Купец из будущего ч.2

Войско забесновалось в восторге. Взрослые мужики подпрыгивали и обнимались друг с другом. Резами тут называли проценты, и эта незаметная треть, что шла в княжескую казну, оказалась не так уж и мала.

— А теперь храбрейшие из храбрых! Воины Мстиша, другой Мстиша, Дражко, Добран, Божко, Бертахар, Заяц, Горан, Зван и Бранко! Подходи ко мне!

Из толпы, которая завистливо расступалась перед счастливцами, вышли воины, названные князем, и поднялись к нему на возвышение. Они смущенно переминались с ноги на ногу, не понимая, что сейчас будет. Бертахар, здоровенный детина из баварцев махал рукой своим родичам, которые восторженно приветствовали храбреца-германца, которого отметил сам князь.

— Люди! — прокричал князь, пытаясь перекрыть шум толпы. Получалось у него плоховато. — Это десять воинов, которые показали чудеса храбрости! Я награждаю их серебряной гривной на шею, чтобы все это видели и уважение свое им показали. Простой человек перед таким воином должен голову склонить и дорогу ему уступить. А перед домом этих людей будет почетный столб стоять с вырезанной звездой! И только они теперь могут белые плащи с красной полосой носить!

Войско завистливо взвыло, а счастливцы гордо выпятили грудь. Белый плащ! С красной полосой! Почетный столб около дома! Вот это да!

Збых, отвечающий за финансы княжества, загадочно улыбался в жиденькие усы. Когда владыка объяснил ему, что такое нематериальная мотивация персонала и квота для нацменьшинств, он подошел к делу творчески. Тем более, что добыча, полученная от продажи пленных, перекрыла выданные бонусы примерно вдвое. А услышав идею с почетным столбом, даже князь посмотрел на него с немалым уважением. Он еще какие-то непонятные слова произнес про чью-то мать и какой-то райком комсомола, который по Збыху плачет. Зачем этот странный человек плачет по Збыху, парень так и не понял. Он же еще живой! Зачем по нему плакать?

— А теперь я совета вашего хочу спросить, воины! — крикнул князь. — Тут стоит владыка Буривой, изменник и бунтовщик. Что делать с ним будем?

Воины замолчали. Буривой был тестем князя, и никто не хотел быть тем, кто приговорит его к смерти. Но князь помог своим людям:

— Что говорит закон? Что полагается за измену, кто бы он там ни был?

— Смерть! — с облегчением заорали все. — На кол его!

— А что сделать с теми, кто о бунте знал, но на поле битвы не пришел?

— Смерть! — единодушно выдохнуло войско.

— Так тому и быть! — сказал Самослав, тяжелым взглядом посмотрев на тестя. Тот стоял бледный, поникший и даже как будто стал меньше ростом.

— И чего тебе не хватало, сволочь? — тихо спросил его Само. — Там ведь, в городе твой внук был! Твоя кровь!

— Ты перед людьми меня опозорил, — хмуро ответил бывший владыка. — Над моими дочерями потешались все. Говорили, что ты провел меня, как дурня, чтобы на смазливой девке жениться.

— Ты же мог дочерей замуж выдать, — парировал Само. — Ведь твоя жена одного жениха за другим с порога гнала. Не было бы этого, уже внуков на коленях качал бы и сытой старости радовался. Все забыли бы об этом недоразумении, если твои дочери за мужьями были бы. А так, сам себя дурнем и выставил, и теперь подыхать на колу будешь, как последняя падаль.

— Семью не тронь, прошу! — просипел владыка Буривой.

— Они в колдовстве виновны, — припечатал князь. — Приговор — смерть. Ты закон знаешь, сам с этим согласился.

Владыка Буривой завыл, размазывая слезы по грязным щекам. Лютая смерть ждала всю его семью. И за что? За то, что хотели за свой позор отомстить?

— Проклинаю! Перед смертью тебя и все твое потомство до седьмого колена проклинаю! Пусть богиня Морана мучит тебя в своей Нави!

— Да плевать я на твои проклятья хотел, — спокойно ответил ему Самослав. — Я в них не верю. А Моране я богатые жертвы принесу. Да вот хоть бы и тебя, и жену твою, и дочерей! Как думаешь, угодна такая жертва богине смерти будет?

И он ушел, резко отвернувшись от бывшего родственника. Он больше не слышал его ругани, плача и проклятий. Воины потащили его к капищу, где уже были приготовлены три тупых кола. У провинившихся владык будет много времени, чтобы обдумать свои ошибки.

* * *

Следующий день встретил Самослава обычной домашней суетой. К его удивлению, жена, оставшаяся полной сиротой, отнеслась к этому совершенно спокойно. Она приняла это к сведению, и даже тень не мелькнула на ее прекрасном лице. Казнили, значит, было за что. Больше они к этой теме не возвращались. В горнице его уже ждали ближайшие соратники, чтобы обсудить дела. Меда на столе не было, и разговоры сопровождались только едой, которую подавали служанки, оттаскивая блюда и тарелки. Пол, на удивление всем, тут был деревянным, и бойкий перестук босых девичьих пяток напоминал барабанную дробь. Горан, Зван, Збых, Лют и Деметрий. Самые доверенные люди, в чьей верности он не сомневается.

— Я через неделю ухожу с караваном к франкам, — начал свою речь Само, наблюдая, как вытягиваются лица соратников.

— Так это взаправду было, княже? — не выдержал Збых.

— Конечно, взаправду, — кивнул Самослав. — И до зимы я вернусь. Следующий год очень тяжелый будет, куда тяжелей, чем этот.

— А что будет? — вытянули шеи бояре.

— Война будет, — пояснил князь.

— А-а, — разочарованно махнули рукой воины. — Так у нас каждый год война! Удивил, подумаешь! А с кем война то хоть?

— С аварским каганом, — ответил Само, с удовлетворением наблюдая, как на лицах людей мелькает цела гамма чувств, где пренебрежение сменяется озабоченностью, а та — унынием и даже страхом. Это было серьезно, очень серьезно.

— Я так понимаю, что на хорватов мы не пойдем? — поинтересовался Деметрий.

— Не пойдем, — кивнул князь. — Они скоро сами к нам прибегут за защитой. Нет нужды братскую кровь лить.

— А откуда про войну знаешь? — спросил Зван, любопытно сверля князя взглядом. Он отвечал за разведку, и был немного уязвлен.

— Боги так говорят, — выложил неубиваемый козырь Самослав. Остальные согласно мотнули головой. Ну, раз боги так сказали, значит, так тому и быть. Даже Деметрий, который в местных богов не верил, был согласен со всеми. Может, тут, в лесах нет еще власти распятого бога, и пока правят боги старые, не уступившие еще своей власти. — Ты, Деметрий, вторую тагму набирай и начинай учить.

— Денег много уйдет, — подал голос Збых. — Казна не бездонная. Вторая тагма нас подкосит, княже. Мы с себя последние портки снимем, чтобы такую толпу мужиков одеть и прокормить.

— Горазду весть пошлите, чтобы снова начал соль рубить, — вздохнул Самослав. — И скажите ему, что разрешаю снова бродяг ловить и на добычу соли ставить. На полгода, не больше. Остальные пусть крепость строят, и колодец там бьют. Чует мое сердце, еще не раз пригодится. Ты, Горан, всех владык за это время объедешь. Просто так, в гости заглянешь. Выпьешь с ними, по душам поговоришь. Ну, ладно, ладно, не смотри на меня так... Попытаешься поговорить. Пусть понимают, что глупые мысли нужно из головы гнать. Ты, Зван, собирай слухи, сплетни. Гоните коробейников во все концы, обещайте за важные сведения награды, беспроцентные ссуды, беспошлинный торг. Да все, что угодно обещайте, но не пропустите того, что начнется.

— А что начнется, владыка? — от любопытства бояре даже шеи вытянули.

— Сам пока не знаю, — честно признался Само. — Но вы сразу и поймете, когда начнется. Это ни с чем не спутать. Такое будет, чего никогда не было.

— Как тогда? — улыбнулся Горан. — В рабском загоне?

— Нет, — грустно покачал головой князь. — В этот раз по-настоящему. Ты, Деметрий, всю восточную границу объехать должен. Нужно знать все броды, все лесные тропы. Приметь, где засеки сделать, где малый острожек поставить, а где просто волчьих ям накопать. Ты, Горан, с семьями казненных владык разберись. Никто уйти не должен. Мне кровники не нужны. А теперь ты, Лют. На тебе самое главное...

Главный заместитель князя по гражданским делам внимательно посмотрел на Само. Он уже и так понял, чем ему предстоит заниматься.

Глава 28

Нотарий Стефан поправил светильник и углубился в чтение. Работы еще было много. Писцы, такие же евнухи, как и он, сидели в длинной зале, склонившись над листами папируса. Светлейший протонотарий вышел из своих покоев, оглядывая покорные макушки презрительным взглядом. Женоподобная рыхлая фигура, задрапированная в длинные разноцветные одежды, пугала писцов до ужаса, и они опустили головы еще ниже, изображая старание. Оттопыренная нижняя губа совершенно не красила одутловатое безбородое лицо протонотария, но его главным достоинством красота не была совершенно точно. Среди евнухов почти не бывало красавцев, они были длиннорукими, с широкой задницей и круглым лицом, на котором росли чахлые кустики вместо бороды. Но если такое чудо и случалось, то красавец оказывался не в императорском архиве, а в гареме одного из сенаторов, которые пытались изображать из себя что-то значимое, как будто сейчас все еще благословенные времена императора Траяна. Так вот, красота точно не была главным достоинством протонотария, у него были другие таланты. Совершенно нечеловеческая память и цепкий ум выдвинули вперед мальчишку из неведомого кавказского племени на высокий пост. Да, четыре тысячи евнухов-кубикуляриев, ведавших одеждами и столом Августа и Августы, стояли выше по чину, но разве сравнится человек, ведавший внешней политикой, с дармоедами, которые занимались... На этом месте всегда умолкали, сказать такое вслух было немыслимо. Ведь это измена... Гордость за свою работу держала всех этих людей крепче любого клея, а дворцовые лентяи вызывали у настоящих тружеников только презрение пополам с завистью. На этой мысли Стефан снова погрузился в чтение. Вся переписка в Империи шла на латыни, хотя здесь, на Востоке, этот язык давно умер. Тяжеловесный слог с вычурными оборотами простые жители уже давно не понимали, но традиции — это традиции. Хотя, поговаривают, что Август, который по происхождению был армянином, все порывается перевести дела на греческий язык, но старики стоят насмерть. Латынь — это основа основ! Это то, что отличает грамотного человека от плебса. И даже переписка с далекими франками и саксами тоже идет на латыни. Как же можно от нее отказаться?

Так, экзарх Африки Никита пишет про какого-то очередного пророка у арабов, которого зовут Мухаммед. Ничего интересного. В эти пески и оазисы императорская армия никогда не ходила, надобности не было. А вот легкая конница у арабов была превосходной, и ее наемные контингенты воевали по обеим сторонам в бесконечной войне с персами. Те уже захватили Иерусалим, Дамаск, Антиохию, и даже Египет. Империя теперь была отрезана от подвоза дешевого зерна, и плебс был в ярости, лишившись раздач хлеба. Но все еще поправимо. Август Ираклий собрал все силы и отбросил персов к армянским горам. Мелкие разборки арабов — в сторону, кому интересны эти дикари?

Экзарх Равенны Григорий тоже что-то прислал... И как он там удерживает те ничтожные огрызки, что остались от гигантских владений в Италии? Даже удивительно! Равенна, окруженная болотами и высокими стенами, была неприступна. Рим, пустеющий на глазах и превращающийся в руины, тоже держался чудом. Их епископы, получившие первосвященство волей прошлого императора, ненормального алкоголика и садиста Фоки, кое-как договаривались с герцогами лангобардов, откупаясь от них, или стравливая их между собой. Экзарх пишет, что архонт Баварии пошел войной на какого-то мелкого архонта склавинов в Норике и потерпел поражение. Возможно нападение франков на ослабевшую Баварию, экзарх следит за этим. Не интересно, в сторону, об этом можно будет упомянуть мельком...

Наместник Испании пишет, что с трудом удерживает Бетику, которая была на крайнем юге полуострова. Обычное дело, это уже почти сто лет продолжается. Готы теснят Империю в Испании, и эту землю, скорее всего, удержать не удастся. Уж очень далеко это, да еще и в то время, когда с одной стороны Империю сжали персы, а с другой стороны — склавины, подгоняемые своим хозяином — аварским каганом. Иллирик, Фракия и Македония потеряны. Фессалоника выдержала три осады, и второй город Империи смогли удержать лишь каким-то немыслимым чудом. Какая тут еще Испания? Еще год-другой, и готы прижмут Империю к Геркулесовым столпам. Король Свинтила — хороший полководец, и крепко сидит на троне. Удивительно даже. Обычно королей готов резали или травили через пару лет царствования. Буйная знать этого народа была отважна, но не признавала порядка. Да, вот это по-настоящему важно. Надо доложить протонотарию. На этот раз Картагена и Малака под ударом, а это очень серьезно. Может быть, хоть на этот раз выделят Испании какие-то крохи помощи...

Дневные труды закончены, и нотарий Стефан вышел из привычной залы, где трудился во славу Империи уже несколько лет. Он смотрел на любимый город, столицу мира, место, где жили сотни тысяч людей. Место, которое было центром тончайших ремесел, чьи мастера были непревзойденными, а мудрецы не имели равных. Стефан любил Константинополь, хотя его раздирали распри между партиями болельщиков Ипподрома. Он любил его, несмотря на постоянные противоречия отцов церкви, которые заканчивались пересмотром церковных канонов и нескончаемыми бунтами. Стефан был тут счастлив. Он жил там, где бьется сердце мира, и он неотъемлемая часть этого сердца. От далекого детства остались лишь обрывки воспоминаний да кошмарные сны. Он даже на словенском языке говорит с трудом, сбиваясь на греческий, ставший родным.

Закатное солнце освещало Святую Софию, лебединую песню великой Империи, которая больше никогда не создаст ничего подобного. Художники рисовали теперь только иконы и фрески с изображениями императора, а скульпторы исчезли вовсе. Последнюю статую изваяли четверть века назад, и никто этого даже не заметил. Епископы и патриарх не одобряют... И Стефан побрел к домишке, который снимал на окраине.

* * *

Почтенный купец Приск готовился выдать замуж вторую дочь, и это дело было не менее серьезным, чем торговый поход до Марселя. По крайней мере, будущий сват, который сидел напротив него, был местным викарием, который того и гляди станет графом. По крайней мере, после взлета семейного благосостояния Приск решил не мелочиться, и пристроить дочь получше. Если даст святой Мартин, то он и дальше будет зарабатывать на поставках в Норик. Только вот новый деловой партнер пугал его безмерно. Как будто нечистый демон вселился в безобидного мальчишку.

Семья Приска жила на небольшой вилле за городом Санс, где его предки были куриалами[1] уже не одно столетие. Одноэтажный дом с внутренним двориком, крытый черепицей, давал кров и хозяину, и домашним рабам. Землю обрабатывали литы, зависимые крестьяне-арендаторы. В это время простые горожане еще владели землей, пользуясь защитой закона, но все чаще и чаще алчная знать землю попросту отбирала. А уж епископы Галлии и вовсе не знали в этом удержу. И именно этот факт заставил купца Приска выбирать мужа для очередной дочери особенно тщательно. Тяжелые времена наступают...

— Триста! Триста солидов я даю в приданное, уважаемый Ламбрехт! — купец радушно смотрел в глаза знатному франку, который был не слишком богат, но по жене приходился родственником самому епископу Лупу.

— Не так-то и много ты даешь, — пожевал губами Ламбрехт, почесывая наголо бритый по обычаю франков затылок. Русые волосы с медным оттенком были собраны в хвост на голове.

— Ты не так меня понял, — замахал руками купец. — Я даю не золото! Кому оно теперь нужно, когда и торговли почти не стало! Я даю за дочерью виллу на пятьдесят югеров земли, заселенную арендаторами! Как тебе такое, почтенный Ламбрехт?

— А? — по-дурацки раскрыл рот франк. — Ну, если виллу, то да! Земля — это то, что надо. Земля — она всегда с тобой будет. А виноградник добрый там есть?

— Венеранда! — хлопнул в ладоши Приск. — Принеси как нам того самого вина...

Полная пожилая тетка с серебряным браслетом на руке была привезена в Галлию еще в детстве откуда-то из-за Рейна, и была почти членом семьи. Она торжественно вплыла в покои, держа в руках бронзовый кувшин старой работы, украшенный неведомыми птицами. Он в этой семье уже лет триста передается от отца к сыну. Давно такую красоту делать разучились. Кухарка разлила вино по чашам, и терпкий аромат разнесся по комнате, заставив франка жадно двигать ноздрями. Почтенный купец был знатоком человеческих душ, и находил ключик к каждому. Тут все оказалось несложно, германцы были пьяницами все как один.

— Мне кажется, мы договоримся, — сказал Ламбрехт, который осушил чашу в два глотка и одобрительно крякнул, вытирая длинные усы. — Хоть ты и худородный, положа руку на сердце, и ремесло твое презренное, но приданное что надо. Я согласен! — протянул он руку.

Проклятый варвар, то есть дорогой родственник покинул дом, и уважаемый купец сел на скамью в атриуме, любуясь статуей какой-то голой женщины, которая стояла тут с незапамятных времен. У него дома никогда не бывало святых отцов, иначе не миновать суровой епитимьи. Греховную статую, конечно, надо было бы убрать подальше, а то и вовсе разбить молотком, как это сделали многие знатные семьи, но Приск решиться на это не мог. Она пленяла его красотой лица, плавным изгибом шеи, загадочной улыбкой на мраморных губах. В ней было то, что потеряла Галлия при новых хозяевах, когда неотесанная деревенщина родом откуда из-за Мааса называет худородным его, римлянина из старой уважаемой семьи.

Скоро подадут обедать, Венеранда расстарается ради Клавдии, которую она качала на руках. Да и жена, которой сегодня нездоровится, тоже выйдет к нему. Пятый десяток пошел его ненаглядной Евлалии, пятый десяток. Подумать только! Как летит время! А вот и она. Супруга вышла во дворик и села напротив. Она все еще была красива, и уходящая порода римлян, пришедших сюда при императоре Адриане, в полной мере передалась ее дочерям. Приск очень любил ее... От размышлений купца отвлек раб, на лице которого была полнейшая растерянность.

— Господин, к вам гость.

— Кто? — лениво спросил Приск, который никаких гостей сегодня больше не ждал. Он пригубил вино, и довольно прищурился. Определенно, день был хорош.

— Какой-то важный купец, — пояснил раб. — С ним охрана. И это... господин... Он на нашего Само похож как две капли воды, только постарше будет...

Приск едва не подавился вином, которое моментально стало безвкусным. Он посмотрел сумасшедшими глазами на жену и просипел:

— Евлалия, умоляю, молчи! Чтобы ты ни увидела, молчи!

— Молчать? — вскинула та брови.

— Да! Молчи и кланяйся!

— Ты перебрал? — изумилась жена. — Это франк тебя напоил?

— Хозяин! — напомнил о себе слуга. — Так его прогнать?

— С ума сошел? — побледнел купец. — Зови немедленно! И скажи, чтобы накормили его спутников!

Во дворик зашел молодой мужчина с гибкими движениями хорошего бойца. Он был одет по моде франков, в обшитую тесьмой рубаху, зеленый плащ и кожаные чулки, перевитые лентами до колен. На поясе его висел нож длиной в локоть, рукоять которого была отделана серебром. Если бы Приск не знал этого парня, то принял бы за одного из удачливых воинов-германцев, которые бродили по дорогам в поисках найма.

— Ваша светлость! — Приск склонился в неглубоком поклоне.

— Приск, ты спятил? — заявила Евлалия. — Это же...

— Заткнись, дура! — прошипел Приск. — Заткнись и кланяйся!

Евлалия глупо захлопала ресницами, и изобразила поклон, слегка переломившись в пояснице. Она ничего не понимала.

— Прошу вас, герцог, — радушно взмахнул рукой Приск. — Венеранда сейчас подаст обед. Моя жена не сможет составить нам компанию, она нездорова. — И он значительно посмотрел на супругу. — Тебе надо отдохнуть, дорогая! Ты нездорова!

— Да... Да, конечно, — пробормотала она, ошалело глядя на своего бывшего раба. — Я пойду, прилягу, нехорошо мне что-то.

Хозяйка ушла в спальню, дверь которой выходила прямо в атриум, а мужчины прошли в обеденные покои, где Само с любопытством, как-то по-новому разглядывал поблекшие фрески на стенах.

— Жаль, что так больше не умеют делать, — вздохнул он. — В церквях такая мазня, что смотреть тошно. Тебя, Приск, за эту статую попы еще заживо не сожрали? Это же Венера, демоница в их понимании.

— Венера? — удивился Приск. — А я и не знал. Моя семья уже лет триста как в Христа верует. А это... Это здесь стоит для красоты. Не демон это, просто красивая женщина. Я люблю на нее смотреть, герцог. Кстати, мальчишка Само кроме еды ничем не интересовался. Он видел и эту статую, и эту роспись каждый день и проходил мимо, не обращая на них никакого внимания. Жаль, что его больше нет, мне его не хватает. Добрый был паренек...

— Ты ошибаешься, — спокойно ответил Самослав. — Он перед тобой. Ты помнишь, как велел выпороть меня за разбитую тарелку?

— Нет, не припоминаю, — побагровел купец, в висках которого застучали молоточки. — Что это мы о прошлом, да о прошлом? Хорошо ли ты добрался сюда?

— Неплохо, — хмыкнул Самослав. — Где-то пришлось дать взятку, где-то — в морду. Но трех десятков охранников вполне достаточно.

— А алеманы? В их землях небезопасно, — осторожно поинтересовался Приск.

— Попробовали напасть у переправы через Рейн, — легкомысленно махнул рукой князь. — Пристрелили десяток, они и разбежались.

— Так что привело тебя сюда, кроме торговли? — спросил Приск. — Не думаю, что ты пошел сюда только из-за дополнительного барыша.

— Ты прав, — кивнул Самослав. — Я пришел за людьми. Мне нужны люди, Приск, и ты мне их найдешь.

— Кто же тебе нужен? Я привез тебе мастеров.

— Этого мало! — отрезал Само. — Мне нужны книжники, грамотные люди, возможно монахи, риторы, учителя, оставшиеся не у дел. Я хочу сам отобрать несколько человек и с собой увезти.

— Такие люди есть, — сказал Приск после раздумий. — Король Хлотарь, да благослови его святой Мартин, передал все образование в руки епископов, а они не терпят ученых книгочеев. Сатанинским искушением называют старые науки. Учителя остаются не у дел, им не дают работать, а школы закрывают. В королевстве франков очень скоро грамотные люди останутся только в монастырях. Представляешь, кое-где даже стали появляться графы, которые не умеют читать! На что король Хильперик был тупым и жестоким дикарем, но и при нем такого не было. Он ведь даже стихи писал!

— Хорошие? — с неподдельным интересом спросил Самослав.

— Отвратительные! — расхохотался Приск. — И он повелел использовать три новые буквы, которые сам придумал.

— Да ладно? — рассмеялся Само. — И что, использовали?

— Конечно! В Нейстрии, в его землях, использовали! — удивился купец. — Отец нашего государя весьма суров был. За малейшую оплошность мог глаза выколоть. Очень он это дело любил, глаза выкалывать. Слава богу, когда умер, королеве Фредегонде на эти буквы плевать было. Она все равно читать не умела.

— Еще мне нужны хорошие оружейники, — продолжил Само. — Нужны лучшие кузнецы, бронники, строители и механики.

— Э-э, — многозначительно промычал Приск. — Но тут таких нет. Если нужны лучшие мастера, то они живут в Константинополе и Фессалониках.

— Ну, так пошли туда весть, — впился в него взглядом Само. — Вези сюда тех, кто попал в долги. Тех, кто захочет начать новую богатую жизнь. Тех, кому не позволяют молиться так, как он хочет. Лучше, если ты поедешь туда сам. Возьми там товар, который нужен мне, и я его у тебя куплю по честной цене. Но главное не товар, главное — люди. Больше всего мне нужен мастер, который понимает в рудах.