Окружающим воздухом попросту было невозможно надышаться! Сладкой патокой он лился и лился внутрь организма, позволяя Вадиму, привыкшему к состоянию эктоплазмы, вновь ощутить себя живым.
Немного освоившись в новом теле, Таршин почувствовал, как вступают в свои права древние, глубинные инстинкты животного, задействованные при помощи нетронутого подсознания, делающие процесс освоения нового тела более простым. Не прошло и минуты, как новый управляющий организмом собаки, встал на дрожащие лапы. Спустя полторы – сделал первый неуверенный шаг к собственной могиле. Спустя две минуты – пронзил чёрное, усыпанное звёздами небо, торжествующим воем оскаленной пасти.
Вадим на секунду замолчал, чтобы перевести дыхание и новый вой уже с удвоенной силой огласил округу, в тот момент, когда Ринат, явно брезгуя, скривив нос и присев, протянул руку, сложенную ковшом, к небольшому холмику свежей могилы.
Резкий, неприятный и продолжительный звук заставил Рината остановиться. Напряжённой пружиной подросток взвился на ноги, по-мальчишески вскрикнув при этом:
– Ты достал, – зло сплюнул Василий, с силой отняв пакет у товарища, – как баба, ей Богу!
Более уверенный подельник, переступив оградку, склонился над глиняным холмиком и в это же секунду, Вадим, появившись из темноты, со всей силой небольшой пасти, вцепился в крупное запястье подростка, прогрызая кожу и выпуская кровь.
Василий зашипел от боли, резко рванув конечность на себя. Он затряс укушенной рукой, матерясь, при этом, на чём свет стоит. Чтобы не получить удар тяжёлым ботинком от расстроенного подростка, Таршин, быстро сориентировавшись в ситуации, юркнул прочь, сквозь пространство между редкими рейками оградки, нагло вильнув хвостом на прощание. Немного отдалившись, он притаился за большим монументом могилы соседа.
– Твою-то мать, Ребзя! Ты чего стоишь как истукан? Хоть бы ударил пса!
– Да она… да она… бешенная какая-то! Так резко кинулась, я и отреагировать не успел! – принялся оправдываться испуганный Ринат.
– Потому что зассал! – раздражённый Василий схватил большой камень с земли и от досады запустил в ту сторону, где скрылась собака. Тяжко ударившись о надгробие, камень отрикошетил в кусты шиповника, не причинив животному никакого вреда. Тем не менее, от резкого звука удара, Вадима накрыла иррациональная волна страха.
Пёс, в шкуре которого находился Вадим, привык к гонениям и именно поэтому сознание животного, водворённое на задворки разума, сознанием эктоплазмы, поддавшись сильному чувству страха, резко и сильно взбунтовалось, вымыв сущность человека из глубины собственного мозга.
– Вася, может ну его, эти деньги? Что-то неладное тут твориться!
– Да что с тобой? В наше время знаешь, как трудно заработать? Тебя собака испугала что ли? – окончательно вышел из себя Василий, но и в его душу неожиданным гостем прокрался небольшой и смутный страх.
Мероприятие шло совсем не так, как он привык. Обычно добыча кладбищенской земли проходила максимально просто – сторож, спящий в небольшой будке у главных ворот, безропотно пускал подростков внутрь за бутылку дешёвой водки и, получив свою плату, более не донимал молодёжь своим присутствием и контролем. Милиция была занята другими, более важными делами и совершенно не посещала городское кладбище, поэтому в сознании Василия, деньги, заработанные столь экстравагантным способом, были лёгкими деньгами. Тем не менее, именно сегодня дело оборачивалось какими-то непредвиденными трудностями.
– Вась… – немного помявшись, всё-таки решил высказаться Ринат, чтобы избавить душу от бремени сомнений, – дело не в собаке. Дело в её глазах. Они как у человека, понимаешь?
– Зря я тебя с собой взял! – окончательно вышел из себя Василий, на самом деле злясь на собственное состояние души, – всё-то тебе кажется, всё-то тебе чудиться! Да я один…
Договорить ему не дали. Оцарапав голову острыми когтями мощных лап, сорвав капюшон защитного костюма при полёте, на его короткостриженую голову, из темноты небес спикировал ухающий филин. Надежно закрепившись на плече Василия, большая птица принялась довольно нагло исклевывать большое ухо подростка, болезненно отрывая небольшие кусочки кожи и хряща.
Василий взвыл, и, отпрянув назад, навзничь упал в проход между могилами, зацепившись об оградку Вадиминого захоронения. Разодрав спину об острые грани железных пик, подросток вскочил на ноги, и, завывая от ужаса, кинулся прочь, стараясь оторваться от ненавистной птицы, атаковавшей со всех сторон.
Ринат, подвывая в унисон, убегал в другую сторону, оглашая темноту хрипящим бульканьем человека, испуганного до животного состояния. По штанинам штанов, затемняя германские полосы, быстро растекалось мокрое пятно – показатель самой постыдной степени ужаса.
Насытившись местью, Вадим выплюнул кусочек кожи Василия из клюва и отпустил филина, мысленно поблагодарив его при этом. Птица приняла его вмешательство легко, да и сам процесс внедрения, прошёл более быстро и гладко, чем в первый раз.
Развитие продолжалось и за гранью смерти – навык, полученный при захвате собаки, пригодился и с представителем пернатого вида, а это значило лишь одно – довольно переливаясь гранями астрального тела, Вадим прекрасно понимал, что отныне, во что бы то ни стало, он будет прогрессировать и развиваться. Для того, чтобы рано или поздно придти в дом убийцы и его прислужников, и на пике способностей покарать обидчиков.
Ночные приключения подходили к концу. Восточный край неба, спугнув последние звёзды, стал смутно-серым в чёрно-белом восприятии Вадима. Даже такой, слабый и только зарождающийся, свет ясного солнца был невыносим для обострённого восприятия эктоплазмы. Предельная сонливость, возникшая с первыми лучами и далёким криком петуха, непролазным, душным пологом накрыла мстящую душу и придавила к земле с такой непреодолимой силой, что холод и затхлость могилы стала казаться пуховой периной в воспалённом сознании Таршина.
Даже вялое представление места упокоения физического тела, попросту телепортировало мёртвого юношу прямиком под крышку гроба, чуть ли не насильно заперев в области солнечного сплетения. Сил удивляться новой способности мгновенного перемещения у Вадима уже не было.
С несказанным, неописуемым удовольствием уставший дух молодого мужчины растёкся внутри физического тела, мягко теряя сияние под воздействием волн спасительной дремоты.
Вадим и не заметил, как всего за одну ночь невероятных приключений, неровное, пульсирующее образование эктоплазмы обратилось в круглый, мерцающий шар души, быстро перейдя на новую стадию.
Стадия 2. Душа
Уже неделю Медведьевск гудел, обсуждая самые невероятные подробности страшной истории. Даже те люди, кто хорошо знал добропорядочную семью Таршиных, во всеуслышание ругали Вадима, притворяясь, что всегда видели в нём скрытого маньяка.
Мнение меньшинства высмеивали. Некоторые добропорядочные жители, не стремясь оправдать чаяния толпы, практически достоверно воспроизводили события роковой ночи, вплоть до того момента, когда Алёна села в машину младшего из Январёвых. Обсудив этот феномен в узком кругу семьи и Роман Сергеевич, и Сергей Викторович, пришли к неутешительному мнению, что источником опасных слухов может быть только Женя, муж Дарьи Валерьевны Потаповой.
Подобное, крайне неугодное и опасное мнение, сильно раздражало и Ивана, который везде где мог, к месту и не к месту, рассказывал свою версию событий.
Иногда, Иван, по прозвищу Дуб, был чрезмерно болтлив. Поначалу, ближайшее окружение, а впоследствии и весь городок узнали душещипательную историю про драку Ивана и Вадима, произошедшую практически перед самым самоубийством последнего. При этом бандит, в своей версии произошедшего, старался всячески выгораживать себя:
– Он же, братан, перед тем как застрелиться, хотел Сергея Викторовича порешить, – в очередной раз, с упоением вешал лапшу на уши Иван, которого теперь многие считали героем, – Это хорошо, что я ему калитку открыл, и пистолет успел выхватить. Страшно подумать, что бы было, если бы открыл кто-то из семьи Январёвых. Понимаешь?
– Конечно, понимаю, – рассеянно кивнул головой очень пьяный Николай, который бессменно трудился ди-джеем, в местном клубе, под названием «Пламя».
Сам клуб, располагался на живописной окраине Медведьевска и заслуженно носил славу низкокачественного заведения, для молодёжи, весьма определённой направленности. Двухэтажное, серое здание бывшей конторы Лесозаготовительного комбината Медведьевска, чьи заброшенные развалины виднелись буквально за бетонным забором клуба, в самом начале девяностых, буквально за копейки было выкуплено небезызвестной семьёй и сдано в аренду своим товарищам по бизнесу. Последние быстро сориентировались в быстро меняющейся ситуации и, закупив дешёвого музыкального оборудования, снеся пару стен внутри бывшей конторы, громко окрестили своё детище развлекательным заведением, куда вскоре потянулся народ, жаждущий дешёвых развлечений.
Персонал подбирали соответствующий. Под конец смены, вымотанный за ночь ди-джей, всегда хорошо закладывал за шиворот, но так как являлся любимчиком семьи Январёвых, которые, де-факто являлись собственниками этого клуба, то на данную слабость непосредственные руководители всегда закрывали глаза.
– Это хорошо, Коля, что есть понимание! Очень хорошо! Уважаю… а то сам знаешь, что по незнанию некоторые судачат? Якобы это мы его убили, а ситуацию с Алёной подстроили. Представляешь? – продолжал досаждать своим рассказом меланхоличному ди-джею слегка пьяный Иван, которому сегодня Роман Сергеевич дал выходной.
– Представляю, – еле слышным эхом ответил бандиту равнодушный Николай.
Перебивая неспешный разговор, из центрального входа в клуб, шатаясь, выбежала юная дама, одетая, так как постеснялись бы одеваться и представительницы самой древней профессии, и едва добежав до угла, с неприятным звуком излила на потрескавшийся асфальт неказистое содержимое желудка.
Картина была привычной в пятом часу утра, поэтому не вызвала ровным счётом никаких эмоций. Иван, между тем, вернулся к изложению своих мыслей:
– Город то маленький. В одном конце пукнешь – в другом расскажут, что обгадился. Кто-то слух запустил, якобы видел, как Алёна с нами каталась. Есть у меня догадки, конечно, от кого эта ересь ползёт. Надо было бы его заткнуть… – Дуб сжал кулаки, представляя, как со всего маху бьёт ими словоохотливого Женю, который явно сболтнул своей жене лишнего.
– А я и не сомневался, – невпопад ответил Николай, изобразив на лице блаженную, полубезумную, пьяную улыбку, небрежно утерев сочащийся слизью нос, – я в тебе уверен, как в себе!
– Хорошо! – улыбнулся в ответ Иван.
Прощаясь, он крепко пожал меланхолику руку, усаживаясь на сидение собственной красной девятки:
– Ладно, ты звони, если кто обидит, – сказал бандит, закрывая боковое окно неказистого автомобиля.
Сдав назад, Иван вырулил на пустынные улицы уснувшего города, полностью погрузившись в свои невесёлые мысли.
Грубые, нескладные, но правдивые размышления, которые рождались и угасали внутри черепной коробки бандита, как не странно, были о далеко идущих перспективах.
Дальше оставаться с Январёвым было опасно. Парня явно волокло в сторону самого отъявленного криминала и Иван, справедливо опасался, что после следующего подобного инцидента с изнасилованием, может оказаться на скамье подсудимых как полноправный соучастник:
– Насильник, мать его! Всё свои хотелки унять не может, – зло буркнул себе под нос молодой Дуб и осторожно притормозил у стоп линии пустого перекрестка.
Даже недалёкий Иван, благодаря тому, что практически постоянно присутствовал возле своего начальника, заметил негативные изменения в мышлении Романа Сергеевича. Начальник стал агрессивнее, злее и всё меньше контролировал себя, срываясь по малейшему поводу.
Светофор, издавал противный, действующий на нервы, гул электричества в абсолютной тишине ночного Медведьевска. Устройство сигнализации, наплевав на внутренние алгоритмы, настырно горел красным, явно превышая допустимые временные пределы.
«Неисправен», – правильно оценил ситуацию Дуб, и потянулся к рычагу механической коробки переключения передач. Неожиданно, двигатель надёжной машины дал сбой. Взбрыкнувшись на пустом перекрёстке, автомобиль с трудом, по инерции проехал несколько метров и замер, захлебнувшись мотором:
– Твою-то мать! – рассвирепел Иван, выходя на улицу. Он громко хлопнул дверью, прекрасно понимая, что его знаний в автомеханике будет явно не достаточно, чтобы решить возможную проблему с двигателем. Самым ранним утром, надолго задержаться на пустынном перекрестке, никак не входило в его планы.
Открыв тяжёлый капот, недалёкий бандит бездумно уставился на агрегаты и механизмы отечественного автомобиля, абсолютно ничего не смысля во внутреннем устройстве.
Именно в этот момент, когда внимание горе-автолюбителя, было максимально сосредоточено на подкапотном пространстве, громогласно каркнув, из темноты небес, прямо на макушку склонившегося Ивана, спикировал большой ворон, настырно раздирая когтями и клювом нежную кожу головы. Заверещав, испуганный Дуб отпрянул от капота, стараясь отбиться от противной птицы.
Изловчившись, бандит схватил неадекватного ворона, намереваясь свернуть обидчику шею, но не успел. Сразу четыре светофора пустого перекрёстка, одновременно дали сбой, бешено мигая разноцветными огнями. Яркая вспышка перегретых проводов и весь небольшой район, из-за короткого замыкания, погрузился во мрак.
От неожиданности, Иван присел на корточки и выпустил ворона, стараясь прикрыть расцарапанную голову руками. И без того прохладный, весенний воздух Северного региона, мгновенно обернулся настоящей зимней стужей середины января. В абсолютной тишине слышалось только истеричное хлопанье крыльев улетающей птицы и всхлипывающее, неровное дыхание испуганного человека.
Непродолжительное время ничего не происходило. Отважившись, Иван опустил окровавленные руки, осторожно озираясь по сторонам. То, что бандит увидел в воздухе, рядом с собственным, заглохшим автомобилем, отдалённо напоминало бледную, шаровую молнию, с трудом, видимую и в кромешной тьме:
– Алёна… месть… – хрипло, страшно коверкая слова, прошелестел по перекрёстку ледяной ветер, и шарообразный объект немедленно перешёл к активным действиям.
Зашипев, как рассерженная кошка, шарообразное нечто атаковало бандита, на полном ходу ударяя в грудь.
Физического касания не было. Всё что почувствовал Дуб, так это резкое ухудшение самочувствия и ледяной ожог холода, пронзивший то место, через которое только что пролетел круглый, светящийся шар. Обернувшись, бандит, впервые за жизнь находящийся в состоянии глубокого шока, успел увидеть, как шар растворяется в воздухе за его спиной. Ещё секунду спустя, окончательно уничтожив самообладание Ивана, зарычал оживший мотор собственного автомобиля, словно вежливо приглашая хозяина продолжить движение.
Если бы Вадим не был мёртв, то его текущее состояние полностью бы удовлетворяло новоиспечённую Душу. С наступлением темноты, Таршин проснулся в собственной могиле, чувствуя как наполнен возросшей, пульсирующей силой шарообразного естества. От былой, неровной, скомканной формы эктоплазмы не осталось и следа. Тягучую, отталкивающую энергию кладбищенской земли, Вадим играючи преодолел одним рывком, для чего пришлось лишь слегка напрячь внутреннюю волю.
Самое разительное изменение, которое первым приметил Вадим – это изменившаяся палитра цветов нового зрения. На этот раз пространство, окружающее мертвеца, отливало небесной голубизной, переливаясь тонкими нитями внутренних энергий объектов и предметов.
Долго любоваться новой картинкой, не было времени. Дух прекрасно помнил вчерашний успех с отпугиванием подростков и форму перемещения сквозь пространство – телепортацию к месту собственного захоронения, в тот момент, когда образ уютной могилы мелькнул перед внутренним взором уставшего мертвеца.
«Значит нужно развиваться дальше. Значит, можно напрячь воображение, и переместиться максимально далеко!» – подумал Вадим, немедленно приступая к тренировкам.
Большую часть ночи новоиспечённый Дух экспериментировал, путешествуя в своем текущем ореоле обитания. Территорию городского кладбища удалось покинуть довольно быстро, для чего пришлось немного побороться с невидимой стеной, окружавшей город мертвых. Для этого особо большого таланта визуализации не требовалось – следующий пункт назначения всегда был в зоне видимости, поэтому достигался предельно легко.
Но этого было мало. Лишь под утро, представив обстановку собственной спальни, Вадиму удалось мгновенно переместиться в тишину пустой квартиры.
Никто так и не заправил кровать. Алёна всегда спала аккуратно. Одеяло, откинутое рукой хозяйки, приоткрывало вид на край ровной, белой простыни, пачку которых Таршины приобрели, попав на распродажу в «Военторг». Подушка ещё помнила форму её головы. В настенных, китайских часах давно села батарейка, которую Вадим намеревался заменить, вернувшись со смены. Недочитанная, закрытая книга, всё также ждала на полу, дожидаясь внимания своей хозяйки. Закладка, заложенная практически в конце, указывала на то, что Алёна как никогда была близка к завершению чтения довольно толстого фолианта одного из классиков. Всё, что окружало Дух сейчас, являлось до боли знакомыми предметами быта и привычки, которые резко потеряли смысл в связи с безвозвратным уходом владельцев. Кроватки не было. Ей забрала в свою квартиру Ольга Александровна, стараясь заменить Василисе маму.
Грусть пронзила естество. В холодной, заброшенной спальне, где он с супругой и дочерью провёл множество замечательных ночей, на всех поверхностях уже успела поселиться пыль. Лежащая тонким слоем, в новом восприятии Вадима, она казалась чёрно-синим налётом забвения, перебивая нежно-голубые тона мебели, пропитанной благой энергией влюблённой пары.
Смотреть на собственные фотографии не хватало моральных сил. Вспышкой, Дух выпустил негативные эмоции прочь, ветром сметая семейные фото с прикроватной тумбочки. Злость, забытая на время, с новой силой наполнила Вадима:
«Если бы не настойчивость этой назойливой Даши в ту роковую ночь, то мы бы так и жили, наслаждаясь развитием собственного дитя! Если бы не эта проклятая Даша!»
Образ молодой подруги жены столь явственно проявился в воображении, что спустя миллисекунду, Вадим завис в изголовье чужой кровати, против своей воли оказавшись в спальне семьи Потаповых.
Лжесвидетель Женя спал, улыбаясь во сне. Не так давно, для отчистки совести, он полностью открылся жене, честно признавшись, откуда добыл столько денег. Недальновидному простаку Евгению искренне казалось, что данного мероприятия по очищению собственной души, с избытком хватит, чтобы отпустить бремя лёгкого раскаяния. И ему действительно хватило…
Дарье не спалось. Бессчётную ночь кряду она с ненавистью смотрела на собственного супруга, сжавшись на самом краю кровати.
Говорят, что женской дружбы не бывает, однако это высказывание было явно не про взаимоотношения Алёны и Дарьи, которые, со времен ночёвки на Моргудоне, только крепли и ширились с прожитыми годами. Она искренне скорбела о смерти дорогого человека и теперь, зная всю правду, не раз ловила себя на мысли, что хотела бы задушить собственного супруга во сне, осыпав злополучными деньгами на прощание.
Восприятие, обострённое злостью, в довесок к хорошо развитой, женской интуиции, позволили Дарье почувствовать ночного гостя, возникшего над головой. Волна холода, источаемая от Духа, не познавшего покой, заставила зябко поежиться хозяйку квартиры и медленно повернуть голову в сторону источника ледяного внимания. Ни капли не испугавшись, молодая женщина горячо и быстро зашептала:
– Знаю, что говорить не можешь. Знаю, родной! Ведаю и зачем пришёл в столь поздний час. Мстить значит всем решил… Пусть будет так, судить тебя не буду – Бог рассудит, но искренне желаю твоей душе и душе Алёнушки покоя! – молодая женщина села на кровати, свесив ноги.
Еле различимый, круглый шар, медленно переместился в пространстве, зависнув напротив лица хозяйки квартиры:
– В своё оправдание скажу, что я везде и повсюду рассказываю правду. Этот гад, – женщина кивнула головой в сторону спящего мужа, – думает, что узнав правду, я буду молчать. А мне совесть не позволит молчать! Но и ты пойми, Вадим, я не могу позволить, чтобы ты отомстил Жене. Он кормилец, а у нас дети. Его ещё жизнь накажет и меня, грешную, вместе с ним. Но прошу тебя, не трогай нас хотя бы сейчас.
Вадиму пришлось напрячь все свои силы, чтобы заговорить в ответ. Научиться говорить заново.
Мысли, формируясь в слова, превращались в ветер, который невероятным давлением воли Вадиму удалось протолкнуть по комнате, формируя при помощи щелей и выступов мебели, в шипящие, еле-различимые слова:
– Не… трону… – разнеслось в пустой комнате со всех сторон.
От голоса мертвеца, даже у спящего Евгения волосы встали дыбом, не то, что у Дарьи, которой потребовалось всё её самообладание, чтобы продолжить вести разговор с призраком:
– Спасибо Вадим! И не прилетай сюда больше. Нельзя, чтобы мертвецы в гости к живым приходили. Они с собой смерть носят. Прощай, родной!
– Про… щай… – разнеслось в кромешной тишине ледяной спальни и Дух испарился, мгновенно перемещаясь в пространстве к следующей цели, которой стал Иван, затормозивший на перекрёстке.
Пронзив бандита насквозь и выговорившись, Вадим почувствовал, что пора передохнуть. Чересчур много открытий несла в себе эта ночь, позволяя мертвецу всё больше и больше раскрывать свои возможности.
Ещё нельзя было сказать, что Вадим полностью воздействует на механические и электрические объекты. Да, он мог нарушить работоспособность механизма светофорной сигнализации и электрику автомобиля, но сбои эти происходили на уровне тонких, электрических систем, так как ток, на данный момент был союзен новой природе Духа.
Труднее было и с человеческим организмом, который, от потустороннего воздействия, защищала воля живого существа. Тем не менее, Таршин не мог не заметить, что страх очень сильно нарушает естественные системы самозащиты Ивана, подтачивая волю опытного и опасного бандита. Это означало одно – вскоре можно было переходить к более радикальным мерам, поднабрав сил в собственной могиле.
Истратив остатки сил, Вадим телепортировался к собственной физической оболочке, вид которой, с каждым днём, внушал всё больше отвращения. Тело распухло, заполняя практически всё внутренне пространство гроба. Черты лица исказились до неузнаваемости, превратив некогда молодое лицо в сине-голубую маску монстра:
«Бьюсь об заклад», – подумал Дух, медленно погружаясь в солнечное сплетение для отдыха, – «что останься у меня возможность ощущать запахи, меня непременно бы вывернуло наизнанку от ароматов, царящих здесь»
Когда процесс растекания по телу завершился, пришла и новая мысль:
«Пора менять свой дом. Нужно отрываться от тела и приобретать большую автономность», – подумал Вадим, перед тем как окончательно погрузится в сон.
Уже месяц Дуб жил отдельно от родителей в однокомнатной квартире, расположенной на пятом этаже. Эту квартиру он, совместно с Павлом, отобрал у одного фраера за долги. Бандиты часто использовали неприметную жилплощадь на окраине для временного залегания на дно, когда требовалось, чтобы народная молва сбавила обороты и постепенно утихла, растревоженная громкими делами знаменитой троицы. С недавнего времени, Иван серьёзно рассматривал данное логово, как постоянное место жительства, в недалёком будущем.
В коридоре давно перегорела лампа, отчего свет попадал сюда благодаря постоянно открытой двери в туалет, где днём и ночью неустанно горела старая советская лампочка, и не думая отправляться на покой. Молодой бандит напряжённо стоял у тумбочки, на которой располагался старый телефон с барабаном для набора номера, от пережитого напряжения не испытывая ни малейшего желания присесть на зелёное кресло, стоящее рядом.
Разговор с подельником проходил в довольно жалостливой манере, вопреки стараниям Ивана казаться уверенным и грозным:
– Чертовщина какая-то! – жаловался в трубку стационарного телефона своему товарищу испуганный Иван, – то ворон атакует ни с того ни с сего, то машина глохнет на перекрёстке! Ты-то как? В порядке?
– В полном порядке, – как и всегда, в подчёркнуто спокойной манере ответил Павел, рассерженный столь поздним звонком подельника, – ты что, выпил много накануне?
– Нет. Не много. Дело не в этом, Пава…