Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы

– Не думаю, – уверенным голосом сказал Зивелеос. – Эти времена прошли. Уроки из прошлого извлекаются. Но знаете, почему вы подумали сразу о расстрелах и о том, что сами под них попадёте в первую очередь? Потому что каждый из вас прекрасно понимает, что богатства, огромные деньги, лежащие на ваших счетах в зарубежных преимущественно банках, приобретены вами нечестным путём и откровенно отняты у народа.

На эти слова Зивелеоса комментарии посыпались со всех сторон. Бизнесменов прорвало.

– Зря вы так говорите. Мы работаем очень напряжённо.

– У всех нас нет ни минуты свободной.

– Будешь волынить – капитал не наживёшь.

– Деньги сами в карман не текут. Их надо делать.

– Кто с головой работает, тот и зарабатывает.

– Это вам легко прилететь и всё отобрать под пистолетом.

Зивелеос поднял руку, останавливая начинающийся говорильный базар.

– Кто из вас, положа на сердце руку, может сказать, что купил свой бизнес честным путём? У кого первоначальный капитал образовался только благодаря обычной советской зарплате? Кто ни разу не дал взятку чиновникам, не обманул кого-то обещаниями, не проявил элементарную спекуляцию вместо честной торговли? Назовите мне такого.

В комнате заседаний воцарилось молчание.

– Вот в чём всё дело, – продолжил Самолётов. – Был период, когда после развала прежней социалистической системы появилась возможность почти бесплатно расхватывать социалистическое добро по частным карманам. Кто первый успел, тот и стал богат. Если придут коммунисты к власти, они первым делом спросят, кто и как получил свои баснословные доходы. И, я полагаю, постараются эти незаконно отнятые у народа капиталы заполучить обратно, а владельцев привлечь к суду.

– Тогда всех придётся судить. Мест в тюрьмах не хватит, – хохотнул кто-то тихонько, но тут же смолк, почувствовав неудачность шутки.

Зивелеос услышал и тут же отреагировал:

– Я должен сказать, что многие сегодня правильно понимают, почему люди в торговле и малом или большом бизнесе стараются обмануть друг друга, покупателей, клиентов. Сегодня на государственном уровне во главу угла поставлены деньги, а не человек. Даже товары рекламируются уже не сами по себе, а их имидж, представление о них, отличающееся зачастую от реального качества. Раньше говорили о людях, об их потребностях, о том, чтобы всем хорошо жилось. Такова была политика. Сейчас она изменилась во всём государстве, и каждый человек старается подстроиться под новый лад, говоря музыкальным термином. Многие становятся на нечестный путь фактически вынужденно. Измените всю политику в стране, и они снова с огромным удовольствием будут честно зарабатывать свой хлеб. Уверяю вас, что жить обманом хочется очень ограниченному числу людей. Поэтому точно так же, как в период после революции, даже на руководящие посты брали бывших дворян, искренне признавших революцию и согласившихся ей помогать, так и в наше время те, кто осознают ошибочность работы на частный капитал против народного благосостояния, те, кто согласятся помогать всем людям, а не только себе и своей семье, будут спокойно жить и работать. Тогда как те, кто зубами ухватится за свою неправедно нажитую собственность и начнёт кусаться, получат по зубам.

Надежда Тимофеевна Иволгина приехала в Саратов поздним вечером в четверг, а утром прямо в медицинский центр, как и договаривались, в приёмную вошла её внучка, которую бабушка уже поджидала у служебной двери и безо всякого оформления повела в специально отведенную для особых гостей палату. Здесь – Надежда Тимофеевна договорилась заранее с руководством центра – будет лежать пациентка, которой в этот день, в пятницу, необходимо провести сложную хирургическую операцию в научных целях.

Иволгину в центре боготворили и потому во всём ей шли навстречу, не спрашивая о деталях. Всем была известна строгость московского профессора. На работе она никогда не говорила ничего лишнего. Всё, что следовало кому-то знать, она говорила сама. Спрашивать было не принято. Лишние вопросы доктором медицины воспринимались как незнание не только профессиональной этики, но и самого предмета обсуждения. С нею любили работать, но побаивались оказаться в чём-то своём некомпетентными перед корифеем науки.

Начали с экспресс анализов. Профессиональный врач не могла отойти от правил ведения операций. Прежде всего необходимо было убедиться в отличном состоянии здоровья внучки, позволяющего делать ей вживление чипов, о чём, конечно, никому не рассказывалось. Персоналу, выполнявшему работы в срочном порядке, Надежда Тимофеевна платила наличными, поясняя это тем, что лично заинтересована в качестве исследований и стопроцентной гарантии успеха, а потому сама и доплачивает. Подобное практиковалось обычно аспирантами и докторантами, готовящими свои научные темы к защите, так что не вызвало особого удивления у сотрудников медицинского центра. Операция Тане была назначена на два часа дня.

Хождения по лабораториям Таня осуществляла с наушниками на голове. Медики, бравшие кровь из пальца и вены, измерявшие давление, пульс, проверявшие работу сердца и других внутренних органов молодой красивой девушки, посмеивались над нею, полагая, что протеже их знаменитого профессора Иволгиной, которую, по их мнению в целях конспирации называли тоже Иволгиной, носит наушники, чтобы слушать музыку, без которой современная молодёжь не может обойтись ни в метро, ни в других видах транспорта, а ту вот даже в больнице не хочет оторваться от своего плеера. Им и в голову не могло придти, что наушники у Тани были для поддержания постоянной связи с Тарасом Евлампиевичем и Николаем. Они не знали, что Самолётов сам доставил Татьяну по воздуху в Саратов по пути в Оренбург, а потом после высадки её на землю, крепко поцеловав перед расставанием любимую, во время всего полёта к намеченной цели вёл сверху репортаж обо всём, что видел на своём пути, о восхищавших его картинах озёр, лугов, извилистых рек, стройных российских лесов.

Летая уже не раз с Николаем, Татьяна сама всё это видела, но, как она говорила, красота никогда не надоедает, природа всегда выглядит по-новому, а потому всякий раз просила Николая рассказывать обо всём, что видит в полёте, что помогало ей к тому же чувствовать себя рядом с любимым ею человеком.

Николаю Евлампиевичу профессиональные устные репортажи увиденного Николаем уже не являлись столь необходимыми, так как установленные миниатюрные видео камеры позволяли ему самому лицезреть всё на экранах научного кабинета поляны, но то, что он рассказывал Татьяне всё подробно, выражая при этом свои эмоции, иной раз в стихах, Наукин считал очень трогательным выражением любви молодых людей. В каждой работе, говаривал он, должны быть элементы поэзии, которые делают и легче, и приятнее любой даже самый тяжёлый труд.

      ______________________________

Генерал Дотошкин весь четверг занимался воплощением в жизнь предложений, высказанных на вечернем совещании среды. Он созвонился с Абрамкиным, поинтересовался его крупнейшей в мире горнопроходческой машиной, с помощью которой можно быстро проделать штольню под Лысой Горой, как предложил начальник ОМОНа. Генерал понимал сложность этого варианта, заключавшейся в том, что никому не было известно, сколько находится на поляне человек, сколько там помещений, какие они, какова система их защиты. Бывшие сотрудники метеостанции, некогда работавшие на этой поляне, рассказали, что домик станции был чуть ли не хибаркой, в которой и жить-то в зимних условиях почти невозможно. Туда приходили лишь временно снять показания с приборов. Но за два года всё, разумеется, изменилось. А увидеть из космоса и сфотографировать указанный объект, хоть и попросили срочно соответствующие секретные службы, не удалось. На фотографиях из космоса поляна выглядела чёрным пятном, что объясняли засвеченностью плёнки сильными непонятными излучениями.

Однако простых проблем в работе генерала Дотошкина не встречалось. В его работе всё представлялось как на войне. А борьбу с Зивелеосом иначе как войной и назвать было нельзя. Так что подготовка операции с участием ОМОНА началась незамедлительно. Но нужна была штольня.

Абрамкин поинтересовался, для чего российскому генералитету срочно понадобилась его гордость техники, но получив уклончивый ответ в том смысле, что государственные тайны научного характера по телефону не обсуждаются, а услуга будет хорошо оплачена, Абрамкин пообещал в тот же день дать команду с отправкой проходческого щита и специалистов для работы на нём по указанному адресу. Известно, что чем больше человек имеет денег, тем больше он их хочет, так что одному из богатейших людей планеты, входящих в сотню миллиардеров России, никакие деньги не казались лишними.

Рассматривал Дотошкин и детально обсуждал со специалистами идею пожара на Лысой Горе. Его тоже начали готовить на тот случай, если возникнут сложности с пробиванием штольни под горой.

Предложение «взорвать всё к чёртовой матери», первоначально отклонённое, всё же осталось в голове Дотошкина, но он решил обсудить этот вариант с учёными несколько позднее. В конце концов, думал он, если по подсказке ракетчиков послать как бы учебные ракеты не сверху, а с нескольких сторон почти в упор, то можно же в действительности снести весь верх горы с поляной, никому об этом не сообщая, а в случае утечки информации заявить, что учебные стрельбы проводились по ненаселённой горе. Так Дотошкин думал, почти мечтая о таком решении, но тут же отверг эту мысль, вспомнив, что все средства массовой информации уже оповестили мир об этой горе и её уничтожение очень трудно будет представить в качестве случайности военных просчётов. Следовательно, этот вариант нельзя исключать, но оставить его на самый крайний случай, будучи готовым потом отбиваться от возмущения общественности мира.

Войдя в свой генеральский кабинет в пятницу, Дотошкин сел за генеральский стол и первым делом, не зная почему, буквально на всякий случай, поинтересовался у дежурного, нет ли каких новых сведений от наблюдателей за домом профессора Иволгиной. Он помнил о том, что Зивелеос недвусмысленно приказал оставить эту женщину в покое, но следить-то за нею он не мог запретить. Ведь можно же сохранять наблюдение за домом хотя бы в целях обеспечения безопасности женщины, которой могут интересоваться и журналисты и прочие службы, включая зарубежные. А последние, как известно, не стоят в стороне от всего, что происходит в России. Так что в случае чего Зивелеосу можно так и объяснить.

Ожидая получить стандартный ответ, что ничего необычного не замечено, Дотошкин был удивлён, услышав совершенно другое:

– Иволгина вчера вечером дома не появлялась, товарищ генерал.

– То есть как? – удивлённо спросил Дотошкин. – Вообще не ночевала дома?

– Так точно, не появлялась, товарищ генерал.

– А вы не пропустили её? Она ведь не молодица, чтобы гулять где-то по ночам.

– Никак нет, товарищ генерал. Свет в квартире не включался, дверь не открывалась. Может, позвонить на работу?

– Без сопливых знаю, – оборвал резко Дотошкин. Ему не нравились подсказки подчинённых.

Дежурный промолчал. Грубость начальства была не внове. Приходилось проглатывать, дабы не лишиться службы или каких-нибудь наград и очередных званий.

Дотошкин начинал злиться. Ему понравилась Иволгина, и он не мог этого от себя скрыть. Умная, красивая даже в своём немолодом возрасте, Иволгина так прекрасно, легко, непринуждённо угощала его коньяком, не задавала ненужных вопросов. Ему вспомнилось, как он хотел с пистолетом в руке обнять женщину. Он не собирался в неё стрелять. Нет, но как же жаль было, что не удалось даже обхватить её шею хотя бы в такой угрожающей ситуации. Генерал был ещё не старым мужчиной.

Теперь Иволгиной нет дома всю ночь. Дотошкин попытался уйти от глупо ревнивой мысли, что Иволгина могла провести время в другой квартире с другим мужчиной. Нет, у неё же могут быть подруги женщины. Почему бы не переночевать у кого-то из них? А если вдруг она попала под машину или ехала с кем-нибудь, и произошло столкновение? В Москве таких случаев каждый день не счесть. Прозвонить по больницам? Генерала бросило в пот. Он скрипнул зубами. Подумал: «Вот старый дурак. Она что, любовница тебе? Звони на работу, как правильно подсказал дежурный». Он позвонил. Секретарша ответила, что Иволгина вчера уехала в командировку.

– В какую ещё командировку? – раздражённо спросил Дотошкин, словно его обязаны были спросить о её отъезде.

– Этого я не знаю, – послышалось в трубке. – Спросите у главного. Вас соединить?

– Соедините.

– А кто спрашивает?

– Генерал Дотошкин, – и чуть не вырвалось «Чёрт возьми!», так возмущали его эти вопросы, будто по голосу нельзя догадаться, что звонит начальник.

В ответ прозвучал спокойный голос главного:

– Слушаю вас, генерал. Чем могу быть полезен?

Дотошкин с трудом взял себя в руки и заговорил уже ровным почти безразличным голосом:

– Доброе утро, профессор. Я тут хотел одну детальку уточнить у Иволгиной, а она, как мне сказали только что, в командировке. Надолго она уехала?

– Да, нет, на недельку. Но если у вас что-то срочное, может, я чем могу помочь?

– А куда уехала, не знаете? – поинтересовался Дотошкин, не отвечая на вопрос.

– На Волгу, насколько мне помнится. Да, кажется, в Саратов. Там у нас прекрасный медицинский центр. Они часто приглашают наших специалистов для консультации.

– Пишут письменно по этому поводу или звонят?

– По-всякому бывает. Обычно договариваются по телефону заранее и потом шлют письменную просьбу для оформления командировки. Иногда мы сами направляем. В этот раз, мне кажется, Иволгина решает какую-то свою научную проблему. У неё ведь аспирантов немало и исследования по нашему плану проводит.

Дотошкин поблагодарил за информацию и положил трубку, раздумывая, нужно ли что-либо предпринимать. Особенного вроде бы ничего в этой командировке не могло быть, но Дотошкину вспомнилось, что Иволгина не ответила на его вопрос, собирается ли она куда-нибудь уезжать в скором времени. Внутреннее чутьё не давало покоя. Встреча с Иволгиной прошла совсем не так, как он предполагал. Да и всё остальное шло не так, как хотелось. Зивелеос ломал все планы, хотя и предсказание этого сверхчеловека пока не осуществилось, то есть Дотошкина не сняли с работы и не понизили в звании за неудачное общение с Зивелеосом. Премьеру, разумеется, доложили сразу о происшедшем в квартире Иволгиной и о встрече Зивелеоса с журналистами. Поэтому ещё в больнице, когда Дотошкину едва успели пришить кончик пальца, с ним связался по телефону премьер. Разговор был коротким, но впечатляющим. Премьер посетовал насчёт пустяшного, но всё же ранения в палец, и напомнил, что операцию по борьбе с Зивелеосом поручили именно Дотошкину, в связи с чем ему предоставляются все необходимые полномочия вплоть до приглашение на совещание любых министров, которые окажут всемерное содействие, но завершить вопрос с Зивелеосом премьер потребовал до его возвращения из Сочи.

– Я понимаю, что вам могли не только палец, но и голову снести, но такова у вас должность, дорогой генерал. Будьте героем. Но не сидеть же мне в изгнании вечно из-за какого-то журналистика? Справитесь – будет вам новая звезда, нет – сами понимаете, не пожалую. И президент вынужден мотаться где-то по миру, а вы никак замочить этого типа не можете.

Дотошкину хотелось сказать, что лучше бы ему остаться без новой звезды на погонах, чем заниматься проклятым Зивелеосом, который может снести голову, но смолчал, представляя, чем завершился бы тогда их разговор – в ту же минуту слетел бы с должности почище своего предшественника Казёнкина.

Подумав немного, Дотошкин решил всё же послать в Саратов подполковника Скорикова, чтобы выяснить характер командировки Иволгиной. Чутьё подсказывало, что поездка каким-то образом может быть связана с Зивелеосом. Он нажал кнопку пульта, вызывая Скорикова.

В этот момент зазвонил зуммер дежурного. Нажал кнопку, из динамика донёсся взволнованный голос:

– Товарищ генерал, Зивелеос в Оренбурге, проводит совещание вместе с Шварцберманом.

– Где-е? – взревел Дотошкин.

– В Оренбурге. Нам только что оттуда позвонили. Зивелеос появился в гостинице, взял приехавшего Шварцбермана и пошёл с ним на совещание директоров компаний.

Генерал не мог найти слов от неожиданности сообщения. Наконец растерянно спросил:

– Как же он туда попал? Это же чёрт знает где.

– Не знаю, товарищ генерал. Никто не видел, как он там оказался.

– Он что же, быстрее самолёта летает? – пробормотал сам себе Дотошкин. – Хотя вчера о нём не было слышно, – подумал он и сказал в пульт:

– Скорикова ко мне немедленно!

– Я на связи, – послышалось из пульта. – Сейчас буду.

Дотошкин забыл, что успел нажать на том же пульте кнопку прямой связи с подполковником и тот всё слышал.

– Бегом, Скориков! – и скомандовал дежурному: – Свяжите меня срочно с Академией наук. Президента или кто там поумней. Чёрт бы их побрал со всей наукой! Они там изобретают, а мы должны расхлёбываться за это.

Не прошло и получаса, как в кабинете Дотошкина уже собрались почти все те же, кто был на предыдущем совещании по Зивелеосу. Только из Академии наук пришло сразу несколько учёных во главе с самим президентом академии.

– Новое дело, – начал Дотошкин, как только все расселись за столом и в кресла вдоль стен. – Зивелеос объявился в Оренбурге и, представьте себе, проводит там совещание директоров. Один из них включил незаметно свой мобильный телефон, нажал кнопку квартиры своего сына и тот, догадавшись, в чём дело, всё слушает и даже записывает на магнитофон. К счастью, он не забыл позвонить и нам. Говорит, они там философствуют о революции или что-то в этом роде. Но до главного, как я понял, ещё не дошли. То есть сын этот не понял, что хочет от директоров Зивелеос. Он нам перезвонит позже. Но что же нам делать? Этот летающий чёрт решил доказать, что может появляться не только в Москве. Наука, что вы думаете по этому поводу? – и Дотошкин повернул голову к сидевшему рядом президенту Академии наук.

Академик Сергеев грузно приподнялся из-за стола, но тут же сел со словами:

– Если позволите, я буду говорить сидя. Так легче излагать свои мысли. Более неформально, что ли?

– Ну что вы, Сергей Сергеевич, конечно сидите. – Дотошкин даже махнул рукой. – Мы же не на конференции. И прошу вас ближе к делу, поскольку ситуация чрезвычайная. Нам нужно уже сейчас что-то делать.

– Поспешишь – людей насмешишь, – парировал академик. – Мы вчера внимательно рассматривали и обсуждали всё, что произошло в доме и возле дома Иволгиной. Там вы поспешили, и вам отхватили для начала палец. Я не хочу вас ни в чём обвинять, – пояснил выступающий, заметив недовольный взгляд генерала в его сторону, – вы действовали, безусловно, героически, но, извините, несколько безрассудно. Это я к тому говорю, что подобные необдуманные действия под влиянием минутных эмоций приносят обычно вред, а не пользу. Так что и сейчас надо всё взвесить до принятия решения.

Что мы видели во время встречи Зивелеоса с журналистами? Хорошо, что всё было отснято кинокамерами. Во-первых, Зивелеос продемонстрировал нам свои полётные возможности. Как он меняет направление полёта и высоту, не имея ни крыльев, ни штурвала? Загадка, но я смею предположить, что работают сенсорные датчики, спрятанные либо в ногах, либо в руках, но не исключаю возможности подключения непосредственно к коре головного мозга с помощью датчиков в самом шлеме на голове в виде шляпы.

Хочу обратить ваше внимание также на тот факт, что шляпа в этом последнем появлении Зивелеоса несколько отличается от той, что мы видели на нём раньше. Она кажется более внушительной, крепче, что ли, и с глазками, как нам показалось при просмотре, объективов. Возможно, это видеокамеры. В таком случае мы можем утверждать, что наш уважаемый профессор Наукин не дремлет, а продолжает совершенствовать своё изобретение.

– Дорогой Сергей Сергеевич, – не удержался Дотошкин, – то, что вы сейчас говорите, очень интересно, однако у меня большая просьба помнить о том, что Зивелеос в настоящее время находится в Оренбурге и может что угодно совершить на совещании директоров компаний. Нам необходимо срочно что-то предпринять. Нас интересует ваше компетентное мнение о том, как далеко этот проклятый Зивелеос в состоянии пролететь. Может ли он, к примеру, полететь в другую страну, на край света и переполошить весь мир ещё больше? И как же нам его остановить? Срочно. Сейчас.

Дотошкин не мог скрыть раздражения. На карту была поставлена фактически судьба страны, не говоря уж о могущей рухнуть карьере генерала, а тут академик называет виновника всего Наукина уважаемым профессором.

В ответ на тираду Дотошкина, у которого слова срывались подобно листьям с дерева ураганным ветром, президент академии спокойно сказал:

– Мы не военные. Наша работа заключается в определении сути явления, после чего только можно говорить о методах борьбы с ним. Сказать, что делать с Зивелеосом в Оренбурге, я не могу, не видя самого объекта. Давайте полетим туда, пока он проводит, как вы говорите, совещание, и посмотрим. Я бы с удовольствием с ним поговорил языком науки.

Дотошкин сердито крякнул:

– У кого есть конкретные предложения?

– Сергей Сергеевич, может, всё же прислушаться к позавчерашней идее покончить с ним разом? – спросил министр обороны. – У меня есть отличное ракетное подразделение в Уральском регионе. Начнём по тревоге учения, пошлём самонаводящуюся ракету и прихлопнем этого Зивелеоса ко всем чертям как муху.

– Вы с ума сошли, Виктор Тихонович? – спокойно возразил Дотошкин. – Это же гостиница. Там полно людей, кроме наших бизнесменов. Представляете, что завопят во всём мире?

Президент академии резко поднялся с кресла, говоря прерывающимся голосом:

– П-позвольте, господа. К-как вы можете выдвигать т-такие предложения? Даже думать так бесчеловечно. Если наше совещание пойдёт в таком русле, я его покину.

– Сядьте, пожалуйста, Сергей Сергеевич. Нам важно ваше мнение. Военные люди по-военному горячатся. Но их понять можно. Премьер требует немедленно избавиться от Зивелеоса. Случайная ракета – это крайняя мера. Но у нас предлагался другой вариант, который как раз требует научного пояснения. Как вы полагаете, если Зивелеос окажется в замкнутом помещении типа бомбоубежища глубоко под землёй, сможет ли он работать со своим костюмом?

Академик сел, слушая генерала с мрачным выражением лица. Услышав обращённый опять к нему лично вопрос, ответил:

– Думаю, что слой земли и бронированные двери ослабят или даже сведут на нет связь Зивелеоса с его центром на Лысой Горе, хотя утверждать это или выполнить расчёт возможностей такой связи мы не пока можем. Наши подземные убежища, строившиеся для защиты от термоядерной бомбы, конечно, весьма эффективны. Попробовать можно. Такой способ борьбы я только приветствую. Однако каким образом вы заманите Зивелеоса в подобную западню?

Дотошкин был готов к такому вопросу.

– Дело в том, – сказал он, – что мне довелось однажды побывать в Оренбурге. Там мне показывали банк и подземное помещение, где хранятся слитки золота. К нему ведёт длинная штольня с массивными дверями. Это даже не двери, а тяжёлые многотонные бетонные стены на колёсах, закрывающиеся автоматически или с пульта управления. Их там, кажется, две или три на пути к хранилищу. Что если предложить Зивелеосу пройтись туда как бы на экскурсию и запереть за ним двери? Сможет ли он выйти? Нам ведь главное изолировать его.

– Фантастично, однако попробовать можно, – согласился академик.

– Всё, – бросил Дотошкин, – летим. Надеюсь, все понимают, что журналистам ни слова. Они уже ждут, поэтому выдумывать всё можно, однако без упоминания Оренбурга и естественно того, о чём говорилось. Сергей Сергеевич, полетите со мной на Урал?

– Оренбург ещё не Урал, а Предуралье, но полечу с удовольствием, – проговорил Сергеев. – По крайней мере, при мне вы не позволите убить науку.

СССР

Зивелеос продолжал развивать свою мысль.

– Что я вам предлагаю?

Директора большого бизнеса напряглись в ожидании, сколько от них потребует этот расфилософствовавшийся журналист. С чем им придётся расстаться? Вспоминая, сколько в их карманах лежит долларов. Услышанное поразило неожиданностью предложения и его масштабностью.

– Считаю возможным с вашей помощью создать в этом регионе то, что я хотел бы назвать страной социальной справедливости рабочих. Аббревиатура вам всем знакомая – СССР, но с несколько иной расшифровкой, хотя содержание в это название я вкладываю почти то же. Только раньше это был союз социалистических республик, а здесь будет союз людей, желающих социальной справедливости. Я расскажу, как представляю себе эту мини страну, а вы можете себе записывать мои мысли, чтобы потом предметно высказывать свои возражения, которые, разумеется, захотите высказать. Я готов согласиться, если в чём-то допущу неточности или недостаточные знания.