"Нет, ребята, этак вы точно доиграетесь! Надо что-то делать! Да, только вот что, на уговоры они оба не реагируют. Не будешь ведь Игнату жаловаться. Он привык проблемы кулаками решать, трагедий Шекспировских нам только здесь не доставало".
Лиза растерянно посмотрела на часы.
– Мне нужно Андреича проведать, у него с вечера сердце что-то шалит. И еще есть дела… Я сюда Ольгу отправлю, вас двоих, кажется, уже нельзя без присмотра оставлять.
Маша слабо кивнула, даже не открывая глаз. Наконец выдалась минутка покоя. А Хати, словно издеваясь над беспокойством Лизы, вдруг поднес Машину ступню к своим губам, и не то поцеловал, не то прикусил острыми белыми зубами маленькие пальчики.
Лизе тут же захотелось его чем-нибудь огреть за такое нахальство, но не устраивать же скандал в чужом доме, вместо этого она бросила последний гневный взгляд на сонную хозяйку, торопливо оделась и покинула коттедж.
Дождавшись, когда "сердитая докторша" уйдет, Волк поднялся и сел на диван рядом с Машей. Словно почувствовав на себе его пристальный взгляд, та нехотя подняла припухшие веки.
– Ну, что ты, в самом деле… Лиза все правильно говорит, а ты ее злишь нарочно. Не надо…
– Я ничего не нарочно, – пылко протестовал Хати, – я сказал лишь то, что думаю и сделал, то, что хочу. Маша… он что, правда, тебя не трогает, когда тебе нужно? Я ваш разговор с Лизой случайно слышал, ты сказала, тебя обижает его поведение…
– Мы с тобой не должны обсуждать личные вещи.
– Но мы же с тобой – друзья! Ты постоянно твердишь, что мы лучшие друзья и никаких секретов между нами быть не может. Маша, я для тебя все сделаю, ты же знаешь! Скажи, что бы ты хотела… Как бы ты хотела… Только скажи…
– У меня ребенок на руках, бросай глупые разговоры.
Маша решительно поднялась с дивана и прошлась по комнате. Мишутка засопел и заворочался, снова ища грудь.
"Попробую уложить его в кроватку и покачать, мне кажется, я сейчас как выжатая досуха тряпка".
Через пару минут ребенок все-таки затих. Тогда Маша проверила Дашеньку, мирно спящую в колыбельке рядом, и слабо улыбнулась.
– Вот мое сокровище! Покушала и баиньки. Почему же братик так не может… Что вы такие дерганые – мужики?
– Не все же, я например тихий и послушный.
Волк неожиданно крепко обнял Машу, подойдя сзади, одна его ладонь уверенно легла ей на грудь, а теплые губы заскользили по ее оголившемуся плечу.
– Как ты сладко пахнешь сейчас… Я с ума схожу. Маша, спаси меня…
– Ваня, лучше уйди! Это все нехорошо.
Но сопротивлялась она слишком неуверенно, а Хати, напротив, перешел к решительным действиям. Подхватил ее на руки, бережно уложил на диван и почти прилег рядом. Маша смотрела на него широко раскрытыми глазами, пыталась сказать что-то, оттолкнуть, но усталость после бессонной ночи почти лишила сил и способности рассуждать здраво.
А он вдруг быстро коснулся ее губ своими губами и распахнул спереди ее теплый халатик. Когда же в комнату зашла Ольга, то остановилась у порога, едва веря своим глазам, – Хати не то целовал, не то облизывал Машину грудь, истекающую молоком. Сама "мамочка" только слабо мотала головой и повторяла, словно в бреду:
– Хватит… уйди… не надо!
Быстро вникнув в ситуацию, Ольга позволила себе быть крайне резкой:
– Ничего себе – представление! Вот так картина маслом! А что, если бы вместо меня сейчас зашел Игнат? Вы можете себе это представить… Ну, мамочка наша, ладно, у нее стресс, видите ли, она все никак к новой жизни привыкнуть не может, но ты-то… ты – кобелина матерый, о чем хоть ты думаешь?
Теперь Маша сидела на краю дивана, закрыв лицо руками, и только плечи ее нервно вздрагивали. Хати медленно поднялся, бросил на нее виноватый тоскливый взгляд и опрометью выбежал из дома. А Ольга продолжала командовать, меряя широкими шагами комнату:
– Так, дорогая моя, в душ быстро, смоешь с себя все чужие запах, освежишься, успокоишься, скоро вернется муж! Ни к чему Игнату твои сопли видеть, старается мужик, пылинки сдувает с вас, а ты… Ну, иди уже, чего нюни-то распустила! Раньше надо было думать!
Маша скрылась за дверями ванной комнаты. В кроватке снова расплакался Мишутка, и через пару минут ему начала вторить сестренка. Ольга неумело покачала кроватку с мальчиком, потом включила музыкальную кнопку на шезлонге-качалке, где находилась маленькая Даша.
«Вот и мне на старости лет довелось понянчиться… Опыта никакого, времени учиться тоже нет, а друзей надо спасать. Придется срочно вызывать Веру, одно ее присутствие обстановку улучшит".
В результате раннего неудачного аборта Ольга Комарова не могла иметь детей, и это было ее давней почти зажившей раной, которая в последние месяцы начинала гореть огнем, мучая, казалось бы, забытой болью.
После преждевременной кончины мужа, собственно, когда-то и настоявшего на прерывании ее беременности, Ольга полностью посвятила себя государственной службе, а год назад легко согласилась уехать в глушь Сорокинского района, чтобы координировать работу небольшого санатория под руководством «полковника из Москвы».
И совсем недавно непосредственный начальник Коротков вдруг в самых изысканных и вычурных выражениях предложил Ольге руку и сердце.
«Места тут волшебные, что ли», – задумалась женщина, продолжая покачивать Мишину кроватку под успокаивающую мелодию, – «вот уже две семьи в "Северном" образовались, у Маши с Игнатом детки растут… У Лизы осенью дочка родится. Только Ванюша все мыкается один. Сосватать бы ему хорошую девушку, да только где ж ее взять-то? Такой хороший парень пропадает…»
Глава 2. Катя
Стоял пасмурный апрельский день, когда Катя Каргаполова, а в девичестве Пермякова получила из Тюмени неприятные известия от матери. Оказывается Вера Анатольевна все же подала на развод с Катиным отцом и съехала из просторной общей «трешки» в свою двухкомнатную квартирку в историческом центре города. Впрочем, Катя не была особенно удивлена. Родители уже несколько лет жили как соседи по дому.
Николай Иванович Пермяков – высокий представительный мужчина с роскошной седеющей шевелюрой, считался известным в городе деятелем культуры, работал в сфере журналистики, ежегодно выпускал новые книги краеведческого направления, часто мелькал на местном телевидении и всевозможных литературных встречах.
Катин отец давненько уже был всеми признанным Членом Союза Писателей России и весьма публичным человеком, не лишенным женского внимания.
Зато Вера Анатольевна являла собой полную противоположность мужу. Довольно привлекательная в юности, она в силу природной скромности привыкла оставаться в тени талантливого супруга. Обеспечивала ему статус примерного семьянина, помогала в наборе и редактировании многочисленных статей, чудом совмещая обязанности секретаря и прислуги с работой воспитательницы в детском саду.
В доме Пермяковых часто собирались «культурные» гости, организовывались шумные застолья с чтением стихов и прозы «местного разлива», после чего некоторые авторы едва ли не слезно начинали жаловаться на суровость критиков и измельчание читательских душ, отравленных современным телевидением и Интернетом.
Катя с детства наблюдала, как Вера Анатольевна незаметной тенью скользила из кухни в гостиную и обратно, принося подносы с угощениями и забирая пустую посуду.
Унаследовав неброскую красоту и мягкий характер матери, серьезной склонностью к литературе Катя пошла в отца. С малых лет пристрастилась к чтению, в средних классах наизусть знала несколько сотен стихов Ахматовой, Цветаевой и Есенина, зачитывалась русскими классиками, выделяя Ивана Бунина и Александра Куприна, восторгалась романтичными историями А. Грина, обожала русские сказки и древнегреческие мифы, а также всевозможные легенды и предания народов земного шара.
Естественно, Катя и сама пробовала что-то писать, ее подростковые стихи даже пару раз были опубликованы на литературной страничке местной газеты, а один рассказ на экологическую тему получил призовое место на областном конкурсе. Но большинство Катиных произведений сразу же подвергались резкой отцовской критике:
– Нет в тебе этой искры, понимаешь? Уж я-то вижу. Талант нельзя вырастить как морковку на грядке. Он либо дается от Бога, либо и нет его вовсе. А уж тогда, прости, дорогая, сколько не тужься – выйдет один лишь неловкий пшик. И бессовестное вранье, что трудом и терпеньем можно чего-то добиться в писательском ремесле, если ты от рожденья в уста Музой не поцелован! Всю жизнь хочешь по издательствам мыкаться, в глазки редакторам заглядывать да гроши собирать? Хватит переводить бумагу, получи уже серьезную профессию, которая сможет тебя прокормить.
Доверяя отцовскому авторитету, Катя запрятала свои черновики поглубже в письменный стол и поступила в Институт психологии и педагогики. А получив диплом психолога, неожиданно даже для самой себя вышла замуж за Антона Каргаполова – руководителя отдела логистики в строительной компании «УренгойсбытСервис».
Антон был родом из славного города Новый Уренгой, куда и привез молодую жену на постоянное место жительства. Скоропалительное решение о женитьбе после двух месяцев нерегулярных встреч во время летнего отпуска было принято северянином не случайно.
Каргаполову было уже тридцать шесть лет, он давно хотел обзавестись семьей и имел хорошие материальные условия для появления потомства, но все его многочисленные отношения так и не доходили до ЗАГСА. Дело в том, что Антон весьма строго походил к выбору супруги.
Девушка должна быть молода, хороша собой, образованна, покладистого нрава, из приличной интеллигентной семьи. Но, при всем при этом, она должна быть еще и невинна. Это было, пожалуй, главное условие – вишенка на слоистом торте из всех предыдущих требований.
Думаете легко найти современную, красивую девушку с высшим образованием и добрым характером, каким-то чудом избежавшую всех соблазнов взрослой жизни?
Так вот, Катя Пермякова в свои двадцать четыре года была именно такой девушкой. Нет, конечно, поклонников у нее всегда было предостаточно, особенно в студенческой среде. Но на первом курсе Универа Катя взахлеб читала Эдуарда Асадова, и его стихотворение «Чудачка» вполне могла применить к собственной персоне.
Уважала Катя и советскую поэтессу Юлию Друнину. Стихи ее казались необычайно легкими, певучими, запоминались с первого раза, ложились в душу.
И Катя ждала… своего единственного – милого, чистого, романтичного юношу, непременно с серыми глазами, как у Ахматовского короля. С ним можно было бы прогуливаться за руку по вечерней Тюмени, наблюдать закат, стоя на Мосту Влюбленных, обсуждать прочитанные когда-то книги, слушать ретро-шлягеры восьмидесятых годов и волшебные баллады группы «Мельница» в стиле фолк-рок.
Но при всей тонкости душевной натуры этот гипотетический Рыцарь должен был чем-то напоминать и Катиного отца: высокий рост, широкие плечи, обворожительная улыбка и невероятная харизма лидера, выделяющая такого человека из любой толпы. Правда, чем старше становилась Катя, тем больше отдалялась она от Николая Ивановича, не желая прощать отцу откровенное пренебрежение к матери и постоянные любовные интрижки на стороне.
Итак, годы Катины шли, Сероглазый Король в ее окружении не появлялся, зато на горизонте стал мелькать интересный взрослый мужчина с аристократическими замашками. Он был неизменно галантен при встречах, на каждое свидание приносил цветы и конфеты, больше слушал Катино щебетанье, чем говорил сам.
А потом Антон попросил представить его Катиным родителям, которых при встрече немедленно очаровал. Даже взыскательный Николай Иванович рассудил, что лучшего жениха для единственной дочери он бы не желал. При чем кавалер и не скрывал своих серьезных намерений по поводу Катерины.
После совместного сытного ужина, приготовленного Верой Анатольевной, наедине Пермяков – старший так наставлял дочь:
– Антон – человек солидный, самостоятельный, на хорошей работе, имеет свою квартиру. На ногах стоит крепко и тебя отучит витать в облаках. Дурочка будешь, если откажешь такому завидному кандидату!
Вера Анатольевна же долго молчала, а потом тихо сказала:
– Ты бы, Катюша, не торопилась… Вижу, не любишь его, знаешь мало, пусть уезжает один на свой Север. Если будете скучать, найдете возможность встретиться. Если ты, и правда, ему нужна, подождет, даст тебе время подумать.
Катя тогда, пожалуй, впервые не послушалась горячо любимую мамочку.
– А есть ли она в реальности – эта грандиозная любовь, о которой книги пишут, пылкими стихами сочиняют поэмы? Может, лишь для особенных, богатых духом людей, а я-то ведь так… Сколько мне еще ждать озарения, вспышки чувств, «удушливой волны»? Я, наверно, «холодная рыба» и никогда не смогу полюбить по-настоящему. Остается просто найти приличного человека и привыкать.
Правильно папа сказал, что Антон всего сам в жизни добился, он целеустремленный, настойчивый. С ним мне будет спокойно. Основа крепкой семьи – это взаимоуважением. А потом детки родятся, можно жить ради них. Так ведь многие пары живут, чем я лучше? А страсти будем в кино смотреть, да читать о них в любовных романах.
– Ой, милая ты моя, тебе жить…
Уже в сентябре была сыграна дорогая свадьба с немногочисленными, непременно «высококультурными» гостями, и молодожены простились с Тюменью, а Катя с родительским домом.
Прошел год, и она как будто привыкла, отлично справляясь с ролью хозяйки семейного гнездышка в центре Нового Уренгоя. Кроме того, Катя устроилась на работу психологом в детском реабилитационном центре «Садко». Отношения с Антоном развивались довольно ровно, первое время муж безукоризненно внимателен и вежлив.
Дома частенько появлялись цветы – достаточно дорогие подарки для северного города. Антон регулярно справлялся о состоянии здоровья супруги, лелея надежду в скором времени стать счастливым отцом. Однако по непонятным причинам ожидаемая беременность так и не наступала, и в конце первого совместного года Каргаполов начал проявлять заметные признаки раздражения по этому поводу.
Сказать по правде, бизнесмену давненько уже начало казаться, что ему подсунули бракованный товар. Нет, с Катиной невинностью все было в порядке, здесь девушку не в чем было упрекнуть, как и с остальными первичными требованиями жениха. Но в отношении атмосферы семейной жизни и в особенности ее интимной части у Антона накопилось немало претензий.
По его мнению, супруга была очень холодна и скучна в постели, а также невероятно стыдлива. К немалой досаде Антона жена со слезами на глазах отказывалась экспериментировать и пробовать «что-то новенькое», например, особо экстравагантную позу или оригинальную «игрушку» из специализированного магазина.
Надежды Антона научить свою «девочку» всему тому, что он умел сам, подстроить Катюшу под свои изысканные потребности гурмана в любовных утехах так и не оправдались.
А ведь будучи долгое время официально один, он не привык отказывать себе в разнообразных удовольствиях, которые можно было получить прямо на дом, лишь набрав определенные номера телефона. И что же теперь, имея на руках молодую и привлекательную женушку, довольствоваться лишь малой частью арсенала любовных игр? С какой это стати!
Смирившись с тем, что в робкой Кате ему не разбудить «вулкан страсти» Антон решительно отвел ей роль домашнего аксессуара и матери будущих наследников. А сам, естественно, втайне вернулся к прежним холостяцким привычкам, то есть стал чаще задерживаться по работе.
Сказать честно, Катя даже была рада, что с некоторых пор муж перестал требовать от нее «совершенно недопустимого» и оставил в покое.
Может быть, из-за этих все длительных периодов отчуждения между супругами давно желанная беременность никак и не желала наступать, хотя Катя очень хотела малыша. Ей казалось, что она посвятит ребенку все свое время, отдаст всю накопленную нежность, которую почему-то никак не могла излить на уважаемого, но не обожаемого мужа.
К концу первого совместного года она окончательно убедилась, что у нее серьезные физиологические проблемы. Она не получала никакого удовольствия от близости с Антоном, и в ответ на упреки в зажатости и неумелости, Катя постепенно научилась делать вид, что ей бывает хорошо. Так стало проще для всех. Антон, даже если и разгадал ее игру, то делал вид, что воспринимает Катины вздохи и стоны за чистую монету. Видимо, так ему тоже было легче выполнять супружеский долг.
В плане духовной близости между молодоженами тоже возникли неожиданные проблемы. Оказалось, что Катя и Антон предпочитают разные литературные и музыкальные стили. Мягкую и тактичную Катя вдруг стали тревожить резкие высокомерные высказывания мужа в адрес коллег по работе и немногочисленных общих знакомых. Она вдруг открыла для себя, что Антон очень честолюбив, готов идти, что называется, «по головам» ради достижения цели, не считаясь с интересами партнеров по бизнесу или друзей.
И еще одна черта мужа заставляла приходить в полное отчаяние. При малейшей размолвке между ними Антон замыкался в себе, исчезал из дома или, находясь рядом, не разговаривал с Катей целыми днями. Не выдерживая такого психологического прессинга, она первой шла на примирение, признавая свою мнимую или реальную провинность, и чуть ли не униженно вымаливала возможность вновь нормально общаться.
В такие периоды, к счастью, не слишком частые, Катя особенно остро чувствовала все десять лет разницы в возрасте между ней и супругом, а также свое безумное одиночество в чужом холодном городе.
И вот в один из таких «молчаливых» дней и позвонила мама с тем, чтобы сообщить о намечающемся разводе с Николаем Ивановичем. Реакция Кати была предсказуемо-бурной:
– Мамуль, я приеду! Я отпрошусь с работы и немедленно приеду к тебе, слышишь?
– Катенька, это не к чему! Я уже перебралась в старую квартиру. Вещей у меня немного, сама знаешь. Взяла недельку отпуска в Детском саду. Специально не хотела тебе раньше звонить, зачем беспокоить? У тебя семья, работа, свою жизнь надо строить. У вас с Антошей тоже не все гладко, я ведь чувствую…
А еще мне предложили работу няней. Так неожиданно получилось. Ты знаешь, я, наверно, соглашусь! Оля мне уже много рассказала об этих людях. Ты же Оленьку Комарову помнишь? Они у нас жили в соседях… Хорошо, я тогда оставила ей телефон. Славная женщина… Всегда была готова помочь.
Она сейчас работает помощником директора в каком-то лесном санатории, и вот там у них живет одна семейная пара. Муж – бывший военный, девушка была учительницей, у них недавно родилось двое деток, ну, понимаешь, королевская двойня – мальчик и девочка. Беременность сложная была, роды непростые…
– Неужели в няньки тебя зовут? – насторожилась Катя.
– В общем, да. Оля сказала, там очень красиво, сосновый лес, озеро и сами они – прекрасные люди. Может, мне решиться? Группы у меня в сейчас нет, я на подменах больше, да и тяжело что-то стало в последнее время на работе.
– Мам, уходи из «садика», ты уже полгода на пенсии. Я буду присылать деньги, у меня хорошая зарплата. Зачем тебе еще с малышами водиться? Даже забудь про этот лес!
– Катюша, меня ведь Оленька попросила… Вроде, как знакомого человека, мы же раньше так с ней дружили до переезда. Я как знала – не хотела в новостройку ехать. Кругом одинаковые серые дома, трубы у дороги, как змеи гигантские, сразу мне не понравилось на Широтной, да твой отец заладил, надо ему отдельный кабинет… Устала я с ним, Катя. Больше не могу. А в лес хочется. Напоследок, перед смертью хоть воздухом лесным подышать, как в детстве.
– Мамочка, о чем ты говоришь? – В сердцах закричала Катя. – Брось эти мысли грустные. Хочешь, я уеду из Уренгоя, вернусь в Тюмень? К тебе. Будем вместе жить в бабушкиной квартире. И никого нам больше не надо. Нам и вдвоем будет хорошо. Ты у меня самая лучшая, самая чудесная мамочка. Я тебя очень-очень люблю. Моя дорогая, пожалуйста, не грусти. У нас все еще будет хорошо. Я тебе обещаю.
Катя с трудом сдерживала слезы. На какое-то время с обеих сторон в трубке стало тихо. Потом послышался тяжелый вздох Веры Анатольевны.
– Если тебе с ним тяжело, не жди долго. Лучше сразу оборвать, пусть больно, но, зато потом не будешь всю жизнь мучиться как я. Ты у меня умная девочка, хорошая, добрая. Еще встретишь своего мужчину, обязательно встретишь. И узнаешь сразу, сердцем почувствуешь, что он – для тебя. И не будешь даже загадывать, что там дальше, как оно все сложится у вас, просто обнимет он тебя, и ты все поймешь.
– Мам, а у тебя было так?
Вера Анатольевна помолчала немного, а потом сказала просто:
– Было, доченька, теперь знаю, что было…
– И не с папой?
– Нет, хотя, тогда уже и ты у нас родилась. Да что скрывать? Знакомый один в гости заходил и все старался попасть, когда Николая Иваныча не было дома, стихи мне читал свои. Называл белой лебедушкой, русалочкой… Уехать с ним звал, ох, далеко, Катя, звал – на Байкал. Побоялась…
– А я как же? – не удержалась Катя.
– Тебя бы мы взяли с собой! Вася так сразу и сказал мне, мол, не то, что с одной, с двумя бы детьми взял, а вот с тремя бы еще подумал… Славный был парень. Наверно… любил меня.
– А ты его тоже?