Иван перешел на протяжный, резкий свист уличного хулигана. Из окон выглянули несколько человек, но поскольку свистуны находились в культурной столице, никто не вылил на них помои и даже не выругался матом. Покачали головой, посмотрели осуждающим взглядом, спросили вежливо:
— Чего шумим? Кого надо?
Ни Мартина, ни его матери Стефании Сергеевны среди выглянувших людей не было.
Мартин вышел к ним сам — с взлохмаченными волосами, в пижамных брюках темно-серого цвета и наспех накинутой черной рубашке, которую он не успел застегнуть.
Сердце Яны защемило, она-то знала, что он любит так спать — в пижамных брюках и с голым торсом.
— Яна, чего шумим? — вполне миролюбиво спросил он, пытаясь даже улыбнуться. — Привет, друзья.
Яну при его виде, как назло, повело в сторону, вероятно, из-за того, что она долго смотрела вверх. Витольд Леонидович успел ее подхватить.
— Тише, тише…
— О… я вижу, Яна, ты слегка… Что у вас было? Мальчишник или девичник? — спросил Мартин, улыбаясь уже шире и застегивая рубашку на одну среднюю пуговицу. — Или вечеринка?
— Вечеринка, — кивнула Яна. Она пыталась совладать с косой, закинув ее за спину, и не сразу сообразила, что заплела такую прическу, что коса может висеть только сбоку на грудь и ниже талии. — Вечеринка, которая сейчас плавно перешла в похороны и поминки.
— Чьи? — спросил Мартин, пожирая глазами ее всю.
— Твои! — с пол-оборота завелась Яна. — И я сразу же говорю тебе, что — да, я пришла поссориться! Ты отказался быть со мной из-за того, что у меня, возможно, денег стало больше, чем у тебя? Это причина?! Серьезно? Или это был удобный предлог, чтобы свалить?! — Яна что есть силы влепила ему пощечину.
Мартин даже не вздрогнул, а вот Витольд схватился за свою щеку и застонал.
— А может быть ты просто побоялся ответственности? — сузила глаза Яна. — Мне тут добрые люди глаза-то открыли!
— Вот эти люди? — кивнул в сторону мужчин Мартин.
— Не важно! Конечно! Зачем тебе женщина в возрасте с тремя детьми? Да и сколько уже можно! Надоела, да?! Ну, покажи мне, где твоя очередная инфанта! Кто она? Танцовщица? Стриптизерша? Актриса? Или, может быть, ты перешел на серьезных женщин? Женщина — депутат, например?! — вспылила Яна.
— Это лишнее, — прошептал ей на ухо Иван, — депутат-женщина это что-то из фильмов ужасов, я бы тоже не хотел. Не потянул бы…
— Этот потянет! — не согласилась Яна. — Ты отказался провести со мной время на отдыхе? Не захотел поплавать в море и понежиться в ласковых лучах солнца?! Хорошо! Вернее, плохо! Тебе же будет хуже!
— Яна, успокойся, я… — Мартин протянул к ней руки и тут же получил удар по корпусу, который тоже не нанес вреда его здоровью.
— Не приближайся ко мне! Не смей меня больше трогать! Да, я нервная, и нервничать будут все! Я не буду больше оправдываться и чего-то ждать! Родные люди со мной, — она обняла за плечи Ивана и Витольда и тут же набросилась на грудь Мартина с кулаками, молотя по нему, словно по барабану. — А ты иди к черту!
«Родные люди» оттащили ее от Мартина, который даже не защищался, и уволокли в такси. На прощание Иван, обернувшись к Мартину, с укором сказал:
— Ну, что же ты? Вроде нормальный мужик! Опытный должен быть! Неужели до сих пор не понял, что нет ничего и никого хуже обиженной женщины? Эх…
Яна тряхнула головой, словно выбрасывая из памяти эти неприятные воспоминания, и приложила пакетик со льдом к своему лбу.
— Я сильно его избила? — спросила она. — Я не помню, я в состоянии аффекта была, — вздохнула она, поясняя.
— Кровь из его накаченной груди не шла, — ответил Иван, — а ты со стороны больше напоминала назойливую муху.
— Я не думаю, что Мартин качается в тренажерном зале, — сказал Витольд. — Судя по сформированности мышц и развитию грудной клетки, на вскрытии я бы предположил, что он профессионально занимался спортом и длительно подвергался повышенным физическим нагрузкам. Я же слышал, что он в прошлом был военным? Тяжесть полевой жизни приводит именно к такому сильному, силовому, я бы сказал, развитию грудных и дельтовидных мышц…
— Витя, заткнись! — прервал его научно-анатомический опус Иван. — Ты чего, в самом деле? Какое вскрытие? Какие мышцы? Так говоришь, словно препарируешь, даже мне неприятно. С ума сошел!
— Будете кушать и выпивать элитный алкоголь? — обратилась к ним улыбчивая и очень красивая стюардесса. — Мартин Романович наказал всему экипажу, чтобы сервис был на высочайшем уровне. Даже президентам не так. А вам все! — смутилась стюардесса. — Его слова.
— Ну так что спрашиваешь, милая? Неси все. Раз наказ такой был! — погладил живот Иван, словно подготавливая свой желудок к очередному пиршеству.
— Одну минуточку! — улыбнулась девушка и исчезла за перегородкой.
— Где мои шестнадцать лет? — мечтательно глядя ей вслед, протянул Иван. — Нет, топливо точно залили хорошее. Не мог Мартин угробить свою летную команду и такую нежную красотку! Даже из-за тебя!
Яне вся кровь хлынула в голову.
— Что?! То есть меня можно было бы угробить, а вот ее точно нет?! Конечно, это же его личный самолет! Он окружает себя молодыми и красивыми девушками. И в самолете тоже. Я просто вижу, как он смотрит на нее, улыбается, флиртует. Чай? Кофе? Мартини со льдом или огоньком?
— Яна, это называется — паранойя, — остановил ее Витольд. — Ты ведешь себя так, что тебя хочется выпороть. Человек делает для тебя все, выше головы ему не прыгнуть. Не надо строить из себя маленького капризного ребенка.
— Ее ревность душит. А Мартин — настоящий мужик, не бежит на ее каждый щелчок. Молодец! Я это сразу понял! — согласился Иван.
— Иван! — строго посмотрела на него Цветкова.
— А что? Я такой же, как ты! Рот мне не закроешь! Я говорю всю правду в глаза! Сначала в себе разберись. Если любишь его, отпусти и пожелай счастья. Я это уже проходил. В свое время я захотел вернуть твою мать так сильно, что аж скулы сводило, ни спать, ни есть не мог. Но потом я принял ее выбор. Больше тебе скажу: я чувствовал, что не безразличен ей, но быть со мной Валентина не хотела. Каждый человек имеет право на свой выбор, даже если он тоже тяжел для него. И это надо уважать и научиться с этим жить. Я это смог. И ты сможешь. Я продолжил работать в своем родном театре, рядом с Валей, видел ее каждый день, слышал, шутил, смеялся. Она встречалась с другими мужчинами, строила свою жизнь. И мне тоже было больно, но я не набрасывался на нее с кулаками. Я играл свою роль близкого друга и никому не мешал.
— Она так не сможет. Женщины намного эмоциональнее, — подал голос Витольд.
В салон самолета вернулась стюардесса с передвижной трехъярусной тележкой, наполненной деликатесами. На круглый стол были выложены бутерброды с бужениной, красной и черной икрой, вяленое мясо, дорогие сыры, фрукты, свежевыжатый сок, трюфеля, камчатский краб, королевские креветки, бельгийский шоколад, коньяк, дорогое шампанское и розовое, Янино любимое, вино из резерва мирового уровня.
У мужчин перехватило дух.
— Твою же… Вот это я понимаю! — возбудился Иван Демидович. — Как сказали бы наши актрисы: «Прощай, талия!»
Витольд Леонидович, неизвестно зачем, возможно, чтобы как-то помочь Яне, вдруг спросил у стюардессы:
— Милая девушка, есть ли что-то интимное между вами и шефом Мартином Романовичем?
Иван поперхнулся слюной, а стюардесса внезапно залилась краской стыда. Она тоже опешила и замолчала.
— Ты чего такое спрашиваешь? — спросил Иван Демидович. — Совсем, что ли?
— Господи… — Стюардесса обрела дар речи. — Почему вы, правда, меня о таком спрашиваете? Я и Мартин Романович? Да вы что! Все знают, что он любит Яну Карловну. Он очень хорошо относится не только ко мне, а ко всем. Мартин Романович — очень хороший человек, интересный мужчина, у нас многие девочки в него влюблены, но что от этого зависит! Он с сотрудниками ничего себе не позволяет. Мы для него подчиненные и только. — Стюардесса явно нервничала и все время бросала взгляды в сторону Яны.
— Как тебя зовут? — спросила Яна, решив прервать эту пытку для девушки.
— Алиса.
— Алиса, ты извини, ты не должна оправдываться. Просто настали трудные времена. Я сорвалась, я во всем виновата. Прости меня. Такие вопросы из-за меня.
— Да что вы, Яна Карловна! — даже испугалась девушка.
— Нет-нет, прости… Мы в данный момент с Мартином не вместе, он вообще имеет право делать все что угодно. И уж обвинять в чем-либо кого-то я точно не имею никакого права… Очень вкусно все, все свежее, хорошая сервировка. Спасибо тебе.
Яна убрала лед со лба и поняла, что она больше не чувствует свою голову, не только лоб, а вообще всю голову, она как-то отморозилась вся. И Цветкова чисто по-женски вдруг испугалась.
— Ой…
— Что? — спросил Иван.
— Голова похолодела, лед передержала. А что, если я теперь не смогу логически мыслить? — спросила она, пытаясь такими же ледяными ладонями согреть лоб, а он, естественно, не согревался.
— Логически ты мыслить никогда не умела, — ответил ей Иван, уплетая ветчину, запивая ее коньяком и слегка отрыгивая в сторону. — Так что не боись!
— И вообще думать вредно, — подхватил мысль товарища Витольд Леонидович, тоже поглощавший деликатесы.
— Выпей коньяка. Согреешься, — весело предложил ей Иван Демидович.
И Яна не отказалась, она пожалела только, что это не какой-нибудь феерический коктейль с огнем, который бы согрел ее окончательно.
Большой частный самолет Мартина внутри был роскошно оборудован: самые дорогие материалы (натуральная кожа, специальный пластик и ценные породы дерева), функциональная и удобная мебель, в том числе — огромная кровать. Здесь стояло даже джакузи!
— Не знаю, Яна, почему ты всегда говорила мне, что очень боишься летать, я бы просто отсюда не вылезал. Такой комфорт, такой сервис, такие еда да выпивка! — проговорил Иван Демидович. Настроение у него явно улучшалось.
— Я не всегда летала с таким комфортом, — ответила Цветкова. — А вообще мне не комфортно висеть в какой-то железной бандуре высоко над землей. Я предпочитаю чувствовать землю под ногами.
— А воду? — спросил Витольд. — На кораблях не боишься плавать?
— На кораблях — нет, но поскольку сама я плавать не умею, то еще раз повторяю: спокойнее на земле, — ответила Яна.
— Яна Карловна, — снова заглянула к ним Алиса, — Мартин Романович знает, что вы всегда напряжены в полете, поэтому предлагаю вам расслабляющий массаж. Не думайте, я делаю его профессионально, у меня закончены с отличием медицинские курсы по оказанию первой помощи. Я также закончила курсы массажистов. Давайте я доставлю вам удовольствие. — Алиса взяла Яну за руку и увела за ширму к профессиональному массажному столу. — А вы, мужчины, можете отдохнуть в джакузи, — посоветовала она, заметив, что Витольд и Иван налегли на пищу, и опасаясь, как бы к концу полета им не стало плохо.
— А для нас нет девушек? — спросил Витольд. — Я имею в виду, для массажа?
— Ты только ей не говори, что и Мартина расслабляешь массажем, — хохотнул девушкам вслед Иван Демидович.
Мартин вернулся в квартиру с пылающими щеками и, хотя старался вести себя тихо, чтобы не разбудить мать, сразу же столкнулся с ней лоб в лоб в просторном холле. Стефания Сергеевна запахнулась в бархатный халат светло-розового цвета, а на ее аккуратной голове красовалась сеточка, которую она по старинке надевала, чтобы сохранить укладку.
— Что такое? Ты куда ходил? Курил, что ли? Долго от меня будешь прятаться?
— Мама! Мне за сорок! Я что, школьник, которого ты ловишь на лестничной клетке? Да, я курю. Я знаю, что и ты благополучно куришь и скрываешь это от меня.
— Я твоя мать! Имею право не отчитываться перед тобой. А вот ты… молодой еще, здоровье подорвал в плену. Переживаю я за тебя. Я заметила, что ты, когда с Яной Цветковой расстаешься, начинаешь курить.
— Сильно ты… внимательная, — усмехнулся Мартин.
— Я твоя мать в первую очередь! И чувствую тебя как никто другой! Так, может, тебе с Яной не расставаться? Раз уж тебе так без нее плохо? — справедливо вопросила Стефания Сергеевна. — Только не говори, что вам мешают обстоятельства. Сейчас нет никаких обстоятельств, а вы не вместе. И кто в этом виноват?
— Кто? — обреченно переспросил Мартин.
— Конечно, мужчина. То есть, ты.
— Гениально. Это ваша женская логика?!
— Да, это она! Знаменитая и единственная, которая может привести к счастью, — кивнула Стефания и серьезно посмотрела на сына. — Ты не можешь простить ей, что она родила дочь не от тебя?
— Глупости. Не в этом дело.
— Дело, действительно, должно быть не в этом, — согласилась она. — Иначе это не мой сильный мальчик. А это не ее голос, извергающий проклятия, я сейчас слышала под окнами? — спросила Стефания. — Да и щеки у тебя… Яна побила?! Уверена, что ты заслужил.
— Конечно! Вы всегда солидарны! Заявиться почти ночью в компании таких же странных людей и отмутузить меня, пребывая подшофе, по-вашему, это нормально, — кивнул Мартин, расстегивая рубашку, которую натянул на себя только для того, чтобы выйти на улицу.
— Это означает только одно: что ты Яну до этого довел, — поджала губы Стефания. — Я, честно, думаю, что и моя вина есть в твоей неудачной личной жизни.
— Господи, мама! Ты-то тут при чем?! — искренне удивился Мартин.
— Я тоже повлияла на твою жизнь, ты — мой сын и самый любимый человек на свете, — Стефания сделала несколько шагов и опустилась на большой угловой диван, занимающий центральное место в гостиной. — Я не должна была тебя все время подталкивать к браку, настаивать на том, чтобы ты женился на Насте, потому что она показалась мне порядочной и покладистой. Я не принимала многих других твоих женщин! А ведь это все было не мое дело! Я и Яну не приняла. Странная, забирающая вокруг себя все пространство, не похожая ни на кого, оттого и пугающая, — перевела дух Стефания Сергеевна. — Еще о чем я думаю… Ты правильно сказал: тебе слегка за сорок, а мы живем вместе. Это же ненормально! Подумают, что ты маменькин сынок. Что с тобой что-то не так, что я мешаю.
Мартин заулыбался и, подойдя к матери, присел рядом.
— Мама, дорогая моя, у нас много недвижимости, и мы могли бы разъехаться. Но зачем? Ты — одна, и я — один. У нас двухуровневая квартира, плюс мансарда. Я тебе мешаю? Вряд ли. Ты мне мешаешь? Нет. Пока не задаешь такие глупые вопросы.
— Так я мешаю не тебе, а твоим женщинам!
— Мама, никому ты не мешаешь. Нет женщин. И, кстати, единственная женщина, которая не спрашивала, почему я живу с матерью, и не настаивала, чтобы мы разъехались, была Яна. Ее это, казалось, совсем не волновало. Ей было все равно.
— Знаешь, я ее прочувствовала. Она входит в число тех уникальных людей, которые только притягивают и приумножают, и никогда никого не отталкивают. А ты у меня вырос самовлюбленным дураком. Не хочешь принимать ее с этим бешеным наследством от другого мужчины? Это как получить от него пощечину? Какая же это глупость! Но если у тебя нет сил это принять, то и не надо! Оставь ее. Яна найдет, чем себя занять, а ты — идиот! Мой любимый идиот, — обняла его мать.
— Ты у меня очень мудрая женщина! — поцеловал ее в лоб Мартин. — Куда я без тебя? Без твоих советов.
— Хитрец. Поздно уже. Мне и так не спится, а тут крики, свисты. Но все, кажется, угомонилось, может, и мы пойдем отдыхать? — предложила Стефания Сергеевна. Незаметным движением она вытащила его рабочий телефон и унесла к себе в спальню, чтобы постоянные звонки, в том числе от страждущих женщин, не мешали ее любимому и единственному сыну спать.
Мартин поднялся наверх. Второй этаж и мансарда были полностью в его распоряжении. Стефания Сергеевна решила все-таки разделить пространство их обитания, объяснив сыну, что у нее больные ноги и ей тяжело подниматься по лестнице. Их старинный дом как памятник архитектуры проходил капитальный ремонт и реставрацию, был сделан дополнительный вход не с фасада, а со двора, который сразу вел на второй этаж. А Мартин установил еще и внутри квартиры мини-лифт, вмещавший максимум двух человек, чтобы мама не поднималась по лестнице из-за «больных ног». Но, как показало время, Стефания Сергеевна не пользовалась лифтом, а вот Мартин иногда приводил ночных посетителей, вернее, посетительниц ко второму входу и вел сразу же в мансарду, чтобы сексуальными криками девушек не будить и не пугать мать. А утром таким же путем их спроваживал, чтобы не нагружать пожилую женщину ненужными знакомствами. А Стефания Сергеевна не вмешивалась в его жизнь, только ждала, когда он остепенится.
Мартин рухнул на свою большую круглую кровать, заправленную черными простынями из натурального шелка. Сон никак не шел, так было всегда после встреч с Яной. Он провел горячей широкой ладонью по груди и улыбнулся, вспомнив и снова ощутив на ней удары ее маленьких кулачков. Он держал ладонь на груди, словно стараясь удержать эти ощущения, и чувствовал, как у него учащается пульс.
«Черт! Брошу все к черту и полечу к ней! Просто физически похищу и не отпущу. Точно! Стану маньяком. Видимо, это мое. Круг замкнется. Когда-то мою жену взял в плен маньяк, а сейчас уже я дошел до этой мысли. Не знаю, как еще удержать эту женщину, она словно какой-то волшебный персонаж, лунный свет, все время ускользает. Иногда мне кажется, что удержать Яну можно только физически».
С этими мыслями Мартин потихоньку провалился в сон, но ненадолго. Разбудил его легкий ветерок, сквозняк, внезапно возникший в комнате. Мартин открыл глаза. Дверь в комнату была раскрыта, в проеме маячил какой-то силуэт. Мартин включил прикроватную лампу и уставился на Стефанию Сергеевну, которая по бледности кожи и ужасу в глазах больше напоминала человека, которого только что укусила смертельно опасная змея, и он знает, что умирает, и должен сказать напоследок самое важное.
— Господи, мама! Что случилось?! — вскочил с кровати Мартин и подбежал к Стефании.
Стефания Сергеевна сразу же ухватилась за руку сына, словно только этого и ждала, чтобы не упасть. И тут же ее повело в сторону. Мартин подхватил мать на руки и усадил в кресло.
— Мама? Тебе плохо? Врача?! Что делать? Только скажи!