находившемуся над входом в храм. И только после этого сошёл вниз к лейтенанту.
– Что же за разговор? – сразу спросил Артемий.
– Пройдёмте, – несколько официально ответил Бориско, рукой указывая священнику направление их совместной прогулки.
– Хорошо, – с улыбкой произнёс Артемий и оба неспешно зашагали по утрамбованной песчаной дорожке вокруг здания храма.
По обыкновению, священник в любой беседе не стремился выказывать хоть какое-то беспокойство. Оставался рассудительным и сдержанным. Вот и сейчас, шагая рядышком, первым заговорил участковый.
– Судя по всему, уже как месяц открыт сезон охоты на священников.
– Это такая милицейская шутка? – глядя себе под ноги, не поднимая головы, спокойно спросил Артемий.
Бориско потряс в воздухе листом с ориентировкой и с усмешкой продолжил.
– Конечно, шутка, но только не моя. А того, кто уже четырежды в соседних с нашим районах совершил убийство священнослужителя православной церкви. И не просто убил, а совершил жестокий акт то ли ритуального убийства, то ли мести, то ли слепого, безумного подчинения чужой воле. Но раз убивает только священников, используя одно и то же орудие убийства, то его смело можно отнести к категории маниакальных преступников.
– Чем же убивает этот маниакальный преступник?
– Исключительно топором.