Разговор с писателем Захаром Прилепиным, или Как вернуть на Украину мир и колбасу по 2.20

Ярослав. Ну если ты такой интеллигент, можешь покрошить лук ножичком.

Палыч. (Передразнивает.) Покрошить? Как птичкам или это ты по-украински так сказал? Ничего я крошить не буду. Я вот сейчас пластиночками все нарежу и будет отличный бутерброд.

Ярослав. Как хочешь.

Палыч. (Отрезает лук, сало, кладет их на хлеб, поднимает налитый стакан.) А ты уже маханул? Вот так просто, без всяких тостов? Так только алкоголики пьют.

Ярослав. (Наливает в свой стакан.) Я пил за твое здоровье и готов выпить с твоим тостом. За что пьем?

Палыч. Ну, раз за мое здоровье, спасибо. А у меня такое настроение, что хочется сказать красивый тост.

Я предлагаю выпить за горные лыжи!

За этот прекрасный вид спорта!

Что может быть лучше на свете вида красивых гор и искрящегося на солнце снега, когда ты несешься с горы, как птица!

Когда воздух, такой неосязаемый внизу, вдруг там на горе превращается в тугую подушку, на которой ты распластываешься всей грудью, когда камнем падаешь с горы вниз!

Давай за сегодняшнее отличное катание! (Выпивает и закусывает сделанным бутербродом.)

Ярослав. С удовольствием! (Выпивает.) Я говорил, что у нас каталка хорошая?

Палыч. Да, ты прав. Отличные трассы! Сюда стоило ехать даже из-за одного дня. Кстати, ты катался в Кировске, когда мы работали с тобой на Крайнем Севере?

Ярослав. Нет. Я тогда этим как-то совсем не интересовался.

Палыч. Ну, зря. В Хибинах тоже хорошие трассы. Здесь, конечно, природа побогаче. Это ощущаешь, когда кабина несет тебя над вершинами деревьев. В Хибинах деревья только внизу, а где трассы, там только голые скалы. Там что ни гора, то Лысая. А ты, кстати, и на Лысой возле нашей работы ни разу не катался?

Ярослав. Нет. Никогда.

Палыч. А я как раз там делал свои первые шаги на горных лыжах. Ребята, командировочные из Москвы приохотили. Мы же там на Севере жили как на горнолыжном курорте. Там же у нас и в поселке горнолыжная трасса была. Ты, наверное, и об этом не знаешь?

Ярослав. Нет. А откуда мне знать, если я не катался?

Палыч. Ну да. Она же за речкой была. Ее из поселка-то даже не видно.

Ярослав. Ну я катался на беговых лыжах за речкой по освещенной трассе, а горнолыжной там не видел?

Палыч. А она левее была. И тоже была освещена. Я приезжал в пять часов с работы, ужинал, становился у дома на горные лыжи и ехал кататься. В марте-апреле, кстати, в это время было светло. После часа катания ехал на лыжах чуть не до самого дома. Мой же дом возле речки стоял. И шел в детский садик забирать сына. Я и его приохотил к горным лыжам.

Ярослав. А как тебе понравился наш Львов?

Палыч. Красивый город. Особенно старинные здания. Гостиница красивая, где ты мне забронировал номер. Жалко, без ресторана. Особенно нравятся ваши кофейни, где всегда вкусный кофе и море всяких тортов и пирожных. В Москве такую кофейню днем с огнем надо искать, а у вас на каждом шагу.

Ярослав. Да, здешние кофейни я тоже обожаю.

Палыч. Слушай, а что за люди бегают по центру города, человек пять с желто-голубым флагом? Я пока ходил из гостиницы в столовую видел их раза три. Они носятся как угорелые.

Ярослав. А-а-а, дураки. Местные националисты. На них все смотрят как на городских сумасшедших. Они может и есть сумасшедшие. Давай выпьем, чтоб дураков в жизни поменьше было!

Палыч. Хороший тост! (Поднимают стаканы, чокаются и выпивают.)

Ярослав. Терпеть не могу дураков, особенно на работе. Будь моя воля, всех дураков повыгонял бы. Главное – не поймешь: дурак или саботажник. Иногда прямо ору: “Ты на Израиль работаешь или на Советский Союз?”. Половина в Израиль уехали.

Палыч. Ну, это ты круто. Я и не ожидал, что ты такой строгий начальник на работе.

Ярослав. Достали уже.

Палыч. Да, я вот о чем хотел тебя еще спросить. Вчера вечером, когда я гулял по центру Львова, то видел огромное количество горящих свечей на сквере. Это что, так у Вас во Львове отмечают Новый год?

Ярослав. Нет. Это так жители отмечали день рождения Бандеры.

Палыч. Это столько тут последователей тех самых, как ты их называешь «дураков», местных националистов?

Ярослав. Да, представь себе. Но это все равно мизерная доля от общего населения города.

Палыч. Да-а-а.Ты знаешь, мне кажется, ты недооцениваешь опасности, которая вам тут всем грозит. Не хотелось бы напророчить, но иногда агрессивному меньшинству удается одержать верх над пассивным большинством. Особенно, если процессом начинают руководить опытные кукловоды.

Ярослав. Я думаю, ты сгущаешь краски.

Палыч. Буду только радоваться за тебя, если окажусь не прав. (Внимательно осматривает комнату.) Слушай, а что это за заведение?

Ярослав. Местная метеостанция.

Палыч. А кровати для кого?

Ярослав. Для таких, как мы. Тут все подрабатывают, кто как может. Имеют заработок, между прочим, как мы с тобой на Крайнем Севере.

Палыч. Да-а-а?

Ярослав. Да. Представь себе.

Палыч. А ты какое отношение имеешь к этой метеостанции?

Ярослав. У меня друг во Львове начальник метеостанции, а эта подчиняется ему.

Палыч. (Зевая и потягиваясь.) Ясно…. Ой, что-то меня уже в сон начинает клонить.

Ярослав. Ну тогда давай укладываться. Тем более мы ж решили завтра ранней электричкой возвращаться во Львов.

Они начинают готовиться ко сну. В комнате гаснет свет.

Действие первое

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. На задней стенке над креслом висит портрет писателя Захара Прилепина. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Юрий Павлович сидит в центре комнаты за столом в кресле левым боком к зрителям с электронной книгой в руках. Напротив него телевизор, стоящий между книжными шкафами под углом 45 градусов к зрителям. Напротив телевизора еще одно кресло.

В нем сидит Лидия.

Лидия. Я вспомнила эту твою поездку во Львов. Ты нам тогда с Никитой так расхвалил это Славское, что мы через пару месяцев где-то в марте поехали туда с тобой со своими лыжами. Но нам тогда не повезло с погодой, всю неделю во Львове лил дождь, как из ведра и мы даже из гостиницы никуда не хотели выходить.

Юрий Павлович. Да, помню. Это была самая неудачная наша поездка из-за плохой погоды. А сейчас политическая погода там такая, что у нормального человека даже мысли не возникает лететь туда на отдых. Но, слава Богу и спасибо Путину, что у нас теперь свой прекрасный горнолыжный курорт появился в Сочи, которому Славское в подметки не годится.

Но вот так это все выглядело там тогда на Западной Украине….

К сожалению, мои слова, сказанные там, оказались пророческими. Агрессивное меньшинство на Украине в конце концов победило пассивное большинство и захватило власть.

Лидия. Да это все Горбачев, с его чертовой перестройкой.

Юрий Павлович. Горбачев? А при чем тут Горбачев?

Лидия. Ну, как при чем? С него же весь этот бардак начался.

Юрий Павлович. Нет, нет, ты погоди. Горбачев все правильно делал. Он просто дал людям больше свободы во всем. Главное, я считаю, он дал свободу предпринимательства.

Это уж Ельцин сначала Горбачеву палки в колеса вставлял, а потом с Кравчуком и Шушкевичем вообще Союз развалил, чтобы к власти прийти.

Кстати, я ведь ездил на Украину в самом начале перестройки. У меня были самые отличные впечатления от командировки. Вспомни.

Действие первое

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Зажигается свет. На сцене комната в квартире Юрия Павловича. У задней стенки слева от входа стоит кресло. Вдоль левой стены стоят шкафы с книгами. Вдоль правой платяной шкаф и односпальная кровать. Слева между книжными шкафами вход в кабинет. Юрий Павлович и Лидия сидят в центре комнаты за столом и пьют чай. Сын Никита сидит в своей комнате.

Лидия. (Убедившись, что муж покончил с обедом.) Ну что, как у тебя с договором по Запорожской атомной станции?

Юрий Павлович. Очень удачно съездил. Все работы по договору выполнены. Я никогда с такой легкостью не работал, как в ЭТОЙ командировке на Запорожскую атомную станцию.

Лидия. А что изменилось?

Юрий Павлович. Что изменилось? Изменилось отношение людей к работе. Когда я работал в институте и приезжал в командировку на любую нашу атомную станцию, никого нельзя было заставить сделать абсолютно ничего. Приходилось подкупать руководителей обещанием включить их в соавторы будущей научной статьи. Иногда помогало. А сейчас достаточно включить человека в состав временного творческого коллектива и он готов для общего дела горы своротить. Принцип материальной заинтересованности самый надежный рычаг в экономике. Спасибо Горбачеву с Рыжковым, что создали такую систему отношения к работе.

Лидия. Где только теперь твои Горбачев с Рыжковым?

Юрий Павлович. За них не беспокойся. Они не пропадут, без дела не останутся. Но Ельцин с Гайдаром вряд ли будут эту систему ломать. Во-первых, люди не дадут, они уже поняли разницу, а во-вторых, Гайдар вроде и сам не глупый человек, понимает преимущества малых предприятий. Они могут только в смысле налогов гайки накрутить, Вот это вполне возможно.

Лидия. Да Горбачев-то с Рыжковым не пропадут, я не про них, я про нас думаю. У тебя же это последний договор, а чего дальше делать будем с нашим малым предприятием? (После паузы) И на черта тебе сдалось это предпринимательство? Сидел бы спокойно главным специалистом в институте и получал твердую зарплату, все-таки как-никак, государственное предприятие.

Юрий Павлович. Ты прекрасно знаешь, что в институте уже невозможно было оставаться. Эти ежедневные перетурбации, перемещения, переселения, перетаскивание бумаг, переаттестации у меня уже вот где были (рубанул себя по шее). Вчерашние твои подчиненные стали членами аттестационных комиссий и начинают тебя экзаменовать. Позо-о-о-рище. Начальники меняются каждый день и при всей этой нервотрепке и бессмысленной суете копеечная зарплата. Нет уж, увольте. Пусть этот кошмар терпят те, кто не может работать самостоятельно.

Лидия. А что ж теперь?

Юрий Павлович. Ничего, мать, прорвемся.

Лидия. Прорвемся. Как прорвемся? Куда прорвемся? С кем ты будешь заключать договора?

Юрий Павлович. Пока не знаю. Но руки опускать не собираюсь.

Лидия. Ну ладно. Отдохни пока от этой поездки….

А что-то ты такой не веселый? Если поездка была удачной, что же тогда тебя за душу тянет, я же вижу?

Юрий Павлович. Да, ты права. Тянет за душу то, что собирался навестить тетю Веру в Запорожье, а она не захотела. Представляешь, звоню ей, как обычно, с вокзала, говорю, что я в командировке и хочу заскочить к ней, а она отвечает: «Не надо, ты мне все напомнишь, а я потом несколько дней буду расстраиваться». Она же, ты помнишь, с похоронами дяди обратилась не ко мне, а к сестре Любе. Они с мужем съездили и похоронили его. Видимо из-за этой истории с дачей у нее совсем крыша поехала.

Лидия. Что за история с дачей?

Юрий Павлович. Ну, ты что, не помнишь их дачи?

Лидия. Я не помню дачи! Да мы ссорились с тобой из-за этой дачи! Забыл?

Юрий Павлович. Забыл. А чего мы ссорились? И когда это было?

Лидия. КогдА, когдА? В отпуске. Когда после поездки по Западной Украине и отдыха под Одессой и под Скадовском ты завез нас к ним в гости. Помнишь?

Юрий Павлович. Западную Украину я помню: Хуст, Мукачево, Рахов. Где-то там мы с маленьким Никитой карабкались на гору в замок Поганой девы. Он наверное не помнит, маленький был. Никита, ты помнишь замок Поганой девы?

Никита. (Из своей комнаты.) Конечно, помню.

Юрий Павлович. Надо же. Так что там, ты говоришь, было на даче?

Лидия. Было то, что тетя Вера тогда на даче загрузила тебе полный багажник грушами. Я видела дядькино недовольное лицо и как он ей доказывал, что эти груши не зрелые и должны еще повисеть. И тебя останавливала. Но твоей же жадности нет предела.

Юрий Павлович. Ну как я мог остановить тетю, она же для детей старалась, своих же у них не было. Помнишь, как наши ребята им понравились?

Лидия. Еще бы не помнить. Какая мать это забудет, когда родной дядя искренне говорит ей какие дети у нее воспитанные: никуда не лезут, ничего сами не рвут, не хватают.

Юрий Павлович. Да, но в саду дядя был не прав. Он рассуждал, как рассуждает каждый «правильный» садовод. «Снимать надо то, что созрело». Он рассуждал, глядя со своей колокольни. Ему так удобнее. Он так привык. Он нагружал каждый день два детских ведерка и нес домой, раздавая по дороге соседям и знакомым, кто попадался. Если бы тетя Вера его тогда послушала, то мы привезли бы на свой Кольский полуостров не груши, а кашу из них. А так за три тысячи километров дороги почти ни одна груша не испортилась. Мы их потом недели три ели. Правда, задние брызговики у нашей «Лады» стерлись наполовину, но это мелочи. А помнишь, как мы тогда здорово отдохнули под Скадовском?

Лидия. Помню, конечно. Это прямо заповедник для отдыха с детьми. Этот мелкий и теплый лиман.