Дело о покушении на Чёрного карлика

Расследования Марка де Сегюра. 1. Дело о покушении на Чёрного карлика

Пролог

Он с трудом полз по узкой, тесной норе, путаясь в свисающих с потолка длинных тонких корнях и отфыркиваясь от паутины, падающей на нос. Он уже устал, дышать было трудно. Порой ему казалось, что стены вокруг него сжимаются, и он вот-вот застрянет здесь в темноте и отчаянии, но нет, он двигался дальше, перебирая лапами и с трудом протискивая всё дальшесвоё гибкое тело. «Сколько же я уже ползу, — размышлял он, — сутки или целую вечность? И сколько уже прополз? Десяток километров или чёртову уйму парсеков? И зачем всё это? Может, он опять подшутил надо мной, всё ещё считая меня несмышлёным лисёнком? Может, лучше развернуться и ползти назад?» Но он знал, что развернуться он просто не сможет, и в любом случае, цель его подземного путешествия могла быть куда ближе, чем вход в эту тайную нору.

И, наконец, вдалеке забрезжил свет и в нос ударил свежий воздух, волной налетевший оттуда, где слышался приглушённый птичий пересвист, запутавшийся в мерном шелесте листвы. Он ринулся вперёд, и увидел где-то там светлый круг выхода. Отчаянно отталкивая лапами холодный пол этой гадкой норы, он ринулся туда, изворачиваясь и жадно ловя пастью тёплый сквознячок, пахнущий травами.

Выбравшись из норы, он бессильно упал на эту самую траву, с наслаждением расправляя грудную клетку, заполняя её пряными ароматами леса и луга. Какое-то время он лежал, слушая гул древесных крон над головой, гудение шмелей и щебет птиц. Потом он приоткрыл один глаз и увидел, как у самого носа ползёт по травинке яркая божья коровка, а дальше, за зарослями травы, где-то далеко вздымаются к голубому небу высокие башни, сложенные из желтоватого песчаника, покрытые бордовыми конусами черепичных крыш. Издав возмущенный визг, он перевернулся лапами вверх и начал перевоплощение, превращаясь из большого белого лиса в невысокого хрупкого юношу с встрёпанной белой шевелюрой.

— О, лисий бог! — простонал он, как только его гортань смогла издавать человеческую речь. — Неужели мне пришлось проделать этот бесконечный путь в темноте лишь для того, чтоб попасть в Европу? Лучше б я пролетел его в своей гоночной авиетке, потягивая через соломинку молочный коктейль и глядя по сторонам в большие, светлые окна! Да я чуть не задохнулся в этой норе! И чуть не застрял где-то посередине!

— Ты б ещё диван с собой захватил, — услышал он знакомый низкий голос и, повернув голову, взглянул на говорившего.

Высокий мужчина с длинными белыми волосами, облачённый в синие одежды, расшитые серебряными драконами, сидел на широком пне с маленькой книгой в руках. Его и без того узкие голубые глаза насмешливо щурились. Проследив за его взглядом, юноша увидел запылённый ворох своих длинных пушистых хвостов, которые когда-то были искристо-белыми, а теперь посерели от грязи и опутавшей их чёрной паутины.

— Допустим, — упрямо кивнул он, и его хвосты растаяли в воздухе, — мне следовало принять облик более миниатюрного лиса с одним хвостом, и тогда двигаться по норе было бы куда легче, но зачем мне вообще было залезать туда? Ты обещал мне интересные каникулы, но для этого незачем было загонять меня под землю! Я вполне мог добраться до Европы более комфортным способом.

— Это не Европа, — спокойно возразил его собеседник и, закрыв свою книжку, сунул её в висевший на поясе кожаный подсумок, украшенный теснёнными узорами. — И это вообще не Земля.

Юноша недоверчиво осмотрелся и не заметил ничего необычного. Лес, как лес, с высокими соснами и лохматыми кустами бузины. Дальше в просвете между янтарными стволами виднелась простирающаяся внизу равнина, посреди которой возвышался насыпной холм, а на нём — замок из песчаника. Вокруг на лугах пасся скот: овцы, коровы и лошади, где-то в стороне виднелась деревенька, состоящая из десятка тёмных деревянных домишек, возле неё протекала серебристая речка, от которой был прорыт канал, наполнявший водой широкий ров вокруг замка. Конечно, замок выглядел необычно новым, а деревенька чересчур убогой, но больше никаких странностей он не заметил.

И только посмотрев в небо, он ощутил некоторое беспокойство. Оно было голубым, но с каким-то сероватым оттенком, а солнце, висевшее в центре, казалось маленьким и тусклым, словно закрытым пеленой облаков. И хотя никаких облаков в небе не наблюдалось, оно всё было равномерно блёкло-голубым.

— Мы находимся на самом краю нашей галактики, сын, — тем временем сообщил юноше его собеседник. — Эта планета не имеет названия.

— Совсем? — нахмурился юноша. — А как называют её аборигены?

— Никак. Большая часть из них вообще не знает, что живёт на планете. Они полагают, что их плоский мир стоит на рогах огромного оленя, и если подойти к его краю, можно свалиться в бездну.

— Правда? А на самом деле?

— На самом деле всё ещё более странно, потому что этот плоский мирок плавает в метановом океане, покрывающем большую планету. Это газовый гигант, подобный Нептуну, но на его поверхности затерялся этот крохотный осколок жизни.

— Как так получилось? — недоверчиво спросил юноша и встретил спокойный взглядльдисто-голубых глаз.

— Надеюсь, ты не думаешь, что мне интересны подобные незначительные детали? Меня больше интересует твоё здоровье. Я не хочу, чтоб ты простыл и потом чихал, как замёрзший щенок, так что хватит сидеть нагишом на траве. Вон твой наряд.

— Конечно, отец, — поднимаясь, проворчал юноша и пошёл туда, где возле куста бузины виднелась стопка аккуратно сложенной одежды. — Тебя никогда не интересовали такие мелочи, как секреты мироздания. Так что это за мир и почему ты считаешь, что мне тут будет интересно?

— Я полагаю, что таскаться по лагерям реконструкторов на Земле не так увлекательно, как пожить в настоящем средневековье. К тому же это тебя закалит и даст нагрузку мозгам, хотя бы потому, что здесь нет никакой техники, кроме механических устройств, а энергию можно получить только путём химических реакций из подручных материалов или с помощью магии.

— Здесь есть магия? — в бирюзовых глазах юноши, наконец, мелькнуло что-то похожее на интерес.

— Здесь всё магия, — пожал плечами его собеседник. — Разве само существование этого мира возможно без магии? Это мир странный и нестабильный. Здесь постоянно происходит что-то странное, но местные настолько привыкли к этому, что воспринимают, как должное. Здесь даже горы и деревья то и дело меняют свои места, и для путешествий, кроме карт, нужны списки блуждающих ориентиров. Здесь всё время лето, но в любой момент может случиться зима со снежными буранами и трескучими морозами. Здесь сутки длятся так долго, что местные делят их на три части, так что у них есть светлый день и светлая ночь, половинчатые сутки, когда в полдень темнеет и наступает тёмное время, хотя люди не спят и продолжают заниматься своими делами до условного вечера, и, наконец, тёмный день и тёмная ночь. Кстати, сейчас как раз светлая ночь и в замке спят все, кроме караульных.

— Занятно, — пробормотал юноша, надевая расшитый бабочками бордовый камзол из тонкого бархата, — но если они делят сутки на три части, значит, привыкли к таким суткам, как на Земле?

— Или на Алкоре. Здесь живут обычные люди, на западе в королевстве Сен-Марко — земляне, на востоке — в луаре Синего Грифона — алкорцы. Раньше они постоянно воевали друг с другом, опустошая приграничные земли, но однажды молодой король Сен-Марко Арман разгромил войско альдора Синего Грифона и на правах победителя потребовал семилетнего перемирия.

— Погоди, если у них всегда лето, и это газовый гигант, то как они считают годы?

— По дням: триста шестьдесят дней в году.

— Крутятся, как могут, — пробормотал юноша, натягивая сапоги. — Значит, они больше не воюют?

— Нет. Перемирие закончилось год назад, к тому времени король Арман умер и трон занял его дядя Ричард. Он пошёл войной на луар и пытался осадить его, но был убит в поединке перед боем наследным принцем луара, которого здесь называют энфером. После этого наследник Ричарда Жоан признал поражение в войне и предложил алкорцам мир. Те согласились. Всё-таки война — штука довольно разорительная, а победа в ней вовсе не гарантирована.

— Спорить сложно, — застёгивая на талии пояс, украшенный серебряными бляшками, кивнул юноша. — Значит, теперь здесь тихо и мирно?

— Пока. Они всё ещё делят спорные приграничные территории, но в основном всё-таки за столом переговоров, хотя многие ещё грезят войной. Местная аристократия зачастую наживалась на войнах, и теперь просто не знает, чем заняться.

— Хорошо, и при чём тут мы? Что нам здесь делать, если тут не работает наша аппаратура, нет современного оружия и даже передвигаться приходится, судя по всему, на своих лапах? — юноша постарался окинуть свой наряд одним взглядом и остался доволен тем, что увидел.

— Зато тут нет земной полиции, Звёздной инспекции и Совета духовной безопасности, мой мальчик, — усмехнулся его отец. — Здесь не действуют старые хартии, заключённые нашими предками с людьми. Здесь можно колдовать, можно убивать и грабить. Здесь в цене золото и драгоценные камни, а люди настолько невежественны, что готовы поверить в любой бред. Здесь нам не придётся соизмерять наши возможности с тем, что допустимо, и мы сможем добиться чего угодно, не опасаясь, что нас поймают и осудят. Это идеальные угодья для моей охоты и игровая площадка для тебя и твоих братьев и сестёр. Единственное, о чём нужно помнить: здесь тоже есть колдуны и жрецы, и с ними лучше держать дистанцию. В остальном — никаких ограничений.

— Целый мир только для нас? — уточнил юноша, снова окинув взглядом равнину. — Может, позвать сюда другие семьи? Или хотя бы дядюшек и тётушек…

— И дедушку с бабушкой, и всех моих многочисленных жён и их родню? — с сарказмом уточнил старый лис. — Они, запертые столько веков на Священной горе, тут же с радостью заполонят этот мирок, и он покажется тебе тесным и душным оттого, что из-под каждого куста будут торчать хвосты близкой и дальней родни. Нет уж! Я закрою вход в этот мир и пущу в него только тех, кого захочу! Это мой мир, и только я его граблю!

— Не злись, — рассмеялся юноша и пожал плечами. — Может, ты и прав, мы с нашими знаниями и опытом, с магией и кучей талантов сможем творить тут, что пожелаем, без оглядки на правила и законы! Здесь ведь много хорошеньких девчонок?

— На любой вкус.

— Что ж, тогда эти каникулы обещают быть весёлыми. Жаль только, что я не смогу похвастаться ими в универе. И с чего ж мы начнём? Ты сказал, тут в цене золото? А дед говорил, что оно липнет к лапам тех, кто знает ему истинную цену, не преуменьшая и не завышая её. Так, может, для начала разживёмся звонкой монетой? Чей это замок там вдали?

— Теперь мой, — усмехнулся седой лис. — И в нём стоят сундуки, набитые золотом. Если отыщешь их до темноты и сможешь открыть, не повредив замки, я оставлю их распахнутыми для тебя.

— Идёт! — рассмеялся юноша и, развернувшись, направился вниз по крутой тропинке меж сосен.

Его отец какое-то время смотрел на него с улыбкой, а потом направился следом. На оставленной ими полянке уже не было ничего похожего на глубокую лисью нору.

Часть 1.

Над Сен-Марко простиралось глубокое ночное небо, наполненное мягким сапфировым сиянием, знаменующим начало последней тёмной ночи, за которой должно было последовать светлое утро. Уже прошлись по улицам ночные сторожа, объявившие первую стражу, и вышли из своих караульных патрули, следившие за тем, чтоб жителей королевского города не тревожили грабители и пьяные дебоширы. Постепенно смолк в узких переулках привычный шум, закрылись лавки и магазины, и горожане накрепко заперли ставни нижних этажей.

Вскоре наступила тишина, отчего казалось, что весь город уснул, но на самом деле он продолжал свою жизнь, которая просто ушла под крыши домов, скрывшись за прочными дверями воровских притонов, шумных борделей и многочисленных трактиров, в которых вино лилось рекой, стучали по дубовым столешницам меченые кости и раздавался хриплый смех уличных девиц. В одном из таких трактиров, расположенных в тёмном переулке недалеко от центральной улицы, ведущей к королевскому дворцу, в низком заднем зале, предназначенном для особых посетителей, в этот час собралась компания из шести молодых дворян. К ним присоединилась юная девица Фьяметта, которая была достаточно хороша, чтоб не мыкаться в ночи в поисках случайного клиента, но пока не нашла себе ни постоянного места в солидном заведении, ни богатого покровителя.

Она смотрела на собравшихся за столом господ с нескрываемым восторгом, поскольку лишь недавно прибыла в Сен-Марко из небольшого городка, и блеск столицы, открывшийся ей знакомством с блистательными кавалерами, бывавшими при дворе, уже поразил её воображение тем, как изысканы их манеры, как ладно сидят на их широких плечах бархатные и парчовые камзолы, и блестят на ухоженных руках с длинными сильными пальцами драгоценные каменья фамильных перстней. Впрочем, поглядывая на них, она жалась к рыжеволосому богатырю, одетому в потёртый суконный кафтан. Его единственным украшением была массивная золотая печатка с гербом, поблескивавшая на безымянном пальце правой руки. Он не отличался красотой, но был добр к ней, к тому же казался ей куда надёжнее, чем его богатые друзья.

Леонард, младший брат виконта Дэвре обнимал девушку одной рукой, а второй подливал вино в стоявшие на столе кубки.

— Выпьем за короля, — предложил юный кавалер де Монсиньи, племянник коннетабля, который впервые попал в такую компанию и стремился произвести на собутыльников наилучшее впечатление.

— Я согласен, — кивнул Леонард, подняв свой кубок. — За год Жоан успел сделать много для королевства, по крайней мере, разогнал всю эту камарилью, что вечно отиралась у трона его отца, растаскивая казну по своим кошелькам.

— За Жоана! — улыбнулся барон де Сегюр, высокий статный красавец с длинными чёрными локонами, в которых уже появились серебряные нити ранней седины. — Он стал достойным продолжателем дела своего славного кузена короля Армана.

— Народ его любит, — кивнул барон Ренар-Амоди, молодой человек в камзоле из бордового бархата с золотой вышивкой. — Он навёл порядок на улицах, снизил налоги и прекратил самоуправство мелких чиновников и цеховых старост.

— Его любит не только народ, — добавил граф де Монфор, самый старший из собравшихся, ему уже перевалило за тридцать, и его лицо и руки украшали боевые шрамы. — Право же, я на своей шкуре почувствовал, как всё изменилось за год. При дворе теперь можно не боятся шпионов и клеветников, можно говорить обо всём, что думаешь, не боясь, что кто-то донесёт на тебя тайной полиции.

— Донести-то донесут, — тонко улыбнулся виконт де Бланкар, чей камзол хоть и был из красного бархата, но уже успел протереться на локтях до атласного блеска, — однако, теперь хотя бы можно рассчитывать на то, что тебя не бросят в застенок единственно за длинный язык.

— Жоан действительно очень снисходителен к болтунам, — авторитетно заявил маркиз де Гобер, тот самый, камзол которого украшали вставки из золотой парчи. Он был дальним родичем короля и считал себя вправе делать подобные заявления. — И поверьте, я восхищаюсь им не меньше, чем восхищался Арманом, но ему так не повезло с советником… Увы, он подвержен той же слабости, что и его отец. Он приближает к себе людей, которые дают ему дурные советы и плохо влияют на его репутацию.

— О ком вы, маркиз? — поинтересовался де Сегюр, поставив пустой кубок на стол, и его светло-серые глаза блеснули воронёной сталью.

— О том, кто не дал нам насладиться победой над нашим исконным врагом в последней компании… — начал де Гобер.

— А, вы о Чёрном карлике… — проворчал Леонард, внезапно помрачнев.

— Чёрный карлик? — воскликнула чрезвычайно заинтригованная Фьяметта. — Кто же это?

— Маркиз Делвин-Элидир, негласный советник короля, — пояснил граф де Монфор. — Я тоже не в восторге от той роли, что он сыграл в войне, но называть его так…

— Он и есть Чёрный карлик, — упрямо перебил его Леонард, — мелкий и вечно одет так, словно носит траур по своим врагам, которых отправил в ад.

— Он действительно так страшен? — прошептала Фьяметта, с ужасом взглянув на него.

— Ты будешь поражена, когда увидишь его, — усмехнулся де Сегюр. — Но его влияние на короля сильно преувеличено…

— Вовсе нет! — возразил де Гобер. — Всем известно, что это он уговорил короля признать поражение в войне после смерти отца, хотя его войско было готово к битве.

— Чушь! — воскликнул Ренар-Амоди. — Жоан всё решил сам. Я был там и сам видел, что с момента смерти короля до того как Жоан объявил о признании поражения, прошло слишком мало времени, чтоб кто-то успел убедить его принять подобное решение! Я видел, что от тела отца принц сразу же поскакал вслед за энфером, чтоб известить его о своём решении. Делвин-Элидир скакал за ним, и я не заметил, чтоб он в чём-то убеждал принца. Вы же были там, граф! Вы видели всё это!

Он обернулся к де Монфору, но тот покачал головой.

— Я видел то же, что и вы, барон, но я не слышал, о чём они говорили, и потому не могу сказать, что заставило Жоана сделать такой выбор. Я знаю, что перед битвой он рвался в бой, а потом вдруг признал поражение в войне, так и не сразившись с врагом. И всё это время с ним был Делвин-Элидир.

— Я тоже видел это, — кивнул Леонард, — и знаю, что барон Делвин-Элидир к тому времени уже был не просто другом, а наперсником наследного принца. Он заранее втёрся к нему в доверие и тот прислушивался к его словам! И скажите мне, почему он после этого сразу же получил титул маркиза? За какие такие заслуги? Я тоже участвовал в горном походе, и не моя вина, что мне не удалось сразиться с алкорцами! А он и вовсе не держал меч в руке, поскольку она была сломана, так как он сверзься со скалы. И стал маркизом! Никто из участников похода, кроме него, не удостоился нового титула!

— Ну, кое-кто был награждён не менее щедро, — усмехнулся де Гобер, покосившись на де Сегюра. — Замок, земли, золото на приобретение дома в Сен-Марко и восстановление поместья…

— Надеюсь, вы не считаете, что Марк не заслужил этого? — нахмурился Ренар-Амоди.

Маркиз с усмешкой вскинул руки, но Леонард яростно замотал головой.

— Никто не сомневается в его доблести! Если король Ричард и успел сделать пару выпадов против своих врагов в этой кампании, то Марк всегда находился на острие его меча.

— Не говоря уж о том, что он столько лет был верным слугой Арману, а после его смерти осмелился отправиться в луар, чтоб добыть для нас ценные сведения перед войной, — де Монфор недовольно посмотрел на маркиза, а потом перевёл взгляд на Ренара-Амоди. — Но мы сейчас говорим не о бароне де Сегюре. Речь совсем о другом…

— Делвин-Элидир здесь не при чём, — подал голос де Сегюр, — и тогда, и теперь наш король во всём следует примеру своего кузена, а того не зря прозвали Миротворцем. Он прекратил войну, чтоб установить мир.

— Мир можно было установить, победив врага, — заметил де Гобер, — как, кстати, и сделал Арман.

— Вы не знаете, о чём говорите, — раздражённо заметил Ренар-Амоди. — В тот момент наша армия находилась положении, которое вовсе не гарантировало победу. Алкорцы имели численное преимущество, занимали заранее подготовленные позиции, дополненные сложным комплексом фортификационных сооружений, а в тылу у них был город, под завязку заполненный провиантом и фуражом. А мы едва успели подойти быстрым маршем и разместиться вокруг города. Наши лучники, пехота, орудия и обозы отстали на несколько дней. Если б мы сразились тогда с алкорцами, то могли бы проиграть, и тогда потери, как людские, так и репутационные, были бы неизмеримо больше. Жоан оценил перспективы и сам выбрал разумное, хоть и бесславное решение.

— А как же доблесть и рыцарская честь? — воскликнул де Гобер. — Разве это всё чуждо ему? Это, как вы говорите, разумное решение, может, и сохранило жизни, но привело королевство к печальному финалу, когда мы вынуждены были заплатить алкорцам контрибуцию. Помимо ущерба для казны, убытки понесли и сами участники похода. Вы сами, мой дорогой Гай, участвовали в походе, но и вам не удалось снискать славу и компенсировать те расходы, что вы понесли при подготовке к войне. Но вы богаты, вы друг короля, и, по сути, потеряли не так много. Но есть и те, кто поставили на карту всё…

— Это верно, — вздохнул де Монфор. — Многим наше поражение вышло боком.

— Эта война была моей надеждой, моим шансом! — поддерживая их, горячо воскликнул Леонард. — Я — младший сын, и чтоб не потерять последнее, что у меня есть, служил своему брату, как простой офицер. И вот в горном походе мой старший брат был ранен, и мне выпала честь возглавить его отряд тяжеловооружённых рыцарей, единственный в армии, который может, как раскалённый нож сквозь масло, пройти сквозь ряды врагов. Я действовал разумно и смело, разве нет, Гай? Де Монфор, Марк, де Бланкар, вы же не можете отрицать, что я был там на своём месте, и если б мне удалось участвовать в бою, я бы покрыл себя славой! Я получил бы награды за свои подвиги и, наконец, стал бы уважаемым человеком, а не вечной тенью своего брата! И что я получил? Война была прекращена одним словом! Мой принц, который рвался в бой едва не впереди меня, надев корону, признал поражение Сен-Марко, а я остался не у дел! Мой брат залечил раны и теперь, когда настали мирные времена, ему вовсе не нужен офицер, пусть даже родной брат! Я с трудом свожу концы с концами, заложил всё, что у меня было, чтоб вести достойный моего положения образ жизни. У меня не осталось ничего, кроме этого перстня, доставшегося мне от моего славного деда, — он продемонстрировал друзьям золотую печатку — Но, боюсь, и он однажды окажется в ларце ростовщика!

— И кто повинен в этом? — спросил де Гобер. — Не король же!

— Нет, — мотнул головой Леонард. — Пусть отсохнет мой язык, если я хоть слово скажу против Жоана! Но он молод, и в его сердце вползла змея…

— Осторожно, — предостерегающе произнёс де Бланкар, указав приятелю взглядом на де Сегюра, но тот только отмахнулся, и печатка снова искрой блеснула на его руке.

— Я знаю, что Марк водит с ним дружбу и состоит на службе у графа Раймунда, но он благородный человек и не будет губить своих друзей, которые итак пострадали от несправедливости! Я хочу сказать, что не все, кто окружает короля, достойны его дружбы, и Делвин-Элидир — худший из них. Он плохо влияет на короля и нажил множество врагов. Не удивлюсь, если скоро кто-то из тех, кто пострадал от его козней, пожелает поквитаться с ним.

— О чём вы, Леонард? — поинтересовался де Сегюр.

— Он о том, что слишком многие считают, что к тому роковому решению короля склонил именно он, — пояснил де Бланкар. — Те, кто закладывал имения, продавал фамильное имущество и нехитрый скарб, чтоб собрать отряд или просто купить вооружение и пойти на эту войну, потеряли всё. Они полны ненависти и обиды, они ищут того, кого можно обвинить в их бедах. И то, что Делвин-Элидир теперь приближен к королю и получил титул маркиза, вызывает у них зависть и злость. И эта злость может выплеснуться…

— Что за чушь! — перебил его Ренар-Амоди. — Неужели кто-то решиться причинить Айолину зло только из-за каких-то лживых домыслов и слухов?

— Многие считают, что это правда, — решился вставить слово кавалер де Монсиньи. — По городу гуляют памфлеты и в трактирах распевают про это песенки, — он осёкся и покраснел под гневным взглядом Гая. — Я не читал эту клевету и не слушаю бродячих певцов, ваша светлость…

— Ладно, давайте прекратим этот разговор, — примирительно произнёс барон де Сегюр. — Уже поздно, пора расходиться.

— Вечер только начался… — пробормотал Леонард.

— Уже ночь, друг мой. Тебе пора спать, ты много выпил. А меня ждёт дальняя дорога. Я по приказу графа Раймунда должен ехать на север.

— Городские ворота уже закрыты, — напомнил Ренар-Амоди. — Поедешь утром.

— Нет, утром я уже должен быть на месте… — возразил Марк, сунул руку в карман и поморщился: — Вот невезение! Я забыл во дворце ярлык, и без пропуска мне не откроют ворота. Что за порядки, если без бумаги, подписанной каким-то клерком и обрезка доски, даже я не могу покинуть город ночью!

Он поднялся и следом за ним встал Гай.

— Я пойду с тобой, нам по дороге.

— Я с вами, — кивнул де Монфор. — Если Марк идёт во дворец…

— Да, вам лучше пойти со мной, — оценивающе взглянув на него, кивнул де Сегюр.

— Не то, чтоб я много выпил, — извиняющимся тоном пробормотал граф. — Но, похоже, Великий олень сегодня не в духе и отчаянно мотает головой.

— Он сердится в основном на вас, друг мой! — усмехнулся Марк. — Но мы поможем вам добраться до постели.

Он позвал своего оруженосца Шарля и велел ему позаботиться о графе. Юноша с готовностью подставил ему своё крепкое плечо.

Пройдя по тёмным улицам, они проводили до дома барона Ренара-Амоди, а потом направились во дворец, где в казармах у де Монфора была маленькая комнатка, ибо единственным его богатством оставалась воинская доблесть и быстрый меч, верный королю.

Войдя через казармы во дворец, Марк велел Шарлю уложить де Монфора в постель и отправляться за лошадями, а сам поднялся в Серую башню, которую занимала тайная полиция. Порывшись на чьём-то заваленном бумажным хламом столе, он отыскал потёртый деревянный ярлык с королевским гербом. После этого он присел к столу, отрезал от какого-то черновика половинку листа, написал на нём пропуск для себя и Шарля и поставил внизу подпись старшего сыщика Тома, которую тот и сам бы не отличил от настоящей. Печати на столе не оказалось, и Марк отправился в канцелярию, но проходя по длинной галерее, мельком взглянул в окно и увидел в одном из окон соседнего здания жёлтый отсвет свечей.