Сердце Зверя

– У меня дедушка умер, – вдруг сказала Леночка.

– Ох! Как? Вот бедняжка!

Инна прижала Леночку к себе. Они сидели на кушетке. Девочка тихо плакала, а Инна гладила ее по голове.

– А как ты узнала, что дедушка умер? Мама позвонила? – спросила Инна, проклиная таких родителей, которые по телефону сообщают ребенку неприятные новости.

Она сразу вспомнила, как на родительском собрании у дочери классная руководительница рассказала подобную историю. Девочке прямо на уроке пришло смс о том, что ее шестнадцатилетний брат повесился. Мама приказывала ей срочно бежать домой. Ребенок испытал такой шок, что упал в обморок, напугав и учителя, и детей. Пришлось ученицу из класса отправить в больницу и вызвать туда мать.

– Я по радио слышала?

– Как, по радио? – Инна оторопела и насторожилась. Кажется, эта Леночка будет большим сюрпризом.

– По радио сказали.

– Погоди! А кто у тебя дедушка? По радио объявляют только о смерти великих людей.

– Никто. Они с бабушкой в деревне жили. Вот дедушка и умер.

Инна ничего не понимала. Какое радио? Кто умер? Потом вдруг сообразила: в лагере давно никакого радио нет. Получается, Лена сочиняет! Или услышала от кого-то эту историю и принесла, как птичка в клювике, Инне.

– Лена, а когда твой дедушка умер? – наконец догадалась спросить она.

– А, – девочка засмеялась, – давно.

– Тогда, почему ты плакала? – у Инны отлегло от сердца.

– Просто так. Захотелось.

Вот это новость! А девочка – мастерица сочинять истории и держать взрослых в подвешенном состоянии. Инна провела по распущенным волосам Леночки и удивилась, что девочка целый день ходит незаплетенная.

– Хочешь, я тебя расчешу?

– У меня расчески нет, и резинки тоже.

– Я тебе свою дам. Нельзя ходить с распущенными волосами. Они запутаются, и придется их отрезать.

– Нет, мама говорит, что, когда стригут волосы, укорачивают себе жизнь.

«Господи! Какой ерундой забита у ребенка голова! Кто ей внушает такие мысли?» – думала Инна, пока заплетала светлые и густые волосы в тугую косу. В дверь медпункта постучали.

– Да, заходите!

Тут же показалась голова Сашки Кирпичникова. Инна невольно вспыхнула.

– Простите, Инна Анатольевна, опять она к вам убежала. Лена, после полдника ваш отряд собирался на спортплощадке в пионербол играть. Ты разве не слышала, как тебя вожатые звали?

– Слышала.

– Тогда, почему убежала, никого не предупредив?

– Мне захотелось. И я не убежала. Просто в кустах спряталась.

– Не ругайте ее, – вступилась за ребенка Инна. – Ей нужно время привыкнуть к новым условиям и людям.

– Да, я разве против! Вожатые перепугались. Она уже второй раз исчезает. Спасибо, Света, уборщица, заметила, как она сюда повернула. Лена, ты пойдешь со мной в отряд?

– Нет.

– Почему?

– Я здесь останусь.

Инна села на кушетку, а Лену поставила перед собой, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка, и взяла девочку за плечи.

– Леночка, посмотри на меня, – но взгляд ребенка все время ускользал и бродил по стенам. – Мы с тобой договорились, что ты будешь приходить ко мне три раза в день, правильно?

Лена кивнула.

– Скажи мне словами. Правильно?

– Да.

– Оставаться целый день ты здесь не можешь. Это медпункт, сюда будут приходить больные дети. Тебе это понятно?

– Да.

– Если ты не примешь наши условия, придется тебе уехать домой.

– Я не хочу домой, – Лена наконец посмотрела прямо в глаза Инне. – Там плохо.

Инна подняла голову и встретилась взглядом с Сашкой. Час от часу нелегче. Кажется, с этим ребенком им придется несладко.

– Саша, ты отведешь девочку в отряд?

– Конечно, не волнуйтесь.

Красавец спортсмен взял Лену за руку и уже спустился с крыльца, как вдруг повернулся и лучезарно улыбнулся, показав идеальные зубы.

– У вас в медпункте потрясающе пахнет пирожками. С капустой, наверное?

– Ага. Хотите?

– Лена, ты хочешь пирожок?

– Да.

– Иди мой руки.

Инна угостила Сашку и Леночку пирожками, не удержалась и съела сама один. Клавдия Ивановна точно «петушиное слово» знает! Такой выпечки, как у нее, Инна еще нигде не пробовала. Она закрыла медпункт и пошла к себе. Неужели у нее появилась минутка, чтобы разложить свои вещи?

Не появилась.

Дверь затряслась от бешеного стука. Инна выскочила в коридор и увидела зареванную вожатую и троих мальчишек в ужасном состоянии, среди которых стоял и Мишка. Сердце ушло в пятки…

Глава 5. Конец марта

Зверь быстро оделся в сенях, постоянно прислушиваясь, потом взлетел на железнодорожное полотно, перешел его и скрылся в лесу на противоположной стороне. Шел и думал о словах Маши. «Надо же! Володей назвала!» Зверь даже не помнил, когда последний раз слышал свое полное имя. Вовка, Вован, Вовчик. Но Володя – никогда. Он улыбнулся. На душе стало светлее, и мир вокруг уже не казался таким мерзким и враждебным.

Да и идти сейчас было намного легче. Гражданская одежда придала Вовке уверенность. Можно было даже голосовать на трассе, вряд ли кто в парне с белым воротничком на шее заподозрит преступника. Но и лишнее внимание привлекать не хотелось: береженого бог бережет.

Валенки проваливались в снегу, сытый желудок больше не урчал, правда, рука опять начинала побаливать и по-прежнему не работала, но это уже мелочи жизни. Зверь еще не посмотрел, что сунула ему в пакет сердобольная Маша, но в кармане обнаружил тысячу рублей. Теперь он мог даже купить себе лекарство.

Пробежав вдоль трассы несколько километров, он присел на поваленное дерево отдохнуть и задумался. Куда податься? Что делать дальше? Слова, а глубоко запали в душу. Может, и вправду покаяться и сдаться? Выдержать все, что выпало на его долю до конца? Но если он отсидит в колонии оставшиеся годы, на человека точно перестанет быть похожим. Нет. Сдаваться еще рано. Или время не пришло, или не готов он пока, но Зверь решил немного переждать.

Болтаться по улицам города и каждую минуту подвергать себя опасности он не желал. Надо было где-то пересидеть до лета, пока о нем не забудут, а потом податься в теплые края.

Так и шел он, куда глаза глядят, пока не наткнулся на пригородный дачный поселок. Посидел немного в лесу на окраине, присмотрелся: покой, тишина, только дятел стучит, да вороны каркают. Лезть в закрытые домики не рискнул: вдруг хозяева приедут ненароком, или сторож, обходя территорию, заметит следы постороннего.

Подождал, пока немного стемнеет. В пакете обнаружил пачку молока, каравай хлеба, масло, вареные яйца и соль, пару бинтов, мазь «Левомиколь» и обезболивающие таблетки. Маша даже пластмассовый нож сунула. Вовка улыбнулся: обычный, видимо, пожалела или испугалась, что на человека нападет. Куда ему сейчас с такой-то рукой! Он только, как заяц, убегать может. Но все равно теплом наполнилась душа. Мир не без добрых людей.

Он перекусил, разделив еду на несколько частей: неизвестно еще когда найти пищу удастся, и вышел на окраину дачного поселка, где строилась новая улица. Наверняка сюда сторож редко заглядывает. Нашел уже почти готовый сруб, благо таких здесь много водилось.

Выбрал самый надежный дом. Он имел стены и крышу, прозрачная пленка, которую дачники используют для парников и теплиц, закрывала окна и дверь. А чтобы полиэтилен не улетел, хозяин приколотил его к рамам рейками. Одним движением Зверь оторвал тоненькую дощечку и уже через секунду осматривал пустое помещение. Из верстака, который нашел во дворе, соорудил себе стол. Вместо стула использовал чурку. С трудом прикатил ее из дровяного сарайчика одной рукой. В домике нашел и грязную одежду. «Не до жиру, быть бы живу», – подумал он, будет во что переодеться. С одеянием клирика решил пока не расставаться: не знаешь, что ждет впереди.

Жилье его вполне устраивало: недалеко от города, и люди не донимают, слишком еще рано. Сухо, относительно надежно, правда, холодно. Первые дни думал, что отдаст концы от холода. Казалось, что промерзла каждая клеточка тела, а потом рискнул сделать вылазку в ближайшую деревню. С пьяного мужичка снял тулуп и валенки и прихватил кошелку с продуктами (из магазина бедолага ковылял), а чтобы тот не замерз, дотащил его за шиворот до первого дома и позвонил в калитку. Не хотел еще один грех на душу брать.

Первый раз сделал перевязку руки на второй день. Долго с мыслями собирался, прикидывал, как согреть воду, так как электричество было отключено, а печку в домике хозяин еще не сложил. Посуда была, и спички он нашел, а вот разводить костер во дворе опасался. Тогда он наложил сухих дров в китайскую сумку, висевшую на крючке, взял спички, лекарства, закоптелый чайник и пошел в лес.

Добрался до трассы. Немного постоял, выждал момент, когда никого на дороге не было, и перебежал на другую сторону, где видел пляжные грибки на берегу Онежского озера. Там же, у самого леса, стояла беседка для рыбаков. Наверняка есть и место для костра. Человек, сидящий на берегу озера, вряд ли вызовет подозрение. Рыбак решил огоньком согреться – нормальная ситуация.

Чутье Зверя не подвело: кострище он нашел сразу. Оно даже снегом не было припорошено, видимо здесь часто рыбаки останавливаются. И рогатина для чайника нашлась. Вовка набрал в посудину снега, растопил его. Срезал бинты (нож, нормальный, столовый, нашел в домике), и, в полуобморочном состоянии от страха, сделал себе перевязку. К его удивлению, рана не воспалилась. Дырки от волчьих клыков закрылись. Он наложил сверху «Левомиколь» и забинтовал. Попытался шевельнуть пальцами – ничего не получилось. Расстроился сначала, но потом решил, что так тому и быть. Это божье наказание за его грехи.

В домик вернулся никем не замеченный, да еще и чайник с кипятком принес: так соскучился по горячей воде, что навел себе большую кружку чая (коробочку с пакетиками тоже оставили хозяева), а остальной водой вымыл грязное тело.

Вот так и существовал уже месяц, изредка совершая набеги в соседние деревни или на окраину города. Как правило, выбирал пьяненьких мужичков, которые никому не пожалуются. Добыча бывала разной. Иногда получалось украсть немного денег, и тогда он устраивал себе праздник: покупал водку, скромную закуску и пировал в своем зимовье. Бывало, веселой компании у распивочной на окраине, куда он иногда заглядывал, не хватало третьего собутыльника, и его приглашали на дармовщину, не спрашивая имени и адреса.

А один раз он напугал молоденьких девушек, весело возвращавшихся, видимо, с занятий. Они испугались, бросились от него врассыпную и подняли такой визг, что он сам бежал от них, петляя по закоулкам и дворам, как заяц.

К церкви больше не совался. Один раз прогулялся, правда, издалека полюбовался на выбежавшую на крыльцо Машу, и спрятался, как только заметил, что девушка внимательно осматривает железнодорожную насыпь. Сердце разрывалось от тоски по нормальной жизни, но и вернуться в колонию он был не готов. Успокаивал себя тем, что есть зеки, которые всю жизнь находятся в бегах и нисколько не страдают от этого.

***

Недалеко от дачного поселка находилась территория детского летнего лагеря, окруженная высоким забором из сетки рабицы. Прячась за кустами, Вовка исследовал его и обнаружил в одном месте дыру, в которую мог пролезть и взрослый человек.

Пару раз он пытался проникнуть к корпусам в надежде чем-нибудь поживиться полезным, но его остановил злющий волкодав. Немецкая овчарка, специально натасканная на ловлю воров и бандитов, не лаяла и не бросалась, но от нее исходила такая опасность, которую Зверь чувствовал кожей. Они смотрели друг на друга сквозь сетку и скалили зубы, но никто первый не решался напасть. Вовка чувствовал, что сила не на его стороне, и не хотел пережить еще одно сражение со злым животным. Рука хоть потихоньку и заживала, но хищный зверюга повредил ему что-то, поэтому три пальца, начиная от мизинца, почти не двигались.

Зверь тихо скрылся в лесу, так и не рискнув перелезть через забор.

С этих пор его частым развлечением стало следить за лагерным сторожем и его гостями. Охранник, кажется, пустил корни на территории лагеря и считал эти владения своими. Он построил добротный дом на берегу неглубокого ручья, баньку, теплицы, сделал беседку для гостей. Старик был заядлым рыбаком и охотником, и по выходным дням в лагере собиралась компания друзей и просто нужных людей. После удачной вылазки в лес или на Онежское озеро, расположенное в ста метрах через шоссе, во дворе устраивался настоящий праздник.

Зверь стоял на другом берегу ручья, наблюдая за веселившимися гостями. В животе урчало от голода, а в душе ворочалась злость на себя, на мир вокруг, на свою убогую судьбу.

В колонии, где он жил последний год, сидел старый кореец. Как он сюда попал, одному богу известно. Он сначала и по-русски говорил с трудом, а потом приспособился, научился угождать местной блатной власти и неплохо существовал. Этот узкоглазый мужичок рассказывал, что у него на родине есть такая пословица:

– Если ты удачливый человек, значит, в прошлой жизни страну спас, а если на твою голову все несчастья мира разом сыплются, то ты когда-то предал свой народ.

Зверя удивили эти слова, и он всякий раз вспоминал их, оказываясь в переплете. Вот бы узнать, кем он был в прошлой жизни, и придушить гаденыша сразу при рождении!

Он смотрел на веселившуюся компанию и прикидывал, как ему пробраться к беседке и добыть еду и выпивку. Единственное, чему он научился за годы скитаний, это безграничному терпению. Когда оно подходило к концу, Зверь убегал в лес и крушил все вокруг: ломал ветки деревьев, сбивал снег с кустов. Возвращался в дачный домик мокрый, замерзший, но немного успокоившийся.

Один раз ему удалось все же поживиться на подворье у лагерного сторожа. О уже час наблюдал за весельем, с ума сводили запахи шашлыков, в желудке разгорелась настоящая революция, но он терпеливо ждал и не двигался с места. И вдруг между рыбаками, крепко принявшими на грудь, завязалась драка. Мужики махали руками, хозяйка с охами и ахами бегала вокруг них, пытаясь разнять, собака, привязанная цепью к металлическому забору, громко лаяла.

Зверь в два прыжка преодолел ручей, еще покрытый тонким льдом, перемахнул через забор и кинулся к беседке. Схватил сумку, брошенную кем-то на скамейке, и сгреб в нее все, что лежало на столе. Таким же путем вернулся в лес. На всю операцию потратил несколько минут и туеву кучу нервов: отвык промышлять грабежами.

Он бежал по лесу, а сердце колотилось о ребра, адреналин бушевал в крови и стучал в висках. В результате чуть не потерял бдительность: выскочил из леса прямо на дачного сторожа. Растерялся, поздоровался с ним кивком и потрусил по дороге, боясь оглянуться. Но все обошлось. Либо старик был лентяем первостатейным, либо не знал всех хозяев дачи, но сторож не окликнул Зверя, а сам он в друзья не набивался.

Заняться было нечем, и Зверь читал. В школе он не любил учиться. Раздражали преподаватели, которые лезли к нему с нравоучениями, наивные одноклассники, привыкшие к теплым и чистым постелям и вкусной еде. А тут он случайно обнаружил во дворе одной из дач шкаф, полный книг, хозяева, видимо, выбросили за ненадобностью, набрал их, сколько смог унести за один раз, и читал. Запоем. Оторваться не мог. Особенно его покорили книги Тура Хейердала «Путешествие на «Кон-Тики» и «Ра». Они вернули его к детской мечте.

В том же шкафу он откопал географический атлас и, когда отрывался от чтения, выстраивал будущий маршрут своего кругосветного путешествия. Умом понимал, что его сокровенное желание никогда не сбудется, но надежда грела душу и помогала пройти через очередное испытание.

***

У Зверя все было не как у обычных людей. Отца он никогда не видел и даже не знал, хорошим тот был человеком или плохим. Мать, менявшая мужчин, как перчатки, даже легенду о погибшем летчике или моряке не придумала: лень было. Сына, которого в детстве звали Вовкой, она любила, но какой-то бедовой любовью. Целовала, колотила, плакала и снова целовала и колотила. Каждый раз, приводя в дом очередного мужика, давала мальчишке деньги и просила купить себе сладостей и вернуться через час или два.

Чем мать занималась, когда он уходил, Вовка догадался рано. Кто-то из старших ребят во дворе сунул ему в руки порнографический журнал и рассказал в деталях, что делает с матерью ее кавалер. Зверь тогда в первый раз подрался, пришел домой с разбитым носом, а полупьяная, растрепанная, в распахнутом халате мать прижимала сына к груди и плакала, проклиная свою и его несчастную судьбу. Вовка вдыхал сладкий аромат женского тела, только что получившего сексуальное наслаждение, и был на седьмом небе от счастья.

– Лучше бы Клавка отдала мальчонку в приют, – услышал как-то Вовка от бабы Даши, жившей на этаж выше.

– Да, загубит она сына, – соглашалась с ней другая соседка.

– Сами в приют идите! – набросился он на старух с кулаками.

– Настоящим зверенышем растешь, – покачала головой баба Даша и неожиданно погладила его по голове, а потом сунула в карман горсть конфет.

Вовка расплакался, бросил карамельки в лужу и убежал, а потом долго сидел в кустах, боясь показаться на глаза. Когда пришел домой, обнаружил в кармане застрявшую в складке конфету и положил ее под подушку. Так и хранил, как память.

Зверь хмыкнул, вспомнив затертый фантик с нарисованной бригантиной. Каждый вечер он доставал конфетку, разглядывал картинку и мечтал, как отправится в дальнее плавание в заморские моря. Эта несбывшаяся мечта до сих пор жила в его сердце, только вот карамелька пропала, а судьба распорядилась по-иному.

С приходом теплых дней жизнь стала казаться вполне терпимой. На участок, где он пережил холодные дни, хозяева не торопились приезжать. Он, конечно, нервничал и вскакивал при каждом стуке или голосе, так как вокруг стали появляться люди, но его выручал близкий лес и безлюдье новой, еще не отстроенной улицы. Через заднюю калитку он убегал в чащу и выжидал, сидя в кустах.

Постепенно бояться стал меньше. Либо привык к этому чувству, либо освоился, кто его знает. Как только сошел снег, он в сарайке нашел лопату, грабли и потихоньку, одной рукой, начал приводить в порядок участок. Почему-то сердцем чуял, что должен сказать спасибо этому домику за приют и гостеприимство. Он так и не решил, что делать дальше, но в любой момент был готов сняться с насиженного места и отправиться, куда глаза глядят.

А в начале июня на другой берег ручья заехал летний оздоровительный лагерь.