— Куда вы её ведёте?
— А тебе-то какое до неё дело, негр? — грубо спросил один из парней.
— Это моя девушка, — сказал я по-английски, но они меня не поняли.
— Э, вали давай, а то и тебя заберём.
— Не, его не будем забирать, у нас дружба народов, — поправил его другой.
— Проваливай лучше, — вставил свои пять копеек третий, и они куда-то повели слабо сопротивляющуюся Эльвиру.
— А ну, стоять! — заорал я по-русски, и парни от неожиданности встали как вкопанные. — Она со мной, это моя подруга. Отпустите её, иначе я буду жаловаться в посольство на творящийся здесь беспредел. Чего не ясно? Живо отпустили её!
Мои слова, сказанные простым русским языком, повергли их в шоковое состояние, парни впали в ступор. Причём растерялись не только дружинники, но и сама Эльвира. Впрочем, довольно скоро смысл моих слов дошёл до сознания блюстителей порядка, ослабив их хватку. Подойдя к девушке, я просто вырвал её из их лап и, взяв за руку, повёл в сторону такси.
— А ты что, наш негр? — вышел из ступора старший дружинник.
— Да, я советский негр. И эта девушка моя подруга, временная, но подруга. Есть ещё вопросы?
— Ну, раз ты наш, советский, то тогда ладно.
— Но пасаран! — вскинул я руки, сложенные в замок. — Я получил ранения в борьбе за светлое будущее социализма и поэтому прошу оставить нас в покое.
Шрам на моей физиономии это подтверждал, поэтому мне ничего не ответили, лишь молча пялились, не веря своим глазам. Подойдя к такси, я усадил девушку на заднее сиденье, а сам уселся на переднее.
— Высадишь меня через квартал, а девушку отвезёшь, куда скажет.
— Без проблем. А классно ты их отшил! — добавил таксист, который всё видел.
— Опыт большой есть.
— А? Ха, я так и понял.
Газанув, жёлтая Волга с шашечками на дверцах покатила прочь от гостиницы. Через квартал машина остановилась, и таксист, взяв с меня три рубля за извоз девушки, поехал дальше. Однако, отъехав совсем немного, такси вновь остановилось. Распахнулась задняя дверка, и оттуда выпрыгнула девушка, бросившись ко мне.
— Меня зовут Алла, — проговорила она, стараясь отдышаться.
— А меня Дед, — пожал я плечами.
— Откуда ты так хорошо знаешь русский?
— От верблюда. Не задавай, Алла, глупых вопросов, я всё равно не скажу.
— А… Тогда, если ты будешь снова в наших краях, спроси меня, я не возьму с тебя денег.
Я поморщился от такой щедрости.
— Послушай, Алла, мой совет. Бросай ты этим делом заниматься. Иди учиться на бухгалтера или юриста и работай по специальности.
Девушка явно не ожидала от меня такой отповеди и похлопала красивыми ресницами.
— Они очень мало получают, а у меня мама больная, её лечить надо.
— Это сейчас они мало получают, а через десять лет будут получать много. Окончишь техникум, иди в сберкассу работать, хоть кем. Будешь всегда при деньгах, и сама себе выберешь, кого взять в мужья. Послушай старого негра, не пожалеешь, я умею видеть будущее.
— Но… Ты же не старый!
— Внешне нет, но внутри я очень стар. Ещё я умею разговаривать с духами и видеть будущее. Впрочем, если послушаешь мой совет, то устроишь свою жизнь, не послушаешь — пеняй на себя. Деньги у тебя есть. Не возвращайся назад и не делись ни с кем, дольше проживёшь. А теперь, прощай! Впрочем, подожди. Скажи, где можно без проблем продать валюту?
— Я могу помочь, но для этого мне сначала нужно встретиться с одним человеком.
— Я уеду послезавтра.
— Нет, тогда не успею, — с сожалением проговорила она. — Но ты можешь объехать все достопримечательности Ленинграда, где бывают туристы. Там же тусуются и валютчики. А ещё, я слышала, в магазине «Коллекционер» могут купить, но точно не знаю.
— Спасибо! Прощай!
Она постояла пару секунд, глядя мне вслед, потом молча развернулась и пошла назад к машине. Захлопнув так и не закрытую заднюю дверь, открыла переднюю и нырнула в автомобиль. Таксист тут же включил первую передачу и стал медленно набирать скорость. Вскоре жёлтый корпус машины скрылся за ближайшим поворотом.
Глава 4 Валютчик
Вернувшись в свой номер, я завалился спать и продрых до обеда. Но гостиница у меня снята лишь на двое суток, так что дел ещё невпроворот. Одевшись и умывшись, я вышел из номера и направился на ресепшн (тьфу ты, к стойке администратора!) узнать, не пришёл ли ответ из посольства. Мне вручили телеграмму, в которой указывалось, куда и на какой поезд нужно купить билет. Вот только для его покупки ещё валюту обменять нужно.
И я отправился искать валютчиков. По хмурому ленинградскому небу неслись низкие свинцовые облака, но на земле ветер почти не ощущался. Да и теплее чуть стало, не то что вчера.
Возле гостиницы тоже роились валютчики, и один из них метнулся было ко мне, но оглянулся на тихий свист и резко передумал. Свистнувший лишь коротко мотнул головой: нет, мол, у этого нищеброда ничего! Да я и сам бы вам валюту не продал: уж больно дёшево брали, чуть ли не по курсу.
У себя в Пятигорске, в детстве, я знал, где собирались разные коллекционеры. Кто-то собирал марки, кто-то модели машин, кто-то значки, а кто и монеты. И иностранные котировались даже выше, чем старинные и царские. Девчонки, как водится, собирали календарики с котятами и собачками.
Так почему бы там, где встречаются коллекционеры, не находиться и валютчикам? Их просто не может не быть! Так что Эльвира подсказала верную мысль. Но где в Ленинграде находится магазин «Коллекционер», я не знал. Скорее всего, где-то в центре. Найдя киоск с названием «Ленгорсправка», я обратился с вопросом к сидящей в нем тетушке, которая и подсказала нужный мне адрес. Магазин находился на Невском проспекте. Туда я и поехал на трамвае.
В трамвайчике кондуктора не оказалось, лишь стоял странный автомат. Кидаешь туда три копейки и сам себе выкручиваешь билет. Социализм! Правда, и мелочь оттуда можно тырить без проблем… Но табличка над аппаратом гласила: «Совесть лучший контролёр!». Совесть у меня имелась, и три копейки нырнули внутрь кассового аппарата.
Тут же висел и компостер в виде металлического ящичка с ручкой. Прокрутив ленту с билетами, я оторвал один и сунул его в карман. Затем, почувствовав, что стал центром внимания, обвёл взглядом с любопытством пялящихся на меня пассажиров. Естественно, ведь я был единственным негром в переполненном трамвае.
— Смотри, бабушка, шоколадный человек! — громко, с придыханием то ли от охватившего его восхищения, то ли от страха произнёс какой-то пятилетний малец, обращаясь к сидящей рядом с ним старушке.
— Не «шоколадный человек», а негр! — во всеуслышание и нисколько не стесняясь того, что я стою совсем неподалёку, поправила его бабушка. — Вот внучок, даже негры знают, что билет надо покупать.
— А почему он чёрный? — гнул свою линию пацан.
— Ну, в Африке жарко, вот он и загорел.
— Так сильно? А разве так бывает, бабушка?
Я стоял, держась за поручень, и колыхался вместе с остальными. Вокруг меня образовалось небольшое пустое пространство. Вроде и город большой, но даже ленинградцам непривычно видеть негра вблизи.
Глуховатая, вероятно, бабушка при этом совсем распоясалась, вызвав своими громкими комментариями неподдельный интерес всех присутствующих. Бесплатное развлечение, так сказать.
— Бывает, внучек, ещё как бывает, особенно, когда не моешься. Вот ты умываешься каждый день, поэтому и беленький такой, словно зайчик.
Послышался звонкий чмок от бабушки внуку. Меня же это заявление нетактичной старухи откровенно взбесило, и я зло оскалился! Что значит: не моется? Ладно ещё в Африке: там водопровод не в каждом городе есть. Но жить в гостинице и не помыться? Да даже самый дикий негр не упустил бы возможности поплескаться в ванной. Расисты!
А бабку буквально несло! Она, пользуясь случаем, впаривала своему внучку́ науку о гигиене. Да и самого мелкого пробило на неуместное любопытство: почему да почему.
— А почему он чёрный, а зубы у него белые? Я вот белый, но зубы у меня не белые, а жёлтые. Посмотри, бабушка, — и мальчик раззявил свой рот во всю ширь.
Глянув на дитё, я откровенно, чуть ли не в голос заржал, великодушно показав ему свои действительно очень белые зубы. Тут уж чего не отнять, того не отнять. Да и не чёрным я был, а коричневым! Сомалийцы мало похожи на классических негров.
От моего смеха бабка опешила и попыталась покрепче вжаться в сиденье, а в вагоне раздались сдавленные смешки. Тихо хихикали две девчонки, спрятав лица в ладошки; мужчины кривились, пытаясь убрать с лица непрошеную улыбку; в сторону отводили смеющийся взгляд женщины постарше; а молодёжь, наоборот, ждала моей дальнейшей реакции, смотря на меня во все глаза. Не дождётесь! Мне оставалось ехать буквально две остановки, когда бабка выдала очередной перл:
— Понимаешь, внучок, негр просто не ест так много сладкого, как ты, вот зубы у него и белые. А ещё они очень крепкие! Негры ими грызут бамбук и делают из него копья.
— А из чего он будет делать копья тут? У нас же нет бамбука.
— Не из чего не будет, у нас он в гостях. И, если проживёт тут до зимы, то обязательно замёрзнет. И ты если не будешь носить тёплую одежду, — тут бабка с темы гигиены резко перескочила к профилактике простудных заболеваний, — тоже можешь замёрзнуть и простудиться. Потекут сопли, начнётся кашель…
Но успеть перечислить все симптомы внуки ей не дал, заявив:
— Но сейчас-то я здоров?! Купи мне мороженое, ба!
— Мороженое тебе и сейчас нельзя, и не проси!
— Ну, ба! — заканючил малец.
И бабка сдалась:
— Ладно, куплю. Но только щербет в стаканчике, от пломбира и шоколада зубы портятся!
И, выдав всё это на-гора, бабка с каким-то вызовом вновь почему-то уставилась на меня. Держаться больше не было сил, плотину прорвало, и я заговорил:
— Уважаемая старушка, — говоря это, я направился к ним, и людское море беспрепятственно расступалось передо мной, как перед Моисеем, — я прекрасно знаю русский язык, и ваши рассказы о неграх не имеют никакого отношения к правде. Обманывать нехорошо! А обманывать детей вообще преступно! Прошу вас не учить своего внука подобным выдумкам, иначе он вырастет глупым и легковерным. Вы заблуждаетесь сами и толкаете на этот же путь своего внука. Однако мыться, — тут я обратился непосредственно к мальчику, что глядел на меня как на говорящую обезьянку круглыми от удивления глазами, — чистить зубы два раза в день импортной, а не советской пастой, и тепло одеваться в холод нужно обязательно. А грызть бамбук, как и грызть кактусы, совсем не обязательно.
Бабка зависла, прижимая к себе внука, глаза которого так и не уменьшились. Все остальные напряглись, но никто не вмешивался, ожидая дальнейшего развития событий.
— Слушайся родителей, малыш.
Моя рука поднялась и под тихий «Ох!» его бабки потрепала пацана по голове. Двери трамвая разъехались, сложившись гармошкой, и я вышел на своей остановке. Позади меня раздался многоголосый гул: пассажиры живо обсуждали увиденное.
Благодаря знанию русского, большую надпись «Комиссионный магазин» я увидел почти сразу. Магазин располагался на первом этаже старинного здания.
Вообще, гуляя по улицам Ленинграда, я буквально ощущал мрачное очарование бывшей столицы. Время и коммунисты всё же пощадили и даже восстановили после войны старые здания центра.
Построенные на века, они возвышались по обеим сторонам прямых и чётко распланированных улиц, как вечные часовые. Но какая-то жизненная сила города испарилась в череде революций и великих войн, и никто её не собирался возрождать. Я это чувствовал, проходя по улицам и рассматривая вывески на домах. Все они повествовали лишь об одном: всё прошло, и прошло безвозвратно.
Вздохнув, я взялся за ручку магазина и, дёрнув её на себя, ступил внутрь большого помещения. Магазин оказался реально большим, чего по виду снаружи и не скажешь. В нём, по всему периметру помещения размещались многочисленные стеклянные витрины и стеллажи. Сам продавец стоял за длинным прилавком с прозрачным стеклянным верхом.
Под стеклом лежали в основном марки, но был и прилавок с монетами. Чуть в стороне от старых серебряных и медных кругляшков, блестели жёлтыми пятнышками царские червонцы, пятерики и монетки достоинством в 7,5 рублей. Лежали тут и старинные знаки, а также значки первых лет Советской власти. Правда, судя по ценникам, стоили они гораздо дороже золотых монет.
Позади продавца тоже располагались стеллажи с разными редкостями и ценностями, а на стене висели старые русские иконы. Выбор редкостей оказался очень большим. Но я не за этим сюда зашёл.
Однако кроме меня в магазине было ещё двое посетителей, и я, ожидая, пока они выйдут, не спеша направился вдоль витрин, разглядывая их содержимое. И не надо бросать на меня косые взгляды: хоть я и негр, а мне тоже интересно! Я никуда не тороплюсь, когда насмотрюсь, тогда насмотрюсь.
Продавец тоже изредка с подозрением посматривал на меня. Он обладал настолько характерными чертами лица одной богоизбранной нации, что с самого первого шага в это заведение я рассчитывал на успех. Этот свою выгоду не упустит никогда, тут главное заинтересовать.
Наконец, оба посетителя поняли, что они тут явно лишние. И, перекинувшись парой фраз с продавцом, всё-таки ретировались, купив что-то незначительное и окинув меня удивлёнными взглядами на прощанье.
Мне уже давно хотелось крикнуть: «Давайте быстрее!», но я лишь улыбнулся им вслед.
— Что вы хотели? — спросил меня продавец. — Что-нибудь пгисмотгели?
— Да, почти, — ответил я ему по-русски.
— Я с гадостью помогу вам! — с готовностью приблизился ко мне продавец.
— Хм-м, — протянул я, беря небольшую паузу. «С гадостью» он поможет! А-а-а! — К сожалению, у меня нет с собой рублей, только валюта, — огорчённо пожал я плечами. А так хотелось бы приобрести у вас что-нибудь интересное. Вот, например, этот прекрасный золотой червонец.
— Неожиданный выбог! Это «Сеятель» 1923 года, и он очень догогой. Но у нас также есть его копии из золота. Будьте любезны, взгляните сюда. Чекан 1977, 1978, 1979 и юбилейный 1980 года.
— Прекрасно, прекрасно, — очень заинтересованно пробормотал я, делая вид, что внимательно разглядываю монету, и повторил: — Но у меня нет рублей… Не знаете, где можно обменять валюту, чтобы приобрести такие прекрасные монеты?
У продавца мгновенно вспыхнули и забегали от азарта глаза. Несомненно, он знал, где и кто её может обменять, но природная осторожность брала своё. А как же ей не встрепенуться? Приходит к тебе вдруг негр и не просто негр, а умеющий хорошо говорить по-русски и, жалуясь на отсутствие рублей, предлагает купить валюту. Что тут первым делом в голову приходит? Конечно, мысли о подставе. Но валюта нужна, очень нужна…
— Ммм, вы можете обменять её в отделении «Внештоггбанка».
— Да? Разумеется, я бы так и сделал, если бы не удивительный и волшебный курс по 67 копеек за доллар. На вырученные с такого обмена деньги не купишь даже вашего замечательного эскимо! Поэтому я бы хотел поменять валюту на рубли по гораздо более выгодному курсу.
— Даже не знаю, что вам ещё посоветовать, — продавец замялся, мечась между страхом и жадностью, — всё так неожиданно, неожиданно… И почему вы обгатились ко мне? Это… удивляет…
— Я не из КГБ, товарищ. И скажу вам по секрету, даже не из ОБХСС. Я из Эфиопии, и всего лишь хочу обменять доллары на советские рубли. Посольство деньгами не обеспечило, поэтому вынужден продавать свои. Не смогу у вас поменять, пойду к Эрмитажу, там поищу валютчиков. А то даже билет до Москвы не на что купить.
— Ммм, мой долг советского гажданина велит мне помочь вам в беде. Как можно оставаться гавнодушным, когда вы даже не можете уехать в Москву? Это непогядок. Покажите деньги.
Я вытащил из кармана несколько крупных купюр и положил их на прилавок. Брови «негавнодушного» синхронно устремились к его макушке, и он быстро прикрыл валюту какой-то папкой, что лежала на прилавке. Шустро выскочив из-за прилавка, продавец метнулся к двери и замкнул её на замок. Вернувшись, взял одну бумажку, внимательно её осмотрел и спросил:
— Это всё?
— Нет.
— Кладите валюту на прилавок, только быстго, я вас умоляю.
Хмыкнув, я выгреб остальные купюры и, расправив их ладонью, выложил на прилавок.
— Таг, таг, таг, что тут у нас. О! У вас большая сумма, здесь почти пятьсот доллагов, могу пгедложить обменять их по кугсу один к двум.
Хрена се, аппетиты у этого еврея.
— Это грабёж, уважаемый товарищ. Торгуетесь прямо как капиталист или буржуй какой! Но вы ведь советский гражданин! Как же так?! Побойтесь Бога! Один к шести, и не меньше!