Раскол

– Я ищу своего друга, он тоже из Братства, у него рыжие волосы, – Вульфгар сразу понял по неоднозначному взгляду, судя по всему, местной мамаши, что ей нужно, – Ещё бы, – рыцарь покопошился в карманах, – Где он? – две золотых монеты звякнули в ладони мамаши и тут же испарились внутри грудного выреза.

– Твоего красавчика только что увела Кристина, будь я моложе…

Вульфгар не стал дослушивать и развернулся к выходу, решив немного прогуляться, пока Вецгель забавляется с девицей. Мягкая и одновременно твёрдая рука остановила рыцаря.

– Уже уходите, сир? Уверена, вам придётся по душе кто-то из наших девочек, – Вульфгар только сейчас заметил складки на пожёванной шее женщины. Морщины начали пробиваться сквозь румянец, щёки повисли возле свисающих седых прядок.

– Я предпочту прогулку по городу, – голос Вульфгара звучал неуверенно даже для него самого.

– На что там смотреть, – по ушам прошлось презрение, – А вот девочку, которую я вам предложу, в столице не встретишь, – где-то в глубине души, слова мамаши вызвали любопытство.

– И всё же я лучше пойду, – что-то толкнуло голову рыцаря изнутри, слегка мотнув его в сторону, – Хотя, знаете… что там за девицу вы хотите предложить? – кроме азарта в голосе Вульфгара ничего не осталось.

Мамаша повела Пиаммо наверх, не торопясь переставляя ноги, вызывающе двигая ягодицами под многослойной юбкой платья. По пути пришлось растолкать несколько навязчивых пьянчуг, один из которых умудрился пролить эль на нагрудник рыцаря, немного запачкав рясу на бёдрах стекающими каплями спиртного. Остановились перед последней дверью на втором этаже.

– Изабелла, дорогая, ты примешь нашего гостя из столицы? – выдавила сквозь закрытую дверь, после короткого стука по дереву, мамаша.

– Это который драконий рыцарь? – мягкий голосок просочился сквозь препятствие.

– Он самый, дорогуша, – мамаша замерла в любопытном молчании.

– Тогда пускай зайдёт, – вылетело после некоторой суеты внутри комнаты.

За порогом рыцаря встретили разбросанные по всей комнате красные оттенки и приятный запах, не такой как внизу или даже на втором этаже, этот напоминал о прекрасных цветах, тех, что украшают сады Ордена. Шею обняло тепло, граничащее с жаром. Здесь было куда душнее, чем снаружи. Больше всего в глаза бросалась полка, высотой почти с Вульфгара, уставленная книгами. Миниатюрная девушка даже не думала покидать роскошную кровать с балдахином. Всё в этой комнатке было аккуратно – от ровно расставленных книг на полке до гладко расстеленного белья на кровати, выдающего небольшие размеры Изабеллы. Белоснежные волосы растеклись по подушке молочной рекой, утопив ещё и частичку одеяла. Лицо заслонила, до боли знакомая, книга с изображением Дорраза на переплёте. Священное писание брата Алексия из Вребина узналось вместе с приближением к ложу.

– И как? Интересно читать Кальвитуру? – девушка не ответила, продолжая водить глазами по буквам.

Вульфгар сел на край кровати, тихо справляясь с застёжками доспехов. Изабелла отставила книгу в сторону, когда рыцарь затряс кольчугой. Острое лицо, омываемое былыми водами, сверкало карими глазами из-под густых облаков. Вульфгар молча застыл, держа в руках полы кольчуги. Эти глубокие глаза завораживали своей живостью…

– Алексий из Вребина умел писать о любви, – с удовлетворением, в мягком голосе, пролилось по ушам.

– Это книга не о любви, это священное писание Кальвитура, про духовность и её значение в жизни человека, – поспешил смутиться Вульфгар, нахмурив брови и убрав руки от кольчуги.

– Думаю, это зависит от того, что ты хочешь увидеть и почувствовать при прочтении этой книги, – девушка уселась, рассчитывая, видимо, на долгую беседу.

– Не тебе мне рассказывать о значении текста Кальвитуры, – голос рыцаря заметно почерствел, высушив всю любезность.

– Я не хотела задеть тебя, извини, – сожаление смешалось с теплотой и просочилось сквозь маленькие плосковатые губы девушки.

– Не важно, снимай одежду и займёмся делом, – Вульфгар резко стянул кольчугу и схватился за ботинки.

– Подожди, я хочу сперва поговорить с тобой, – миниатюрная рука легла на могучее предплечье Пиаммо, нежно коснувшись души сквозь рясу.

– И о чём же мне говорить со шлюхой? – голос мужчины успокоился, но глаза выдавали недовольство.

– А ты и не говори со шлюхой, говори со жрицей любви, – тёплый голосок успокаивающе зашагал кошачьими лапками.

– Это ты-то? Жрица любви, берущая деньги за то, что её трахают грязные пьяницы, – из зелёных глаз сочилось насмешливое презрение.

– Деньги – это просто способ к существованию – ты же берёшь плату за свою службу в Братстве, – Вульфгар уже кипел от ярости, – Да и где ты видишь здесь грязных пьяниц? Я всегда сама выбираю себе любовника, – если бы Пиаммо мог себе позволить, то ударил бы девушку, это было видно сжатым скулам.

– Да? И что же помешает сюда зайти кому-то, кроме твоего избранника? – процедил Вульфгар сквозь зубы.

– Мой отец. Он владелец этого заведения и к тому же бургомистр Густива, – в мягком голоске слышалась некоторая гордость.

– Твой… Он продаёт тебя… Охренеть, не знаю что и сказать.

– Папа никому не продаёт меня, я же сказала – я сама выбираю любовника, я – жрица любви, дарю любовь хорошим мужчинам… и иногда женщинам. Думала – ты из таких, но, видимо, ошиблась, – карие глаза налились сожалением, сильнее чем в прошлый раз.

– Чтож, оно и к лучшему, не стану отравлять это прекрасное доброе место, полное любви, своим присутствием, – Вульфгар взял в охапку снятые доспехи и мигом вышел за дверь, даже не надев снарежение обратно. Жрица любви! – фыркнул про себя напоследок, Пиаммо, прежде чем покинул бордель.

Весь этот бред с отцом, продающим свою дочь в собственном борделе, как блудную девицу, долго не давала покоя, вороша мысли в голове, и вызывая бурный ураган негодования, сминающий любые другие ростки идей. Более жидкое чавканье под ногами, чем обычно, заставило опустить голову вниз. Прежнее содержимое чьего-то желудка разлетелось по полам рясы, окрасив уже прижившуюся грязь в желтоватый оттенок, левый ботинок утонул в результате чрезмерного употребления алкоголя и уже начал промокать, леденя ступню. Вот ведь сука! – пробежалось в голове, нагнав тёмные, хоть и небольшие, тучи.

Голова резко потяжелела, в глазах на мгновение потемнело. Ноги подкосились, но не согнулись, не дав рыцарю упасть. Шрам, затерянный в буйном чёрном лесу, пульсировал и ныл, тянул вниз. До стоянки оставалось не так долго идти. Правая рука сама потянулась к карманам в поисках «красного сна». Препарат использовать не хотелось, но голова не давала покоя, трещала и давила на мозг. Зубы сдавились до скрипа, глаза зажмурились с такой силой, что, казалось, вот-вот провалятся внутрь. Нет! Надо перетерпеть это. Столько лет духовного учения, медитаций – ради чего? Боли нет. Это просто выдумка, щит организма, вынуждающий к действию, обороне. Нельзя, нет, нельзя поддаваться этой лжи. Вульфгар медленно сжал кулаки со всей силой, преодолевая пробивающуюся боль. Пальцы не слушались, но рыцарь чувствовал в них энергию. Через какое-то время пальцы с силой давили на ладони, сотрясая всю руку. Боль отступила, но осаду снимать не собиралась. Этого было достаточно.

Ветер ждал в стоянке ездовых. Его пышная белая грива сливалась с, такого же цвета, кожей. Глубокие жёлтые глаза гордого зверя всегда смотрели с пониманием и уважением. Вульфгар знал Ветра ещё котёнком, играл с ним в загоне, бегал по полям, плавал в реке, пока старшие не видят. Они росли вместе, переживая каждый день. Смерть родителей Ветра, почти что сразу принявших Вульфгара за своего, они делили вместе, так же и провожали братьев Пиаммо в последний путь к Небесной пристани. Это был не просто ездовой лев, Вульфгар не побоялся бы назвать другом этого старого зверя. Собратья Ветра обычно не доживают до двадцати шести, у друга шёл двадцать второй год жизни. Близился его конец, хоть лев и не показывал этого, удивляя своей свежестью и сохранившейся прыткостью. Завидев Вульфгара, Ветер срывался и, будто он всё ещё котёнок, ложился на спину возле ног рыцаря, мурлыкал и ластился, после облизывал лицо шершавым языком и обнимал огромными лапищами, валил на спину.

– Вульфи! – растаявший и слегка замедленный голос Вецгеля донёсся из-за спины, – Что, ты сходил к… ту… по делам своим вобщем? – рыжый Эррабий всегда быстро пьянел, так же, как и спал с девками, – Едем! – паладин мотнул бутылкой в руке, разбрызгав немного содержимого под ногами.

Лонгрок был уже не за горами. Даже высокие, прочные стены столицы, не могли скрыть от внешнего мира ночной красоты города. Зажжённые, на улицах и внутри зданий, фонари освещали тёмное полотно над головой, отражаясь оранжевым светом на, невидимых в ночи, облаках. За почти месяц без седла, Вульфгар успел отвыкнуть от верховой езды, дорога быстро поставила его на ноги в этом деле, напомнила, какого это. Стоит один раз прокатиться верхом на льве, уже никогда не забудешь этих ощущений. Находясь в седле, Вульфгар сливался с Ветром, становясь одним целым с этим могучим зверем. Воздух нагло бьёт в лицо, унося волосы и гриву назад, глаза в такие моменты начинают слезиться от поцелуя встречных ветров, заставляя ехать медленнее. Но как можно удержаться? Зверь почти не чувствует усталости, даже при длительных перемещениях, что уже даёт волю высвободить эту львиную силищу и погнать вперёд быстрее мыслей.

Ветер и Лохматик остались в загоне, за стенами города, под опекой братьев, что заботятся о животных, как о родных детях. Вульфгар попрощался с Вецгелем и отправился спать, но сперва искупался, смыв с себя дорожную пыль.

Детство. Доить коров дело непростое, но уже начинает получаться. Белые струйки изредка падают в ведро, разбивая поверхность и расплёскивая капли молока в разные стороны. Руки уже болят, а воздуха иногда бывает недостаточно. Ноги тоже не остались в стороне – затекли и тянут каждую мышцу к коленям. Спина тоже туда же – вот-вот уронит позвоночник на пол. Голова резко заболела и приказала перестать продолжать дойку. Встать с корточек оказалось куда сложнее, чем казалось. Падать на спину было больно, даже слишком. Зубы, кажется, потрескались и рассыпались в крошку. Затылок немо гудел, отдавая в виски. Откуда-то с улицы заиграл тяжёлый инструмент. Вульфгар сразу узнал его, хотя до этого никогда не слышал. Тяжёлые клавиши органа наполнили воздух своей, пробивающей душу, музыкой. Низкие ноты шли одна за другой, утяжеляя сердце. Вокруг развернулась тёмная горящая пустота. Голубой огонь подступал всё ближе, но тут же отрезался зелёным. Орган всё играл, задавая ритм пламени. Голубые пляшущие языки запрыгнули на левую ногу, зелёные же оказались на правой. Боли не было. Орган играет. Теперь Вульфгар весь в огне, он может встать. Ступни почувствовали холодный пол. Позвоночник хочет распрямиться. Неожиданный удар головой о невидимый потолок выкидывает рыцаря из сна, оставив лишь сильную стучащую боль в районе шрама на лбу.

Левая рука уже лежит на мягкой выпуклой полосе, пытаясь утешить боль, правая рыщет в, сложенной на полу, рясе, пытаясь отыскать «Красный сон». За одно мгновение колёсико оказывается под языком Вульфгара.

Казалось, этот коридор никогда не закончится. Он шёл и шёл по нему, кожа на ступнях стёрлась в труху, оголив мясо. Кровавые следы продолжали появляться за спиной. Голову кто-то поднял, и он увидел: вот оно – конец коридора, закрытые двери, целое множество. В какую войти? Решить было сложнее, чем преодолеть боль, идущую снизу. Из одной двери валил красный пар, другая окутана огнём, ещё одна изрыта ударами топора. Справа послышался выстрел, ноги заторопились, обжигаясь при каждом шаге. Выстрелы продолжались. Чем ближе становился шум стрельбы, тем тяжелее было идти. Заиграл орган. Эта тяжёлая музыка проходила сквозь саму душу, она звала. Ещё выстрел.

Открылась дверь, заставив покинуть мысли своим скрипом. На пороге стоял кто-то из старших. Воняло сыростью.

– Не спишь, Фаргильц? – узнался густой голос Вульфгара.

– Я медитировал, учитель Вульфгар, – быстро прошептал послушник, вставая с колен.

– Извини, что прервал тебя, ты как… после нападения на еретиков? Прости, что не навестил тебя сразу.

– Я в порядке, учитель, уже готов вернуться к занятиям, – в голосе Фаргильца слышался живой энтузиазм.

– Чтож, хорошо. Пошли за мной, – рыцарь энергично развернулся и ушёл, не дожидаясь послушника.

– Куда мы идём, учитель? – торопясь, выдавил Фаргильц, догоняя Вульфгара.

– Я же тебе говорил не называть меня так, я рыцарь, а не медиум, ясно? Разные вещи, – кинул Пиаммо.

– Простите уч… сир, – едва слышно пробурчал Паурелью, – так куда мы идём, сир Вульфгар?

– Помнишь наш спор о насилии? Я покажу тебе кое-что.

Окованные сталью ботинки раздались эхом по каменным ступенькам, быстро спускаясь вниз по лестнице. Затхлый запах пробил нос, слабый холодок прошёлся по позвоночнику, запустив мурашки по коже. Темнота подземелья слабо развеивалась редкими факелами, обводя очертания камер.

Вульфгар прошёл до середины и развернулся к решётке. Вонь в камере перебила запах подземелья. Факел вынырнул из подставки, царапнув железо. Оранжевый свет упал на железные прутья, намокшую солому на каменном полу, грязного оборванца, сжавшегося на скамье. В левой руке рыцаря появился ключ. Небольшое усилие стукнуло затвором замка, и дверь решётки открылась с протяжным скрипом.

– Нет, стой снаружи, – рука Вульфгара твёрдо упала на грудь юноши, остановив его на пороге камеры.

Грязное тело в оборванной одежде зашевелилось на скамье. Испуганные глаза забегали по рыцарю. Засохшие потресканные губы слабо дрожали.

– Готов поговорить о своих приятелях, дружище? – густой голос наполнился насмешкой.

Оборванец молча изучал рыцаря.

– Не хочешь? Ну ладно, давай тогда о тебе поговорим, – правая рука легла на плечо узника.

– Долбаные фанатики… – выдавил дрожащий голос.

Правая рука Вульфгара сжалась на одежде пленника и с силой кинула его на скамью, твёрдо усадив того на прогнившее дерево. Огромная фигура рыцаря повисла над еретиком, спрятав его в тени.

– А ты не фанатик? Готов умереть за своё дело, даже в этой холодной дыре.

– Я знаю, за кого умираю, а ты? Где будет твой обожаемый дракон, когда ты будешь истекать кровью? – дрожь в голосе пленника смешалась со злостью.

– Твоих дружков здесь тоже нет, – рыцарь увидел вспышку в глазах еретика.

Пленник резко вскочил со скамьи, заметил кулаком в ухо Вульфгара. Пиаммо молниеносно впечатал свои костяшки в грудь еретика, отбросив того к стене, выдавливая воздух из лёгких узника. Тяжёлый кашель разошёлся по всему подземелью.

– Не хочешь и о себе говорить? Это уже слишком нагло для гостя, – Противная насмешка опять заселилась в густой голос.

– Пошёл ты, урод! – сухой плевок глухо приземлился на голубую сталь у пола.

Короткий пинок в живот заставил пленника сжаться в клубок и захрипеть.

– Ты можешь верить во что угодно, но что произойдёт, когда тебе наступят на хвост? – Тяжёлый шёпот громом прокатился по ушам еретика.

Вульфгар не произнёс больше ни слова. Фаргильц наблюдал, как огромный кулак рыцаря раз за разом соединялся с телом пленника. Глухие удары чередовались смачными шлепками по мокрому, от крови, лицу. Казалось, с пленника содрали кожу. Каждый дюйм лица был залит багрянцем. Последний удар, кажется, расколол череп еретика.

Вульфгар медленно поднялся, выпрямляясь во весь рост. Тяжёлое дыхание немного согнуло рыцаря, руки налились кровью в свете факела. Ноги зашагали к выходу, раскачиваясь, как на корабле.

– И что я должен был усвоить за этот урок, учитель? – строгие глаза Фаргильца отдавали неприязнью.

– Посмотри на меня, парень. Что ты видишь? – задыхаясь, выдавил Вульфгар.

Фаргильц никогда раньше не видел своего наставника таким. Тяжёлое дыхание натянуло губы и придало звериный оскал. Свежая кровь разлетелась по костяшкам и забрызгала все руки, вплоть до запястий. На покрасневшей шее вздулись вены. Грудь ходила туда-сюда, глотая провонявший воздух. Зелён… красные глаза налились яростью. На прилипших ко лбу волосах блестел пот и кровь.

– Вы говорили…

– Забудь, что я говорил, – правая рука рыцаря обхватила светлые волосы Фаргильца на затылке, – Слушай меня теперь, – Вульфгар с трудом проглотил слюну из сухого горла, – Это, – твёрдый палец Пиаммо указал на кровавое месиво в камере, – путь, по которому нас ведёт Сильвёрст. Наслаждение чужой болью, прикрываемое необходимостью и долгом. Но это не твоя дорога, ты сам это доказывал. Ты был прав. Насилие должно быть для тебя страданием, а не наслаждением. Но не слабостью, понял? Ты – будущее нашего Братства. Не будь тебе шестнадцать, уже бы сам был рыцарем. Эти возрастные рамки тебе не нужны, ты это доказал. Они нужны только таким как Сильвёрст. А зачем? – Вульфгар резко тряхнул голову послушника, – Знаешь? – Красные глаза давили с азартом и строгостью.

– Я…

– Нет! Думай! – ещё тряска.

Голубые глаза с непониманием спустились в глубины сознания и медленно вернулись обратно с шокирующей злостью. Но злостью, находившейся под контролем твёрдости.

– Вот! Вот оно, молодец! Я тебе больше не нужен, следуй за Удтером, он выведет тебя на свет, – пальцы рыцаря затвердели на затылке Фаргильца, – Только аккуратно – всегда спрашивай себя, как делал это со мной.

– Учитель Вульфгар… что же будет с вами? – слабая дрожь проскочила сквозь твёрдый голос.

– Меня уже не спасти, я слишком долго жил этим. Многие видят во мне чудовище. Так оно и будет, – на лице рыцаря неожиданно нарисовалась улыбка. Настоящее отражение радости, – Знаешь, в Густиве есть одна девушка, Изабелла. Думаю, тебе она понравится.

Левая рука Вульфгара напоследок похлопала Фаргильца по плечу, и рыцарь скрылся в темноте подземелья, разнося эхо стали по заплесневелым камням.

Густив снова встречал Вульфгара, через неделю, как и говорил кузнец. Работа была готова. Жар от печи выходил недалеко за пределы кузницы, обдавая лицо приятной теплотой.

– Андрэ? – Вульфгар остановился у навеса кузницы, заглядывая внутрь.

– А, это вы, сир, – грубый голос обогнал приближающегося кузнеца, – ваш меч готов, сейчас принесу.

Андрэ вынес в руках широкий двуручный меч в ножнах. Прежняя форма клинка изменилась. Яблоко тоже стало чуть больше, но куполовидность не потеряло. Огромная лапища Вульфгара обхватила рукоять, у самой гарды, и вытянула массивный меч из деревянного плена. Клинок и правда стал куда шире и, даже прибавил в толщине, только длина немного пострадала. Там, где раньше было остриё, теперь находился ровный срез, придавая всему лезвию прямоугольную форму.

– Прекрасная работа, Андрэ, вы настоящий мастер своего дела, – Вульфгар убрал меч обратно в ножны и протянул кузнецу вторую часть платы – не менее увесистый, чем предыдущий, мешочек с деньгами.

Ноги сами занесли Вульфгара в бордель. Внутри ничего не поменялось. Даже приближающаяся мамаша.

– Что…

– Отведите меня к Изабелле, – перебил рыцарь женщину.

В её глазах нарисовалось непонимание, но всё же мамаша сопроводила Пиаммо к девушке. Стук в дверь.

– Изабелла, детка, тут к нам опять…

– Я знаю, кого ты привела, пускай войдёт, – тёплый голосок просочился сквозь дверь.

Вульфгар снова шагнул в эту красную нежную комнатушку, вдохнул аромат цветов, пропитавший воздух.

– Зачем пришёл? – почти равнодушно произнесла Изабелла.

– Я пришёл извиниться, за прошлый раз, – густой голос налился виной и сожалением.

– Вот как? – в карих глазах не оказалось яда, который Вульфгар ожидал увидеть, – Спасибо, я ценю это, – девушка впервые, на памяти рыцаря, встала с кровати, ступила на мягкий коврик босыми ногами, – Но что же произошло с нашим сиром драконьим рыцарем, почему ты вдруг решил уделить мне время?

Изабелла подошла почти вплотную, стало слишком тепло, но оно шло не от Вульфгара, а изнутри девушки. Приятный, более приятный, чем в комнате, запах, неведомый, но сразу понравившийся, Пиаммо, проник в мозг. На теле девушки легко висела тонкая полупрозрачная ночная рубашка, покрывающая руки до узких запястий, а ноги до колен. Больше на миниатюрном теле ничего надето не было. Молочные волосы упали водопадом на грудь, прикрывая наготу. Ниже, где ничего не скрывало женственность Изабеллы, рыцарь глаза не опустил. Ещё было о чём поговорить.

– Я подумал над твоими словами, не только над ними, правда, они стали… последней каплей, – Вульфгар проглотил собравшуюся подогретую во рту слюну, – Я перечитал Кальвитуру и… нашёл там то, что искал.

– Знаешь, я по-настоящему рада, что смогла помочь тебе в этом, хоть и в роли последней капли, – На остром личике показалась по-детски наивная, искренняя, улыбка, – Я рада, что смогла подарить тебе эту любовь, – Изабелла шагнула ещё ближе, растёкшись тёплым маслом по Вульфгару, нежно, как касание лепестка розы, обняв громадного рыцаря.

Мягкое объятие расслабило мышцы, и меч выпал из руки, со страшным, сотрясающим пол, грохотом упал вниз. Изабелла даже не дёрнулась, продолжая плавиться на нагруднике мужчины. Кожаная сторона латных перчаток прошлась по тонкой спине, лопаткам, остановилась у поясницы. В животе загорелся огонь и растопил лёд в груди. Грубые обветренные губы осторожно коснулись молочной реки и искупались в ней. Во рту собралась слюна, утяжелила дыхание и по телу пошло приятное беспокойство. Захотелось со всей силы прижать к себе это маленькое создание, вдавить её в себя, но не навредить. С рук слетели перчатки, ударив дерево стальным кулаком. Твёрдая, мозолистая, от рукоятки меча, левая рука аккуратно соединилась с белыми водами, и утонула в них. Растаявшее сердце забилось где-то в горле. Слюна набегала слишком быстро, не давая продохнуть сбившимися лёгкими. Миниатюрная голова поднялась, заглянув в зелёные глаза с осторожным, но твёрдым и, в то же время, нежным вызовом.