И снова все увидели, как Брун умеет краснеть. Он смотрел на Крон, приоткрыв рот, видно, намеревался и ей ответить; тем временем краска заливала его лицо, достигла лба и лысины. Он сел, опустил голову. Все молчали.
— Ты права, девочка, ах, как ты права… — медленно проговорил физик. — А я просто старый самодовольный индюк. Привык ставить на своем. И студенты-то ведь часто со мной соглашались, лишь бы не было хуже, и сотрудники… Вот и ответ на твои недоумения, Марина, на недоумения всех. Нас заносит. Вместо поиска истин — победа над оппонентами. Не знаем ни что такое время, ни толком о мире причин и следствий, древнеиндийской кармы… Истина не в том — и спасибо тебе, Галинка, что я хоть сейчас уловил ее. Есть огромная Вселенная, мы в ней меньше мошек. Да что — меньше вирусов. И что бы с нами не присходило, от выдуманных ли "причин" к "следствиям", или реальных, если они есть, или наоборот — все это не может быть главным во Вселенских делах. Подробности десятого порядка. А мы все корчим из себя… и я тоже — будто мы пуп Вселенной. А вот если мы так. а что будет с нами и не нами такими же там — то?.. Понимаешь, разрешение твоего парадокса не в том, что те гипотетические существа увидят и как они стареют-молодеют… оно в том, что и они такие же микроскопические недоумки, как и мы, малые подробности на непонимаемом Главном.
— Ну, это тебя снова занесло, — не согласился Корень, — только теперь в иную крайность.
— Пока что занесло всех нас, — молвил Стефан. — И так далеко, как еще никого нкигда.
— Так я об этом и говорю, — сказала Галина. — Нам нужно туда лететь? Там есть звезда?
— Нет! — помотал головой Брун.
— Нету, Галинка… — грустно усмехнулся Летье; он утратил интерес к спору. — Не о чем и говорить.
Все посмотрели на капитана.
— Подождите, — сказал Корень. — Бруно, сначала резюме. Оно у тебя есть.
— Резюме? Если осторожно и честно, то мы столкнулись с явлением обратного течения света. Световых лучей, фотонов. Не от некоего центра-источника, а к нему… но там уже не источник, а сток? — Аскер пожал плечами. — А уж что за этим: иное время, антивремя или что-то еще… судить не берусь. Отсюда мы это не распознаем.
— Так, поговорили. — Корень поднялся. — Суммирую я. Яркость целевой звезды Г-1830 уменьшилась втрое, расстояние, измеренное мною и Мартом, возросло на 4 парсека. Брун дополнил это третьим… кхе-гм! — результатом: гироавтомат не врал; мы его переградуировали напрасно. Достаточно ли всего этого для вывода: звезды там, — он указал на оранжевую точку на звездной карте, — нет?
— Да.
— Вполне.
— Да.
— Да…
— Увы, да.
— Объявляю торможение в экономическом режиме. Ускорение 0,6g.
— В экономическом? — поднял брови Март.
— Всем действовать по штатному расписанию, подготовить свои помещения, закрепить предметы, слить жидкости… как всегда. После выхода на расчетное ускорение продолжим разговор. — Капитан помолчал, посмотрел на товаришей. То, что мы сейчас решили, как вы понимаете, еще далеко не все.
После подготовительных работ дежурные Корень и Март поднялись на мостик. Остальные астронавты, собравшиеся к этому времени в отсек управления, закрепились ремнями в креслах. За стеной в кормовой части завыли, набирая обороты, маховики противовращения; постепенно, будто уходил под ногами пол, исчезала тяжесть. Раздраили смотровой люк: звезды в нем замедляли свой круговорот; невесомость совпала с их неподвижностью. Затем заработали маховики поворота, направляя звездолет в сторону Солнцца. В иллюминаторе и на овальном экране впереди снова сдвинулись и замелькали созвездия. Астронавтов притиснуло к спинкам кресел. Несколько минут маховички в шахте гироавтомата завывали на разные голоса, успокаивая "Буревестник" в новом положении.
Пришел черед двигателей. Включение их почувствовали просто: передняя стена отсека поднялась и стала потолком. Мостик с двумя астронавтами повернулся на шарнирах в новое положение. Сидевшие в креслах теперь лежали в них. Они высвободились из ремней, повернули и закрепили сиденья ны недавнем полу, ныне боковой стенке.
Иван и Стефан, выверив все приборы, спустились к товарищам.
Теперь каждый переживал ощущение полета. Тяга двигателей не создавала целиком спокойное ускорение, подобное тяготению планет. Сотрясения от микровзрывов аннигилирующих порций антигелия и водяного пара упруго передавались по корпусу "Буревестника"; тело чувствовало инфранизкий музыкальный гул.
— Интересно, насколько раньше Ньютона люди задумались бы над тяготением, если бы оно так давало себя знать? — задумчиво молвил Брун.
На его высказывание не обратили внимания; каждый думал о другом.
— Немного же мы привезем на Землю, — вздохнула Марина, — после трех десятилетий скитаний в ксмосе. Только и того, что вернемся сами сравнительно молодыми — спасибо анабиозу и относительности. Да еще звездолет.
— Это уже немало, — вставил Март.
— Освистают и это начинание, не обольщайся, — заметил Летье. — Все, кто был против звездолета-мастерской, и безрезультатный возврат наш истолкуют в свою пользу. "Ага! Мы ж предупреждали!.." А какой шум устроят деятели из ГИПРОЗВЕЗДа: "Вот, не послушали нас!.. Летели бы в нормальном звездолете… А то все у вас, не как у людей, даже время!"
Марина и Галина рассмеялись. Но Стефан смотрел на пилота без улыбки:
— Почему же — безрезультатный? Сообщим факт потрясающей силы: не все звезды там, где их видят.
— Да кто поверит-то? — вступил физик. — Я задаю сейчас себе вопрос: если бы я не полетел с вами… а вы помните, как я нападал на ваш проект, — и дожил до возвращения "Буревестника" с такой новостью, я поверил бы вам? Принял бы за чистую монету эти наши не слишком обильные и шаткие наблюдения? А вы знаете, какой я был до самого недавнего времени, пока новые обстоятельства и Галинка, спасибо ей, малость не вразумили меня… — он посмотрел на товарищей. — Как бы вас встретил ТОТ Брун Аскер, ученый в законе, в авторитете?.. Я бы вас в клочья разнес. Посмешищем сделал. И уверяю вас, ТАКИХ Брун Аскеров там гораздо больше, чем обновленных. И всех эта новость — да еще возврат с полдороги шокирует и ополчит. Она заденет такие интересы!..
Он перевел дух, продолжал:
— Тони вспомнил о позиции ГИПРОЗВЕЗДа. А какой окажется позиция Звездного Комитета Земли… теперь уже, наверно, не Земли, а Солнечной. Позиция людей, которые снаряжают дорогостоящие экспедиции, направляют их к определенным звездам… а звезды этой там может теперь и не быть?
— Вообще-то да, — кивнул пилот, — это наиболее обескураживает. Мы привезем не открытие, а закрытие. Закрытие звездной карты мира, не чего-нибудь! Ведь в принципе теперь на любую звезду, у которой не побывали, надо смотреть так: то ли она там, то ли наоборот. Хочу я человек — хочу я чайник.
— А и в самом деле: нас еще и к психиатрам могут отправить на обследование, — закрутил головой Аскер. — Брр… перспектива. Тем не менее пилот прав: требуется новая звездная карта. В ней надо учитывать оба типа: звезды-источники, которые светят, и звездные стоки типа Г-1830 — которые вбирают лучи. Может, даже галактики-источники и галактики-стоки… Н-да!
— Почему молчит капитан? — спросила Галина.
— Правда, Иван, чего ты отмалчиваешься?
Все повернулись к Кореню. Тот сидел, подперев рукой подбородок. Лицо было в тени, только волосы сияли алюминиевым блеском в свете газовых трубок да лоснился кончик толстого носа. Он распрямился, откинулся к спинке кресла. Черты его лица были крупны, даже несколько размашисты: мясистые губы, массивный подбородок, широкие брови, высокий покатый лоб, выпуклые глаза, кои смотрели всегда внимательно.
— Кто вам сказал, что мы летим назад?
— Тогда куда же? — воскликнул Летье. — Сместимся к Альдебарану? Двойная звезда, очень интересные силовые поля, нерасшифрованные сигналы. И всего на два парсека дальше.
— Нет. Мы полетим туда, куда нас послали: к Г-1830.
— К настоящей Г-1830!? — Тони присвистнул. — 14 парсеков до нее и еще 10 до Солнцца — почти 80 световых лет. А топливо? А то самое время?.. Может, у тебя в кармане бессмертие — и ты отрежешь всем по кусочку?
— Перестань, Тони! — рассердился Иван. — Я говорю вполне серьезно.
В отсеке стало тихо.
— Извини, Иван, но это целиком несерьезно, — нарушил молчание Стефан. Три торможения и два разгона вместо запланированных двух и одного. При нашем запасе аннигилята можно рассчитывать на скорость до 100 тысяч километрв в секунду — в 2,5 раза меньшую, чем сейчас. Полет продлится 240 лет… Да, у нас надежная система анабиоза. Но уже в первые 60 лет он просто утратит смысл, ведь за это время можно долететь до Земли, а оттуда на новом звездолете до Г-1830 и обратно.
— Я всегда восхищался твоей способностью быстро вычислять все в уме, Стефан. Компьютера не надо, — спокойно ответил Корень. — Но позволь внести поправки. В нынешнем комфортном режиме полета всех шестерых — да, так. Но если минимизировать все… ВСЕ! — до последней крайности, сможем. С субсветовой. Вот на это и направь свой математический и конструкторский дар. — Капитан встал, посмотрел на товарищей. — Нас послали ИССЛЕДОВАТЬ звезду Г-1830 со странным поведением. Мы уже начали это делать, кое-что открыли…
— Хорошенькое кое-что! — подал голос Брун.
— Да. Уж как вышло. Вот и надо продолжать, выложиться в этом. Не забывайте: мы не принадлежим себе. Участие в звездной экспедиции не только шанс попасть в историю и на мемориальную доску. Вспомните, чего стоило синтезировать для нас тонны антигелия, все остальное. Это труд миллионов. И вы сами понимаете: если мы привезем на Землю скандальный факт "А звезды-то там нет", это скомпрометирует не только нас — это пустяк! — всю эту тему, все направление. Ни через 200, ни через тысячу лет никто туда не полетит. Звезд много, одна другой притягательнее. А знание действительно исключительно важное. И надо набрать его побольше. А для этого нет иного варианта, как лететь ТУДА…
— Что ж, резонно, — пробасил Брун. — И что ты конкретно предлагаешь?
— Уменьшить конечную массу "Буревестника" настолько, чтобы лететь к Г-1830, а от нее к Солнццу, как и раньше, с субсветовой скоростью. Для этого придется частично демонтировать звездолет, оставить в космосе лишнее оборудывние, инструмент, припасы, обиходные вещи. Придется гораздо больше времени проводить во льду. Надо внимательно осмотреться, составить перечень, рассчитать — и решить… Тогда мы не проиграем во времени в сравнении с экспедицией, которую пошлют, — Корень нажал голосом, — вместо нас и после нас.
Конструктор Март нервно барабанил пальцами по подлокотнику; для него подобный поворот дел выглядел катастрофой, крушением всех планов.
— Ну, и дальше? — едко усмехнулся он. — Ломать не строить, ума не надо, справимся. Ну, опустошим и уменьшим звездолет. А потом? Лететь туда — не знаю куда, искать то — не знаю что? Как в сказке! И снова окажемся в дураках.
— Ты серьезно? — посмотрел удивленно на него Корень.
— Конечно. Мы столкнулись с самым простым фактом: свет звезды распространяется не в ту сторону. Не туда. И не можем решить, антивремя это или что-то еще. А там сложнейший непонятный мир. Прилетим, удивимся и повернем назад, ничегошеньки не поняв.
— Так по-твоему, люди не должны туда летать? — воскликнула Галина.
— Почему! Люди вообще — да. Но не мы. Такая экспедиция должна готовиться с Земли. Годами, понимаешь. А не партизанским налетом. Вернемся, расскажем и покажем наши наблюдения. Да, скорее всего, будет скандал и позор. Но рано или поздно истина восторжествует, так всегда бывает. Придется некоторое время походить в мучениках науки. Но это честнее и мужественнее, чем пускаться… извини, Иван, — в авантюру. Пять торможений и разгонов вместо трех, подумайте об этом!
— Зачем так говорить!
— Неужто ученым на Земле виднее?
— По-моему, Стефан прав…
— Лучше нас к этому никто не подготовлен.
— Ты неправ, Мартик, насчет авантюры и поражения, — перекрыл поднявшийся в отсеке шум Летье. — Раз в четырнадцати парсеках мы наткнулись на такое, ясно же, какое это богатое явление. Чем ближе подлетим, тем больше наберем материала, это же очевидно. Вернемся не с пустыми руками — а там пусть на Земле разбираются. Так что я — за.
— Вот что, — поднял руку Корень, — надо считать. Довод о пяти субсветовых ускорениях/торможениях вместо трех очень серьезен, это все мы понимаем. Не потянем — значит, действительно авантюра, придется возвращаться. Расчеты поручаю Марту и Аскеру. Все.
3. Человек в пятой степени
Галина Крон передвинула кресло к краю балкона, развернула к поручням.
Над темно-синим морем краешек заходящего солнца расплылся между длинными тучами алой полосой. Верхняя туча окрасилась розово-серо; но скоро этот цвет перешел в сизый, который густел, темнел. Далеко справа от моря розовели снежные вершины гор. В провалы между ними падали темно-синие тени.
"Странно, — думала Галина, — перед нами сидит и внимательно слушает пожилой почтенный дядька, который в момент старта "Буревестника" еще не родился. Он мне в отцы годится, если не в деды. Для него все, что мы рассказываем, далекое прошлое. А для меня — почти вчера, несколько дней назад…"
Тогда все вернулись к своим делам. Она отправилась в радиорубку. Открыла овальные дверцы, остановилась на пороге, окинула взглядом свое хозяйство: радиопередатчики, трансляционный узел, автоматы наводки локаторов. Вошла, нажала несколько клавиш на пульте. На контрольном щите вспыхнули зеленые индикаторные числа, стрелки приборов дружно отклонились вправо. Ни одна красная лампочка не загорелась: все было в порядке.
В никелированной скобе на сером боку транслятора торчал букетик коричневых стебельков с шишечами осыпавшихся цветов и скрученными сухими листочками. Он напомнил Галине, что последний раз она была здесь год назад. Цветы из оранжереи принес Тони. Девушка взяла стебли: от них пахло прелью и пылью.
"Целый год… На Земле у меня уже родился бы сын. Почему сын, может, дочка?.. Нет, пусть сын. Непременно сын. А здесь никто еще и не знает, кроме Марины. Даже Тони."
Внезапно ее охватила тревога, похолодело в груди. Как же теперь будет? Год назад и ей, и Тони казалось, что самое трудное: создание звездолета в полете позади. Настроение было легкое — теперь оно выглядит крайним легкомыслием. Если они полетят к настоящей Г-1830 на "облегченном", то есть реально опустошенном звездолете, жизнь станет очень трудной. А она ждет ребенка. Мечтала, как будет с ним гулять в оранжерее… Какая уж теперь оранжерея, она первая полетит за борт.
Галина швырнула букетик в мусоропровод. "Они разошлись — или еще спорят?" — нажала клавишу на щитке транслятора.
— Послушайте, — прозвучал в динамике тенор Стефана Марта, — а может… никакой звезды и там нет? Вообще нет? Нет, правда. Ее нет там, где мы ее видим. Почему из этого вытекает, что она есть в противоположной стороне, где мы ничего не видим?
— А что есть?! — это воскликнул Бруно.
— Марево, призрак. Оптический пространственный парадокс, кой мы по своей тупости не понимаем. Вот и будем гоняться за привидениями, блуждать по Вселенной, как савраска без узды.
— Даже если так, все равно нужно лететь туда, — весомо сказал Аскер. Чтобы прочно установить, что там ничего нет. Для подлинного исследователя отрицательный результат равен положительному.
— Стефан, хватит морочить голову себе и другим, — прозвучал голос Кореня. — Тем более что у тебя много работы. Иди считать.
— Эхе-хе! — судя по голосу, Март поднялся с кресла. — В прежние времена вашу категоричность называли словами "сжечь корабли". Жалко жечь-то. Это же не древнеримская галера — звездолет. И строили-то сами. Уникальнейше. В Космосе. А теперь…
"Что же будет? — думала Галина, обхватив себя руками за плечи. Поговорить с Тони?.."
Март сел за компьютер, обложившись папками с чертежами. Он, генеральный конструктор, должен был выяснить, насколько удастся облегчить звездолет, что именно выбросить, как демонтировать оборудование.
Галина вместе с Бруно трудилась в отсеке "Засыпание — Пробуждение". Если быть точным, то трудилась она сама: исполняла теоретических идеи и расчеты физика; воплощала в схемы. Тратить еще 600 дней на торможение и новый разгон с прежним удобным для экипажа ускорением в 1g теперь было недопустимой роскошью. Физик придумал способ сэкономить полтора года: "Буревестник" мог выдержать до 80g — но, понятное дело, без людей. Вместо них "дежурить" будет электронная схема. Ее сейчас и собирали.
Радистка вставляла в гнезда панели миниатюрные, похожие на черные пуговицы микросхемы, соединяла их проводами, проверяла тестами. Бруно Аскер сопел у нее за плечом.
— Все-таки страшновато доверять жизнь даже совершеннейшим механизмам, вздохнул он. — Малая ошибка, одна ненадежная деталь — и мы, обледенелые, будем мчаться в пустоте миллионы лет, пока не сгорим у какой-то звезды…
— Не пугайтесь, профессор, — тонким голосом заметила Галина. — Более пятнадцати лет вы только то и делаете, что доверяете свою драгоценную жизнь всяческим механизмам и приборам. И ничего. А тут тем более — электроника.
— Не совсем так, девочка, — возразил тот. — Всегда кто-то дежурил…
— Готово! — Галина распрямилась, откинула прядь волос со лба. — Пробуем. Ставлю выдержку 5 минут ровно.
Схема работала четко. От ее импульсных команд вода в контейнере под лучами молекулярных генераторов мгновенно обращалась то в ледяной монолит, то — через точно отмеренные электронным реле промежутки времени — снова в воду. Радистка довольно посмотрела на физика.
— Так-так… — неопределенно пробормотал тот. — Теперь попробуем иначе.
Взял панель и с силой швырнул ее на пол. От удара она изогнулась.
— Ой, вы что?! — Галина схватилась за голову.
— А ускорение в 80g это почти такой же удар, — пояснил Аскер. — Ну-ка, включи теперь.
Как ни странно, но автомат работал. Только время выдержки у одного реле изменилось.
— Нужно поставить дублирующую микросхему, — вздохнула Галина, берясь за панель.
В это время Корнев и Летье лазили по скобам в шахте гироавтомата. Над и под ними перекрещивались темно лоснящиеся валы с маховыми дисками, змеились кабели от электродвигателей. Проверяли дотошно.
Внезапно в люке шахты возникла голова.
— Иван, ты здесь? — это был Март.
— Да.
— Поднимайся, пошли, — конструктор был взволнован. — Там такое выходит…