Но ВРАГ еще попискивал! Враг еще был жив!
Красная вспышка. Еще красная вспышка...
Вспышки были, а вот эффект от них отсутствовал.
Либератор терял магию, его тело начинало превращаться в жидкость, его чакры растворялись, он оплывал, как свечка...
А Павловск все падал и падал вниз, прямо в норильскую тундру, разгоняясь все быстрее.
— УБЕЙТЕ РЮРИКА! — отдал Либератор приказ громовым голосом, — УБЕЙТЕ РЮРИКА! УБЕЙТЕ ВСЕХ ДРУЗЕЙ НАГИБИНА, ВСЕХ ПЛЕННИКОВ! УБИТЬ ЕГО ЖЕН! УБИ-И-И-ИТЬ!
Радикальные масоны уже бежали к Рюрику, выхватывая кинжалы, но и у них больше не было магии...
Вот теперь всё. Последние искры соляриса на планете гасли, Либератор чувствовал это.
А без соляриса он существовать не сможет.
Стражницы освободились от его контроля, обессиленные девушки оседали на землю, ничего не понимая и не соображая.
Как же так?
КАК ЖЕ ТАК?
— Я ХОРОШИЙ! — завизжал Либератор, — Я ХОРОШИЙ! А МОИ ВРАГИ — ПЛОХИЕ! КАК ЖЕ ТАК? НЕСПРАВЕДЛИВО, НЕСПРАВЕДЛИВО!
У него больше не было тела, его каменные сапоги обратились в крошево, а сам он стал лужей дерьма и гноя в снегу...
И Либератор умер.
Пушкин просидел в подвале галереи Павловского дворца все последние сутки.
По крайней мере, он сам так думал. Считать время здесь было нелегко, ибо с днем и ночью творилось нечто непонятное.
Пушкин периодически выглядывал наружу через маленькое окошко, но темнота и свет сменяли друг друга на небе совершенно хаотично, без всякого порядка.
Пушкин даже сначала решил, что Либератор поломал сам ход времени. Но потом до него дошло, что дело не в этом. Либератор просто отправил Павловск в полёт, заставив город лететь через кучу разных часов поясов, метаясь туда-сюда над землей, поэтому день с ночью и перепутались.
Это подтверждалось еще и тем, что в Павловске сильно похолодало...
Связи у Пушкина не было, его смартфон погиб еще в бою за Павловский дворец. Порошка телепортации у него тем более не было. Он вообще рассчитывал на то, что они свергнут Павла Стального, а потом он поедет в бордель...
Но не фортануло, все случилось совсем не так.
О том, чтобы шариться по Павловску, который теперь кишел радикальными масонами, не могло быть и речи. Тем более, даже если Пушкин вдруг доберется чудом до края города — не прыгать же ему вниз, в самом деле...
Такого прыжка он явно не переживет. Павловск парил в километре над землей, это тебе не из окошка дворца прыгануть.
Так что Пушкин решил просто сидеть в подвале. Этому решению способствовало два факта.
Во-первых, в этом подвале хранились Императорские запасы сыра и вина. Так что Пушкин последние сутки занимался в основном тем, что слушал громовой глас Либератора, оравшего на вертолётной площадке, да еще вкушал элитные сорта сыра, запивая двухсотлетними винами с лучших виноградников Франции. Пушкин практически не просыхал, но зато был сыт, а еще Либератор своими криками плотно держал потомка поэта в курсе происходящего в мире. Так что Пушкин знал и о том, что мир встал на колени перед Либератором, и об отключении всей связи на планете, и о том, что Нагибин укрылся где-то в Гренландии...
Вторым плюсом подвала было то, что радикальные масоны сюда не заглядывали. Разве что зашли один раз и утащили себе пару сырных голов и еще ящик вина. Но Пушкин, когда она приходили, просто спрятался в пустой бочке из-под сидра.
Так что можно было сказать, что Пушкин неплохо провел время. Только вот у него началась изжога от неумеренного потребления вина и сыра...
В любом случае, сейчас потомок поэта решил наконец вылезти из подвала. Через окошко он видел хмурые небеса, которые свидетельствовали, что на дворе позднее утро. Ну или ранний вечер. Пушкин понятия не имел, в каком часовом поясе сейчас Павловск, он даже не знал, что сейчас на земле под городом. Судя по дубаку — какая-нибудь Антарктида...
Но все это было сейчас и неважно. Важно было иное — Либератор явно сдох, это было очевидно по его бешеным крикам, которые вдруг резко стихли.
Пушкин не знал, отчего скопытилось Его Темнейшество, но и это тоже было второстепенным вопросом. Важно было то, что теперь кто-то должен взять Империю в свои руки и восстановить порядок. И Пушкин, как действительный член Тайного Совета и министр путей сообщения, был готов...
Потомок поэта сунул в карман мундира пару самых дорогих бутылок вина, а потом решительно вылез из подвала.
В лицо ему тут же ударил снегопад, вообще Павловский парк оказался полностью засыпан снегом...
Ну точно Антарктида.
Пушкин двинулся вдоль сгоревшего дворца, вдоль почерневших стен и выбитых окон, но на пути ему попадались лишь припорошенные снегом трупы, оставшиеся еще со времен битвы за дворец.
Через минуту потомок поэта уже достиг вертолётной площадки...
Здесь ему открылось мрачное зрелище.
Вертолетная площадка была вся в крови, кровь стояла здесь целыми лужами, а трупов было, как в морге. Еще здесь же валялись остовы боевых роботов, сгоревшие дотла скелеты вертолётов...
Но Либератор исчез. На том месте, где раньше возвышался гигант, теперь растекалась зловонная бурая лужа, самая большая лужа на площадке, от лужи к серым небесам восходил вонючий пар...
А на берегах этой лужи уже заваривалась заварушка.
Стражницы были грязными и выглядели дико — девушки все перемазались кровью и еще непонятно чем, они едва стояли на ногах, но уже быковали на двух мужиков в балахонах радикальных масонов:
— Вы умрёте, подонки!
— У вас магии нет, вы просто девки в коже! Грязные шлюхи, в прямом смысле! — орали в ответ радикалы, размахивая кинжалами.
— У вас тоже нет магии! — парировали на это стражницы.
Нет магии? Это еще что за хрень...
Типа со смертью Либератора магия ушла из мира?
Вот такой вариант Пушкина совершенно не устраивал. Магия всегда была единственным, что отделяло Пушкина от быдла. Он любил магию.
Потомок поэта глянул в серые небеса и убедился, что защитного купола над Павловском и правда нет. Город впервые в своей истории остался без защиты. Заходи, кто хочешь — бери, что хочешь...
Но с другой стороны — последнюю минуту Павловск явно падал вниз, на землю. Пушкин ощущал это, еще когда сидел в подвале, некоторые бочки с вином даже начали по этому подвалу кататься. Но земли Павловск так и не достиг. Если бы достиг — тут бы все рассыпалось нахрен от столкновения, включая дворец.
Сейчас Павловск снова парил над землей, его падение прекратилось...
А значит — какая-то магия в мире явно сохранилась.
Хотя уродливый парень-радикальный масон, продолжавший беседу со стражницами, утверждал обратное:
— Ваш Нагибин сделал что-то с Солнцем! Ни у кого нет магии! У нас ножи, а вы истощены! Вы сдохните! Мне не нужна магия, чтобы резать блядей...
Пушкин окончательно запутался. Пожалуй, был только один способ проверить, ушла из мира магия или нет.
Потомок поэта просто и без всякой задней мысли активировал ауру.
Сердце у него на миг замерло от страха, но...
Вокруг Пушкина уже заметались черные вихри. Магия была на месте! По крайней мере, у Пушкина, а на остальных ему было плевать.
Магические эксперименты Пушкина, разумеется, заметили. Теперь и радикалы, и стражницы разом повернули головы в сторону министра.
Пушкин хохотнул:
— Че, пацаны, нет магии, да?
Радикалы напряглись, как и стражницы. И масоны, и девушки явно пытались сейчас повторить подвиг Пушкина и выдавить из себя хотя бы искорку магии...
Но у них не получилось. Ни одного сполоха. Могущественные радикальные масоны и мощнейшие когда-то стражницы Императора теперь стали неодаренным быдлом!
— А потому что надо было не стоять под солнечными аномалиями — а прятаться в подвале, как я! — весело заявил Пушкин, — Я понятия не имею, что у вас тут стряслось, друзья, но вам солнышко явно больше не светит. А вот мне — светит, еще как. Ну или у вас просто все чакры сожгло, а вот мне вообще норм.
Пушкин радостно отсалютовал девушкам и радикалам, и те и другие выглядели растерянными.
По вертолетной площадке вдруг разнесся странный звук, будто детский всхлип...
— Это еще что? — напрягся Пушкин.
— Рюрик, — мрачно ответил один из радикалов.
Пушкин поглядел, куда смотрит этот парень, и увидел возле стены дворца что-то черное, маленькое и окровавленное.
Черный предмет тихонько пищал...
Мать твою, это еще что? Тот самый «Рюрик», по поводу которого орал Либератор все последние сутки?
Пушкин осторожно подошёл к черному предмету...
Тот оказался не предметом, а мальчиком, но полностью черным, с золотыми волосами.
На вид мальчику был годик или около того, но выглядел ребёнок так, что у Пушкина перехватило дыхание от ужаса.
Мальчик лежал в снегу, под ним растекалась кровавая лужа. Ребёнок тихонько попискивал, на его губах вздымались кровавые пузыри. Лицо было изуродовано в мясо, оно стало одним кровавым куском плоти. Ручки были сломаны, одна из ножек вывернулась под неестественным углом. Все тело мальчика было истыкано кинжалами, дитя истекало кровью...
Непонятно было, как он вообще еще жив.
Пушкин, дрожа от страха и волнения, взял истерзанного мальчика на руки. Кровь ребёнка тут же потекла на мундир потомка поэта, а сердце Пушкина затрепетало от горя, внутри у него все свело от отвращения.
Как такое можно сделать с ребёнком? Кто это сделал...
Но окровавленные кинжалы в руках у радикалов говорили сами за себя. Да и взгляды масонов, направленные на мальчика, говорили о том же.
— Убейте ублюдков, — приказал Пушкин стражницам.
Мальчик продолжал тихонько пищать, как раненая мышка...
А стражницы завертели головами, будто искали Императора, свое привычное начальство.
— Императоров пока что нет, — жестко произнес Пушкин, — А я — член Тайного Совета и министр. Вы меня знаете. Выполнять!
И стражницы выполнили.
Да, конечно, у них не было теперь магии. Но ведь девушки провели всю свою жизнь в тяжелых тренировках, и свое тело они качали не меньше, чем магию. Их даже учили борьбе без использования магии, просто на всякий случай.
И теперь случай настал.
Радикалы лишились своих кинжалов за пару секунд. У первого его оружие просто выбили. Второму сломали руку, так что он сам отпустил кинжал, и тот упал в зловонную лужу, оставшуюся от Либератора.
Стражниц было четверо, радикалов — двое. И исход этого боя был предрешен, хотя девушки и были истощены.
Первого радикала просто утопили в оставшейся от Либератора луже. Ублюдка сунули туда головой, и держали, пока он не захлебнулся. Так что в последние секунды своей жизни он плотно обонял ароматы своего хозяина, более того, хозяин даже залился ему прямо в легкие! Возможно, это утешит подонка, когда он окажется в аду...
Второму радикалу сломали обе руки, обе ноги, потом его били по животу, пока он не начал задыхаться и молить о пощаде. А после ему просто свернули шею.
Весь бой продлился не дольше минуты. Убивать стражницы умели, им для этого даже не нужна была магия...
Покончив с радикалами, девушки подковыляли к Пушкину, одна из них хромала, другая, казалось, вообще засыпала на ходу.
Но все четверо рухнули перед Пушкиным на колени.
— Ваше Величество...
Чего, блин?
Вот такие расклады были Пушкину нахрен не нужны. Императором он становиться не подписывался. Быть Императором — это слишком напряжно. И опасно. Вот на это Пушкин ни за какое бабло не согласится бы...
— Мальчику нужна помощь, — в отчаянии выдохнул Пушкин.
Потомок поэта шарил глазами по вертолётной площадке. Когда он убегал отсюда — здесь была Исцеляевская, причем живая. Но теперь её здесь не было, ни живой, ни мертвой.
Тут вообще больше не было никого. Только трупы, кровь, валивший с неба снег, четыре стражницы, жаждавшие Государя, хоть какого-нибудь, и сам Пушкин с умирающим ребёнком на руках...