Память разжевала и выплюнула одно страшное воспоминание, после того, как я посмотрел фильм «Мара». Всё, что пережили главные герои, я испытал на себе ещё в далёком 2001 году. Меня не поймут те люди, которые это не видели. До того момента я и сам был человеком несуеверным. Двадцать лет я думал, что это произошло только со мной, но фильм сделал для меня открытие. Оказывается, на протяжении веков многие люди по всему миру испытывали нечто подобное.
Свои студенческие годы я не могу назвать счастливыми. Поговорка – «от сессии до сессии живут студенты весело» не про меня. К учёбе я относился слишком серьёзно, думал, с этими знаниями будет легче шагать по взрослой жизни, если я не буду этого знать, то со мной случится что-то плохое. Какой дурак! До сих пор от этих формул, уравнений и чертежей по коже бегут мурашки. Семестры были ни чем не легче сессии. Преподаватели задавали столько, как будто в институте был только один их предмет.
Дело происходило июньской ночью в самый разгар летней сессии, накануне последнего экзамена. До позднего вечера я, как обычно, зубрил учебники и с завистью поглядывал в окно на улицу, где гуляли влюблённые парочки. Родители уже спали. С мыслью: «Утро вечера мудренее», я погасил настольную лампу и лёг в кровать.
Голову всё ещё продолжали туманить заумные непонятные словечки из книг. Вдобавок к этому из-за облаков выкатилась яркая луна. Пришлось встать и задёрнуть шторы, но лунный свет всё равно с лёгкостью пробивался через плотную ткань.
Спать уже совсем не хотелось. Опять переучил. К бессоннице я уже привык, сначала я её ненавидел, потом свыкся с этим наказанием. Мысли играли в догонялки, я не мог ухватиться за что-то определённое. Перед экзаменом всегда кажется, что ты ничего не знаешь. Я устал от напряжения держать глаза закрытыми и открыл веки. Позволил бессоннице властвовать надо мной.
Приближался рассвет. Квадрат окна чётче выделился на занавесках. Никаких нехороших предчувствий у меня не возникало. Желание было только одно – поскорее уснуть и хоть немного вздремнуть. Ко мне подкралась зевота. Я сделал широкий затяжной зевок во весь рот. Почему-то сдвинуть челюсти обратно у меня не получилось, будто их кто-то удерживал намеренно. Помочь руками тоже не вышло, всё тело, словно окаменело, не слушалось команд мозга.
Я прекрасно понимал и осознавал, что не сплю. Мной овладел лёгкий испуг. Я не прекращал попыток закричать и двигаться. Меня захлестнуло чувство полной беспомощности. Я мог только жалобно водить глазами по стенам и потолку.
В какой-то момент мне почудилось, что занавески слегка шевельнулись. Я прислушался. Оттуда доносился еле уловимый хрипловатый свист от чьего-то дыхания. Там явно кто-то стоял и выжидал, чтобы убедиться в моём полном бессилии и недвижимости.
Страху моему не было предела, когда оттуда показалась сгорбленная сутулая старуха, одетая в тёмные полупрозрачные лохмотья. Мой взгляд не мог от неё оторваться. Тёмно-серая кожа ведьмы тесно обтянула её кости. Рёбра, ключицы и кости таза уродливо выпирали.
Она стала медленно приближаться ко мне, вытянув свои безобразные костлявые руки в мою сторону. Казалось, земное притяжение не действует на старуху. Её шаги зависали в воздухе, двигаться свободно ей что-то мешало. Ведьма переползла через спинку кровати и дотронулась до моей ступни. От её прикосновения мёртвый холод пробежал по телу. В моих глазах застыл панический ужас. «Неужели это происходит наяву?!»
Её ладони, не по-женски большие стали опираться на меня через одеяло. Разглядеть лицо старухи мешал сумрак и её длинные жидкие волосы. Сквозь них лишь мелькала злобная безобразная улыбка. Старуха взгромоздилась на мою грудь, упёршись коленями в солнечное сплетение. Мне стало очень трудно дышать. Она смотрела на меня и всё также хрипловато сопела. Затем её сухие паучьи пальцы обвили мою шею. Сопротивляться не получалось, я был полностью под её контролем. Ведьма сжала моё горло и приблизила своё гнилое лицо к моему. «Всё. Это конец. Смерть».
Рот у меня по-прежнему оставался открытым. Она стала вытягивать из меня жизнь своей перекошенной пастью. Оставалось только молиться. Никаких молитв я не знал, просил защиты у господа, как умел. Но и это не помогло. Тогда я стал материть ведьму про себя последними словами. Способ сработал! Хватка ведьмы ослабла. На каком-то слове она подпрыгнула, словно взбесившаяся кошка, и мгновенно растаяла в воздухе.
Не могу сказать, что я очнулся, ведь я и не спал. Ко мне вернулся контроль над телом. Я сел на кровать и отдышался. В моих бровях застыл холодный пот. До сегодняшнего дня никому ничего не рассказывал.
Наверняка люди науки всё сведут к тому, что это просто иллюзия от переутомления. Скажут, возникла качественная галлюцинация, когда тело отдыхало, а разум бодрствовал. Не уверен, что с этим согласятся люди, пережившие этот ужас. Уж больно все сообщения о данном явлении сходятся в деталях. Да, со временем у меня возникло сомнение в реальности происходящего, но я знаю точно, со мной всё случилось наяву.
Провал во времени.
Когда я открыл глаза, увидел серое небо. Лохматая чёрная туча была уже далеко. Одежда на мне насквозь мокрая. Оглядевшись вокруг, я понял, что кошмар ещё не закончился. Рядом со мной сидели и стояли бледные мертвецы, которых я видел на виселице. Они меня трогали и что-то говорили. Сознание снова хочет покинуть меня. Может, это и к лучшему.
Не с того начал. Так торопился всё рассказать, что забыл представиться. Зовут меня Власьев Николай Александрович. Персона моя очень скромная, поэтому не имеет смысла говорить, где я живу и работаю. Хочу рассказать, как я недавно от страху чуть дух не испустил.
Долгожданный отпуск выпал на первую половину сентября. Это время всегда для меня насыщено приятными заботами. Каждый день расписан буквально по часам. Уборка в саду и в огороде, сбор урожая, но всех желаннее, конечно, прогулки за грибами. Есть у меня свои сокровенные местечки, без даров леса никогда домой не возвращался. В первый же выходной день не выдержал, отбросил все дела на потом и рванул в лес. Погода, как по заказу, была хорошая. На небе редкие облака. Солнце жарило не по-сентябрьски. За городом пришлось остановиться и снять тёплую ветровку.
Через приоткрытое окно в машину залетал тёплый приятный ветерок, он ласкал моё лицо. Мысли наполнялись радостью, я даже улыбнулся своему отражению в зеркале заднего вида. На меня оттуда смотрел счастливый, слегка небритый сорокалетний мужичок, у которого добрые зелёные глаза.
Мой путь лежал на восток. На мою удачу, там, в прошлом году дорогу капитально отремонтировали. Непривычно ехать по гладкому асфальту, не надо каждый раз съёживаться при наезде на колдобину.
Машина лихо мчалась по пустынной трассе. На любимой радиоволне раздался знакомый с юности голос Валерия Кипелова. Я прибавил громкость. Из динамиков, перебивая шипение помех, донеслось легендарное: «Я свободен!» На душе сразу стало так хорошо. Стесняться было некого, я подпевал во весь голос.
Пейзажи за окном становились всё живописнее. Осень уже кое-где тронула листву деревьев. В травах тоже мало сока. Весь растительный мир начал потихоньку готовиться к приходу зимы. Всегда любил осень, может, даже больше, чем лето. Мне в это время года и радостно и грустно одновременно. Непередаваемое чувство, оно щекочет сердце.
По обеим сторонам дороги распростёрлись золотистые поля ржи и овса. Старенькие комбайны уже вовсю трудятся с раннего утра.
Знакомый поворот. Гравийка. Узкая дорога напоминает зелёный тоннель. На обочинах выстроились стройные берёзки, их верхние ветви переплелись и образовали арку. Солнечные лучи пронзают листву и отражаются в маленьких лужицах.
Эти места дороги моей памяти. Частенько мы ездили сюда с моим дедом на мотоцикле. Глубоко засели в детском воображении рассказы старика про леших, кикимор и водяных. Это он привил мне любовь к лесу. А я, как ни старался привить её своим детям, ничего не получилось.
Вокруг тишина и безлюдье. В голове Валерий Кипелов продолжал свой «концерт». Не успел я отойти от машины, а уже нашёл «стайку» лисичек. Птицы прознали,– в лесу чужак. Перелески наполнились перекатами птичьих голосов.
Густой ельник поманил меня не зря, там спрятались мохнатые розовые волнушки. В березняке, слегка разреженном зелёными осинами повстречал боровичков и белых грибов. Почти все крепкие, не червивые. В корзине быстро прибывало.
Одна заросшая тропинка увлекла меня вглубь леса. Чем больше я продвигался, тем больше попадались сухие уродливые деревья. Они протягивали ко мне свои чёрные скрюченные ветки. Становилось жутковато, но моё любопытство не позволило мне повернуть назад. Наконец, я вышел на маленькое болотце. Вода в нём тёмная, мёртвая. В нос ударил запах гнили. Близко подходить не рискнул, под мягким мхом было уже сыро, в моих следах образовывались лужицы. По берегам кусты черники и брусники, кое-какие ягодки ещё держаться за ветки. Под ногами полно сыроежек разных мастей -синие, красные, зелёные. Я их не беру, мне нужны грибы посерьёзнее.
Увлёкшись поиском грибов, совсем потерял из виду тропинку. Метнулся туда-сюда, не нашёл, только запыхался. Первый раз в жизни заблудился. Тут-то и вспыхнули в голове все дедовские суеверия. Особой паники и страха у меня не было. Поплутав около получаса, вдалеке между деревьями замаячил спасительный просвет. Туда я и направился.
Вышел на большое поле, местами заросшее молодыми деревцами. Некое подобие дороги огибало перелесок. До моего слуха донёсся лай собаки, значит люди близко. Внутренний голос подсказал: «Иди в ту сторону».
За изгибом леса спряталась небольшая деревушка. Она находилась в благодатной тишине заброшенных лугов и полей. На небе назревало что-то недоброе. Ветер усилился. Чёрная зловещая туча медленно выползала из-за верхушек деревьев. Я прибавил шагу.
Ветхие покосившиеся домишки угрюмо глядели друг на друга. Окна, некоторых домов украшены резными наличниками. Ветки яблонь, отяжелённые спелыми плодами, кланялись мне через заборы. Ветер их раскачивал и помогал избавиться от сочных тяжёлых яблок. На улице ни души. Я громко постучался в первый дом, мне никто не открыл. Собака надрывалась где-то рядом. Во втором и третьем доме тоже никого. Подёргал двери, они не поддались, заперто. Вдруг я услышал людской гомон и несказанно обрадовался этому. Поспешил на голоса, но тут душераздирающий женский крик заставил меня насторожиться. Дальше я пошёл крадучись, озираясь по сторонам. В первые секунды от того, что я увидел у меня перехватило дыхание. Осторожно выглянув из-за угла дома, передо мной предстала страшная картина.
На центральной площади стояла огромная виселица. А в петлях болтались люди. Некоторые из них ещё бились в предсмертной агонии. Лица всех обезображены маской смерти. Из раскрытых ртов вывалились белые языки, глазные яблоки готовы лопнуть и вывалиться из глазниц. У эшафота в грязи катаются несколько женщин, они воют, рвут на себе одежду и простирают руки к висельникам. К моему горлу подступил сильный приступ тошноты. «Что тут творится?!» Мою душу обуял безмерный ужас. На секунду мне померещилось, что я потерялся во времени, или, может, это мираж.
Когда оцепенение от ужаса немного меня отпустило, я стал делать маленькие шаги назад, а взгляд мой так и прилип к мертвецам. Ветер их раскачивал, будто это куклы. В мой затылок ткнулось что-то твёрдое узкое и холодное, похожее на дуло винтовки. Я почувствовал, как пот вышибло из каждой моей клеточки. Сзади раздался лязг металла и: «Стой, стрелять буду!» Какие-то жалкие мольбы и оправдания перемешались в голове, но мои губы так дрожали, что я не мог выдавить из себя ни единого слова. Дальше включился инстинкт самосохранения. Я резко развернулся, выбил оружие из рук человека одетого в военную форму. Выстрел раздался у самого моего уха, лицо обдало противной вонью пороха. Я его толкнул и со всего маху ударил корзиной по голове. Не помня себя, я пустился бежать со всех ног в направлении леса, там я видел своё спасение. За мной бежали и кричали: «Стой, дурак, не бойся!» Я не оборачивался. Не бояться у меня не получалось, перед глазами застыла виселица. Не знаю, стреляли по мне или нет, может, это были раскаты грома. Ливень хлынул сплошной стеной. В мозгу только одна мысль,– спастись. Не верилось, что этот кошмар происходит со мной наяву. Сердце в груди бешено колотилось. Потом только помню, всё поплыло перед глазами, а дальше мокрая трава и темнота.
Не знаю, сколько времени я был без сознания. Боли в теле не было, значит, не ранен, значит, живой…или мёртвый?!
Когда я очнулся, увидел серое небо, а вокруг бледные лица мертвецов, которые только что болтались на виселице. Губы их расползались в широкой улыбке. Два покойника покуривали в сторонке. Рядом с ними стоял тот в форме, что угрожал мне, он задирал кверху разбитый нос.
–Фу, ты, слава богу, живой! Мужик, ты все рекорды по скорости побил, причём в резиновых сапогах.
Звонкий неудержимый хохот прокатился по всему полю.
–Дядь, ты прости нас, мы не думали, что с той стороны никто не придёт. Мы тут фильм про войну снимаем. Ты давай, отлежись маленько, да шинель одевай, будешь в эпизоде вместо пострадавшего сниматься, которому ты нос разбил.
В голове моей восстановилась полная картина происходящего, и я сам залился истерическим смехом.
Снимали почти до самого вечера, увидев меня, актёры то и дело хихикали, а режиссёр на них орал. Потом ребята довезли меня до самой машины. Домой я привёз не только целую корзину грибов, но ещё и целую кучу звонкого весёлого смеха.
Хочу верить.
Человека всегда будет интересовать вопрос, есть ли жизнь после смерти? Возможно, в будущем и найдутся доказательства этого факта, а может, наоборот, человечество ждёт сильное разочарование…Пока мы можем только надеяться и верить, что «Там» нас ждёт иное существование.
«Страшный диагноз сильно ударил по нашей семье. У папы обнаружили рак желудка. Он сперва «гасталом» с изжогой боролся, всё маму шутя, ругал: «Чем меня кормишь? Отравить хочешь?» Когда рвота стала слишком частой, стало не до шуток. Я всегда думала, что такое несчастье нас не коснётся. Ведь каждый должен получать по заслугам. Спрашивала себя: «За что?» и не находила ответа.
Мой папа был богатырского телосложения, никогда не курил, выпивал только в праздничные дни и то, совсем маленько, для настроения. Для меня он был идеалом мужчины. Может от того я до сих пор не замужем. Никак не могу подыскать себе достойного парня. Ну, это другая история.
Не стоит писать о том кошмаре, который мы пережили, когда боролись с опухолью. Она оказалась сильнее. Московским врачам удалось лишь затормозить распространение метастаз по телу. Операцию по удалению было делать уже опасно. Осталось только пытаться, как можно дольше продлить жизнь папы. Любой человек отдаст всё, чтобы купить себе ещё несколько драгоценных минуток жизни.
В больнице сказали ехать домой, готовиться к худшему. Нужен только уход за больным и вера в чудо. Нечего, мол, тут койку занимать. Признаться честно, мы и сами с мамой уже извелись
Папа попросился лежать в большую комнату на диван поближе к телевизору. Он любил смотреть хоккей и футбол, был фанатом СКА. Когда шли решающие матчи, нам с мамой приходилось забывать о сериалах.
Этим утром я ездила к родителям. Помогла маме отвлечься от тяжких дум, заодно и прибрались. Квартиру хорошенько проветрили, перестирали бельё, вытерли пыль, полы намыли. У папы постель сменили. Запах в квартире стал не такой затхлый. В домах, где есть лежачие больные запах особенный, кто знает, тот поймёт. Пока я ползала с тряпками, папа всё смотрел на меня и улыбался. Его было не узнать, остались лишь только его глаза. Он сильно стеснялся, когда мы с мамой меняли ему подгузник. В таком деле не до стеснения.
Домой я приехала очень уставшая. Задремала. Сон запомнила на всю жизнь. Он был настолько реален, что я запомнила каждую мелочь.
Отец сидит на своём любимом месте за кухонным столом у холодильника. На нём его тёплая клетчатая рубашка, сам он румян и свеж. Папа сильно щуриться, разглядывает какую-то маленькую бумажку у себя в руках. Судя по красочной коробочке, которая стоит перед ним на столе, я поняла, это инструкция по применению лекарства. Нажимаю кнопку электрического чайника. Пока закипает вода, делаю бутерброды. Сливочное масло не размазывается на хлеб. Папа смеётся надо мной. Пришла мама, она помогает мне накрывать на стол. Отец бросает веточку мяты в заварник. Даже во сне я учуяла этот душистый аромат. Бренчание чайных ложек до сих пор в голове звучит, и кипяток губы обжигал, будто и не сплю я вовсе.
Потом всей семьёй смотрели телевизор в зале. Кажется, шла передача про зверушек. Папа сидел посередине, обнял нас с мамой. Мы так в «девяностые» любили «Санта-Барбару» смотреть по вечерам. Мне очень хорошо. Ложу голову на папино плечо. Он немного покашлял и говорит: «Девоньки, а вы зачем полы-то намыли, зря старались, во вторник всё равно натопчут». Слова отца помогли мне понять, что я сплю. Вдруг, сквозь плотные шторы пробился яркий-яркий свет. В комнате всё стало каким-то незнакомым. Папа обнял нас ещё крепче, поцеловал нас с мамой в щёки и сказал: «Ладно, пора мне». После чего он просто растворился в свете.
Я вздрогнула от телефонного звонка и проснулась. По тяжёлым всхлипываниям мамы в трубке, я поняла, папа умер.
Папу хоронили во вторник. Поминки были дома. Когда люди разошлись, я стала мыть посуду. Взгляд мой обожгла та самая коробочка из сна, она стояла на холодильнике, до этого я её видела только во сне. Хочу верить, что это был не сон, а нечто другое»
Жмурик.
Уж не знаю, страшной или комичной считать эту историю, решайте сами. Рассказал мне ёё мой друг детства, сейчас он работает большим начальником в следственном комитете города «М», так что если будете писать мне гадости в комментариях, то я ему пожалуюсь… Ладно, не буду, не переживаете, как-нибудь сам отобьюсь. Своё настоящее имя он предпочёл скрыть по понятным причинам. Сами понимаете. Сейчас он носит звание подполковник. До взлёта по карьерной лестнице друг работал обычным рядовым следователем в нашей районной прокуратуре, в которой и туалет-то находился на улице.
Можно я буду писать от его лица, мне так будет удобнее, по-другому у меня не получается. Вообщем, слушайте.
Дело происходило после Рождества Христова. Страна ещё «не отошла» от новогодних праздников. Самое напряжённое время для нас,– правоохранительных органов. Напьются люди до одурения, и давай резать друг друга, выяснять, когда лучше жилось, раньше или сейчас? Бывает, раздерутся из-за президента нашего, кто защищает его, кто последними словами кроет. Мы уж молиться начинаем, поскорее бы все на работу вышли, иногда и ночи не спим. Нам за переработки не платят. Вот и дай свободу человеку, всего-то тринадцать дней страна отдыхает, а сколько беспорядков!
На вызов выехали поздно вечером. Особо не спешили. Труп-то никуда не убежит! Жмурик окочурился в семидесяти километрах от районного центра. На улице мороз трескучий, градусов около тридцати. К выезду подготовились основательно. Поверх форменных бушлатов фуфайки одели, в термос чаю крепкого заварили, ну, и выпили маленько для «сугреву», чего скрывать.
Наша старенькая «буханка» больше шестидесяти километров в час ездить не умела, всю прыть свою в молодости растеряла. До места ехали долго, ступни мои покрылись инеем. Салон машины нагрелся только на середине пути, окна стали потихоньку оттаивать. Вокруг темнота.
Заехали в ветхую деревушку, только в одном доме горит свет. Нас встретил мужичонка, сказал, что днём стал беспокоиться за своего товарища, у которого уже третий день не видать дыма из трубы. На стук ему никто не открывал. Ему с мужиками пришлось взламывать дверь. А там покойничек.
Преступления-то никакого не было, просто человек не успел опохмелиться, вот сердечко-то и не выдержало. Частенько у нас так! Потихоньку из домов стал выползать сонный народ. Мы сказали водителю, чтобы не глушил машину.
Домишко покосившийся, холоду его стены оказались не преградой. Температура чуть выше, чем на улице. Жмурик лежал на кровати в полусидячем положении. Весь закоченел. Оформили всё как полагается. Родственников у покойника в деревне не было, жили они где-то на дальнем востоке. Труп повезли в областной центр, морг только там был. Дело для нас привычное.
Жмурик на поворотах ездил по полу, как большая льдышка. Решили привязать его к креслу буксировочным тросом. С первого взгляда и не поймёшь, что это мёртвый человек, глаза открыты, сидит улыбается, будто живой.
Тем временем на улице уже рассвело.
Водитель ещё издалека заметил двух пожилых женщин на остановке. Стоят, голосуют на морозе. Ну что, может прийти на ум мужикам? Не то, что вы подумали! Решили мы прикольнуться над бабульками. Эх, жалко, тогда у меня ещё телефона с камерой не было. Короче, посадили мы их, места-то в машине ещё достаточно. Они, ничего не подозревая, уселись, благодарили нас. А мы с мужиками переглядываемся между собой, ждём, что дальше будет.
Едем вообщем, разговоры за жизнь со старушками ведём, про власть, да про беззаконие всякое. Им и невдомёк, кто мы такие, формы-то не видать.
Жмурик стал потихоньку оттаивать. Голова его повисла и болталась во все стороны на кочках. Женщины стали искоса поглядывать на него, но продолжали вести беседу, как ни в чём не бывало. У нас с мужиками подкатил приступ истерического смеха, мы продолжали следить за реакцией бабёнок. Когда у покойничка челюсть оттаяла и повисла, одна из женщин осмелилась спросить:
–А что это с вашим товарищем? Плохо ему что ли?
–Ему наоборот хорошо, это же жмурик!
Объяснить, что к чему и кто мы такие я не успел. Женщины одновременно завизжали, потом на ходу сумки повыкидывали и сами десантировались. Хорошо, водитель был готов к такому развитию событий и успел затормозить. На нас обрушилась лавина ругательств и оскорблений.
Я думал, сам умру от смеха, никогда в жизни так не смеялся, даже в животе что-то прихватило. «Буханка» наша чуть в кювет не слетела. Казалось, покойничек и сам хохочет. Ехать дальше бабёнки с нами не захотели, долго они нам ещё вслед неприличные жесты показывали. Всегда, если хочется посмеяться и поднять себе настроение, вспоминаю этот случай. Смейтесь почаще, смех жизнь продлевает!
Опасная забава.
Ни в коем случае не повторяйте то, о чём я напишу!!! Может всё закончится плачевно.
Воспоминания переносят меня в юность, в самый замечательный и удивительный период жизни. Пиво ещё пить рано, а в солдатиков играть уже поздно. Компашка наша собиралась за школой у зелёного класса. Это небольшая сарайчушка, где хранился садово-огородный инвентарь школы Вёдра, лопаты, лейки, грабли и прочее. Тогда ещё в обязанности учеников входила отработка на школьном участке. Классное, укромное местечко. Облюбовали мы его из-за зарослей акации. Здесь я выкурил свою первую сигаретку, даже марку запомнил, Монте-Карло. Кажись, мягкая пачка тогда стоила три рубля пятьдесят копеек. Полторашка лимонада, кулёк жареных семечек и замусоленная колода карт – вот и всё, что нам надо было для счастья!
Я уж и не помню, кто «привёз» эту новую забаву. Наверное, кто-нибудь из парней в летнем лагере подсмотрел. Мы сами-то до такого безумия и не додумались бы никогда. Эх, сколько жизней унесла детская несмышленость! Ни о чём плохом тогда и не думали. Стали мы вообщем усыплять друг друга по очереди. Кто не понял, объясняю. Человек вставал к стене зелёного класса, а кто-нибудь его слегка поддушивал руками или тканью какой. Всё делали с предельной осторожностью. После того, как тело ослабевало, и человек делал выдох, его немедленно возвращали в чувство. Во, жизнь, какая штука, при рождении делаем вздох, а перед смертью выдох, получается вздохов и выдохов за всю жизнь делаем равное количество. Во всём равновесие. Потом скорее расспрашивали, что видел человек за чертой нашего мира. Больше-то, конечно выдумывали и фантазировали ради смеха.
Однажды, в разгар опасной забавы к нам пришли «старшаки», ребята, которые были нас постарше на два-три года. Нас хоть и было больше, но ничего против мы им сказать не могли. Сами знаете, как это бывает. Видимо, они подсматривали за нами и видели, чем мы занимаемся. Самый здоровый из них стал командовать:
–Ну-ка, ты, длинный, давай к барьеру,– грубо обратился он ко мне.
Пришлось подчиниться. Он скрутил свою олимпийку в трубочку и стал меня сильно душить. Происходило это уже недобровольно. Тот порог, что мы установили с пацанами, был уже пройден, а бугай всё продолжал давить на шею. Чтобы не видеть его противную рожу, я закрыл глаза. Мне пришла идея притвориться бездыханным, но давление не ослабевало. Почему я тогда не сопротивлялся, не могу ответить до сих пор.
Сознание моё куда-то понеслось с бешеной скоростью. Тоннель это не напоминало. Неслось всё пространство, и я вместе с ним, при этом я слышал, даже не знаю, как выразиться, глухой металлический свист. Потом резкая остановка. Я вижу себя на земле, вернее вижу своё тело на земле, а сам так и стою у стены, где стоял. По-другому не напишешь. Точно помню, что тело своё я уже не воспринимал, как себя. Однако всё происходящее видел. Пацаны меня тормошили, лица у них очень испуганные. Бугай бил меня по щекам. Мне смешно и хорошо, будто меня кто-то щекотит. Хочу сказать им: «Что вы делаете, дураки? Я же здесь!» Я ощущал чувство небывалого наслаждения, даже не знаю с чем это сравнить. Тогда-то я был ещё девственником, конечно, но сейчас могу сказать, что это чувство похоже на половой экстаз, только в тысячу раз приятнее.
Пацаны все разбегаются. Рядом со мной остаётся только девочка, с нами её не было. От неё исходит приятный тёплый свет, я его чувствую. Вроде вокруг всё то же самое, но не такое, как прежде. Всё везде в мельчайших блёстках. Краски неземные. Мысли о том, что я умер, у меня не возникало.
Девочку разглядеть, толком не удалось. Всё произошло очень быстро. Только помню её небесную красоту, светлые-светлые волосы до плеч и аккуратненький носик слегка задранный вверх. Спрашивать, кто она такая я не стал, потому что уже откуда-то знал – это ангел. Девочка подошла ко мне, хихикнула, затем подняла палец левой руки вверх, поводила им у меня перед лицом. Мысли её каким-то образом передавались мне: «Больше никогда так не делай!» Слова девочки много раз повторились в моей голове. Потом она приложила палец к своим губкам и издала звук: «Т-с-с-с». После чего прислонила палец к моим губам и повторила: «Т-с-с-с!»
Очнулся я уже в теле. Вокруг никого. До этого дня никому ничего не рассказывал, тем более родителям, а то бы мне так влетело. С друзьями больше недели не разговаривал. Во взрослой жизни оказалось, что это и не друзья вовсе.
Весточка из сна.
Позавчера целый день дул сильный ветер, но обещанного дождя так и не было, только тучки с неба погрозили и всё. Вчера проснулся с непонятным беспокойством. «Наверное, приснилось что-нибудь», – подумал я, распечатывая глаза. Часто бывает, просыпаешься, а сна не помнишь, он «прилетает» позже.
По знаку зодиака я козерог, поэтому не люблю, долго нежится в кровати по утрам. Тихо иду на кухню, начинаю завтрак готовить для всей семьи. Нам с женой бутерброды с кофе, детям каша рисовая и какао с молоком. Торопиться было некуда, выходные.
Когда я взял в руки свою кружку, то вспомнил, что мне снилась мама. Эту кружку она мне подарила ещё давным-давно на 23 февраля, кажется. Мамы уже шесть лет нет в живых. Я не могу сказать, что у неё была долгая и счастливая жизнь. Скорее наоборот, но это отдельная история. Вроде бы мама о чём-то меня просила, а о чём не помню. Во сне она выглядела моложе и румянее, даже улыбалась. Значит, у неё «там» всё хорошо. Для интереса заглянул в сонник, он у нас в туалете на полочке лежит. Оказалось, если мама пришла во сне, то это хороший знак, беспокоится не о чем. Да я, если честно, не верю в эту ерунду.
Не стану описывать наше жилище и как мы провели день. Ведь вам это не интересно. Перейду сразу к главному.
Сегодня проснулся чуть раньше обычного. Видимо подсознание ещё не успело спрятаться за бледную штору материального мира, поэтому сон я запомнил отчётливо. Вернее будет сказать, я успел ухватиться за кончик сновидения и смог его вытянуть из бездны подсознания. Ещё не открыв глаза, я ясно услышал голос мамы, будто она была в комнате: «Серёжка, смотри, что ветер-то наделал, я же тебе вчера ещё говорила, чтобы приехал». Перед глазами тут же всплыла картина из мира снов. Я и мама стоим рядом с её могилкой. Старую берёзу повалило ветром, ствол погнул оградку, памятник, слава богу, был не задет.
Вроде бы снилось так много, а написал всего три строчки. За завтраком сказал жене, что надо бы навестить маму. Рассказал ей свой сон. Она была «за». Действительно, долго не были на кладбище. Оно у нас скромненькое тихое, километрах в пяти от города, спряталось в лесочке.
Собрались, поехали.
Нашему удивлению не было предела, когда мы ещё издалека увидели поваленную берёзу. Дети-то ещё у нас маленькие, мало, что понимают. От взрыва эмоции все мысли и чувства перемешались. Жена была напугана, поглядывала, то на меня, то на дерево. Думала, я её разыгрываю, а у меня и у самого-то дар речи пропал. Во всё верить стал.
Пришлось домой возвращаться, пилу-то с топором не взяли.