– Ага.
– Рун, разбойник, это последнее, на что ты похож.
– Почём ты знаешь? – улыбнулся он. – Может по правде я душегуб. Неспроста же по лесам ошивался. Разбойники, они хитрые. Всегда притворяются невинными.
– Тогда и я разбойница, – тоже улыбнулась Лала.
– Может и не разбойница. Но моё сердце украла. Воровка точно.
– Так у нас банда, Рун? – весело поинтересовалась Лала.
– Выходит, так.
Они оба тихо рассмеялись.
– Лала, почему ты здесь, а никто и ухом не ведёт? – осведомился Рун спокойным голосом. – Ты невидимая для них? И неслышимая? Или договорилась как-то с ними?
– Я сделала себя незначимой, милый.
– Незначимой?
– Да. Так хотела к тебе. Что всё и получилось. Это сложная магия. Я и не думала, что способна на неё. Я как бы в твоей тени для всех. Чужие люди меня видят, и слышат, но я им кажусь столь не заслуживающей внимания, что им всё равно, кто я и чем занята.
– Вот это да! – изумился он. – То есть они тебя видят, знают, что чужая девушка взялась откуда-то на их ладье, причём фея, и им всё равно?
– Ну, Рун, вот пролетел светлячок, тебе разве есть дело, откуда он тут и куда направится дальше? Он для тебя незначим, совершенно, – объяснила Лала. – Так и я. Для всех сейчас. И очень надолго, между прочим. Наверное, недели на две. Или даже на три. Мы теперь сможем обниматься хоть при ком. И ночечки быть вместе. Вот.
– Да, Лала, – покачал головой Рун. – Ты великая волшебница.
– Ну, не великая. Но кое-что могу, – похвалилась она довольно. – А чья это заслуга?
– Хоть в чём-то я полезен, – порадовался он.
– Наскучалась, – произнесла Лала расслабленно. – Так хорошо с тобой.
Они замолчали. Тишину ночи снова нарушал лишь сверчок.
– А ты наскучалась по мне или по моим объятьям? – с юмором задал вопрос Рун, изображая подозрение.
– Глупенький ты, Рун, – улыбнулась Лала. – Хоть про магию не спрашиваешь, и то слава богам.
– Ну, это уже пройденный этап наших отношений, – поведал он беззлобно.
– Правда-правда? И больше не будешь упрекать меня, что я с тобой только из-за неё?
– После месяца на озере? – усмехнулся Рун. – Когда-то ты желала моих объятий только из-за магии. Я это точно знаю.
– Ну, правильно, когда ты был чужой. Чего ты хотел?
– Ничего. Просто… это… обидно было… немного. Временами. Как будто всё равно один. Нет меня, есть только магия.
– Бедненький, – поиронизировала Лала ласково. – Ты, котик, не понимаешь, ты радоваться должен, что я так нуждалась в твоей магии, что постепенно полюбила и тебя самого.
– Да я радуюсь. Очень, – сказал он с теплотой, поглаживая её по плечику. – Но всё же у тебя жестокая природа.
– Я тебе всегда это говорила. Обниматься с тем, кто не суженый, и даже с незнакомцем. Не жестоко?
– Ну да, пожалуй, – согласился он. – А если бы ты не испытывала счастья, ты бы стала обниматься со мной сейчас?
В его словах чуткая душа Лалы уловила еле различимые нотки неподдельной грусти. Она подняла голову, посмотрев на него с любовью.
– Да, – в её голоске было столько искренности, и доброты, и невыразимых чувств приязненных, что у него аж отдалось горячей волной внутри. – Ну что ты, милый. И почему я не должна испытывать счастья от объятий с нежным другом?
– Ну вот, – полушутливо омрачился Рун. – Опять я друг. Ещё недавно был возлюбленным как будто.
– Нежный друг и ангельски возлюбленный это одно и то же, чтоб ты знал, – заявила Лала, разулыбавшись. – Для девушки её возлюбленный это её друг сердечный. Дело же не в слове, а какой смысл мы вкладываем в него. Как произносим, нежно или дружески. Разве я не нежна с тобой? Мой заинька.
И опять это прозвучало так, что отдалось у него внутри. Рун вздохнул умиротворённо.
– Нежна. Но всё равно, – буркнул он с довольной физиономией. – Мне приятнее быть возлюбленным, чем другом.
– Как это не назови, Рун, ты точно знаешь, что между нами.
– И что же?
– Что-то очень хорошее. От чего сердечку сладенько. От чего оно счастливо. У нас обоих.
Он коротко рассмеялся, ощущая переполненность чувствами светлыми в груди.
– Ну да. Всё верно.
– Освободить твою ножку от цепи, львёнок? – предложила Лала. – Кажется, я сейчас это могу.
– А что потом? За борт и уплыть? Я не уверен, что в состоянии, – озаботился Рун.
Тут воин, стоявший на карауле, обернулся, поглядел на него равнодушно, и тихо свистнул.
– Пришёл в себя, – крикнул он.
– Тащи его сюда, – раздалось снаружи.
Воин не торопясь приблизился. Наклонился к ногам Руна, какое-то время потратил, пытаясь попасть в полутьме ключом в замок, скрепляющий оковы. Лала отстранилась, поднялась.
– Не бойся, любимый, я не дам тебя в обиду, – пообещала она. – Если что, отменю заклятие незначимости и появлюсь пред ними. И ты можешь говорить со мной. Когда ты обращаешься ко мне, для людей незначимы будут любые твои слова, они их пропустят мимо ушей, словно и не слышали ничего.
– Здорово! – восхитился Рун. – Только не отменяй заклятие, Лала. Я им не доверяю. По-моему они поопаснее будут, чем те злые люди, что нападали на нас в лесу. Не отменяй, ладно?
– Если они станут тебя обижать, то отменю, – возразила Лала. – Я сумею нас защитить, верь мне.
– Ты защищай, но не отменяя, – стоял он на своём.
– Ну хорошо, – сдалась она.
Воин отбросил цепь в сторону.
– Поднимайся, – приказал он спокойно.
Рун подчинился, чувствуя ломоту в теле. Воин схватил его за шиворот и так повёл вперёд. Довёл до борта. Ладья была причалена к берегу, от неё на песок шёл длинный дощатый трап. Чуть в стороне люд с неё, почти два десятка человек, сидели у костра, в шагах двадцати от них начинался тёмной стеною лес. Все люди в доспехах, шлемы и мечи хоть и сняты, но лежат поблизости. Оно и понятно, ночь есть ночь, плюс, в отличие от воды, суша сулит неожиданности, тут вам и хищные звери, и лихой народишко, да и нечисти порой побаиваются, коли место незнакомое. Рун взобрался на трап, осторожно пошёл вниз. Лала летела рядом, взявшись за его руку, и от этого ему было радостно и легко на душе. Прямо умилялся. Ну почему любимая девушка так меняет восприятие мира – избитый, всё болит, а настроение радужное. После расставания особенно ценишь возможность быть вместе. Ему пришлось сделать серьёзное усилие над собой, чтобы убрать улыбку с лица. А то странно будет лыбиться перед теми, кто поколотил. Неправильно поймут. Воин не пошёл вслед за ним, вернувшись на пост, так что Рун сам направился к костру, высмотрел среди людей златовласого парня, подошёл, встал подле. Парень, как и все, был в доспехах, только в добротных дворянских, красивых, очень искусных. Лежащий подле него шлем тоже внушал уважение, у всех прочих шлема были с открытым лицом, а у него с почти полностью зарытым, похож на рыцарский, но всё же ратный, а не рыцарский.
– Ну, что? – парень зевнул. – Расскажешь нам теперь, кто ты таков, без лжи?
– Да, господин, – смиренно отозвался Рун.
– Ты разбойник?
– Нет, господин, что вы, – покачал головой Рун. – Я просто крестьянин. Правда.
– А чем докажешь, что не разбойник, – поинтересовался парень равнодушно.
– Как же это можно доказать? – удивился Рун, слегка растерявшись.
– Твоя жизнь на кону, ты и придумывай, – последовал ответ. – Не докажешь, не обессудь. Мне с тобой возиться недосуг. Или расскажи без утайки про свои разбойные дела, где логово, про сообщников. Тогда может тоже пощажу.
– Я вам расскажу всю правду, как есть, ничего не скрывая, господин, – искренне заверил Рун. – Я могу только это. Я крестьянин. Иду к родственникам через лес. К тёте. Бабуле моей сон дурной приснился про неё, вот я и вызвался сходить проверить, а то бабуля переживала сильно. Пока шёл через лес, наткнулся на двух охотников из знати. А у них беда – слуга ногу подвернул, толку от него не стало, наоборот. И предложили они мне послужить им пока. Я и согласился, отчего бы не подзаработать. С неделю у них был, и тут мы к реке вышли. Остановились, чтобы дела все сделать: постираться, лошадей помыть. И вдруг глядь, таз чудной плывёт. Выловили его. Господа допили своё вино, какое у них ещё было, пока мы со стиркой возились. А потом давай спорить, можно ли в тазу переплыть реку. Один говорит, да запросто, а другой, что это никак не выйдет. Ну и так расспорились… решили проверить, кто прав. Плыви, мне велят. А я что, дурак что ли? Отказался. Тогда они мне заплатить пообещали. Я всё равно не хотел, а они мне 15 серебра. Я плаваю-то неплохо. Думаю, такие деньжищи. Я точно не утону. Взял с них деньги заранее, понимая, что унесёт меня, и не увижу их более. Сделал палку, чем грести. И поплыл. Палку упустил случайно потом. Вот и вся история.
– Ну что, верите ему? – обратился парень к своим людям.
– В принципе… достаточно правдоподобно звучит, – произнёс кто-то
– И объясняет, откуда у него серебра столько в сумке, – заметил другой голос.
– Я был свидетелем, как два… весьма солидных человека поспорили, чья свинья быстрее бегает, посадили слуг верхом на свиней… и наперегонки, – сообщил третий, рассмеявшись.
– Ну какие ещё причины у человека плавать в тазу? – вежливо просяще проговорил Рун. – Только из-за денег, господин мой.
– А почему отказывался от нашей помощи? – пристально посмотрел на него златокудрый парень.
– Так из-за денег, – чистосердечным тоном поведал Рун. – Я же не знал, кто вы. Вдруг бы отобрали. Вроде и понимаю умом, что на ладьях купцы, а не грабители, плавают. А всё равно страх внутри гложет. Мало ли. У меня таких деньжищ отродясь не было. Я за них готов рисковать. Да и риска-то особо никакого. Я хорошо плаваю.
– Откуда ты конкретно? Где тебя знают и могут подтвердить, кто ты?
Рун было задумался на миг, но вспомнил, чем закончились размышления в прошлый раз.
– Издалече, господин. Из земель барона Ар Намеды. В деревне у реки недалеко от его замка живу.
Все отдыхающие у костра вдруг как-то заметно оживились, переглянулись.
– Это из той, где фея была? – озадаченно задал вопрос парень.
– А вы откуда знаете про фею, господин? – удивился Рун.
– Да кто же не знает. Уж давно земля слухами полнится. Так ты оттуда, значит?
– Оттуда, господин.
– А фею видел?
– Конечно, – кивнул Рун. – Даже часто. Я буквально рядом жил от неё, через несколько домов.
Люди вокруг ещё более оживились. Кто полулежали, сел. Со всех лиц исчезли равнодушные выражения, в глазах загорелся интерес.
– А ты не врёшь ли мне? – засомневался парень.
– Спросите что угодно про неё. Отвечу не задумавшись ни разу, – почтительно молвил Рун. – Я же всё знаю о ней, был там. Мне сочинять не надо.
Он вдруг снял куртку, постелил рядом на песке:
– Садись, милая. Боюсь, это надолго.
Никто вокруг и бровью не повёл. Лала уселась грациозно, улыбаясь:
– Спасибо, суженый мой. Устала. Забавно. И странно очень. Я тут, а они… так внимают твоим словам обо мне. Знали бы они, да?
– Ага, – тоже улыбнулся Рун.
– Расскажи про неё. Какая она? – осведомился парень.
В спокойных интонациях его голоса различались, пусть и едва уловимо, нотки ни то благоговения, ни то мечтательности ребёнка, приготовившегося слушать сказку. Фея – волшебное существо и легенд. Никого она не оставляет безучастным. Ум всякого волнует.
– Девушка. Молоденькая. Лет семнадцати. Только с крыльями, – поведал Рун. – Такая добрая… Как ангел во плоти. А уж красавица, – он перевёл взгляд на Лалу, любуясь на неё, и так и любовался далее, описывая. – Вот нету слов, чтоб это передать. С богинею сравнить или с Венерой? И что? Богинь не видовал никто. Никто же не поймёт. Когда она. Перед тобой, когда на неё смотришь, душа поёт и в то же время плачет. И радостно на сердце и тоскливо, что в мире есть такая красота. И хочешь, чтоб она с тобой осталась, чтоб услаждала очи целый век. Но так не будет. Оттого и грустно. Не насмотреться, не налюбоваться, захватывает дух, почти нет сил дышать. Вот до чего она собой прекрасна. А улыбается, как будто озаряет. Тебя как солнце в полдень, ослепляя. А улыбается она почти всегда. Ведь феи светлых чувств полны и счастья.
– Я тебя, Рун, очень вознагражу за это, – растроганно пообещала Лала. – Ночечкой. Ты столь красиво обо мне ещё никогда не говорил.
В глазах Руна заблестели весёлые искорки.
– У неё длинные волосы, аж до колен, пышные, а цвет в точности как у вас, господин, – продолжил он с ещё большей теплотой, так и не отрывая от неё исполненного глубокой приязнью и восхищением взгляда. – Лёгкое прелестное причудливое платье. Она меняет платья часто, наколдовывая их себе, и они совершенно разными бывают, поэтому указать конкретные детали, ну, там, узорчатость, расцветку или что-либо ещё, не выйдет. Но это всегда очаровательно, всегда ей очень идёт, и всегда из шёлка. На ножках туфельки изящные. Вот такая она.
Влюблённый юноша глаголет красноречиво. И дело не в словах, а в том, с каким горением души они поизносятся. Сие доходит до сердец, тем более, когда речь ведётся о ком-то, кто итак их чрезвычайно волнует. О фее. Народ вокруг явно пробрало. Все выглядели немного ошарашенными. Ошеломлёнными.
– Вот уж не предполагал… что когда-либо буду испытывать зависть к плебею деревенскому, – молвил парень негромко.
– Я и сам себе словно завидую, господин, – кивнул Рун. – Подобное чудо узреть хоть раз удача великая. А я так наблюдал почти без счёта.
– А правда, что у неё платья коротенькие совсем? – спросил кто-то.
– Ну да, – подтвердил Рун.
– А какие именно? Докуда?