Стажировка. Термез

Деревня мне кажется рядом,

Любимая рядом со мной.

И здесь, на студеной границе,

Меня согревают в мороз

И желтое пламя пшеницы,

И белое пламя берез.

Последние слова подхватила вся застава. Говядин встал и неожиданно предложил мне выступить:

– Что скажет товарищ курсант, будущий политработник Голицынского училища, по поводу песни и службе на пограничной заставе. Внутри все кольнуло, я напрягся, ни к каким выступлениям я не готовился, подстава. Деваться было некуда, я встал, одернул ХБ и, стараясь не сбиваться, заговорил о том, что было на душе:

– Мы несем службу на передовых рубежах нашей Родины, так сказать первые встречаем врагов. Это почетно и ответственно одновременно. Служба, как говорится и опасна и трудна, но нас это не останавливает. Застава у нас сплоченная и дружная, что влияет на результаты охраны Государственной границы. А песня душевная и добрая.

Говядин, тщательно следил, чтобы я каждые пограничные сутки был в наряде, сна мне доставалось мало, но со временем понял, что мне интересно и увлекательно ходить на охрану Государственной границы. Я много узнавал, учился и практиковался. Следующий мой наряд был дозор с пограничным псом по Кличке Рекс, этакая пешая прогулка вдоль линии границы, рядом с КСП. Получив приказ, мы потопали на левый фланг к мосту «Дружба», который тянулся около восьми километров. Думая, что шестнадцать километров, для подготовленного марш бросками и переходами в училище, ничего не значат – я глубоко ошибался. Первую ошибку, которую я допустил, это быстро выпитая вода на жаре. Через пять километров я начал потеть и пыхтеть. Опытные пограничники пили мало, только чтобы сполоснуть сухое горло.

Небо Узбекистана выцвело от зноя. Печет и давит. Дышать нечем. Задул «афганец». Что-то угрюмое и печальное в этом ветре. Говорят, он нехорошо действует на желчный пузырь.

Слева от нас было табачное поле. Табак уже вызрел, стоял бурыми прямыми рядами, как солдаты в строю, при полном параде и тихо перешёптывался под ветром. Говорят, в этих краях выращивали качественные сорта, по крепости, не уступающие своим аналогам из-за рубежа. Табачное поле тянулось вдоль КСП и уходило глубоко внутрь пограничной зоны.

Я все больше уставал, осеннее, но жаркое солнце стояло хоть и низко над землей, но в самом зените. Нагрузка в центральной России и в Средней Азии, сильно отличались. Стараясь не опозориться перед солдатами, я создавал видимость бодрого шага, на полпути был уже похож на загнанную лошадь. Впереди шел сержант по фамилии Тропкин с крупными чертами лица, руки рабочего с отчетливыми венами. Тропкин посмотрел на меня и, видя мое плачевное состояние скомандовал:

– Привал. Я виновато сел на землю и будто оправдываясь, сказал:

– В училище и марш-броски и зарядки и ничего, а тут…

– А тут климатическая зона другая, надо привыкнуть. Мы поначалу все сдыхали на флангах, – Тропкин скинул автомат с плеча и присел. Закурив, он посмотрел на блестевшую неподалеку Амударью. Второй солдат, по-доброму добавил:

– Пейте меньше при движении, товарищ курсант, много воды при нагрузках и жаре – плохо. Молча посидев, пошли дальше. Вдруг Рекс натянул поводок, взял свежий след. Судя по всему, человек шел вдоль границы по нашему направлению. Тропкин, обращаясь ко мне сказал:

– След свежий, надо ускориться. И мы побежали.

Следующие пару километров были для меня очень тяжелые. Но я бежал, и уже это было неплохо. Двигаюсь. Не отстаю. Читал в книжках о втором дыхании, которое появляется у вымотанного человека: перемогся – и обретаются силёнки. Но оно никак не наступало. След свернул в сторону убранного чайного поля. Тропкин передал по рации, что возле КСП с наше стороны «кто–то гуляет, ведем преследование». Тревожную группу высылать не стали, так как местные могут быть в пограничной зоне и как следствие возле КСП. Обычно они это не делали и на пограничную дорогу не выходили. Бежим дальше. Казалось упаду, тихий, напевный звон образовался в ушах.

За несколько сот метров увидели маячащий силуэт. Рекс захрипел. Перешли на ускоренный бег. Звон рос, крепчал, превращался в блаженную песню. Знаю, что на самом деле нет никакой музыки и песни, просто напряжение и жара.

Человек не убегал, шел по тропинке. Чем ближе мы подбегали, тем страннее он смотрелся, весь в каких – то тряпках, голова окутана платком, на ногах нет обуви. Тропкин окликнул человека, тот остановился и посмотрел в нашу сторону. Его лицо было отталкивающее – длинные немытые волосы, полуоткрытый беззубый рот.

– Отбой тревоге, – сказал Тропкин, это местный дурачок. Словно в подтверждение слов сержанта, чумазый человек улыбнулся и помахал рукой, издавая нечленораздельные звуки. Подойдя ближе, я увидел, что у незнакомца лицо покрыто струпьями, ноги искажены слишком долгими путешествиями, обкусанные до крови ногти, скрюченные пальцы похожие на отросшие ногти. Ужасная картина, я вопросительно посмотрел на сержанта.

– У него семья сгорела, пока он в поле работал. Жена и двое детей. Все спали и моментально задохнулись. А он… рехнулся.

Распухшими пальцами нащупал флягу, отцепил с пояса, встряхнул, словно могло плеснуться или булькнуть. Ни глотка, сухие стенки. Прячась от бойцов, прицепил флягу обратно. Мои телодвижения не остались без внимания Тропкина. Он отцепил флягу и протянул мне:

– Пейте, только не много, вода все равно тут же выйдет через пот. Станет только тяжелей. Сделав пару глотков, я отдал фляжку сержанту, думая, о неподдельной взаимовыручке и поддержке друг друга, бойцами заставы. Жить и служить в близких к экстремальным условиях, нельзя без помощи и уважения. И это не просто напыщенные слова.

Между нарядами я вспоминал Ларису, мое сердце было в синяках как яблоко в стиральной машине – я скучал и страдал. Иногда с дежурки получалось позвонить Ларисе и немного поговорить. Так как рядом сидел дежурный, ни о каких романтических разговорах речь не шала. Но скучать было некогда.

На следующий день меня отправили нести службу на пограничную вышку, так называемый пункт наблюдения. Мне было жутко интересно, так как вышка стояла левом фланге, где располагался мост «Дружба» через который шла военная техника с Афгана.

Я, как старший пограничного наряда, прибыв на наблюдательный пункт, должен отыскать на местности ориентиры, границы, полосы или уточнить обстановку у сменяемого наряда; проверить документацию и исправность средств связи и сигнализационных приборов; установить или принять у сменяемого наряда приборы наблюдения; лично осмотреть местность в полосе наблюдения; указать ориентиры, сектор наблюдения для каждого пограничника и на что обращать особое внимание.

Далее, при обнаружении на территории сопредельного государства вновь появившихся объектов, я обязан: отметить время обнаружения объекта в журнале наблюдения; непрерывно наблюдать за объектом, а c выходом его из полосы наблюдения поста, записать все данные о нем в журнале наблюдения, указав отличительные признаки наблюдаемого объекта и его действия: кем являлся объект, если человек, то кто он (военнослужащий или гражданский), как одет и вооружен, что делал, откуда, как и куда двигался, при каких обстоятельствах и когда вышел из полосы наблюдения. В общем обязанностей вагон и большая тележка.

На самом деле пока мы дошли до вышки, взмокли как мулы и присели отдохнуть. Небо словно цеплялось за вороненый ствол карабина, у подножия вышки тощая серебристая крольчиха щипала траву. Она доверчиво посмотрела на меня, но потом запрыгала прочь, вслед за нею поднялись и поскакали крольчата.

Забрались на вышку. Наверху старослужащие сразу сняли с себя вооружение и ХБ, мельком глянув на границу, перешли на тыльную сторону вышки, где не было солнца.

– Будешь в карты? – спросил один из них по имени Володя, добродушный парень из Владимира, который был нештатным парикмахером и уже успел подстричь меня. Я оторопел от такой наглости, но ничего не сказал. Володя достал откуда-то с нычки потрёпанную колоду и выжидающе посмотрел на меня.

– Нет, понаблюдаю за границей, – строго сказал я. Володя неспешно раздал на двоих и, смотря себе в карты, пояснил:

– Вы, товарищ курсант не переживайте, здесь духов нет. Наших войск на той стороне сосредоточено – ого-го. Выводят. У них и разведка, и контрразведка и конфетка. Крести – козырь, я хожу, – обращаясь уже к своему партнеру по имени Азамат, полноватому молчаливому татарину.

– А местные? – спросил я.

– С ними наш есть договоренность, они не трогают нас, мы их. Амударья нас разделяет, дурачок только поплывет, течение то, большое, можно и утонуть, – вступил в разговор Азамат.

– И что у нас маслом намазано, че им плыть сюда? Пасут себе скот, что-то сеют у себя, живут тихо. Если нарушитель, то пойдет ночью и не здесь – закончил разговор Володя.

– Где журнал наблюдений?

– Внутри, тетрадка где-то лежит, – ответил Володя. Зайдя внутрь вышки я действительно обнаружил тетрадь, открыв ее, увидел каракули, где еле читаемо различил несколько фраз «пастух с баранами 16.00», «стадо диких животных, кабан 13.30», пограничники явно не баловались каллиграфическим почерком. В конце тетрадки остатки игр в морской бой и крестики нолики. Да, надо зам бою доложить, а то проверка увидит этот «журнал» и всыпет по самое не горюй.

Решив не «включать» начальника и оставив в покое играющих, я взял бинокль и перешел на солнечную сторону вышки, смотрящую на Афганистан. Последовал примеру дедов, снял ХБ и поставил автомат к стенке. Сначала вел наблюдение, стоя и осторожно, высота была не маленькая, метров 15-ть, можно убиться. Володя выглянул с теневой стороны и, увидев меня в позе горбатого суслика, посоветовал:

– Вы, сядьте, ноги спустите с вышки, и бинокль положите на перекладину, так удобней и руки не устают. Так и сделал, действительно гораздо удобней и бинокль не «гуляет» в руках.

Осеннее, по-азиатски теплое солнце приятно грело кожу, легкий ветерок обдувал вышку, не наряд, а курорт с кино. Я смотрел в мощный бинокль на мост «Дружба», по которому нескончаемой колонной шла военная техника. Дым от пыли и сгоревшей соляры стоял над колонной. Почти на всей технике были различные флаги, бойца сидели на технике или выглядывали в люки. На противоположном берегу постоянно барражировали один или несколько вертолетов, прикрывая вывод наших войск.

Смотря за всей этой армадой, меня взяла гордость за мощь и несокрушимость нашей армии. Хотя несокрушимость и непобедимость в Афганистане стояла под вопросом, где фактическим шла партизанская война. Наслушавшись около «афганских» разговоров, баек и сплетен, я понимал, что одолеть душманов не удалось. Больше гнали солдат и техники, больше становиться душманов и оружия, которое им поставляло США и Запад. Открытых армейских столкновений не было, а подлые вылазки духов становились чаще и кровавей. Они минировали дороги, делали многочисленные засады и планировали нападения на расквартированные подразделения. Число бессмысленных жертв с нашей стороны росло, и конца и края этому видно не было, так как против нас воевал народ, который не был сломлен никакими армия и колонизациями, включая Англию.

Все это не вкладывалось в моем сознании, так как я помнил, что в столкновении с любым ополчением, с бандитами, повстанцами, победу, в конце концов, всегда одерживает регулярная армия. Это как проверенный тезис, доказанный бунтами Пугачева и Разина, имевшими повсеместную поддержку среди населения и все же утопленными в крови. Регулярная армия, этот бездушное устройство, металлический строй дисциплинированных роботов, свобода и индивидуальность каждого из которых сведена минимуму, побеждает все на своем пути. И никакой подвиги свободных бунтарей не помогут сломить строй регулярных воинских частей. Что случилось в Афганистане не понятно.

Перевел бинокль на противоположный берег Амударьи, который был как на ладони. Видно было даже тихое шевеление камыша и прыгающих мелких пташек на деревьях. Я смотрел на территорию Афганистана и думал о том, как он близко и одновременно далеко. Как территориально, так и духовно. Озлобленность войной, разные мировоззрения, религии разделяли нас огромной пропастью. Так, предавшись своим бесхитростным мыслям 19-го юноши, я водил биноклем по противоположному берегу,

Болтая ногами, всматриваюсь в чужую территорию. Глубоко вздохнул и попробовал воздух на вкус. Еще секунду назад он был такой чистый и свежий сейчас горчил и вонял… Посмотрел в сторону группы деревьев и …. увидел душмана, смотрящего на меня сквозь оптический прицел. Настоящий маджахед, разглядывающий меня в прицел винтовки. В висках тут же застучало, ноги одеревенели – щас бородач нажмет на курок и кино закончится. Взвизгнув как сойка, схватил автомат и метнулся на другую сторону вышки, солдаты вскочили и уставились на меня, перепуганного от ушей до пяток.

– Там… там дух… меня в прицел рассматривает, – словно пластилин выдавил я из себя слова. Владимир схватил бинокль и посмотрел в сторону границы… потом помахал ему рукой … и опять сел играть в карты. На мой недоумевающий взгляд ответил:

– Это охранник местного села, мы его Абдуллой называем, так что ложная тревога. Новенького увидел вот и пялится, им там делать нечего. Как и нам – закончил Владимир. Я попросил сдать на троих и сел на безопасную сторону вышки играть в карты.

Глава 6

На заставе все текло обычной суровой пограничной обыденностью – наряды – сон – наряды. Проверка уехала, подполковник Говядин строго – настрого наказал Гришину «гонять» меня по нарядам, прощаясь, он строго посмотрел на меня, пожал руку и сказал:

– Не филонь, курсант, учись, пока есть возможность. Я четко ответил «есть» и продолжил свой отпуск. Гришин опять включил для меня режим «лентяя», однако в наряды меня ставил, только дневные и предварительно согласовывая их со мной. Больно ему хотелось получить мой знак – 70 лет ПВ.

На следующий день, как уехала проверка, на заставе случился забавный случай. Случайно зашедшая на заставу домашняя свинья провалилась в заброшенный подвал и громко визжала. Зам бой оценив ситуацию, весело по-мальчишески спросил:

– Ну, что поедим шашлыка, курсант? Я идею поддержал:

– Ночью зарежем и разделаем.

Но не тут-то было, через час, с села пришла целая делегация, среди которых были русские, проживающие с узбеками. Свинья предательски завизжала. Древняя старуха, которая зачем-то привела на поводке, словно собаку грязновато белую козу с печальными глазами, которая при каждой возможности глотала ветки, радостно закричала:

– Машка, точно Машка! Где она? Вы ее в тюрьму посадили? – Мы с зам боем засмеялись. Рядом крутился темноглазый мальчишка лет десяти, секущий палкой жухлую траву. Показав, где находится свинья, мы покорно отошли. У пришедших началось совещание, как вытащить свинью с глубокой ямы. Понимая, что у них одних ничего не выйдет дед с длинной седой бородой, обратился к зам бою:

– Помоги командир, животное вытащить. Началась операция по спасению свиньи.

Зам бой распорядился принести веревки и дал команду одному из солдат спуститься в яму и обвязать свинью. Ну, куда там, животное носилось по кругу, как хомячок в колесе и громко визжала. Схватка была серьезная и продолжительная. Солдат выдохся, на смену ему полез другой боец, который, в конце концов, обвязал веревками обезумевшее животное.

– Пошла, бесова кровь! – кричала старуха, то ли на свинью, то ли на козу, зажевавшую краешек старого платья. Коза сплюнула измусляканный подол и возмущенно мемекнула. Свинья, получив по спине лозиной, притопила к селу.

Вызывает в кабинет Гришин. На квадратных окнах выцветшие занавески, потолок белый, свисает лампочка с незатейливым абажуром. Зам бой свежевыбрит, и пахнет одеколоном.

– Завтра будет интересный наряд, по островам Амударьи. Река меняет течение, размывает берега и острова, где-то появляются новые участки земли, где-то они исчезают. Есть крупные участки земли, постоянные, но они тоже меняют очертания.

Кстати, Эдуард как проходит граница по реке?

– По судоходным реках – по середине главного фарватера, на несудоходных реках, – по их середине или по середине главного рукава реки, – четко отвечаю я.

– Вот – вот, Амударья на нашем участке не судоходная, поэтому граница проходит посередине реки. Размыло все, не поймешь, чей, где остров. Сегодня доложили, что вроде на наших островах видели афганцев, которые что-то обрабатывают, т.е. ведут сельхоз деятельность. Такое и раньше бывало, мы выезжали и выгоняли их. Если не реагировать – они скоро у нас на заставе начнут мотыгами махать. Короче надо посмотреть, если что шугануть их. Интересный наряд, пойдете на катерах, старшим будет прапорщик Орлов, с кем ты рыбу ловишь, он хорошо знает острова и линию границы.

– Есть, пойти на острова, – бодро ответил я. Мне это действительно было интересно и захватывающе.

На следующий день, около 7.00 мы подошли усиленным нарядом в составе семи человек к реке и стали ждать пограничный катер. Молочный парок курился над гладкой поверхностью, солнце всходило со стороны невысоких гор. Небо уже наливалось ярким светом, отчего весь хребет был черным, четко врезанным в светлеющий небосвод. Солнечное сияние становилось все ярче, и вот над черной грядой блеснул сначала краешек солнца, потом оно стало подниматься, пока не всплыло расплавленным диском. Диск вращался в глазах, как волчок, и вскоре на него стало больно смотреть. Вдалеке загудел шум мотора и вскоре к берегу причалил катер.

– Здоров бобры, – поприветствовал моряков Орлов. Речных пограничников, в отряде называли «бобрами». Посмотрев внимательно на юные лица Степаныч спросил: что старики дембельнулись?

– Да, – ответил старший катера в звании мичмана. Он был совсем молодой, как выпускник школы, с торчащими из-под пилотки ушами и конопатым носом.

– Границу знаете? – поинтересовался Орлов.

– Ну, так себе…, – ответил мичман.

– Ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Задача – обследовать острова, выявить новые, нанести на карту. При обнаружении афганцев выдворить их на свою территорию.

Загрузившись в катер, мы пошли по реке. Вода в Амударье была мутная, плавал камыш и ветки. Чистый утренний речной воздух пьянил божественными запахами. Дышалось легко, непринужденно, полной грудью.

Причалили к первому острову. Выгрузились и пошли вглубь территории. Тишину нарушали только завораживающий шелест листвы да посвистывание какой-то пичуги. Солнечные лучи пригревали наши лица и играли зайчиками на холодных стволах «калашей».

В центре острова все заросло кустарниками, так что идти стало тяжело, но Степаныч пер через заросли пока не прошли остров из одного конца в другой. На другой стороне река бурлила, была темной и страшной. Чтобы не идти назад пешком, Орлов вызвал катер на противоположную сторону. Запрыгнув в катер, провели совещание. Степаныч сверял нашу карту с картой моряков и внимательно смотрел по сторонам:

– Да, хрен поймешь, где острова, где суша. Все размыло… Взяв в руки бинокль, он долго смотрел по сторонам. Во! Блин на дальнем острове – какие-то постройки, вообще духи обнаглели, на, погляди, – сказал он и отдал бинокль мичману. Мичман посмотрев, подтвердил:

– Да… Какие-то хибары, стоят.

– Это наш остров? Я тут давно не был, смотри внимательно, вода сильно поднялась – сказал Орлов. Мичман долго смотрел на карту, вертел ее в руках, нервно тер ладоши.

– Да, вроде наш, – мичман задумчиво почесал затылок и тяжело вздохнул.

– Давай к нему. Посмотрим, кто в теремочке живет.

Замелькали гребни волн, гонимые ветром. Амударья встречала нас недружелюбно, громко стуча водой в борта катера. Остров был большой. Причалили.

– Мы пошли, а вы обойдите остров по кругу и ждите нас здесь – сказал Степаныч.

Выпрыгивая с катера, я набрал в сапог немного воды и тихо ругнулся. Пошли вглубь острова, через сотню метров подошли к деревянным постройкам, которые Орлов видел в бинокль.

– Сломать – коротко отдал приказ Степанович. Мы как в фильмах про Шаолинь начали ногами и руками ломать хлипкую постройку. Проявив рвение, я загнал себе занозу в правую руку. Идем дальше. Какое было наше удивление, когда через несколько сот метров мы увидели пасущихся двух тощих коров. Животные, медленно жуя жухлую траву, задумчиво посмотрели на нас.

– Как они их на остров перетащили? – задумчиво спросил сам себя Орлов. Такого я еще не видел. Так – так… Дослать патрон в патронник, – скомандовал прапорщик. Идем острожно и медленно. У меня участилось дыхание, сердце застучало быстро как у бегуна. Идем, крутим головами по сторонам. Появилось напряжение и холодок в животе. Неожиданно перед нами в низине начали появляться небольшие дома из камыша и глины, мы присели. Орлов смотрел в бинокль, вокруг домов кипела жизнь, женщины стирали белье, дети играли в какую-то игру, бегая друг за другом.

– Мы в Афгане, – тихо прошептал прапорщик. По – тихоньку назад…

Повернув голову влево, возле дерева я увидел мужчину с винтовкой в руках. Одновременно он увидел нас и что – то громко закричал, выстрелив в воздух. С домов начали выскакивать мужчины, у некоторых из них были автоматы.

– Бегом к реке! – скомандовал Орлов.

Мы понеслись как сайгаки к берегу. Воздух запел, заскрипел, засвистел, пронзенный потоками пуль.

– Шурави! Шурави! – кричали за нами и стреляли вдогонку. Орлов остановился и дал очередь поверх головам преследующих нас. Я с испугу тоже шмальнул в воздух.

– Стрелять над головами! Все к воде! – прокричал Орлов и рванул к берегу. Мы неслись, как гончие псы, перескакивая через кусты и ямы. Но добежав до воды, катера не увидели.

– Рацию мне, занять оборону, укрыться! Без команды не стрелять! Мы на чужой территории. Потом в рацию: Вы где мать его? Гребите к нам, вы нас в Афган закинули, прием?

Преследователи, придавшие нас к реке, острожно выглянули из-за кустов. Орлов с ними поздоровался:

– СалАм алЕйкум!

– Ва алейкум салам!

– ЧетУрасти? БахАйрасти?, – Орлов интересовался делами у афганцев. Те что–то ему отвечали. Прапорщик сказал еще несколько фраз, я разобрал только слово «пограничник». Я лежал за кустом и держал палец на спусковом крючке, по лицу тек пот, заливая глаза. В предверии возможного боя, сердце стучало об ребра, в голове играла какая-то веселая музыка. Страха не было. Однако Орлов договорился разойтись миром. Преследователи, не боясь, встали из-за кустов. Прапорщик скомандовал:

– Оружие на предохранитель! Подошел катер. «Бобры» смотрели на нас испуганно и виновато. Зайдя на катер, Орлов дал леща матросу и накинулся на мичмана:

– Ты куда нас завез выдра пи-пи-пи, нас чуть не постреляли пи-пи-пи!!! Моряки пи-пи-пи. Вам бы конюшню охранять, а не границу!!! Старослужащие успокаивали Орлова:

– Степаныч, ладно, не бушуй. Молодые они и все обошлось. Степаныч постепенно сменил гнев на милость и велел доставить нас к заставе. Выходя с катера, всем назидательно сказал:

– Никому ни слова о произошедшем, а то в отряде нас пи-пи-пи как девок, это вам не шутки через границу бегать. Понятно?! Все хором ответили «да-есть!».