Дамочка с гарантией

— А старшая дочка Карла? — вдруг встрепенулся Георг. — Вы же говорили, что он один раз был женат, и там появилась наследница. Старшая.

— Молодец, внимательно слушал, — похвалила его Ася. — Конечно же, она живет с «доброй душой» — Яной.

— Я сказала, что у меня двое детей, чтобы не сглазить. Я очень хочу и надеюсь, что их будет трое. Делаю все, чтобы по документам Настя стала моей дочерью. Именно дочерью, никакого опекунства. Там есть определенные сложности, потому что работают юристы и с русской, и с чешской стороны. Чехи не хотят потерять ее, а я в жизни не поменяю гражданство. Настя привязана ко мне, ее мать в тюрьме и полностью лишена прав на девочку. У Насти просто никого больше нет. В любом случае, ее ближайший родственник — это моя Ева, они родные сестры по отцу. Девочки должны расти вместе.

— Я полностью с тобой согласна, — кивнула Ася. Сама она воспитывала уже подросшую родную дочь и, так получилось, в роддоме она взяла еще одну девочку, так и растила их обеих, не делая между ними никаких различий.

— Какие вы, женщины, интересные… — сделал паузу Георгий.

— В смысле?

— А как вы думаете, почему все мужики изменяют? Есть один образ — мать и жена. Мать твоих детей — это святое, и как-то странно заниматься грязным сексом с таким святым человеком.

— А секс обязательно должен быть грязным? — подняла тонкую бровь Цветкова.

— Это чтобы удовлетворить второй образ, который живет в голове у мужчины. Этакая свободная, развратная, любвеобильная нимфоманка, которая, тем не менее верна своему мужчине. Она не обременена пеленками и готовкой… Ее грудь свободна от молока, а надеты на ней не халат со следами детской отрыжки, а… впрочем, может быть, ничего не надето или только кружевное белье. Мужику нужна еда и вот это… Это не менее важно, чем еда, — с таким смаком подытожил Георг, что женщины пооткрывали рты от изумления.

— А тебе не кажется, что во втором образе очень много несостыковок? Скорее, это робот, проститутка или голограмма.

— Э, нет, девочки, так можно было бы подумать, если бы не одно «но». Это вы все — оборотни. Встречаешь сексуальную развратницу, а в конце получаешь неряху в растянутой футболке с висящими на ней и вечно орущими детьми. Вот это метаморфоза, и как это вам удается?! Именно поэтому мужчины и боятся жениться. Это же только в сказках лягушка превращается в принцессу. А в браке скорее наоборот: мужчина брал в жены принцессу, а получил лягушку. Нет-нет — огромную бородавчатую жабу! Которая думает только о своей икре, то есть потомстве, и о том, чтобы набить брюхо. И вот здесь ее жабий взгляд обращается к законному мужу и пожирает его с ненавистью, если он мало зарабатывает. И дальше в семейной жизни начинается другая сказка — о старике и старухе, я бы даже золотую рыбку тут опустил, совсем не главный персонаж. Старухе все мало, мало…

— Ну и фантазия у тебя… Понятно, что художник, — отметила Ася. — Только под старость вы что-то все становитесь одинаковыми. Это когда уже кружевное белье не так волнует, и взор обращается к семейному столу, где уже сидят выросшие дети, внуки. И ты вдруг понимаешь, что вот оно — счастье. Счастье, выращенное женщиной в халате со следами детской отрыжки, с красными, невыспавшимися глазами и с мыслями, в которых «секс» занимает не первую строчку в списке. Так что с вами тоже происходит метаморфоза, и все в одну сторону. Конечно, это если ум есть.

— И все-таки народные сказки навыдумывали женщины. О золотой рыбке, о жабе, превращающейся в царевну… Или эротическая фантазия о трех богатырях и о Черноморе с его отрядом… тридцать три богатыря. Да и белочка там с золотыми орешками тоже для вас… камения, золото… Вы, женщины, просто ненасытные, — сказал Георг.

Яна рассмеялась в голос:

— Зато про чудище с аленьким цветочком и про Емелю на печи — это явно от вашего брата идет.

— Один-один, ребята! Или как там? Брейк! — сказала Ася, осматривая вид с крыши. — Все-таки потрясающе!

— Что именно? — уточнил Георг.

— Я про Питер. Он один такой на свете. Есть города с историей, типа Рима. Еще какая история! Есть города со своеобразным климатом, типа Лондона, где можно выйти в город и словно окунуться в молоко. А есть города, где сносит крышу от красоты архитектуры: Будапешт, Вена… Города с реками и набережными… Города с театрами, балетом, талантливыми людьми. И это все соединилось здесь, в Санкт-Петербурге. Да плюс еще люди — герои. Атмосфера, впитавшая в себя и роскошь дворцов, и нищету задворков, сам воздух пропитан особой аурой, — восхищенно выдохнула Ася.

— Эх, хорошо сказала, я бы лучше и не смог, — похвалил Георг. — Я тут тоже словно рыба в воде. Богемный город. Но все-таки хочу вернуться к нашим баранам. Мужики у вас все сволочи, все гулящие, а вы все святые, так получается? Вот взять, к примеру, тебя, Яночка, — он цепким взглядом окинул стройную фигуру Цветковой.

— Это смотря для какого примера, — поежилась Яна, поправляя подол шелкового платья, который постоянно норовил задраться от любого дуновения ветерка на этой ветреной крыше.

— Для жизненного. Ты, конечно, женщина красивая, спору нет. Любой бы хотел с тобой замутить, но смотря что… Яркий роман — да, а по серьезному? У тебя трое детей, надеюсь, что тебе все-таки удастся удочерить девочку, а двое других от разных мужчин, с одним из которых ты даже не была в законном браке.

— Звучит не очень, — согласилась Яна. — Намекаешь на мой моральный облик? Не состояла в монастыре, это точно.

— Нет, это немного портит твою красивую картинку. Ну, и… не хочу вас обидеть, девочки, но вам уже не двадцать лет. Да с таким прицепом!

— Не хотел, девочки, вас обидеть, да взял и обидел! — передразнила художника Цветкова, улыбаясь.

— Каждая девочка мечтает о принце, а наша девочка первая взяла и послала принца! — указала рукой на подругу Ася. Она словно пыталась таким странным образом ее защитить.

— Ну и дура! — ответил Георг.

Яна выплеснула шампанское ему в лицо, смачно попав на рубашку:

— Я бы попросила!

— А ты еще и с характером! — отряхнулся Георг.

— Не без него, — огрызнулась Яна.

— Давайте… не будем ссориться! — встряла Ася, уже заметно повеселевшая. — Вообще, какая разница, рождены дети в браке или нет?! Дети — это самое лучшее! Давайте за это выпьем!

— Давайте, — поддержал ее Георг, с опаской посматривая на Яну.

— И потом! Неужели все проблемы сводятся только к отношениям между мужчиной и женщиной? У Янки и без того — полный атас в жизни! Взять хотя бы ее отца и этого… патологоанатома!

Георг, который оттягивал от своего тела мокрую рубашку, в изумлении разжал руки, и ткань со свистом прилипла к нему обратно.

— Поясняю. Яна всю жизнь считала своим отцом Карла, который работал плотником в Театре юного зрителя в городе Волжский. Он очаровал ведущую актрису театра Валентину, маму Яны, и они поженились, — закатила глаза Ася.

— Вы издеваетесь, что ли, надо мной? Папа — Карл — плотник?!

— Да! Но я не Буратино, — показала ему язык Яна. — Это чистая правда.

И я всю жизнь буду считать его своим отцом. Они потом развелись с матерью, он ушел работать на кладбище, строгать гробы. Там и погиб, когда выпил, упал в свежевырытую могилу в ливень и не смог оттуда выбраться.

— Какой кошмар…

— Вот именно. Пьющий он был, но ко мне относился нейтрально всю жизнь. Не обижал, но и большого душевного контакта между нами особо не отмечалось. А тут совсем недавно я узнаю, что биологический отец у меня, оказывается, другой! Я его тоже всю жизнь знала. Это другой ведущий артист ТЮЗа — Головко Иван Демидович. Бабник, разгильдяй и балабол, но очень обаятельный! В детстве я постоянно пропадала за кулисами, он часто со мной играл, угощал конфетами. Оказывается, Иван Демидович знал, что я его ребенок, но не лез в жизнь мамы. А она тоже, видя, какой он не семейный человек, не грезила о таком муже. Раскрылось все случайно, когда Иван попал в тюрьму, вернее, под следствие из-за меня.

— Страсти какие…

— Всё обошлось, настоящий убийца, кстати, моего князя, был найден, и Ивана Демидовича выпустили.

— Так его обвиняли в убийстве твоего сожителя? — переспросил Георгий, бледнея лицом.

— Поверь мне, было за что! — «успокоила» его Ася.

— И это говоришь ты?! Адвокат?

— Я — адвокат, — нахмурилась Ася, — но я же и человек. Ты не дал Яне договорить. Иван Демидович — гениальный актер и своеобразная личность. Почему-то, проведя в СИЗО около месяца, он очень поменялся внутренне.

— Любой бы поменялся, — снова оттянул от себя мокрую ткань Георг и посмотрел на свои волосатые руки, словно пересчитывал каждую мурашку.

— Нет, не любой! — не согласилась Ася. — Он человек, который входит в образ, начинает что-то там себе мыслить, фантазировать. И входить в роль. Почему-то Иван возомнил себя прожженным уголовником, который сильно болен и в сильной депрессии.

— А чем болен? — уточнил Георгий.

— Наверняка, в его мыслях — туберкулезом.

Известная тюремная болезнь, — ответила Яна. — Он и задумчивый, и бледный, и кашляет. Хорошо, хоть легкие не выкашливает, но так сильно кашляет. И очень грустный, что жизнь прошла, что она непредсказуема и что он с ней прощается. Так войдет в этот образ и… того! — многозначительно посмотрела Яна. — Надо его как-то расшевелить, на что-то переключить. Я вот что придумала: надо съездить с ним отдохнуть.

— А что еще за патологоанатом? — уточнил Георг. — Мне же не послышалось?

— А это — друг мой, петербуржец. После серьезной травмы он совсем никакой. То скажет что-то несвязное, то заснет внезапно. А иногда вроде нормальный человек. Врачи прогноз дают — пятьдесят на пятьдесят — восстановится сознание у него полностью или нет. А пострадал Витольд Леонидович как бы по моей вине, из-за моих проблем. Я чувствую и свою вину. И тоже хочу ему помочь.

— Тоже в отпуск? — спросил Георгий.

— Хорошая у них компания подбирается. Один в образе тюремной романтики, второй… того… И Яна — просто центр неприятностей! — прокомментировала Ася, нервно поведя плечом.

— Думаю, что все возможные неприятности уже случились, поэтому теперь ничего нам не грозит, — ответила Яна.

— И куда рванете? — спросил Георгий.

Яна отвела взгляд, вспоминая свой последний разговор с Мартином. Она приехала к нему в ночной клуб и позвонила. Он сразу же вышел. Сто девяносто сантиметров красоты и обаяния. Такой мужчина не остается незамеченным в любой ситуации. Высокий, статный, с потрясающей фигурой. У Мартина было очень выразительное лицо: красивая линия скул, прямой нос, тонко очерченные губы, совершенно очаровательная улыбка и веснушки. Лучистые темные глаза в обрамлении густых и загнутых темных ресниц с мелкими, слегка рыжеватыми проблесками, словно и в ресницах затесались веснушки. Густая темно-коричневая шевелюра с медным отливом вьющихся волос и несколькими седыми волосками, затерявшимися в висках. Небольшие мимические морщинки, идущие от уголков глаз, словно продолжение его ресниц, а также ямочки на щеках выдавали в Мартине человека крайне улыбчивого, веселого, эмоционального и открытого миру и людям.

Яна, когда только начинала с ним общаться, подумала, что такой красавец, да еще и с атлетическим телосложением, должно быть, является непроходимым бабником. Он улыбался окружающим девушкам и женщинам. А потом она поняла, что Мартин общается так абсолютно со всеми, что он просто очень дружелюбный и позитивный. С ним невозможно было поссориться, и не любить его тоже было невозможно.

Он вышел к Яне в темно-синем костюме и белой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей.

— Рад тебя видеть! Хорошо выглядишь, — сказал он, несколько смущаясь.

— Стараюсь, — ответила Яна, — а ты не умеешь делать комплименты. Однажды, когда я была замужем за Ричардом и проплакала весь день, уже не помню по какому поводу, он с утра сказал мне, что «моя красная помада очень идет к моим глазам». Так что ты не одинок…

Мартин усмехнулся.

— Почему ты на улице? Эти двери всегда открыты для тебя, так же, как и мой дом, ты же знаешь. Пойдем внутрь, — пригласил он.

Яна, которая со всеми людьми общалась достаточно живо, с ним замирала, словно время останавливалось. Она мучительно долго разглядывала любимые черты, любовалась ими…

Вот и сейчас Яна невольно всматривалась в лицо Мартина. Оно было бледнее, чем обычно, и под красивыми глазами на высоких мужественных скулах залегли тени.

— Пожалуй, я подожду, когда в твоем сердце откроется хоть маленькая калиточка для меня, — усмехнулась она.

— Яна, пожалуйста, пойдем хоть в кафе. Стоим тут, как…

— Хорошо, — согласилась она.

Они перешли дорогу, Мартин открыл дверь в милое заведение под названием «Бублик» и пропустил Яну вперед. Они заняли небольшой уютный круглый столик у окна под белоснежной скатертью с кружевным краем. На столе стоял подсвечник в виде амурчика, а сверху висела лампочка с тканевым абажуром цвета кремовой розы, создавая дополнительный домашний уют.

Кафе было на две трети наполнено посетителями, в основном молодыми девушками, весело щебечущими и смеющимися, они обсуждали утренние новости и показывали что-то друг другу в своих телефонах.

Яна не могла не заметить, как утихло щебетание в кафе и как все девушки проводили Мартина взглядами, пожирая его глазами с ног до головы.

«Невозможный человек… Даже в кафе спокойно не сходить», — подумала Яна, но промолчала.

— Здесь часто студенты едят, университет рядом, — пояснил Мартин. — Что тебе заказать? — Казалось, что он впервые поднял свои темные глаза на Яну, и она утонула в них, как в трясине, которая не отпускала ее уже много лет.

— К… кофе.

— Нам два «Американских» без сахара и без молока, и два бублика фирменных, — заказал Мартин.

— Бублик — это уже лишнее, — прошептала Яна, когда официантка отошла.

— Побывать в «Бублике» и не попробовать их фирменную продукцию?

— Хорошо, — вздохнула Яна, — меня по жизни с утра все хотят накормить хлебобулочными изделиями. Моя домоправительница Агриппина Павловна — своими фирменными плюшками. Твоя мама — своими мини-пирожными…

— С вишней? — улыбнулся Мартин.

— С ней, и с малиной тоже, — подтвердила Яна, отвернувшись к окну.

Питер просыпался. Пастельные краски пейзажа постепенно становились еще светлее, улицы заполнялись спешащими на работу людьми.

— Я хотела попросить тебя, Мартин… — начала Яна.

— Все, что угодно, — своим взглядом он прожигал в ее щеке дырку.

— Ты знаешь, что на мои плечи свалилось в последнее время это наследство. Мне ведь этого ничего не надо.

— Мы уже говорили на эту тему, — сухо ответил Мартин.

— Да, я знаю. К сожалению, от замка я пока вообще не знаю, как отказаться, чтобы его дети не пострадали. Но вот этот бизнес! Там, оказывается, задействовано столько людей и из правительства, и из бизнеса, и из министерства культуры. Я не могу его на данный момент даже продать, пока не выполнятся какие-то обязательства и не пройдет определенное время.

— Есть такие сделки, — кивнул Мартин, убирая темную прядь, упавшую на высокий лоб.

— Но зачем мне такой огромный бизнес? Я не справлюсь! Я не хочу! Мне это не надо!

— Не истери. Спокойнее.

— Тебе легко говорить! Я в шоке! Я хотела попросить тебя помочь мне с этим долбаным Центром! Культуры!

— Чем я могу помочь? — спросил Мартин. — Финансами? Пожалуйста. Почему ты не попросишь своего бывшего мужа Ричарда? Он занимается бизнесом.

— Я тебя прошу. Тебе этого мало? Стань там директором, — попросила Цветкова.

Мартин подавился кофе и закашлялся, в этот момент официантка принесла два бублика, пахнущих ванилью и шоколадом.

— Я?! Директором? Это — последнее, что я хотел бы сделать в жизни. Мне это совсем не надо.

— Я попросила о помощи… тебя, — еще раз повторила Яна, внимательно всматриваясь в его лицо.

Мартин замолчал и сделал непроизвольное движение руками по карманам, отчего Яна сразу же поняла, что он снова начал курить. Отсюда и такой нездоровый цвет лица, и круги под глазами.

— Я помогу, конечно, помогу. Приду туда, все разрулю, но временно… Без должности и без оплаты.

— Такие услуги стоят дорого, Карл оставил мне счета, я могу…