Раскол Церкви

Дэвид Вебер

Раскол Церкви

Пролог

В перевернутом разведывательном скиммере было очень тихо.

На орбите, как правило, так и было, если не считать тихого стрекотания случайного звукового сигнала бортовых компьютеров скиммера, и это, казалось, только усиливало тишину, а не прерывало ее. Человек, который когда-то был Нимуэ Элбан, откинулся на спинку пилотского кресла, глядя вниз сквозь прозрачный бронепласт своего купола на планету под ним, и дорожил этим тихим, безмятежным спокойствием.

Мне действительно не следовало быть здесь, - подумал он, наблюдая за великолепным бело-голубым мрамором планеты под названием Сэйфхолд, в то время как его скиммер неуклонно приближался к темной линии терминатора. - У меня слишком много дел в Теллесберге. И мне вообще нечего здесь делать, неважно, со всеми стелс-системами скиммера или без них.

Все это было правдой, и это не имело значения. Или, скорее, это не имело достаточного значения, чтобы в любом случае помешать ему быть здесь.

В каком-то смысле ему не было абсолютно никакой необходимости находиться здесь физически. Самонаводящиеся автономные разведывательно-коммуникационные платформы, которые он развернул, были способны передавать ему точно такие же изображения, без какой-либо необходимости, чтобы он видел это своими глазами... если, действительно, так можно было назвать то, что он делал. А снарки были гораздо меньше и даже незаметнее, чем его разведывательный скиммер. Если система кинетической бомбардировки, которую сумасшедший Лэнгхорн подвесил на орбите вокруг Сэйфхолда, действительно имела пассивные датчики первой линии, у нее было гораздо меньше шансов обнаружить снарк, чем скиммер, и он это знал.

И все же были времена, когда он нуждался в этом молчаливом, неподвижном моменте, в этом безмолвном орлином гнезде, откуда он мог бы взглянуть вниз на последнюю планету, на которую могло претендовать человечество. Ему нужно было напоминание о том, кем - или чем - он был на самом деле, и о том, что он должен каким-то образом возвратить человеческим существам, населяющим эту планету так далеко под ним. И ему нужно было увидеть ее красоту, чтобы... очистить свои мысли, восстановить свою решимость. Он провел так много времени, изучая информацию из своей сети снарков, изучая шпионские донесения, прислушиваясь к планам и заговорам врагов королевства, которое он сделал своим домом, что иногда казалось, что это все, что есть во вселенной. Что огромная масса возвышающихся вокруг него противников была слишком обширна, слишком глубока, чтобы ей могло противостоять какое-либо отдельное существо.

Люди вокруг него, люди, о которых он заботился, были истинным противоядием от отчаяния, которое иногда угрожало ему, когда он размышлял об огромном масштабе задачи, к которой его призвали. Именно они напоминали ему, почему за человечество стоит бороться, напоминали о высотах, к которым оно может стремиться, о мужестве и самопожертвовании - доверии, - на которые способен Homo sapiens. Несмотря на то, как цинично манипулировали их историей и религией, они были такими же сильными и жизнерадостными, такими же мужественными, как и все люди в истории расы, которая когда-то была его собственной.

Но, несмотря на это, были времена, когда этого было недостаточно. Когда его осознание шансов на их выживание, его чувство отчаянной ответственности и абсолютное одиночество от того, что он живет среди них, но никогда по-настоящему не был одним из них, давили на него. Когда бремя его потенциального бессмертия по сравнению с эфемерным сроком жизни, на который они были обречены, наполнило его щемящей скорбью о грядущих потерях. Когда на него обрушилась ответственность за волну религиозной розни, которая уже сейчас начинает распространяться по этой бело-голубой сфере. И когда вопрос о том, кем - и чем - он был на самом деле, наполнял его одиночеством, которое засасывало его душу, как вакуум за пределами его скиммера.

Именно в такие времена ему был нужен этот момент, когда он смотрел сверху вниз на мир, который стал его обязанностью, его ответственностью. Нужно было еще раз взглянуть на реальность, на зарождающееся будущее, которое оправдывало все суровые требования настоящего.

Это действительно красивый мир, - подумал он почти мечтательно. - И если посмотреть на него отсюда, то все это предстает в перспективе, не так ли? Как бы он ни был прекрасен, как бы ни была важна для меня человеческая раса, это всего лишь один мир из миллиардов, по крайней мере, один вид из сотен миллионов. Если Бог может вложить столько усилий в Свою вселенную, то я, черт возьми, вполне могу делать все, что Он от меня потребует, не так ли? И, - его губы изогнулись в кривой улыбке, - по крайней мере, я могу быть уверен, что Он понимает. Если Он может собрать все это воедино, поставить меня прямо в центр событий, тогда я просто должен предположить, что Он знает, что делает. А это значит, что все, что мне действительно нужно сделать, это выяснить, что я должен делать.

Он весело фыркнул, звук был громким в тишине кабины, затем встряхнулся и позволил креслу снова встать вертикально.

Хватит разглядывать планеты, Мерлин, - твердо сказал он себе. - Еще через три часа в Теллесберге наступит рассвет, и Фрэнз будет гадать, где его смена. Пора тащить свою молицирконовую задницу домой, где ей самое место.

- Сова, - сказал он вслух.

- Да, лейтенант-коммандер? - почти мгновенно ответил по защищенной линии связи удаленный искусственный интеллект в пещере под самой высокой горой Сэйфхолда.

- Я направляюсь домой. Облетите базу альфа за сто километров и убедитесь, что поблизости нет никого, кто мог бы заметить скиммер, направляющийся на место. И взгляните также на мой балкон. Убедитесь, что никто не сможет меня увидеть, когда вы меня высадите.

- Да, лейтенант-коммандер, - подтвердил ИИ, и Мерлин потянулся к пульту управления скиммера.

Год Божий 892

I

Залив Эрейстор,

княжество Эмерэлд

Яркий утренний солнечный свет сверкал на развевающемся и разглаженном ветром зеленом флаге со скрещенными золотыми скипетрами Церкви Ожидания Господнего, когда двухмачтовый курьерский корабль несся на быстром бризе. Он был немногим более семидесяти футов в длину, построенный скорее для скорости, чем для выносливости... или даже для плавания и устойчивости. Команда из шестидесяти человек была мала для любой галеры, даже столь миниатюрной, но ее тонкий, легкий корпус был хорошо приспособлен для гребли, а ее латинские паруса вели ее в быстром шквале пены, когда она рассекала сверкающую, искрящуюся на солнце воду со вспенивающимися белыми гребнями волн в тридцатимильном проходе между островом Кэлли и северо-восточным берегом залива Эрейстор.

Отец Расс Соэл, командир этого небольшого судна, стоял на своем крошечном юте, сцепив руки за спиной, и сосредоточился на том, чтобы выглядеть уверенно, глядя на морских птиц и виверн, парящих на фоне болезненно синего неба. Было труднее, чем следовало бы, сохранять внешнюю уверенность (это никогда не назовешь высокомерием), присущую капитану одного из курьеров Матери-Церкви, и Соэла не очень заботила причина, по которой он находил это таким.

Посланники Храма, будь то на суше или на плаву, пользовались абсолютным приоритетом и свободой передвижения. Они несли собственные Божьи послания и повеления со всей властью самих архангелов, и ни у одного смертного не хватало смелости оспаривать их прохождение, куда бы Бог или Его Церковь ни послали их. Это было правдой буквально с момента Сотворения мира, и никто никогда не осмеливался оспаривать это. К сожалению, Соэл больше не был уверен в продолжающейся сохранности многовековой неприкосновенности посланников Матери-Церкви.

Эта мысль была... тревожной во многих отношениях. Скорее всего, из-за потенциальных последствий для его собственной текущей миссии. И в долгосрочной перспективе, потому что отказ от этой неприкосновенности был немыслим. Неповиновение авторитету Божьей Церкви может иметь только одно последствие для душ непокорных, и если их пример приведет других к тому же греху...

Соэл снова отогнал эту мысль, сказав себе - настаивая для себя, - что какое бы безумие ни поразило королевство Чарис, Бог никогда не позволит ему распространиться за пределы Чариса. Вселенский авторитет Матери-Церкви был стержнем не просто мира, в котором он жил, но и самого Божьего плана спасения человека. Если бы этот авторитет был оспорен, если бы он потерпел неудачу, последствия были бы немыслимыми. Шан-вей, потерянная и проклятая мать зла, должно быть, облизывает свои клыки при такой возможности в темном, сыром углу Ада, в который архангел Лэнгхорн отправил ее за ее грехи. Даже сейчас она, должно быть, испытывает прутья решетки, пробуя прочность своих цепей, испытывая на вкус самонадеянную, греховную гордыню тех, кто стремился поставить свой собственный ошибочный суд на место Божьего. Сам Лэнгхорн запер за ней эти врата со всей властью вечности, но у человека есть свобода воли. Даже сейчас он мог бы повернуть ключ в этом замке, если бы захотел, и если бы он это сделал...

Черт бы побрал этих чарисийцев, - мрачно подумал он. - Неужели они даже не понимают, какую дверь открывают? Неужели им все равно? Не...

Его челюсти сжались, и он заставил себя расслабить плечи и сделать глубокий, очищающий вдох. Это не очень помогло.

Его инструкции от епископа-исполнителя Томиса были предельно ясны. Соэл должен был любой ценой доставить переданные ему депеши епископу-исполнителю Уиллису в Эрейстор. Эта фраза - "любой ценой" - никогда раньше не входила в приказы Соэла. В этом никогда не было никакой необходимости, но теперь она появилась, и...

- Эй, палуба! - донесся крик из вороньего гнезда. - Там, на палубе! Три паруса по левому борту!

* * *

- Так, так, - пробормотал себе под нос коммандер королевского чарисийского флота Пейтрик Хивит, глядя в подзорную трубу. - Это должно быть интересно.

Он опустил трубу и задумчиво нахмурился. Его приказы на этот счет были совершенно ясны. Они заставили его более чем немного понервничать, когда он впервые получил их, но они были определенно ясными, и теперь он обнаружил, что на самом деле с нетерпением ждет их выполнения. Странно. Он бы никогда не подумал, что такое может случиться.

- Это церковный курьер, все в порядке, - сказал он немного громче, и Жак Урвин, первый лейтенант КЕВ "Уэйв", издал отчетливо недовольный звук.

- Кому-то из людей это может не понравиться, сэр, - мягко сказал Урвин. Хивит искоса взглянул на него, затем пожал плечами.

- У меня такое чувство, что отношение людей может тебя немного удивить, Жак, - сухо сказал он. - Они все еще такие злые, какими я их никогда не видел, и они знают, на кого на самом деле работает этот курьер этим утром.

Урвин кивнул, но выглядел он мрачнее, чем когда-либо, и Хивит мысленно поморщился. Это были не те люди, которых Урвин ожидал увидеть недовольными; это был сам Урвин. - Приведите корабль на три румба левее, если вам угодно, лейтенант, - сказал Хивит, говоря несколько более официально, чем обычно. - Давайте проложим курс, чтобы перехватить курьера.

- Есть, есть, сэр. - Выражение лица Урвина было обеспокоенным, но он отдал честь и передал приказ рулевому, в то время как другие матросы сновали по деревянным палубам, управляя парусами и брасами.

"Уэйв" изменил курс, рассекая воду почти левым галсом, и когда судно откликнулось, Хивит почувствовал знакомый прилив удовольствия. Гладкая двухмачтовая шхуна с двумя палубами имела чуть более девяноста пяти футов в длину по ватерлинии и была оснащена четырнадцатью тридцатифунтовыми карронадами. В отличие от некоторых своих собратьев, "Уэйв" был спроектирован и построен от киля до клотика как легкий крейсер королевского чарисийского флота. Его революционный план парусов сделал его более быстрым и устойчивым к погодным условиям, чем любой другой, гораздо менее управляемый корабль, с которым когда-либо сталкивался Хивит, и они уже взяли не менее семи призов - почти половину из тех, что были захвачены всей блокадной эскадрой - здесь, в водах Эмерэлда, со времени битвы при проливе Даркос. Вот что означали скорость и удобство, а неплохие призовые деньги, которые попадали в их кошельки, помогли преодолеть любые затянувшиеся сомнения, которые могла испытывать его команда. В конце концов, они были чарисийцами, - подумал он с проблеском юмора. - Многочисленные недоброжелатели обычно называли Чарис "королевством лавочников и ростовщиков", и не в одобрительных тонах. Хивит годами выслушивал их злобную зависть и должен был признать, что в стереотипе о чарисийцах, постоянно ищущих способы быстро заработать, была хотя бы доля правды.

Конечно, мы и в этом тоже очень хороши, не так ли? - задумался он и почувствовал, что улыбается, когда они быстро приблизились к курьерскому катеру с темно-зеленым флагом.

Он не мог быть уверен, что другой корабль прибыл с Корисанды, но другие возможные объяснения казались еще менее вероятными. Курьерский катер, очевидно, прошел через пролив Долфин, что, безусловно, означало, что он также пересек море Зибедии. Никакой курьер из Хэйвена или Ховарда не прибыл бы с этой стороны, и Хивит весьма сомневался, что Шарлиэн из Чисхолма в данный момент особенно интересовалась перепиской с Нарманом из Эмерэлда. И, судя по тому, что этот парень выбрал пролив между островом Кэлли и побережьем Эмерэлда, он определенно не хотел привлекать внимание блокадной эскадры.

К несчастью для него, он уже это сделал, и было очевидно, что его корабль, несмотря на весь его изящный дизайн, в этих условиях был немного медленнее, чем "Уэйв".

- Готовность к бою, - сказал он и наблюдал, как сокращается расстояние между двумя кораблями, когда начал бить барабан.

* * *

Расс Соэл изо всех сил старался не ругаться, когда чарисийская шхуна неслась прямо на него. Очевидно, его информация была еще более устаревшей, чем он опасался, когда епископ-исполнитель Томис отдавал ему свои приказы. Он не ожидал увидеть чарисийские военные корабли в самом заливе Эрейстор. С другой стороны, он также не ожидал увидеть золотого кракена на черном флаге Чариса, развевающегося над тем, что раньше было эмерэлдской крепостью на острове Кэлли.

Рассредоточение военных кораблей чарисийцев было самым ярким доказательством полной их победы в битве при проливе Даркос. Когда Соэл покинул Мэнчир, истинные масштабы поражения флота союзников все еще оставались неясными. То, что это было сокрушительное поражение, было очевидно, но все в Корисанде цеплялись за надежду, что большинство кораблей, которые не вернулись, нашли убежище в Эмерэлде, где они якобы помогали Нарману защищать его якорную стоянку.

Очевидно, нет, - кисло подумал Соэл.

Теперь он мог видеть ровно четыре корабля, считая шхуну, атакующую его собственный катер, и на каждом из них были цвета Чариса. Они также были широко рассредоточены, чтобы охватить как можно большую часть залива, и они не стали бы этого делать, если бы существовала хоть какая-то вероятность того, что кто-то может подумать о нападении на них. Это, в сочетании с тем фактом, что все островные укрепления, которые Соэл мог видеть со своего юта, явно превратились в базы чарисийцев, а не Эмерэлда, совершенно ясно давало понять, что "флота союзников" больше не существует, а тем более того, который все еще защищал свою якорную стоянку.

Соэл никогда прежде не сталкивался ни с одной из новых чарисийских шхун и был поражен тем, как близко к ветру может плыть эта штука. А также размерами и мощностью ее парусов. У его корабля было такое же количество мачт, но у "чарисийца" должна была быть как минимум вдвое большая площадь парусов. Он также обладал достаточной устойчивостью и размерами, чтобы нести столько парусов, и в этих условиях двигался гораздо быстрее, чем мог показать его собственный корабль.

Количество орудийных портов, расположенных вдоль его борта, было по меньшей мере столь же впечатляющим, и он почувствовал, как напряглись мышцы его живота, когда из них высунулись короткие дула пушек. - Отец?

Он взглянул на своего заместителя. Вопрос из одного слова совершенно ясно показал напряженность другого священника, и Соэл не мог его винить. Не то чтобы у него был ответ на то, о чем, как он знал, на самом деле спрашивал этот человек.

- Мы должны убедиться в том, что мы видим, брат Тимити, - сказал он вместо этого. - Держите наш курс.

* * *

- Он не меняет курс, - сказал Урвин.

Его следовало бы побить за избыточные заявления об очевидном, - подумал Хивит.

- Да, не меняет, - согласился коммандер с огромной сдержанностью, поскольку дальность для стрельбы неуклонно падала. Расстояние сократилось до менее чем трехсот ярдов и все еще снижалось, и он задавался вопросом, как далеко зайдет другой шкипер, назвав то, что, как он, несомненно, надеялся, было блефом "Уэйв". - Передайте наводчику, чтобы он был готов выстрелить перед носом.

Урвин колебался. Это была крошечная заминка. Кто-то другой, возможно, вообще не заметил бы этого, но Урвин был первым лейтенантом Хивита более шести месяцев. На мгновение Хивит подумал, что ему придется повторить приказ, но затем Урвин тяжело отвернулся и поднял свою кожаную говорящую трубу.

- Приготовьтесь стрелять по его носу, мастер Чарлз! - крикнул он, и стрелок "Уэйв" помахал в ответ в знак понимания приказа.

* * *

- Думаю, что он...

Брат Тимити так и не завершил это конкретное наблюдение. В этом не было необходимости. Ровный, сотрясающий звук одиночного выстрела довольно красиво акцентировал его, и Соэл наблюдал, как пушечное ядро рассекает волны, прорезая белую линию на их гребнях так же чисто, как спинной плавник любого кракена.

- Он стрелял в нас! - вместо этого сказал Тимити. Его голос был пронзительным от возмущения, а глаза широко раскрыты, как будто он действительно был удивлен, что даже чарисийцы осмеливаются так оскорблять Мать-Церковь. И, возможно, так оно и было. Соэл, с другой стороны, обнаружил, что на самом деле это не так.

- Да, это так, - согласился младший священник гораздо спокойнее, чем он чувствовал.

Я действительно не верил, что они это сделают, - подумал он. - Уверен, что не верил. Так почему же я не удивлен, что они это сделали? Это начало конца света, ради Бога!

Он снова подумал о депешах, которые он вез, кому они были адресованы и почему. Он думал о слухах, которые ходили шепотом, о том, на что именно надеялись князь Гектор и его союзники... какие награды им обещала Церковь.

Нет, не Церковь, - сказал себе Соэл. - Рыцари земель Храма. Есть разница!

И все же, даже настаивая на этом про себя, он знал лучше. Какие бы технические или юридические различия ни существовали, он знал лучше. И это, понял он теперь с чем-то очень похожим на отчаяние, было причиной того, что он действительно не был удивлен.

Даже сейчас он не мог выразить это словами, не мог заставить себя посмотреть правде в глаза, но он знал. Что бы ни было правдой до массированного нападения князя Гектора и его союзников на королевство Чарис, чарисийцы так же хорошо, как и Соэл, знали, кто на самом деле стоял за этим. Они знали реальность циничных расчетов, легкомысленную готовность уничтожить целое королевство в крови и огне, а также высокомерие, которое побуждало и вдохновляло их. На этот раз "храмовая четверка" слишком далеко вышла из тени, и то, что они представляли себе как простое маленькое убийство неудобного королевства, превратилось в нечто совсем другое.

Чарис все это время знал, кто был его истинным врагом, и это точно объясняло, почему эта шхуна была готова стрелять по собственному флагу Божьей Церкви.

Шхуна теперь была ближе, наклонившись под давлением своей возвышающейся парусины, ее нос был украшен белой водой и летящими брызгами, которые сверкали, как радужные драгоценные камни под ярким солнцем. Он мог разглядеть людей вдоль низкого фальшборта, различить капитана в форме, стоящего на корме, рядом со штурвалом, видеть, как расчет переднего орудия на правом борту перезаряжает свое оружие. Он посмотрел на свои паруса, затем на грацию шхуны, похожую на грацию кракена, и глубоко вздохнул.

- Спустите наш флаг, брат Тимити, - сказал он.

- Отец? - брат Тимити уставился на него, как будто не мог поверить собственным ушам.

- Спустите наш флаг! - повторил Соэл более твердо.

- Но, но епископ-исполнитель...

- Спустить флаг! - рявкнул Соэл.

На мгновение ему показалось, что Тимити может отказаться. В конце концов, Тимити знал их приказы так же хорошо, как и Соэл. Но епископу было гораздо легче приказать младшему священнику поддерживать авторитет Матери-Церкви "любой ценой", чем отцу Рассу Соэлу убить экипаж своего судна в рамках бесполезного упражнения.

Если бы была хоть какая-то надежда на то, что мы действительно доставим наши депеши, я бы не стал спускать флаг, - сказал он себе и задался вопросом, правда это или нет. - Но очевидно, что мы не можем держаться от них подальше, и если эти люди там так же готовы стрелять в нас, как я думаю, они превратят все это судно в зубочистки одним залпом. Или двумя, не больше. Нет смысла видеть, как моих собственных людей убивают ни за что, а мы даже не вооружены.

Флаг, который никогда прежде не опускался ни перед какой смертной властью, развевался на верхушке мачты курьерского катера. Соэл смотрел, как он опускается, и ледяной ветер пронизал его до мозга костей.

Во многих отношениях это была мелочь, этот лоскуток вышитой ткани. Но именно так начинались все настоящие катастрофы, не так ли? С таких мелочей, как первые камни в лавине.

Может быть, мне следовало заставить их стрелять в нас. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов, никакой двусмысленности. И если Чарис готов открыто бросить вызов Матери-Церкви, возможно, несколько погибших членов экипажа сделали бы это еще более очевидным.

Возможно, они бы так и сделали, и, возможно, ему следовало заставить чарисийцев сделать это, но он был священником, а не солдатом, и он просто не мог. И, - сказал он себе, - простого факта, что Чарис стрелял по флагу святой Матери-Церкви, должно быть более чем достаточно, чтобы он не позволил убивать своих людей вдобавок ко всему.

Без сомнения, так и будет, и все же, даже когда он говорил себе это, он знал.

Жизни, которые он мог бы спасти этим утром, были бы так же бессмысленны, как горчичные зерна в дыхании урагана, рядом с ужасающими горами смерти, нависающими прямо над краем завтрашнего дня.

II

Княжеский дворец,

город Мэнчир,

княжество Корисанда

Ботинок Гектора Дейкина зацепился за окаймленную осколками выбоину, которую чарисийское ядро оставило на палубе галеры "Ланс". Это была одна из многих таких выбоин, и князь Корисанды протянул руку, чтобы провести по разрушенным поручням фальшборта, куда с грохотом рухнула мачта, превратившись в осколки.