Вот так пробрался ночью вьюнош славный в боярский дом, перелез только через ограду, а тут на него чудовище поганое и набросилось, но увернулся вьюнош от хромого перевертня и ткнул ему клинком серебренным в самое горло. Захрипел перевертень, да скончался. А тут уж дочка боярская Милена подоспела, отвела вьюноша в опочивальню отцовскую, где тот в личине черного огромного волчищи спал. Но только вступили они в опочивальню, как проснулся волчище, да закричал диким голосом:
– Кто здесь, – взрыкнул по-звериному. Взблеснули в свете половинной луны его огромные стальные когти и засочилась из его зловонной глотки желтая слюна, и налились его глазницы алым светом.
– Это я батюшка. Это я любый мой запричитала Милена, и обхватила огромного черного волка, повиснув на его могучей шее. А хитроумный, да смелый вьюнош в то время, не испугавшись, да подскочив к волку сзади, вонзил ему по самую рукоятку в спину свой серебренный клинок.
Заверещал тут волк громовым голосом, закапала из его пасти кровь алая, отшвырнул он дочку предательницу от себя, и рухнул на пол терема. Да только собрались наши влюбленные бежать отсюда, куда глаза глядят, да очнулся волк перевертень, да прохрипел, умирая проклятие:
Не уйдете вы далеко, догонит вас моя стая лютая, слуги верные, порвут тебя в клочья щенок, а девка – эта, послужит еще делу темному, – молвил так черный волк и издох.
А молодые, не долго думая, оседлав коня боярского, самого быстрого в округе рыжего скакуна, бросились в ночь… да вот только уйти далеко не смогли. Как не был быстр рыжий скакун, а нести ему двоих было тяжело. А за Миленой да ее женихом неслась уже вся стая, вызванная умирающим волчьим вожаком. Впереди была одна тьма, да сизый туман. Звезды давали мало света, а сзади все громче слышался ужасающий волчий вой. Кап, кап, – капала на тропу волчья слюна, клацали во тьме желтые клыки, стая все ближе и ближе, а у коня все меньше оставалась сил. Вскричал пуще страха лютого в ночи филин, птица колдовская. И тут Милена взмолилась, чтобы юноша бросил ее на растерзание волкам перевертням, а сам скакал дальше один, спасая свою жизнь. Но юноша, сколь бы не боялся, не желал бросать свою любовь. И вот вынеслись они на полном галопе к круглой поляне посреди которой стояла изба, сложенная из вековых сосновых стволов, и решили они укрыться в этой домине, дождаться рассвет, когда волки сменят личину, и с людьми им справиться будет легче. Подперли юноша и Милена боярская дочка двери досками, да стали ждать, что будет дальше. Да только убежище их, каким бы надежным не казалось на первый взгляд, держалось от напора целой стаи перевертней из последних сил, прогнившие стволы и доски, готовы были вот-вот рухнуть.
Что делать… решили Милена и ее жених перед смертью обвенчаться, не как в церкви велят, а по покону предков. Разрезала Милена себе клинком серебренным запястье, то же сделал ее названный жених, и смешали они кровь свою вместе в чаше с вином, и сделали по глотку, став мужем да женою.
И призналась тут Милена юноше тому, как мужу, что грешна она была.
Призналась, что на отчиме ее страшное проклятие. Когда-то было в этих землях капище древнее, Световита, да пришли христианские отцы вместе с дружиной Владимировой и пожгли то древнее капище и волхвов смерти лютой предали, и пред смертью главный Волхв Вольха, проклял всю землю, что приняла веру новую, да в сердцах призвал на землю эту Волка черного Ууммаа. И пришел на землю Уумм. И привел за собою стаю, и стал он князем ночи. И боялся кто либо в землях этих ночью выйти за порог дома своего, да и в доме, мало было надежды в живых остаться. И стали люди приносить Уумму дары, да жертвы человечьи. Но мало было тому волку, рыскал он по ночам вместе со стаей своей и искал предначертанную ему невесту. Говорили, что невеста та зачать должна была от Уумма дитя, и родить нового Темного господина, что будет править миром, а Уумм, со стаей будет ему верным слугою. Да вот только никак не мог Уумм найти предначертанную, а пока, совершив обряд тайный, сменив личину волчью на человечью, стал жить Уумм посередь человеков, потому как упорен, да терпелив был вожак стаи перевертней.
– И что? – спросил юноша.
– Да ты еще не понял? – вопросила Милена, боярская дочка. – Да тот черный волк Уумм и был мой отчим названный, а я его предначертание. И мать мою волк убил и бабку, сердца их сожрав, и…– тут Милена раскраснелась, да замолкла.
– Что, и.. Что любая?
– Да сотворил отчим черное, понесла я от него. Убей меня муж мой, пока семя черное во мне, живы перевертни, готовые служить мне, а затем сыну проклятому моему. Убей любый!
Заплакал вьюнош горючими слезами, да вонзил серебренный клинок, прямо в сердце жены своей и испустила она дух. И начали один за другим исчезать перевертни, а вместе с ними пропал и рыжий колдовской жеребец.
И завыл тут вьюнош на луну, по волчьи, и увидел, как у него шерстюга из кожи полезла, да когти на пальцах железом налились, и вонзил он и себе клинок серебренный прямо в сердце и умер…
*
– И что на этом твоя сказка закончилась? – Спросила Она, опираясь на свои хрупки локотки, перевернувшись в кровати со спины на живот, и глядя своими изумрудами глаз в пронзительную зелень его ответного взгляда.
– Конечно же, нет, ответил Он. – Эта сказка только еще началась…
*
После той истории прошло еще три столетия. И вот в волчьей семье родился непростой волчонок. Был он силен, да окрасом черен, был он отважен, да хитер, свиреп, да жесток, и после третьей своей весны стал вожаком стаи. И стал водить он свою стаю к людским селениям, да вот только ни скот, ни провиант какой та стая не трогала, но вот человечинкой баловалась. И как не пытались изловить да истребить ту стаю, всегда волки уходили не битыми, хитер и умен был вожак. И вот с каждой отобранной человеческой жизнью, с каждым сожранным людским сердцем, стал тот волк все более личину человеческую принимать, но хоть и стал он теперь ходить в личине людской, нутро его было звериное, и слушалась его стая не переча. Но не только голод вел черного волка, по исполнению определенного срока, стал он все чаще появляться среди людей и искать свою предначертанную, и звали того волка Ууммаа.
Но только обрел Ууммаа личину людскую, разверзлась земля на холме у старого городища, и вылез из той земли мертвяк, полусгнивший труп, но блестели в глазах трупа синие огни, и блестело, синим в костяной деснице мертвяка серебренное лезвие клинка. Так, как часть древнего проклятия пришел в наш мир Убийца Волка. И вынесса из леса дремучего конь рыжий, колдовской не боявшийся перевертней, и не убоялся он своего нового всадника – мертвяка. И была ночь не для одного Ууммаа, и была ночь и для его Убийцы.
Долго ли коротко, нашел Уумм мать своего предначертания, и та женщина, как и три сотни лет назад была вдовою, и послала она дочку свою навестить захворавшую бабушку в соседней деревеньке, да отнести той пирожков. Жила бабушка на самой окраине деревни, уже за кромкой леса, да и день клонился к закату, вот и волновалась мать за свое дитя.
Ждет – пождет, да в окошко все поглядывает. «Не видать ли там дочкиной шапочки приметной, красной. Нет, не видать». Да вот тут стук в дверь. А на пороге стоит статный молодец, фигурой могуч, да волосом черен, да глазами зелен. Тут бы матери взволноваться, что за, мол, незнакомец к вечеру. Но незнакомец то собой был хорош, да женщина та давно одна без мужа маялась, и пустила она его в свой дом без расспросу, а затем и в постель свою пустила вдовью. Наигрался черный волк вдоволь, намиловался да убил ту женщину, съев ее сердце. Перекинулся волком, нашел дом, куда шла девочка – его предначертание, нашел ее бабушку, и ее убил, а сердце съел.
И вот сидит Уумм и ждет когда придет девочка в красной шапочке. А девочка то та, девица юная в лесу заплутала, с пути сбилася.
И вот в потемках подходит она к дому бабушки, и кличет ее, да та не отзывается. И за веревочку дергает девушка, и дверь открывается, а на пороге мужчина статный, телом могуч да волосом черен, да глазами зелен. Раскраснелась красная шапочка, застучало ее сердечко юное к любви созревшее, и забыла красная шапочка и маму и про бабушку, села за стол с кавалером неожиданным, да стала речи вести.
– Мол, откудова вы мужчина будите? Из какой семьи племени?
А человек лишь тот улыбается, да шутки шутит сердце девичье смущаючи.
Мол, из леса он дремучего, и есть он князь тайный, и слуг у него, как есть три десятка.
И не заметила красная шапочка, как в объятиях его оказалася, да зашептала голосочком взволнованным. Мол, откудова у вас глазки такие зеленые да руки могучие, и уж щечки ее девичьи от поцелуев маковым светом покрылися. Да тут сорвалась дверь с петель, и ворвался в горницу мертвец оживший, костяк на половину гниющим мясом прикрытый, и замахал тот мертвец клинком серебренным, вскричал зычным голосом:
– Это смерть твоя пришла перевертень проклятый!
Испугалась красная шапочка и на шее черноволосого незнакомца повисла.
– Защитите, мол, дяденька!..
А мертвец то тот прыткий ужом за спину им поднырнул, да вонзил свой клинок серебренный прямо черноволосому парняге в спину, задергался тот, да перевернулся волком, да перевернувшись и подох. Заплакала красная шапочка и забилась в угол.
Подходит к ней мертвец страшный, склоняется. Да глаголет:
– Целуй меня девица…
Заплакала еще пуще красная шапочка, но, взглянув в глаза, мертвые увидела в них человека знакомого, и вспомнила тут красная шапочка, как была когда-то девицей Миленою, и любила безумно этого вьюношу. Вспомнила, как река прорвалася, да поцеловала губы мертвеца. И превратился тут мертвец в парня молодого да статного, голубоглазого, и давай нацеловывать Миленовы губки алые. Так и заснули, милуясь, наши молодые. Да проснулся под утро вьюнош, да стал думу темную держать. «А вдруг уж понесла душа девица от волка Уумма, вдруг да принесет в мир наш светлый горе несчастье, сына своего проклятого». Подумал так вьюнош, взял клинок свой серебренный, да и зарезал любовь свою спящую. Как только свершил он зло то добродеяние, тут же полезла из него шерсть черная, и стали ногти его наливаться железом, завыл он по волчьи, да вонзил свой клинок серебренный прямо в свое сердце, да помер.
*
Девушка снова перевернулась на спину.
– И это конец сказки? – спросила Она.
– Не совсем, – ответил Он. Ты ведь поможешь мне избавиться от этого проклятого зловонного мертвеца…
– Конечно любимый. А почему он убил Ее?
– Да потому что был он трусом, и не любил, как я люблю тебя, – рыкнул Ууммаа.
Может, им показалось, но где-то посреди ночи заржал жеребец…
*
На улице шумела февральская вьюга, на дворе стоял 2009 год.
Он всех обманул
Кажется, он всех обманул. Но этого ни кто не заметил. Ничего не изменилось в этом мире, а про тот, другой – новый его мир, еще никто не знал.
Вместо неба – листопад. Желтые листья, распрощавшись с деревьями, кружились, заигрывая с ветром. Листья алели в смущении, оставляя деревья такими обнаженными перед грядущим приходом зимы. Осень, осень в целом мире. Желтая, местами еще зеленая, красная, сырая, серая – но так завораживающе прекрасна ее прощальная улыбка. На осень смотрели миллионы глаз, ей любовались. Окна чужих домов превращались в рамки картин – полотна Вечного художника. Ты только погляди – как красиво.
В его комнатенке было лишь одно окно – с ерундовым видом на свалку. Обои со стершимся рисунком, скрипучий пол и инвалидная коляска, с помощью которой он двигался по жизни. Но это вчера, а сегодня он всех обманул.
Ветер нежно целовал лицо, обдавая запахом соли, солнца и цветущих роз. Покатилась волна, догоняя волну – море пело. Позвав тишину, он ждал. За его спиной лежали руины древнего полиса: белый мрамор колонн, постаменты с разрушенными статуями богов и героев – живые камни в мертвом городе. Шаг, еще, и теплое море ласкает ноги. Появившись сзади, кто-то прикрыл ему глаза, двумя чуткими ладонями.
«Она», – с надеждой подумал Стоящий в Море Лицом к Солнцу.
– Ты узнал милый. Это я…,– и эти слова нарушили его тишину.
– Я ждал.., – он медленно развернулся и обнял девушку в розовом хитоне. – Закрывая глаза, я видел тебя, и теперь открыв их – рад видеть тебя снова, Веста. Имя, я назову этот мир твоим именем. Хочешь? – ответа он не услышал. Что-то было не так. Та же тишина, ветер и море нежны. Но тревога вцепилась острыми коготками в его душу и не хотела отпускать. Тревога читалась и в глазах Весты.
– Бежим, – крикнул он. Веста схватила его протянутую руку, и они побежали, быстро, как только могли, помогая, друг другу. А сзади, от линии горизонта, с бешеной скоростью шли четыре водяных смерча, не оставляя за собой ничего …
В дверь постучали, а потом долго и настойчиво визжал входной звонок.
– Я представитель жилищного фонда «Веста-строй-крах». Вы обязаны освободить квартиру, она продана. В случае отказа я имею юридическое право сломать дверь.
Но он ничего этого не слышал. В глазах туман, воздух рвет легкие, ноги горят. Он бежал, бежал вместе с ней – надеясь успеть, на ходу творя новый МИР.
ОН СНОВО ВСЕХ ОБМАНУЛ…
Лебединая стая
Синий лес, Деревянный замок словно вырос из земли, так растет трава и Большие деревья. Все живое в этом мире, а не только ты. Солнце мое взгляни на меня и ничего не бойся. В голубой дымке бродят Красные звери, и в их молчании больше мудрости, чем в грозном рыке. Болтливые кудрявые травы как всегда шушукаются о своем. Лучик звездный упав – отразится в пруду, и бросаются к нему серебряные тени Водяных. Кто-то хочет погреться, а кто просто посмотреть на новую игрушку, по-доброму сказать: – Здравствуй, – и плыть по своим делам дальше. В морозном по вечернему небе повис прощальный крик: – Гау…, – лебединая стая делает последний круг над Заветным лесом, улетая в другие земли.
Воздушные бродяги – вечно их тянет куда-то. Даже из такого тихого рая… сбежали. Манят их новые земли, новые небеса и новые звезды, но и, о, старых навсегда не забывают. Белоснежной чертой прорвали границу меж облаками и вырвались на последнем взмахе крыла под другое солнце.
Здесь была поздняя зима, начало весны и тоже вечер. Дикий охотник достал карабин. «Как долго он ждал». Зловещая улыбка исказила лицо изрезанное застарелыми шрамами минувших побед. Две молнии вспышки ударили в небо одна за другой. И посыпалось с неба белое, нет, не снег– пух лебяжий, и пролилась она самая – кровь алая.
Гай-Я вскрикнула от боли, правое крыло как огнем обожгло. А потом – пелена в глазах и земля стала приближаться так быстро, что стало страшно.
Отчаянный Гай-Рик хотел помочь самой юной и прекрасной деве в стае, подставив свое крыло, но и сам попал под пули. Грохочущие молнии летели в небо одна за другой. Дикий охотник был сегодня одержим Смертью. Приняв нужное решение, старая Гай – Да, решила уводить стаю, бросив двоих на волю провидения. Гай-Рику помогать было поздно, а Гай-Я, закрыв глаза, потеряла сознание.
Обнаженная белокурая девушка лежала на снегу, закрыв глаза. Там, где натекла алая лужа, снег растаял, и на свет вырвалась зеленая трава и цветок – синяя фиалка. Как странно, что только не бывает в этом мире – под нашими звездами.
Костик – студент медфака с детства мечтал стать врачом и тащил в дом разную живность: птичек, собачек, кошек. За всеми этими больными он ухаживал, а когда те выздоравливали, отпускал на волю. Один раз он приволок в дом лягуху со сломанной лапкой. Отец ругался, а мать умилялась:
– А из нашего то, точно доктур вырастет.
В институте Костика считали придурком, и за глаза называли ботаником. Как же так, нельзя же жить одной учебой, а тем более ее любить. Просто кошмар какой-то.
Сегодня Костя поздно возвращался домой. Вернее в дом тетки у которой жил во время учебы. Сходил в кино на «Титаник», тихо сидел в последнем ряду и смотрел на красивую жизнь и еще более красивую смерть. На обратном пути он решил срезать дорогу через заброшенный парк. И здесь он увидел ее…
– Девушка вам плохо?
Костя в первый раз увидел такую прекрасную.
– Вы ранены?
Он схватил ее руку и проверил пульс:
– Жива. Слава Богу, жива.
Костик сбросил дубленку и завернул в нее небесное создание. Не думая, наверное, по старой привычке, понес ее на руках домой. Только твердя про себя:
«Он ей поможет».
«Он ее вылечит».
«Ведь уже четвертый курс и он знает как».
«Вот только что тетка скажет?», – эта мысль немного мешала.
– Горе мое. Что ты опять в дом приволок? – тетя с тоской взглянула на непутевое чадо.
– Тетя. Помните, вы спрашивали, почему у меня девушки нет. Ну, что я, странный какой-то, говорили.
– Вот.., – Костик, подойдя к кровати, приподнял край одеяла. Тетка не знала, как быть, падать в обморок, или сделать вид, что все нормально.
«Да ну и нравы у этой современной молодежи … А еще таким тихоней прикидывался…»
В постели бедного студента лежала обнаженная девушка с удивительно чистыми синими фиалковыми глазами.
В травматологической клинике № 4 все уважали нового талантливого хирурга – Константина Петровича. Старые врачи, не стесняясь, приходили к нему за советом. Молодые сестрички напрасно бегали за ним мечтая, если не закадрить, то хотя бы просто – угодить. «Что значит талант от Бога. Мастер и как умен. Вот только странно, ему двадцать пять, а такой седой. А как безумно он любит жену.., за день по двадцать раз позвонит – узнать как она там, и после работы сразу домой».
Они ничего не знали… Просто один раз, когда Костик, вернувшись, домой увидел, как Гай-Я пытается выйти в окно их седьмого этажа… Он успел схватить ее за руку, но поседел на всю жизнь.
На улице царила осень, и птичьи стаи улетали в другие земли. После того случая Константин Петрович стал брать свой положенный отпуск только в это время. Он брал Гай-Ю за руку и не отпускал ее даже во сне, ночью. Он любил ее и, не знал, как удержать. И когда у них родились двое прелестных малышек – он боялся, что она улетит…
ВОТ ОПЯТЬ ОСЕНЬ.