Восход двойного солнца

Тяжелые танки русских могли поражать машины противника с расстояния около двух километров, тогда как «шерманы» могли пробить их броню с шестисот метров. Атака силою в шестнадцать машин не давала твердой гарантии на победу. Но вот удар тридцати двух танков уничтожал пятерку противника при любом раскладе. Кто-нибудь из них уж точно выйдет на дистанцию в шестьсот метров и поразит борт или лоб противника.

К тому же пана майора снедало страстное желание поквитаться с «большевистскими хамами», что сейчас творят страшное насилие и произвол на берегах священной для любого поляка Вислы. Все эти чувства и доводы, изложенные Комаровским по радио, нашли полную поддержку и понимание со стороны пана подполковника. Не прошло и пяти минут, как еще одна рота «центурионов» двинулась по узкому фарватеру минного поля, на подмогу своим товарищам.

– Хороший москаль – мертвый москаль. Так ускорим им встречу с нашим создателем, – обратился к своим подопечным пан Заремба, и все шестнадцать экипажей дружно поддержали его. У каждого из сидящих в танке поляков были свои счеты с москалями. У кого кровные, у кого сугубо экономические. А те, у кого их не было, были готовы драться с русскими по убеждению, за реализацию светлой мечты коменданта Пилсудского – «Речь Посполита, от моря до моря».

Все сулило и предвещало полякам в грядущем бою безусловную удачу. Единственное, что смущало Комаровского, это то, как располагались советские танки. Уж слишком далеко друг от друга они находились. Что-то нехорошее виделось в этом пану майору, но ему некогда было рассуждать и додумывать. «Марш, марш вперед», – играло его сердце, и ему вторили могучие американские моторы.

До противника оставалось чуть больше полторы тысячи метров, когда лес неожиданно разразился мощным залпом, затем другим, третьим. Десятки огромных машин стали выскальзывать из его темных просторов и, проскочив мимо стоявших танков, устремились к «шерманам».

Со смертной тоской наблюдал майор Комаровский за этой бронированной лавиной, что заступила путь его крылатым гусарам, и отчетливо понимал, что 22 июля не его счастливый день. Мечта о сведении счетов откладывалась в дальний-дальний ящик. Нужно было отступать, и чем быстрее, тем лучше. Однако у русских были совершенно иные планы и главным аргументом в этом споре были 122-мм орудия.

Нет ничего страшнее, чем наблюдать, как вражеский огонь выбивает из идущего в атаку строя твоих боевых товарищей, а ты не в силах ничего изменить. Яростно посылая на головы врагов всевозможные проклятья, ты пытаешься выжать из мотора все что можно, стремясь как можно скорее достичь заветного рубежа атаки, но с каждой пройденной минутой понимаешь, что все напрасно. И у тебя остается только два варианта: либо с честью пасть в бою, либо повернуть назад и, если повезет, спасти свою жизнь.

Только восемь из тридцати двух танков смогли удачно разминуться с грозными «Исами» и избежать попадания в борта снарядов. Все остальные, включая командирский танк майора Комаровского, были сожжены и разбиты на подступах к Эмсброну.

Полностью занятые спасением от разящего огня русских самоходок поляки с ужасом заметили своих бегущих танкистов. Спасаясь от преследования врагов, они спешили поскорее проскочить минное поле и укрыться за каменными постройками городка.

Горько и жалко было смотреть на тех, кто совсем недавно отправлялся в бой, со страстным желанием уничтожить «большевистских хамов». Уйдя по шерсть, они вернулись стрижеными, но на этом их злоключения не закончились. Только двум танкам удалось благополучно пройти минное поле. Третью машину вынесло за вешки, она повредила себе гусеницу и прочно закупорила спасительный для беглецов фарватер.

Пять оставшихся машин либо погибли на собственных минах, от страха решив сыграть со смертью в рулетку. Либо были уничтожены русскими «Исами» в попытке отойти к северной окраине городка, где был еще один проход в минных полях. При этом была одна особенность, хорошо характеризующая воинство генерала Андерсена. Ни одна из польских машин не встретила приближение противника лицом к лицу, как подобает настоящим воинам. Все танки были уничтожены попаданием снарядов в бок или корму.

Тем временем в самом Эмсборне дела обстояли неважно. Подавляющее большинство гаубиц было уничтожено, вместе со своей прислугой. Корректируемые зависшей над городом «рамой», русские самоходки били точно в цель, не оставляя противнику ни единого шанса. Всего от их огня уцелело только два орудия, да и то одно было опрокинуто набок, а второе было нещадно посечено осколками.

От полного уничтожения польскую артиллерию спасло то, что у русских самоходок подошел к концу боекомплект. Но и это было еще не все. У собравшей массу всевозможных проклятий «рамы» заканчивалось горючее. Необходимо было возвращаться, и, перед тем как покинуть поле боя, она послала полякам прощальный подарок.

Снизившись над городом, самолет обрушил из своего чрева град кумулятивных бомб на стоявшие на площади танки. Точность бомбометания была невысокой, но для стоявших плотным строем машин было вполне достаточно. В результате удара с воздуха из строя было выведено сразу три машины, что отнюдь не укрепило дух польских воинов в эти трудные для гарнизона минуты.

Охрипнув от криков в телефонную трубку, требуя от начальства немедленно прислать истребители для защиты Эмсброна, пан подполковник с ужасом ждал той минуты, когда танковая громада русских начнет штурмовать городок, но этого не случилось. Подобно хищному зверю, краснозвездные танки неторопливо протекли мимо до смерти напуганного городка, изредка стреляя по не в меру ретивым его защитникам.

Полностью лишив противника возможности атаковать, оставив два взвода для временной блокировки вражеского гарнизона, дивизия двинулась на юг, к городку Райне. Там по данным воздушной разведки находилось около двух батальонов танков из дивизии генерала Мачека. Командовал ими полковник Жмирский, и его главной задачей было не допустить прорыва русских в Вестфалию.

Хотя эти батальоны состояли в основном из «челленджеров» и «комет», при правильном использовании они могли серьезно осложнить жизнь любому противнику. Вся беда поляков заключалась в том, что у полковника Жмирского был прекрасный послужной список, но очень мало боевого опыта. Он был у его заместителя, майора Кнопека, но между двумя командирами не было взаимности и согласия.

Полковник прибыл в дивизию в конце 1944 года, когда после понесенных потерь в Голландии в армии генерала Андерсена была острая нехватка командного состава. Просидев всю войну в Лондоне, в штабе генерала Сикорского, пан полковник с большой неохотой отправился в действующую армию, но по прошествию времени освоился. Благодаря точному исполнению полученных сверху приказов получил от Андерса сначала благодарность, а затем был представлен к ордену, за умелое руководство блокадой немецких войск в Голландии.

Успешное продвижение дивизии во втором эшелоне во время наступления на Бремен окончательно убедило Жмирского, что он состоявшийся боевой командир, который больше не нуждается в советах своего опекуна Кнопека. Как это часто бывает в жизни, поверивший в свои силы пан полковник заподозрил пана майора в стремлении занять его место и объявил тому войну не на жизнь, а на смерть. Поэтому, когда началось русское наступление, пан полковник принимал решение, исходя не из логики и здравого смысла, а вопреки тому, что говорил Кнопек.

Так, получив приказ генерала Мачека оказать помощь подполковнику Хмаре, он тут же направил в Эмсброн две роты танков, без проведения какого-либо уточнения боевой обстановки. Напрасно майор Кнопек убеждал Жмирского выслать сначала разведроту и только потом отправить в бой танки.

– Нашим солдатам, засевшим в Эмсборне, важна каждая минута, каждая секунда, а вы предлагаете украсть у них целый час! Скольких своих людей мы недосчитаемся за этот час?! Конечно, сидеть и ждать прихода врага лучше и спокойнее, чем оказать помощь нуждающимся в ней. Очень может быть, что так делают немцы, итальянцы, венгры. Возможно, бельгийцы, французы и русские, но только не поляки! Мне стыдно за вас, господин майор! А что касается разведки, пусть капитан Марусяк возьмет взвод мотоциклистов, я не против!

Так говорил полковник Жмирский, отправляя своих танкистов в бой, который завершился их полным разгромом под Зальценбергом. Идущие на помощь гарнизону Эмсброна, польские танкисты наткнулись на танковую засаду 25-й особой дивизии.

Готовя натиск к берегам Рейна, маршал Рокоссовский стремился создать своей главной ударной силе все условия для удачного наступления. Поэтому он выделил танкистам генерала Ермолаева не один, а целых два воздушных разведчика. И пока один из них еще кружил над Эмсброном, другой уже летел ему на смену. Он-то и доложил танкистам о вражеской колонне, идущей к городу.

У командира танкового авангарда капитана Головчанского за плечами было два года войны, и сообщение летчиков не застало его врасплох. Быстро сориентировавшись на местности, он устроил засаду по всем правилам военного искусства. Дав польским орлам приблизиться, танкисты Головчанского принялись расстреливать неприятеля с двух сторон.

Впервые столкнувшись с подобным методом ведения войны, поляки сильно растерялись. Прекратив движение из-за возникшей пробки на дороге, польские танкисты никак не могли понять, откуда ведется по ним этот убийственный огонь, а когда поняли, было уже поздно. Шесть танков, включая танк капитана Марусяка, были разбиты и подожжены. Управление отрядом было нарушено.

Каждый из командиров принимал решение самостоятельно, что в итоге самым пагубным образом сказалось на судьбе отряда. Те, кто решился в одиночку атаковать позиции неприятеля, стали легкой добычей «Исов». Те же, кто отказался от атаки и вступил в перестрелку с противником, укрывшись в кювете, попали под фланговый огонь русских танков, подоспевших на помощь авангарду. Наведенные вездесущим оком «рамы», танкисты майора Жихарева совершили обходной маневр и с ходу ударили во фланг полякам.

Исходом боя стали четырнадцать подбитых и сожженных машин с крылатым гусаром на броне. Когда же на помощь теперь уже своим танкистам к Зальценбергу подошел танковый батальон во главе с майором Кнопеком, он столкнулся с главными силами 25-й гвардейской дивизии.

В возникшем противостоянии двух сил главным аргументом в пользу победы стала 122-мм пушка «Исов». Как бы ни был опытен и искусен в танковом бою пан Кнопек, но могучие стволы советских «Исов» в пух и прах раскатали его батальон. Испуганные немецкие бюргеры в панике разбежались по подвалам своих домов. Оставив двери приоткрытыми, они со страхом слушали грохот снарядных разрывов, не смея даже вполглаза посмотреть на сражение, развернувшееся у стен их городка.

Всего сорок две минуты продлился бой, после которого танки особой дивизии устремились к Райне, где уже не было пана полковника. Трусы хорошо чувствуют приближение опасности, и полковник Жмирский не был исключением. Едва только из переговоров по радио стала прорисовываться общая картина, как пан полковник решил покинуть Райне. Оставив на подступах к городу взвод танков поручика Сбыха, он двинул свои танки на Мюнстер, полагая, что в обороне города им найдется место.

Был уже вечер, когда краснозвездные «Исы» вступили в Райне. Путь к этому заштатному вестфальскому городишке был нелегок и непрост. По дороге к нему дивизия понесла потери, но это было уже неважно. Оборона врага была полностью взломана, и теперь уже ничто не могло помешать советским танкистам дойти до берегов Рейна. Теперь главным было вовремя получать топливо, пополнять боезапасы и иметь надежное прикрытие над головой. Все остальное было не столь существенным.

Глава VI. Явление Экзекутора и наш ответ Чемберлену

Президент Трумэн вновь пребывал в плохом настроении. Мало того что из-за событий в Германии он никак не мог сосредоточиться на главном для себя вопросе – сокрушении Японии. Ведя в течение месяца незримый бой с советским вождем, обитатель Овального кабинета пропустил внезапный выпад Сталина и получил болезненный апперкот.

Злость и обида от постигшей неудачи еще больше усиливалась в душе президента от того, что в противостоянии со Сталиным открылись его политическая неопытность и незрелость. С советским вождем было недостаточно важно надувать щеки и пугать противника, грозно стуча по крышке письменного стола. Здесь нужно было думать, просчитывать возможные варианты развития событий, хитро лавировать, а не диктовать свою волю, вальяжно развалившись в кресле. Это была Большая игра, в которой новичок Трумэн стремительно «терял лицо», и для этого были основания.

Сначала, в угоду охватившему его чувству обиды и мести подставившему его Черчиллю, он позволил Сталину разгромить англичан на севере Германии и занять Гамбург. Скулеж и стенания разбитого в пух и прах британского премьера были для президента райской музыкой, которую хотелось слушать и слушать. Правда, строптивый госсекретарь не позволил долго этим заниматься, открыто напоминая о союзническом долге перед Англией. Тут бы господину президенту и заступиться за обмаравшегося союзника, сказать свое веское слово и одернуть разошедшегося Сталина, но этого не случилось.

Стоявший за левым плечом президента дьявол умело заиграл на своем рожке, и Трумэна понесло. Господин президент решил показать господам советчикам мастер-класс большой политики в своем исполнении. Посчитав, что русские исчерпали свой наступательный потенциал, он решил дать им возможность как можно крепче увязнуть в затяжных позиционных боях в Нижней Саксонии. Зная по линии разведки, что Сталин стремится как можно быстрее начать восстановление разрушенного войной хозяйства, Трумэн считал, что рано или поздно он обратится к американскому президенту за помощью в установлении мира между двумя странами.

Подобная возможность стать третейским судьей в споре двух бывших союзников очень радовала Трумэна. Ведь тогда Советская Россия становилась зависимой от Америки. Признавая над собой силу вердикта американского президента, она из равноправного партнера превращалась в зависимое от Штатов государство. Этого никак не мог добиться от Сталина Черчилль, этого не смог сделать Рузвельт, когда Россия переживала тяжелые времена. За это стоило побороться, и потому Трумэн отказал в помощи Черчиллю, оставив его один на один с Советами.

Задумка была действительно прекрасной. Было 10:1, что все будет так, как задумал президент, но коварный азиат переиграл простодушного выходца из Миссури. Вопреки всем выкладкам и схемам, советские войска нанесли новый сокрушительный удар и заняли половину английской оккупационной зоны. Кроме того, русские весьма чувствительно пощипали американские интересы в центре Германии, начав жестко выдавливать их войска из Тюрингии.

В эти дни Трумэн испытал то же самое, что и Гитлер, когда генералы докладывали ему о новых неудачах вермахта на Восточном фронте. Тяжесть недовольства президента на себе ощутило его близкое окружение, секретари и некоторые предметы президентского кабинета. Лондон немедленно разразился новым потоком истошных криков об оказании незамедлительной помощи союзнику, а кредиторы Черчилля с Уолл-Стрит усилили свое давление на Трумэна.

Все требовали от президента энергичных действий, и он их произвел, но только в своей манере. Получив долгожданный результат от ученых, Гарри посчитал, что самый лучший выход из создавшегося положения – пригрозить зарвавшемуся дяде Джо ядерной дубинкой.

Любой из здравомыслящих политиков мира, по твердому убеждению Трумэна, должен был немедленно внять прозвучавшей из Вашингтона угрозе и постараться как можно быстрее исправить допущенную оплошность. Так думал властитель Белого дома, и ему поддакивал хор генералов из комитета Объединенных штабов. Согласно их заверениям, Сталин полностью исчерпал военный потенциал своих сил на севере Германии и в ближайшее время наступать не мог. Для подготовки нового наступления требовалось время, а именно это и хотели получить изрядно потрепанные англичане.

Трумэн очень надеялся, что он внятно и четко объяснил советскому лидеру положение дел, однако несносный азиат оказался тупым и самонадеянным человеком. Он полностью проигнорировал предупреждение со стороны «самой великой державы всех времен и народов» и нанес американскому президенту подлый апперкот, в виде нового наступления в Нижней Саксонии. Оборона британцев в очередной раз затрещала, и вместе с ней затрещал авторитет самого Трумэна. Необходимо было немедленно спасти свое лицо, и Гарри засучил рукава.

Вначале он позвонил Эйзенхауэру и попросил генерала дать оценку состояния британских войск. Айк не стал скрывать правду.

– Положение английских войск близко к критическому, мистер президент. Если мы не вмешаемся в ближайшие сорок восемь часов, то дело может закончиться весьма скверно. Настала пора принимать решение, – вынес свой вердикт командующий американскими войсками в Европе, и в Овальном кабинете наступила тишина.

При всей своей нелюбви к русским идти на открытый военный конфликт со Сталиным президент Трумэн не был готов. Одно дело добивать с переломанным хребтом фашистского зверя и совсем другое – драться с соперником, находящимся на подъеме. И драться приходилось в тот момент, когда лучшие силы Америки находились на другом конце света, сражаясь с заклятым врагом.

– Чем мы можем помочь фельдмаршалу Александеру? Начать наступление против русских? Если да, то где, когда, какими силами? И какие при этом наши шансы на успех? Мне не нужно наступление только ради наступления, – президент буквально забросал вопросами собеседника, и теперь настал черед подумать Эйзенхауэру.

Генерал ничуть не хуже Трумэна знал весь расклад боевых сил и не спешил пройти точку невозврата.

– К сожалению, господин президент, наши сухопутные войска в настоящий момент не готовы нанести по русским удар, который бы смог существенно изменить положение на фронте. В лучшем случаи мы только приостановим наступление Рокоссовского, но не заставим их отступить. Для этого у нас недостаточно сил в Европе.

– И что же вы предлагаете? Что конкретно?! – взвился Трумэн, не в силах перенести утверждение, что американская армия не первая армия мира.

– Я считаю, что против русских следует бросить нашу стратегическую авиацию вместе со всеми другими самолетами, включая авиацию англичан. Пусть разнесут в щепки все их прифронтовые коммуникации. Поглядим, как будут успешно воевать их танкисты без горючего и снарядов, а пехота без провианта и подкреплений. За неделю непрерывных налетов наши славные парни превратят весь тыл Советов в выжженную пустыню. Только после этого мы двинем против них наши танки и пушки и сможем отодвинуть русских так далеко, как нам надо, – уверенно заявил Айк, и его слова упали на самую благодатную почву.

Трумэн и сам считал точно так же, но трижды попав впросак, он хотел получить поддержку своих мыслей от Эйзенхауэра. Что поделать, обжегшись на молоке, дуешь на воду.

– Отличная мысль, генерал. Посмотрим, насколько крепче окажется спина Сталина в сравнении со спиной Гитлера. Ставлю доллар против цента, что у русских не найдется эффективного средства от нашего воздушного Левиафана, – пошутил Трумэн, и генерал с ним согласился. Тысячи бомбардировщиков, которыми располагало объединенное командование, могли серьезно осложнить жизнь советским войскам. При правильном применении.

Получив добро с самого верха, в штабе Эйзенхауэра разгорелся энергичный спор о цели первого удара. Молодые горячие головы предлагали произвести фирменную «ковровую бомбежку» по советским войскам, вступившим в пределы Вестфалии, но это предложение было незамедлительно отклонено более опытными «стариками».

– Это все равно, что палить из пушки по воробьям. Так мы сможем уничтожить только часть русских войск, одержим лишь тактический успех, тогда как от нас требуют стратегического удара, – осаживал молодых торопыг генерал Джойс, энергично тыча пальцем в карту. – Мое мнение: нужно наносить удар по переправам. Либо на Эльбе у Гамбурга, либо на Везере у Бремена. Это самые слабые места в снабжении русских, и их нужно прервать в первую очередь.

– Наносить удар следует по Ольденбургу. Там, по данным разведки, расположен штаб маршала Рокоссовского. Его уничтожение нарушит руководство войсками и задержит наступление русских минимум на неделю. Это гораздо более эффективное действие, чем ваши удары по переправам, генерал Джойс, – вступил в общий спор генерал Морган, воинственно потрясая пачкой листов с последней разведсводкой.

– Пусть по Ольденбургу или переправам наносят удар англичане. Наступление Рокоссовского это их головная боль, пусть они с ней и возятся. Наша задача – устрашить русских и заодно поквитаться с ними за неудачи в Саксонии и Тюрингии. Поэтому самым разумным будет удар по одному из крупных городов, находящихся под их контролем. Конкретно в качестве цели предлагается Лейпциг. Если отдавать русским отошедшие им немецкие города, то только основательно разрушенные, – высказал свою мысль бригадный генерал Тойберт, входивший в близкий круг Айка.

– Это предложение было бы уместно, если бы русские наступали бы в Саксонии и через Гарц пытались бы прорваться к Рейну. Однако они рвутся на запад через Вестфалию, и значит, именно здесь следует нанести по ним первый удар, – не сдавался Морган.

– Вы слишком рьяно рветесь сделать за англичан их работу и полностью забываете о наших собственных интересах. Мы должны в первую очередь осадить русских здесь, в центральной Германии, отбить у них всякую охоту к любому наступлению и только потом заняться спасением английского сектора обороны. И прекратите размахивать своими бумагами. У меня есть свои бумаги, согласно которым маршал Конев готовит против нас свое наступление, – Тойберт властно хлопнул по лежавшей перед ним папке.

– У вас данные, полученные всего лишь путем воздушной разведки, которым можно верить с большой оговоркой. Тогда как мои сообщения исходят от опытных агентов и разведчиков, специально заброшенных англичанами в русский тыл. Их значимость гораздо выше ваших.

– Я полностью доверяю моим летчикам! – вскипел Тойберт, но Морган был крепким орешком.

– Сколько времени могли наблюдать за одним местом на земле ваши летчики? Две, две с половиной минуты. В лучшем случае могли вернуться и посмотреть повторно. Это пять минут, не больше! Тогда как наши разведчики имеют возможность часами изучать нужный им объект. И согласно их утверждению, в замке Фалькейнштат под Ольденбургом ставка Рокоссовского, – генерал с видом победителя бросил на стол свои листки.

– Вот пусть англичане этим и занимаются, а мы займемся нейтрализацией угрозы, исходящей от войск маршала Конева! Это куда важнее для нас, чем утирать слюни Черчиллю и убирать за ним дерьмо!

– Хватит! – прервал генеральский диспут Айк. – Нам нужно решить важный стратегический вопрос, а вы занимаетесь банальным перетягиванием одеяла. Давайте заниматься делом.

Эйзенхауэр окинул гневным взглядом собравшихся военных, и они послушно замолчали, как нашкодившие дети.

– Если позволите, сэр, я хотел бы озвучить мнение генерала Брэдли, – подал голос молчавший все это время полковник Нэвис. Из-за сложной обстановки в Саксонии и Тюрингии Омар Брэдли не смог прибыть на совещание лично и прислал полковника вместо себя.

– Говорите Нэвис, мы вас внимательно слушаем, – разрешил Айк.

– Генерал Брэдли также считает, что русским следует преподать урок, путем разрушения с воздуха одного из знаковых для Германии городов, как это предлагает генерал Тойберт. Однако вместо удара по Лейпцигу он предлагает бомбить недавно занятую русскими столицу Тюрингии – Веймар. Тотальное разрушение этого города продемонстрирует русским и всем, кто им симпатизирует, силу и мощь американской армии.

– Лейпциг тоже знаковый город… – начал было Тойберт, но Айк властно махнул на него рукой, и генерал мгновенно увял.

– Для массированного разрушения такого большого города, как Лейпциг, потребуется слишком много бомбардировщиков. Для их сведения в один единый кулак потребуется время, а преподать урок русским нужно в ближайшие двадцать четыре часа. Выбрав в качестве главной цели удара Веймар, мы сэкономим не только время, но и количество задействованных в налете самолетов. И, следовательно, сможем нанести еще один бомбовый удар по уже прозвучавшим здесь целям. Кроме того, как показал наш опыт налетов на Гамбург, Кельн и Дрезден, одного удара для массового разрушения больших городов, как правило, не хватает. Тогда как Веймар можно уничтожить одним ударом.

– Вы так уверенно это говорите, полковник, как будто сам Господь Бог дал вам твердую гарантию на уничтожение Веймара, – скептически хмыкнул генерал Морган, – в жизни всегда бывают всякие неприятные случайности.

– Полностью с вами согласен, господин генерал. На войне многое зависит от каприза его величества Случая, – согласился с Морганом Нэвис, – однако в этот раз он полностью на нашей стороне. В Веймаре нет зенитных установок, ни немецких, ни русских. Немецкие вывели мы, а русские еще не успели их установить. Так что на сегодняшний день город практически беззащитен от удара с неба. Что же касается русской авиации, то она целиком занята прикрытием своих, наступающих на запад войск. К тому же, согласно последним данным разведки, русские летчики еще не успели перебазироваться со своих прежних аэродромов. И если успеют вмешаться в операцию, то только в ее финальной части.

Тойберту очень хотелось возразить, задать этому конопатому выскочке Нэвису пару каверзных вопроса, но взглянув на Айка, не стал этого делать. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять – генерал принял свое решение.

– Хорошо, полковник. Вы, вместе с генералом Брэдли, меня убедили. Цель нашего главного удара – Веймар, – властно изрек генерал, – теперь давайте определимся с выбором других целей.

И вновь началось перетягивание каната генералами на свою сторону. При этом каждый из них бился с удвоенной силой, втайне надеясь, что предложенная им идея по своему исполнению затмит бомбежку Веймара. Рубка была отчаянная, но мудрый Айк сумел быстро отделить зерна от плевел. В итоге было решено позволить англичанам самим разбираться со ставкой маршала Рокоссовского, а свой второй удар нанести по русским переправам под Гамбургом.

Решение было принято, утверждено генералом Эйзенхауэром и скреплено большой черной печатью. Огромная армейская машина принялась проворно набирать свои обороты. Невидимый маятник стал безжалостно отсчитывать время, оставшееся до часа «Ч». Казалось, что все решено и предусмотрено, но его величество Случай все же смог смачно щелкнуть американцев по носу.

Все заключалось в том, что второй лейтенант Пол Ламберт, что вел протокол этого собрания, имел любовницу немку. В Нюрнберге, куда перенес свою походную ставку Айк, было много представительниц женского пола, готовых за маргарин и консервы доставить маленькую радость воину-завоевателю.

Этот бизнес к этому времени в Баварии, как, впрочем, и по всей Германии, был уже хорошо отлажен, и изрядно истомившемуся от скуки мистеру Ламберту была предложена симпатичная, без вредных привычек и дурных наклонностей фрау Марта. За нее поручился мастер-сержант Барлоу, поставивший господам офицерам не одну даму, приятную во всех отношениях.

После недолгого экзамена второй лейтенант убедился в правоте рекомендации Барлоу, и между прагматичным янки и расчетливой немкой возник временный союз. Обе стороны были довольны заключенной сделкой. Фрау Марта хорошо снимала житейскую усталость, а мистер Ламберт не был сильным жадиной и очень часто дополнительно премировал свою партнершу роскошным ужином.

Все было хорошо, но в этот день случился конфуз. Несколько увлекшись во время «огневого контакта», офицер рассказал фрау Марте о налете на Веймар, совершенно не подозревая, что в нем проживает ее многочисленная родня.

Услышанное откровение потрясло немку до глубины души. С большим трудом дождавшись ухода американца, она со всех ног бросилась к ближайшему телефону. Междугородняя связь между оккупационными зонами все еще свободно функционировала, и фрау Марте удалось дозвониться до обреченного на уничтожение Веймара.

Когда Мартин Бом узнал об угрожающей городу опасности, он без малейшего раздумья бросился сначала к бургомистру, а затем вдвоем с ним отправились к военному коменданту Веймара. Обоих немцев сильно трясло от страха, что полковник Кулагин не захочет их слушать посредине ночи и прикажет прийти утром или, что еще хуже, велит их наказать. Подобные случаи очень часто бывали, когда в городе хозяйничали американцы, но на этот раз опасения немцев оказались напрасными.

Военный комендант Веймара был советским офицером и был готов слушать каждого, кто обратился к нему за помощью. К тому же Кулагин видел руины Дрездена и потому сразу поверил в правдивость слов ночных визитеров.

В распоряжении коменданта была всего лишь одна неполная ночь, но он многое успел сделать. Когда американская армада бомбардировщиков приблизилась к Веймару, столица Тюрингии была большей частью пуста. Выведя из города войска, полковник Кулагин занялся эвакуацией мирного населения. В пригнанные грузовики русские солдаты в спешном порядке грузили немецких стариков, женщин и детей. Грузили, как своих, без криков, понуканий, оскорблений, и немцы с радостью повиновались им, ибо понимали, что их спасают от неминуемой смерти.

Занимаясь спасением жителей Веймара, полковник Кулагин не забыл и о военной стороне дела. О готовящемся на город налете были предупреждены летчики, а также было переброшено несколько зенитных батарей. Они не могли заставить огромное число самолетов противника отказаться от бомбежки, но нанести определенный урон агрессору было им под силу.

Собранные в один кулак, они прекрасно понимали, что подвергаются смертельной угрозе и уцелеть удастся не каждому. Смерть отчетливо смотрела в глаза тех, кому предстояло защищать не свой, а чужой город, но ни один из зенитчиков не покинул свои батареи. Сдвинув на лоб тяжелые каски, они хмуро смотрели в летнее небо, ожидая появления незваных гостей.

Американцы бомбили Веймар двумя колоннами. Первыми, в сопровождении истребителей, к городу приблизились «митчеллы» и «бостоны». Поднятые в небо с ближайших аэродромов, они как бы составляли парадную свиту «летающим крепостям», взлетевшим с более дальних и отдаленных аэродромов американской армии.

На войне всегда надо ожидать, что в самый ответственный момент что-то пойдет не так. Тяжелая война с немцами прочно и надежно вбила эту аксиому в головы советским солдатам, летчикам, танкистам. Что касается американцев, то эти «дети кукурузы» плохо усваивали преподанные им войной уроки. Получив твердое заверение о том, что в Веймаре нет зениток, они уверенно шли на малой высоте, опасаясь только одного – внезапного появления советских истребителей.

О «красной опасности», что отчаянно лезет на рожон, среди американских летчиков было много разговоров. О русских пилотах было известно, что они крепкие ребята, любят подраться, и, если дядя Джо поставил перед ними задачу, они постараются выполнить ее любой ценой.

Последний пункт достоинств нового противника особенно беспокоил янки. Нет, славные дети заокеанской демократии нисколько не боялись встречи с краснозвездными самолетами. Потомки покорителей Дикого Запада были совсем не прочь помериться силами с «хватившими лишку» коммунистами. Всегда полезно указать разгулявшемуся соседу его место, а заодно продемонстрировать крепость своего забора. Настоящий янки готов к этому в любой момент дня и ночи, но одно дело иметь отношения с подобным себе человеком и совсем другое, когда напротив тебя стоит немного сумасшедший фанатик. Такие совершенно не признают правила «демократических джентльменов» и предпочитают действовать по своему усмотрению.

Так, оказавшись один против семерых самолетов противника, русский летчик не попытается как можно скорее покинуть поле боя, спасая свою драгоценную жизнь, а вопреки логике и разуму обязательно ввяжется в бой. Его, конечно, наверняка собьют, но при этом будет обязательно потеряна или повреждена одна-две машины. Или, получив в бою повреждение, русский летчик вместо того, чтобы выпрыгнуть с парашютом, попытается направить свой горящий самолет на любой вражеский объект.

«Фанатики», – горестно вздыхали мистеры Норманны и Гордоны, слушая эти отвратительные истории. «Коммуняки», – презрительно цедили всякие Саммерсы и Тревионы, тщательно ведущие учет своих боевых вылетов. Никто из них внешне никак не выказывал страха перед противником, но в глубине души, на самом ее донышке уже колыхался темный туман дрожи и боязни от скорой встречи с неправильными русскими.

Для того, чтобы избавить передовые бомбардировщики от нежелательной встречи с вражескими самолетами, их плотно прикрывал эскорт истребителей. Возможное появление противника ожидали в воздухе, а он неожиданно пришел с другой стороны.

Плотный зенитный огонь с земли, от которого сразу загорелось несколько самолетов, застал янки врасплох. Подобно маленькому ребенку, что внезапно наступил на колючего ежа и больно укололся, наткнувшись на зенитки, американцы запаниковали. Вместо того чтобы перестроиться и попытаться атаковать русские зенитные батареи, они поспешили покинуть ставшее столь опасным воздушное пространство над Веймаром.

В одно мгновение атакующий строй был сломан. Ни о каком прицельном бомбометании не было и речи. Каждый из бомберов спешил побыстрее освободиться от своего тяжелого бремени и уйти в сторону.

Было несколько машин, чьи экипажи пытались придерживаться первоначального плана и атаковать указанные командованием районы города. Но были и те, кто первыми покинул поле боя и высыпал свой груз на лесные верхушки Харферта. И таких разумных трусов было в разы больше славных смельчаков.

Огонь зенитных батарей, защищавших Веймар, был довольно эффективен. Более десяти машин было сбито или повреждено в этом бою, и чуть меньше получили свое от встречи с советскими истребителями, подоспевшими на помощь к своим.

От ответного огня бомбардировщиков противника и его охранения серьезно пострадало лишь одно орудие, полностью лишившись своего расчета. Вначале упавшая рядом с зениткой бомба выбила весь ее немногочисленный расчет, а затем повторный взрыв опрокинул орудие навзничь, нанеся ему серьезные повреждения.

Охваченные радостью от одержанной победы, с неким упоением смертельной схватки, советские артиллеристы ждали приближения главных сил противника, «летающих крепостей». Это был гораздо более опасный и опытный враг, тем более знающий о присутствии в Веймаре зениток.