Вот это любовь!

Тюпин (задумывается, смущённо, перебивает). Ну да, ну да, даже у королевы… Странно… странно… всё точь-в-точь как у меня…

Зюзина (не выходит из запала торжественности). Что ты там лопочешь? Я не поняла.

Тюпин (задумчиво, медленно). Да так, мысли вслух… Так, значит, ты нашла себе, как я понимаю, богатого мужика в Лондоне?

Зюзина (самодовольно, язвительно). Да уж, нашла! И не просто богатого, а, как ты говоришь, в ихней валюте… Понимаешь? (По слогам, с многозначительным акцентом на каждом слоге). В их-не-й…

Тюпин (задумывается, ходит молча по комнате, невесело усмехается). В Лондоне, значит?

Зюзина (язвительно). В Лондоне, в Лондоне! Завидуешь?!

Тюпин. Ещё чего! В Париже не хуже! Скоро дёрну туда, и тогда – прощай коммунальная жизнь!

Зюзина. Так кто ж тебе мешает, дёргай прямо сейчас! Чего ждёшь? С моря погоды?

Тюпин. А ты чего ждёшь? Костюм королевы не сшили ещё?..

Зюзина (растерянно, запинается). Ну… если серьёзно… Алекс пишет, что…

Тюпин (перебивает, встревожено, неуверенно). Кто-кто? А… лекс?..

Зюзина (смущённо, с осторожным недоумением). Ну… мужа моего… будущего… зовут Алекс… А что, плохое имя? Мне нравится. Не то что у тебя – Александр… др-др-др… как трактор… (Хихикает). Шурик, короче говоря… А это Алекс! (С пафосом). Звучит гордо!

Тюпин (медленно ходит по комнате, смотрит в пол, думает о чём-то своём, отстранённо). А чем же хуже Александр? И вообще, кажется, это одно и тоже, только Алекс это сокращённый вариант Александра.

Зюзина. Ага, сокращённый! Мозги у тебя сокращённые! Разве можно сравнить моего! (с пафосной гордостью) Алекса! с тобой, каким-то замызганным Шуриком?!

Тюпин (задумчиво, невесело, медленно). Ну так что ж медлишь? Давай дёру к нему прямо сей момент…

Зюзина (упавшим голосом, смущённо). Так вот, он пишет, что как раз…

Тюпин (перебивает язвительно). Что – как раз… Как раз разорился? Обнищал твой Алекс как раз? И теперь валюты (тыкает пальцем куда-то вдаль) ихней не хватает на костюмчик королевы?..

Зюзина (резко, возмущённо). Не хами! Мой Алекс богат! Он сказочно богат! У него заводы! Фабрики!..

Тюпин (перебивает, ехидно). Газеты… пароходы…

Зюзина. Опять завидуешь…

Тюпин (задумчиво, тихо). Да чему ж тут завидовать-то, банкротству?

Зюзина (возмущённо). Никакой он не банкрот! Просто он пишет, что его подвёл совладелец его предприятий, который…

Тюпин (медленно ходит с сосредоточенным видом по комнате, перебивает, равнодушно, с многозначительными паузами, с лёгкой иронией). …внезапно продал свой пакет акций… контрольный, между прочим… да продал не кому-нибудь, а первому и лютому его врагу… а враг тут же начал сворачивать производство, несмотря на огромный банковский кредит, который взял твой Алекс, и который теперь вернуть банку можно только если ему вдруг кто-то поможет материально… Так, да?..

Зюзина (открывает несколько раз рот, но сказать ничего не может, с трудом преодолевает полную растерянность). А… как ты… откуда… каким образом!.. А-а, я поняла! Ты прислушивался, когда работал мой принтер, дожидался момента, пока я не выйду в туалет, и, как последний ворюга, проникал ко мне в комнату, чтобы прочитать письма Алекса, которые я сбрасывала на принтер! (Замахивается на Тюпина). Бандит! Ненавижу!

Тюпин (задумчиво ходит по комнате, некоторое время молчит, тихо, с паузами). Да-да… именно так… да, так всё и было… я проник к тебе в комнату… да, самым бандитским образом… и (многозначительно, по слогам) про-чи-тал… что там говорить, бандит, конечно…

Зюзина (тихо плачет). Ну как же тебе не стыдно, а? Ты надругался над любовью!.. Разве можно так… с любовью?..

Тюпин (смотрит на Зюзину так, словно видит её впервые, задумчиво, спокойно). А ты думаешь, это любовь?.. Ты думаешь, он тебя любит? И что он вообще существует, этот твой Алекс?..

Зюзина (запальчиво, резко). Да, существует! Да, любовь! Настоящая любовь! Не то что ты мне тут столько лет за любовь выдавал! Ты посмотри, что он пишет! (Берёт его за руку и ведёт в свою комнату). Раз уж ты всё равно тут, как жулик, прочитал кое-что, так и быть, покажу тебе, что такое настоящая любовь! Вот, смотри (достаёт из бабушкиного шкафа толстую пачку бумаг), что он пишет! (Читает текст на одном из листов, торжественно, с чувством гордости). Любимая, ты как изумрудный лучик света в полумраке жизни, по которому я брёл так долго и безрадостно, пока не узнал, что есть на свете ты, моя ненаглядная…

Тюпин (перебивает). Мэри…

Зюзина (отрывается от бумаги, возмущённо). И это успел прочитать, скотина! Да, Мэри! А что? Не нравится имя Мэри?

Тюпин (усмехается). Нет, отчего же, нравится. Мэри… Очень хорошее имя. Но ты-то, Зюзя, не Мэри, ты обыкновенная Маруська…

Зюзина (возмущённо). Ну чистый хам! Хамло, я бы даже сказала! Не то что мой Алекс! Ты только послушай. (Подносит к лицу лист бумаги, читает с придыханием). Лучик изумрудный! (Плачет). Ты меня хоть раз, гад, лучиком назвал?!.. (всхлипывает) изумрудным…

Тюпин (ухмыляется). Назвал. И не раз называл.

Зюзина (с удивлением). Когда?! Что-то не припомню. Ну как называл? Как?

Тюпин. Зюзей.

Зюзина (ехидно). Так это ж ты так мою фамилию всегда коверкал, подлюка!

Тюпин (хихикает). Да нет, фамилия тут не при чём. Хотя, может быть, она и навеяла… Но поначалу-то Зюзей я называл не тебя…

Зюзина (озирается по сторонам, растерянно). А кого? (Возмущённо). А-а-а, Казанова вонючий, у тебя любовница была?! Кого Зюзей называл, говори, маньяк сексуальный!

Тюпин (смеётся, удовлетворённо). Не кого, а что. Неужели забыла всё?..

Зюзина. Не понимаю, о чём ты. (Что-то как будто вспоминает, недовольно). А-а-а, ты имеешь в виду это…

Тюпин (усмехается). Это-это… самое укромное место твоего организма…

Зюзина (возмущённо). Ты совершенно невоспитанный человек, Тюпа! Чужой незамужней женщине сообщаешь такие интимности…

Тюпин (удовлетворённо). Ага, значит, вспомнила, раз про интимности залепетала…

Зюзина (с притворным равнодушием). Ты как будто радуешься? Чему? Не понимаю… Я вот уже давно всё забыла. И вспомнила-то с трудом…

Тюпин (язвительно). С трудом? С трудом, пожалуй, ты разыграла тут спектакль, что якобы забыла это… Но ты же прекрасно знаешь, Зюзя, что такое не забывается! Потому что это любовь! А любовь разве забыть можно?..

Зюзина (наигранно равнодушно). Любовь – нельзя. А раз забыла, значит, это была не любовь…

Тюпин (с удивлением). Но ты же реагировала…

Зюзина (преувеличенно спокойно). Да просто супружеский долг исполняла, и всего-то… Но была я тогда к этому совершенно равнодушна…

Тюпин (иронически). Неужто?..

Зюзина (настороженно). Что – неужто?..

Тюпин. Равнодушна.

Зюзина (уверенно). Конечно!

Тюпин (иронически). А я помню, на мой вопрос «где тут моя Зюзя ненаглядная?» ты всегда не без удовольствия отвечала «вот она, получите – распишитесь!», и я расписывался! Ох как я распи-и-сывался! (Делает в воздухе жесты пальцем, будто пишет что-то). Здесь был Тюпа! И подпись моя тебе всегда ну очень нравилась!

Зюзина (недовольно). Подпись, подпись! Что теперь об этом вспоминать! Право подписи теперь переходит к моему любимому Алексу! Вот человек, достойный большой любви!

Тюпин. А ты уверена, что он достоин, как ты говоришь, большой любви? Чем он тебя убедил в этом? Ты же ещё не видела его!

Зюзина. Как не видела? А фотография? Он же прислал мне свою фотографию!

Тюпин (вздыхает). Ох, до чего же ты наивна. Да это снимок мало известного американского актёра, взятый из Интернета! Он хороший театральный актёр, про него даже в газетах американских пишут, а вот в кино ему как-то пока не довелось показать свой талант, поэтому, именно в виду его безвестности, тебе и был предъявлен его снимок.

Зюзина (возмущённо). Да врёшь ты всё, Тюпа! Врёшь! Потому что завидуешь ему! Потому что я его люблю, а тебя – нет. Вот и злишься, вот и придумываешь всякие гадости про моего дорогого Алекса!

Тюпин. Я не придумываю гадости, а задаю тебе вполне конкретный вопрос: на основании чего ты считаешь, что он достоин большой любви. Ты его знаешь хоть немного?

Зюзина (уверенно). Конечно, знаю! И ещё как знаю!

Тюпин (усмехается). По его любовной писанине?

Зюзина (возмущённо). Это не писанина! Это крик любящей души! Крик о любви!

Тюпин (язвительно). Да-да, о любви. Только не к тебе, а к своему личному благополучию…

Зюзина (возмущённо). Что ты мелешь! К какому благополучию! Человек пишет о настоящей любви…

Тюпин (перебивает, иронически). К деньгам…

Зюзина (недовольно). Ну к каким деньгам! Разве к деньгам любовь может быть настоящей!

Тюпин (смеётся, с удивлением). О-о-о! Вот только к деньгам-то она и бывает настоящей!

Зюзина (ехидно). Да откуда ты-то можешь об этом знать, нищета беспросветная!

Тюпин (ухмыляется). Ну мне-то как раз точно известно, что думал твой Алекс, когда писал тебе якобы о любви…

Зюзина (недовольно). Нет, Тюпа, тебе не удастся очернить светлые чувства моего Алекса! Не удастся, как ни старайся! Потому что ты не способен за буквой увидеть живое чувство, живой дух любящего сердца! Ты посмотри, как он пишет!.. Вот я сейчас ещё почитаю…

Тюпин (испуганно). Нет-нет-нет, не надо читать, не надо!

Зюзина. Ты и здесь ему завидуешь, Тюпа! Потому что тебе не дано так писать! Ты ведь уже читал его письма на моём принтере. И, наверное, сам понял, что именно Алекс настоящий писатель, а не ты! О, как он пишет!.. Какая страсть! Какие находит слова!.. Вот это любовь! Просто невозможно не поверить его прекрасному талантливому слову, пусть это пока и слово только. Но я знаю, что его удивительные слова о любви очень скоро материализуются и в реальную любовь! (Берёт в руки лист бумаги, с восхищением). Нет, ты только посмотри, как он пишет! И что пишет!

Тюпин (бормочет, смущённо). Чего не напишешь, когда позарез надо… и старуху Джульеттой назовёшь…

Зюзина (яростно). Ты что сказал! Это я-то старуха?!

Тюпин (огорчённо). Расслышала… Да нет, конечно, не старуха. Хотя… сорок шесть лет…

Зюзина (в бешенстве). Ну что! Ну что! Договаривай! Сорок шесть – что?!.. Старуха, да?!

Тюпин (смущённо). Ну с цепи баба сорвалась… Да не старуха ты! Не старуха. Хотя…

Зюзина. Опять – хотя!.. Вот чем ты отличаешься от моего любимого Алекса! Он никогда…

Тюпин (перебивает, иронически). Не назовёт старуху Джульеттой…

Зюзина. Да, не назовёт!

Тюпин (хихикает). Наконец-то созналась! Правильно, старуху надо называть старухой! А Джульеттой, соответственно, – Джульетту!

Зюзина. Нет, ну я просто перепутала! Ты сбил меня с толку! Ты кому угодно мозги запудришь! Я имела в виду, что он никогда не позволит себе грубо… ну… обозвать женщину каким-нибудь грубым словом.

Тюпин (смеётся). Ну да, старуху – Джульеттой…

Зюзина. Ну что ты к словам-то цепляешься, Тюпа! Слово лишь символ! Главное, что он хочет сказать! А ещё главнее – как! сказать! Ты понимаешь? Нет, я всё-таки ещё почитаю тебе, может стыдно станет… Вот, посмотри, как! он пишет. (Подносит к лицу лист бумаги). Вот! (Читает). Я знаю, родная… (Отрывает лицо от бумаги, с плачущим надрывом в голосе). Родная! Ты слышишь?! Родная! А ты?! (Всхлипывает). Ну ладно, лучиком не называл… изумрудным, ладно… но один только разочек ты меня, скотина, ну хоть двоюродной!.. назвал?!.. хоть один единственный разочек! А?!.. (Резко, в стиле приговора о смертной казни). Не назвал ни разу! (Плачет). А он – родная!..

Тюпин (кричит, возмущённо). Да чего не напишешь ради денег! Дура ты, Зюзя! Разуй глаза! Тебя надувают как воздушный шарик, а ты сопли развесила! Родная! Ах, как! он пишет! Вот это! любовь!

Зюзина (с подозрением смотрит на Тюпина). Погоди-погоди! Ну то, что на большую настоящую любовь ты чхать хотел, мне давно известно, а вот что ты тут, зараза, только что про деньги тявкнул, а? Что?!

Тюпин (садится на стул, растерянно). Да я… так… к слову просто…

Зюзина (возмущённо). Не-е-ет! Не к слову! Ты что же думаешь, вот это всё (трясёт у него под носом толстой пачкой бумаг) из-за денег? Да?! Вот это вот… (в запале подносит к глазам недочитанную страницу), а я продолжу… я тебя щас словом убью, уничтожу паразита… да где же это… (ищет место, на котором накануне остановилась), вот!.. я начну опять сначала, ты меня перебил, гадёныш… Вот, слушай. Слушай, мерзавец, какая! бывает любовь!.. (Читает возбуждённо, с пафосом). Я знаю, родная, что эту ночь, как и множество других безрадостных ночей, ты опять провела в обнимку с подушкой, со своей любимой подушкой… (Отрывается от чтения, всхлипывает). Вот видишь, он понимает даже, как я люблю свою подушку! Так… где я остановилась… а, вот… (продолжает читать) …со своей любимой подушкой, единственной своей верной подругой, которой ты только и можешь доверить все свои горестные женские тайны и слёзы… (Отрывается от листа бумаги, всхлипывает, начинает плакать, плач постепенно переходит в неудержимые рыдания). Ну разве это не любовь?! А?!.. Ты только послушай, как он пишет! Как пишет! Горестные женские тайны и слёзы!.. Ну скажи, разве можно этому не поверить? А?! Ну скажи, можно?!

Тюпин (встаёт, возбуждённо начинает ходить по комнате, иногда взмахивает руками, задумчиво, тихо, постепенно повышает голос). Чёрт побери, а ведь могу, оказывается… Да, могу… Ещё как могу! Вот, пожалуйста, женский катарсис налицо… Женщина поверила! И плачет! Страдает! Вся в слезах! А что ещё нужно писателю? Выжать из женщины сопельки… И всего-то…

Зюзина перестаёт плакать, замирает в удивлении и, сопровождая поворотом головы метания Тюпина по комнате, растерянно молчит.

(Распаляется, начинает кричать, ещё быстрее ходит вперёд-назад по комнате, периодически возбуждённо и нервно взмахивает руками). А я, дурак!.. «Войну и мир» пытался написать… Я же талантлив! Я же могу!.. Вот ведь женщина плачет! Пла-а-чет! Даже рыдает! Значит, могу! Значит, убедителен!.. Всё, я понял свою ошибку! Надо было начинать не с глобальных проблем человечества, а с маленьких!.. коротеньких!.. слезливых!.. женских ме-ло-дра-мо-чек… Да-да-да!.. Я же могу, оказывается!.. Немедленно начинать! Немедленно! (Поворачивается в сторону двери, начинает движение к ней). Я всё понял! Немедленно!

Зюзина (хватает Тюпина за рукав, удерживает его от ухода, уверенно, грубо). Э-э, нет, дружочек! Понял, что я права, и разыграл мне тут (копирует Тюпина) ме-ло-дра-моч-ку с душевными муками?! Да ещё и смыться намерился! Нет, погодь-погодь, писатель недоделанный! Имей мужество мне вот прямо здесь и сейчас и прямо (тычет двумя пальцами в свои глаза) в глаза чистосердечно сознаться в своей наглой неправоте! А то нахамил тут на моего Алекса, нагадил на любовь, а подметать-то кто будет? А? Нет, дружочек мой невоспитанный, щас ты у меня на коленочках ползать тут будешь, пока я не соизволю снизойти до амнистии!.. Ишь ты какой, драпать наладился! За просто так! Без наказания!

Тюпин (примирительно, растерянно). Да нет, Зюзя… Просто…

Зюзина (перебивает, возмущённо, грубо). Не Зюзя я тебе, сколько можно повторять! Зюзина! Паспорт могу показать!.. (Отпускает рукав Тюпина, в возбуждении начинает молча ходить по комнате, останавливается напротив Тюпина, снижает непримиримый тон, почти примирительно, ехидно). Так что же, Тюпа, позорно дезертируешь с поля боя, да? Нахамил, и в кусты?

Тюпин (смущённо, сбивчиво). Просто я тут… я, в общем, кое-что понял… Мне надо… срочно…

Зюзина (неожиданно всхлипывает, с паузами, во время которых вытирает нос платком). Срочно… Всё ему надо срочно… Женился на мне срочно… как ошпаренный… Развёлся срочно… А что у меня в душе, ты хоть раз заглянул (прижимает кулак к груди) туда, в мою истерзанную безлюбьем душу? А? Ну хоть один разочек! А-а-а, не заглянул… А вот он, мой любимый Алекс, заглянул! Да! И увидел, что… каждую ночь… да вот, щас прочитаю… (берёт в руки бумагу с недочитанным текстом) вот, нашла… женские тайны и слёзы… а, ну да, я здесь остановилась… вот дальше, ты только послушай, как он в душу-то мою прямо заглядывает! (Читает со всхлипываниями). И я знаю, родная… (поднимает полные слёз глаза на Тюпина) …опять – родная!.. ты слышишь? – родная!.. (продолжает читать) …что каждую ночь ты обильно поливаешь свою верную тебе во всех твоих жизненных испытаниях подушку горючими и невидимыми жестокому и равнодушному миру слезами…

Тюпин (перебивает, ехидно). Поэма о подушке…

Зюзина (яростно, с плачем). О подушке, да?! Да что ты понимаешь, чурбан неотёсанный! Это поэма о душе! О моей истерзанной одиночеством и никем не любимой душе!