Мир Деревьев

Однако мудрый Крут не позволил уважаемым дамам превратить важное мероприятие в бабские посиделки и своим хорошо поставленным голосом громко объявил:

– В общем всем все понятно! Завтра по утряне выходим! Всем заранее собрать манатки, чтобы потом не охали, мол, то забыли или это!

– А куда пойдем-то? – взволнованно спросила одна из присутствующих женщин.

Крут на минуту задумался, почесывая старый шрам на левой щеке, полученный им во время охоты на матерого медведя. Затем его лицо прояснилось, он кивнул головой в сторону старой Варги, и с ухмылкой сказал:

– Вот она нас и поведет. Может быть, и выведет к своему волшебному лесу.

По большому счету Крут понимал, что в данной ситуации нереально выбрать какое-либо направление, поскольку он не имел ни малейшего представления о том, что творится далее трех-четырех дневных переходов от становища. Поэтому старуха со своими видениями подвернулась как нельзя, кстати, хоть и не верил вождь в эти видения, но быстро смекнул, что, в крайнем случае, будет на кого свалить всю вину. К тому же, людям, покидающим навсегда родные места, до зарезу необходима вера в светлое будущее и не в абстрактное светлое будущее, сокрытое туманом словоблудия, а конкретно каждый должен быть абсолютно уверен в том, что в самом конце долгого и трудного пути его ожидает спокойная и вполне обеспеченная жизнь. Именно такую надежду давали слова старой Варги…

Все та же непрекращающаяся морось, то ли сыплющаяся из мрачных серых облаков, то ли вопреки законам тяготения поднимающаяся с земли, то ли перманентно висящая в воздухе. Даже одежда из звериных шкур слабая защита от всепроникающей сырости. Ноги людей, обутые в опорки, пошитые также из шкур искусными умелицами племени, скользят по раскисшей от сырости земле, вязнут в грязи, норовя соскочить с ноги, чтобы навсегда затеряться в земных хлябях.

Георг во главе своего охотничьего отряда движется в арьергарде основной массы людей. Охранять тылы племени было почетной и вместе с тем наиболее опасной миссией, ибо, следуя своему звериному инстинкту, свирепые хищники норовили пристроиться в хвост колонне. Какое-то время волки и саблезубы – огромные кошки с неимоверно гипертрофированными верхними клыками терпеливо преследовали людей, ожидая что вот-вот какая-нибудь окончательно ослабевшая или больная особь отобьется от основной группы. Но люди вовсе не тупоголовые травоядные – они слабых и больных бросают только в том случае, если те уже не дышат, даже тогда умерших либо сжигают, либо заваливают землей и камнями. Поэтому доведенные до отчаяния хищники в конце концов преодолевают генетический ужас перед двуногим существом, вооруженным длинной палкой и как по команде дружно бросаются на людей. Вот тогда охотникам Георга приходится показывать всю свою смекалку и удаль, делом доказывая, что старый Крут не зря оказал им великую честь охранять тылы движущейся колонны переселенцев. Впрочем, голодные волки и ловкие кошки были не самой страшной опасностью, подстерегавшей племя Пещер.

Несколько раз им приходилось вступать в бой с созданиями, доселе невиданными и крайне опасными. Не далее как вчера в небе над колонной появилась стая существ внешне похожих на морских скатов длиной не менее десяти шагов, а размахом крыльев и того больше. Хорошо, что безмозглые твари поторопились ударить по сплоченным рядам охотников, а не по женщинам, детям и старикам. Острый шип на конце змееподобного хвоста «ската» с легкостью мог бы насквозь пробить грудь человека, но плетеные из ивовых веток щиты служили надежной защитой, а острые копья и стрелы быстро нащупали уязвимые места этих созданий – газовые мешки. Потеряв треть стаи, твари не успокоились и после недолгого перерыва вновь появились в воздухе, намереваясь обрушиться на беззащитный центр. Молодец Варга хоть и старуха, но башка у нее варит получше, чем у всех вместе взятых молодух присоветовала стрелять в летучих гадов горящими стрелами. Вот потеха пошла, когда обмотанная тлеющим мхом стрела попадала в газовый пузырь – полыхало так, что глазу было больно смотреть, а грохот стоял, будто во время камнепада. В результате от гадины оставались лишь вонючие ошметки. Неприятно, конечно, когда на тебя с неба падает дурно пахнущее содержимое кишечника разорванной твари, но это лучше, чем самому оказаться внутри пищеварительного тракта летучей бестии.

Много чего приключилось за полгода скитаний по бескрайним просторам дикого труднопроходимого леса. Поначалу продвигались медленно не более десятка километров в день – необходимость ухода за больными и слабыми сильно задерживала передвижение племени. Постепенно больные и слабые умирали, выжившие привыкали к тяготам походной жизни. Теперь, остановившись на ночевку люди не падали в полном изнеможении рядом с кое-как разожженными кострами. Каждый сноровисто впрягался в работу и вскоре на территории лагеря появлялись сложенные из веток шалаши. Люди находили время для различных игрищ и забав, а также для любви.

Путь племени пролегал по гористой местности. Пару раз оно оказывалось в удобных горных долинах, вполне свободных для заселения и весьма богатых всяким зверьем. Однако до сих пор такого места, чтобы каждый дружно ахнул от восторга и восхищения, племя Пещер не встретило. К тому же люди основательно прониклись верой в обещания Варги вывести их в поистине райское место, поэтому размениваться на всякую мелочевку никто не пожелал. И в этом нет ничего удивительного, поскольку в древнейшей истории Земли существует множество прецедентов, когда тот или иной народ снимался с насиженного места и с легкостью менял оседлый образ жизни на кочевой. Достаточно вспомнить евреев, бродивших по пустыне Синайской аж сорок лет, а также готов, гуннов, татаро-монгольских завоевателей. Свое светлое будущее люди решили обустроить так, чтобы потом не довелось кусать локти и сожалеть об упущенных возможностях, иными словами – идти до конца. Поэтому каждое утро после завтрака люди без всяких дополнительных понуканий поднимались на ноги, собирали свои нехитрые пожитки и с готовностью следовали за согбенной старушенцией.

Если кто-то считает, что Варга шла налегке и только тем и занималась, что указывала дорогу, тот глубоко ошибается. Древняя ведунья и ее юная помощница – двенадцатилетняя Зуль тащили каждая по здоровенному заплечному мешку. В этих мешках были книги, точнее жалкие крохи от той огромной библиотеки, что пришлось оставить в покинутых пещерах. Теперь даже сама Варга не могла объяснить, каким образом книги попали в пещеру. Очевидно, об этом позаботился кто-то из ее предков, однако по прошествии нескольких сотен лет уже никто не помнил имени этого дальновидного человека. С тяжелым сердцем старая женщина расставалась со своим сокровищем. Из всего книжного многообразия она взяла самое необходимое: медицинские справочники, десяток томов технической литературы, несколько географических атласов и пару сборников сказок разных народов – всего не более сорока наименований. Эту ношу, а также разные лекарственные корешки и травы она поровну поделила со своей ученицей и теперь наравне с более юными соплеменниками стойко переносила все тяготы и невзгоды походной жизни. Люди сочувственно смотрели на то, как еще больше прогибается под тяжестью книг спина Варги, но хоть как-то облегчить страдания пожилой женщины никто не предложил – у каждого в походе была своя ноша, и каждый считал именно ее самой ценной. Тем более за столетия первобытной жизни люди в основной своей массе вовсе не стремились к знаниям и особой ценности в испещренных непонятными значками белых листочках, изготовленных древними умельцами из прессованной целлюлозы, не видели.

Как гласит народная мудрость: «Рано или поздно всему приходит конец». Однажды утром, спустя почти полтора года со времени начала похода, старая Варга вдруг объявила во всеуслышание, что через пару дней они прибудут на место. Будто бы сегодня ночью она как никогда явственно почувствовала обращенный к ней посыл неведомых благодетелей. Невозможно описать словами радость ее соплеменников. Наверное, именно так ликовали древние евреи после того, как мудрый Моисей сообщил о том, что подошел к концу срок их сорокалетних мытарств, или непобедимые воины Атиллы, добравшиеся, наконец, до благодатных равнин солнечной Италии. Может быть, так выражали свои чувства вышедшие к стенам Пекина всадники Чингисхана, оставив за спиной безводные пески пустыни Гоби.

И действительно, как утверждала старая Варга, через двое суток утомленные долгим походом люди оказались в каком-то весьма странном месте. Это был лес, но не обычный лес – нагромождение уродливо перекрученных стволов и ветвей, норовящее уколоть слабого человека ядовитым шипом, поймать его в сети, сплетенные гигантским пауком, или растерзать зубами и когтями какого-нибудь голодного хищника. Это был Лес с большой буквы – волшебный лес из добрых сказок ведуньи, которые Варга читала на ночь у костра всем детям племени. Почему-то именно эта мысль посетила вдруг голову Георга Рваная Ноздря, и он вспомнил, как давным-давно еще ребенком с нетерпением ожидал наступления темноты, чтобы наконец-то узнать, чем закончилась та или иная сказочная история. Георг сразу узнал добрых древесных гигантов из своих детских грез, дающих приют в тени своей кроны всякому страждущему и защищающих людей от злого колдовства черных магов. Казалось, еще мгновение и вон из-под той зеленой арки выйдет стройная фигура эльфа, или между узловатых корней покажется лепрекон и заверещит звонко: «Поймай меня! Поймай!», а может быть, вон на той ветке сидит шаловливая дриада и поджидает одинокого путника, чтобы сыграть с ним какую-нибудь злую шутку.

Подобные ассоциации возникли в головах каждого члена племени от мала до велика. Мягко говоря, все были ошарашены безмерно. Здесь было все как в волшебной сказке: высоченные деревья с раскидистой кроной, мягкая, будто подстриженная чьей-то заботливой рукой, трава. Неожиданно из-за ствола одного из деревьев показался странный зверь. Он был похож на легендарное животное, которое их предки называли лошадь. Однако от виденных на картинках лошадей этих травоядных отличало наличие острого витого рога, растущего прямо из середины лба.

– Единорог! – громко воскликнула Варга. – Хорошая примета повстречать в лесу единорога.

Испугавшись скрипучего голоса старухи, животное в мгновение ока исчезло из виду, будто растворилось в воздухе. Примолкшие, было, люди дружно загалдели, обсуждая появление диковинного зверя. Однако все отпущенные на этот день сюрпризы появлением единорога не ограничились. В головах изумленных и подавленных путников вдруг зазвучал приятный бархатистый голос неведомого существа:

– Мы рады приветствовать двуногих братьев – людей. Из всех окрестных племен на наш зов отозвалось только ваше. Проходите, располагайтесь, только не разжигайте костров и не вырубайте деревья. Еда и кров будут вам предоставлены по первому вашему требованию. – Люди удивленно и обеспокоено начали вертеть головами из стороны в сторону в поисках источника странного голоса. – Не волнуйтесь и ничему не удивляйтесь. Мы племя мыслящих деревьев. Очень рады встрече с разумными существами иного вида. Надеемся, что нам удастся договориться насчет взаимовыгодного сотрудничества…

Деревья еще долго объясняли, по какой причине и для какой такой надобности они позвали людей, но Георг по прозвищу Рваная Ноздря особенно не вникал в эти объяснения. Он уже успел уяснить для себя тот факт, что наконец-то долгий и трудный поход подошел к концу, что ему, его жене и детям больше не угрожает никакая опасность, поэтому теперь можно основательно передохнуть.

Неожиданно надоедливый дождь закончился, подул теплый ветерок, и прямо на глазах у изумленных людей плотная слоистая облачность начала рассеиваться. Вскоре пелена облаков истончилась до такой степени, что сквозь нее появилась возможность видеть дневное светило. Сначала это был бледный круг, на который можно было смотреть без каких-либо опасений лишиться зрения, но по мере рассеивания облаков круг наливался светом, как бы увеличиваясь в размерах и теряя четкость очертания границ. К тому моменту, когда небо полностью очистилось от ненавистных туч, просто так смотреть на солнце было уже невозможно, и небо стало синее-пресинее, каким его до сих пор ни один из людей племени Пещер не видел.

«Ну и ну! – подумал обалдевший Георг. – Вот оно, какое, оказывается, солнышко – теплое ласковое и вовсе не похожее на ту желтую соплю из моих снов. И небо невероятное – неправдоподобно-синее, бесконечно-глубокое. Кажется, подпрыгнешь, оторвешься от земли и воспаришь подобно птице, и будешь падать вверх до тех пор, пока не сгинешь без следа как утопленник в бездонном озере…»

* * *

На следующее утро Феллад проснулся затемно. Спать не хотелось, вставать было еще рановато, поскольку его визит к уважаемому Харту должен был состояться только в десять, а других срочных дел у него не намечалось. По этой причине Феллад решил немного поваляться в кроватке, на свежую голову обмозговать и хоть как-то систематизировать события прошедшего дня.

Сначала он лежал и попросту тупо пялился в потолок. Затем мысленно приказал Трифону освободить себя от гигиенической псевдоплоти. Мгновение, и обволакивающая тело юноши по самую шею губчатая субстанция бледно-розоватого цвета начала оседать подобно пивной пене и вскоре полностью впиталась в основание ложа, обнажив молодое мускулистое тело. Феллад привык к тому, что с самого раннего младенчества во время сна в пределах жилого кокона, его тело погружается в розоватую субстанцию, и особенно не забивал голову для чего это нужно. Конечно же, он знал, что гигиеническая псевдоплоть, помимо того, что служит обыкновенным одеялом, весьма многофункциональна по своему назначению. Она очищает поверхность тела человека от любых видов загрязнений, включая отмершие частички кожного эпителия. Через поры кожи псевдоплоть внедряется внутрь человека и производит полное очищение всего организма от любых патогенных факторов, будь то вредоносные микробы, ядовитые вещества или радионуклиды. Кроме того, она оказывает благотворное воздействие на работу всех внутренних органов, при необходимости ускоряет во много раз процессы регенерации. Короче говоря, для людей псевдоплоть стала той панацеей, поискам которой посвящали свои жизни древние алхимики и за которую самые богатые люди прошлого готовы были отвалить все сокровища мира. Благодаря исключительно псевдоплоти, люди не выродились в генетических мутантов, поскольку после ужасной катастрофы Земля более всего была похожа на радиоактивную свалку. В процессе взаимного сотрудничества Деревьям и людям удалось очистить большую часть поверхности суши от различного рода загрязнений, и лишь только в аномальных зонах, которые еще предстоит отвоевать и освоить, наблюдается противоестественно высокие концентрации токсичных веществ.

И все-таки голова Феллада в данный момент была занята вовсе не анализом достоинств псевдоплоти. Мысли юноши устремились к вчерашнему разговору с матерью. Весть о пропаже отца и его вероятной гибели не давала ему покоя. Несмотря на то, что еще вчера до визита Виолы он считал Рыжего Дрока абсолютно чужим, теперь почему-то при одной мысли о том, что этот человек сгинул в дебрях Дикого Леса и, вполне возможно, Феллад его больше никогда не увидит, грудь сдавливало непереносимой тяжестью, будто на нее положили тяжеленную каменную плиту. Юноша был расстроен до такой степени, что ему пришлось резко тряхнуть головой и мысленно скомандовать самому себе:

«Кончай киснуть, Фелл! Мама, как всегда подняла волну раньше времени и, вполне возможно, папа сейчас отсиживается в какой-нибудь пещере или, затаившись в зарослях, дожидается удобного момента, чтобы задать стрекача в направлении базового лагеря».

Усилием воли он постарался выбросить из головы дурные мысли о пропавшем отце и переключился на более приятные вещи. Сегодня старый Харт должен огласить список кандидатов в школу пластунов. Вообще-то по результатам экзаменов Феллад мог претендовать на любую специальность. К примеру, стать экологом, конструктором, мыслителем, контактёром или лозоходцем. Короче говоря, выбрать одну из сотен возможных профессий и не просто выбрать, а в самые кратчайшие сроки постичь все ее тонкости и заслужить почетное звание мастера. Но юноше очень хотелось стать именно пластуном, поскольку каждый пластун обязан в той или иной степени быть и экологом, и конструктором, и контактёром, и лозоходцем. Иными словами – мастером на все руки.

Наслушавшись рассказов своего обожаемого деда – Бахара, по прозвищу Ловкач, Феллад с самых юных лет вбил в свою упрямую головенку, что непременно станет пластуном и только пластуном. Конечно же, ничего предосудительного против уважаемой профессии эколога или лозоходца он не имел. Каждый делал общее дело. Каждый приближал тот счастливый миг, когда на всей огромной Земле не останется ни одного, даже самого микроскопического клочка занятого аномальными зонами. С того момента, когда племя людей встретилось с разумными деревьями, их совместные действия были в основном направлены на то, чтобы очистить планету от ужасных последствий глобальной катастрофы. За восемь тысячелетий людям и Деревьям удалось освободить большую часть суши, но останавливаться на достигнутом было все еще рано, поскольку «бурлящие котлы» зон отторжения являлись постоянными источниками опасности для населения пограничных областей. Дело в том, что почва и воды аномальных районов были прямо-таки пропитаны вредоносной эманацией, которую Мудрый Квакх называл странным словом «радиация», так вот, под воздействием этой самой радиации процессы мутагенеза растений и животных протекали в сотни, а может быть и в тысячи раз быстрее, чем в обычных условиях. Гиперактивный мутагенез в сочетании с жестким естественным отбором приводил к тому, что каждая следующая генерация обитателей аномальных зон была более жизнеспособна, нежели предыдущая. Несмотря на то, что пограничные зоны были надежно прикрыты от вторжения опасных тварей гиперпространственными щитами, наткнувшись на которые, всякая нечисть мгновенно оказывалась либо в жерле действующего вулкана или на дне какой-нибудь океанской впадины, время от времени обитатели аномальных зон все-таки каким-то непостижимым образом умудрялись обходить ловушки и проникать за пределы охраняемых периметров. Однако больше всего от вредоносных организмов страдали молодые посадки Деревьев, поскольку защищать их до момента взросления и полного слияния с древесным разумом приходилось людям, которым в отличие от суперинтеллекта братьев-Деревьев свойственны кое-какие слабости и недостатки. Энергичная натура Феллада жаждала приключений и подвига, именно по этой причине он хотел быть только пластуном и считал все прочие занятия недостойными своего внимания. Кто первым приходит на новый участок? Пластун. Кто уничтожает самых опасных и жизнестойких тварей? Пластун. Кто прокладывает дорогу всяким там экологам, контактёрам и прочим спецам? Опять же пластун. Иными словами, пластуны, как никто другой находятся на переднем крае и пока на планете существуют аномальные зоны, люди именно этой профессии будут наиболее уважаемыми и почитаемыми среди соплеменников.

Затем мысли Феллада потекли совершенно в ином направлении. Перед внутренним взором возник яркий образ огромного города, в котором восемь тысячелетий тому назад обитали его далекие предки. Вчера во время контакта Мудрого Квакха и Деревьев он просто впитывал информацию, как впитывает воду гриб-водохлеб. Теперь, когда подсознание аккуратно разложило полученные данные по полочкам, наступило время их осмысления.

«Странный город, – подумал Феллад. – Странные люди. Как вообще можно жить при такой скученности? А эти, как их?.. Автомобили. Это же ужас какой-то – насколько проще и удобнее пользоваться телепортами – вжик и ты уже где-нибудь на песчаном пляже Хиндейского океана, либо в самом центре Северной Америнди или на берегу могучей реки Амассоны».

Перед внутренним взором впечатлительного юноши возникла малоприятная картина: груда искореженного металла и конвульсивно сжимающая и разжимающая пальцы рука, торчащая из-под огромного колеса грузовика.

– Автомобиль, металл, баранка, спидометр, – вслух произнес Феллад, будто пробовал на вкус неведомые ранее слова, – аэроплан, бензин, Анапа… – и тут же подумал: «Интересно, этот человек – Смирнов Андрей нашел, в конце концов, своих детей и жену? – И немного пораскинув мозгами, сам ответил на свой вопрос: – Вряд ли. Если бы в то время на Земле были Деревья, они бы вмиг доставили его куда нужно, а на своих двоих в той ситуации далеко не уйдешь».

Мысли о братьях-Деревьях воскресили в памяти яркие ночные образы. Вообще-то обстоятельства первого контакта людей и мыслящих деревьев известны каждому человеку, но, как правило, мало кого интересуют избыточные подробности этой встречи, разве что профессиональных историков и социологов, ищущих в событиях прошлых лет какую-то известную им одним истину. Феллад не собирался становиться ни историком, ни социологом и воспринимал ночное видение не как полезную информацию для глубокомысленных размышлений, а как яркое эмоциональное переживание за судьбу людей племени Пещер, наконец-то обретших не только преданных друзей и покровителей, но и настоящую цель жизни. Из курса истории юноше было хорошо известно, что на протяжении первых столетий совместного существования объединенному сообществу людей и Деревьев неоднократно угрожало полное уничтожение. За все время после ужасной катастрофы, стершей с лица планеты техногенную цивилизацию, активный мутагенез всего лишь один раз сыграл положительную роль, создав популяцию разумных растений. Все прочие мутации живых организмов с точки зрения людей были отрицательными. Теперь трудно поверить, что Земля в ту пору напоминала чудовищный котел какого-нибудь сумасшедшего алхимика, задавшегося целью вывести совершенное существо и создающего одного кошмарного гомункулуса за другим, каждый последующий из которых намного опаснее предыдущего. Однажды Фелладу в составе своего класса на одном из уроков палеозоологии посчастливилось посетить музей монстров. Он до сих пор не может без содрогания вспоминать то, что увидел собственными глазами, хоть это были всего лишь обыкновенные анимированные голограммы. Особенно его поразили реалистичные сцены охоты. Согласитесь, непросто стоять и спокойно наблюдать за тем, как всего-то в паре метров от тебя одно бронированное чудовище с завидной сноровкой разделывает другое, пусть даже эти обе твари – всего лишь продукт творения гениальных художников.

Неожиданно воспоминания Феллада вновь коснулись момента, когда его разум был всего лишь вместилищем сознаний Квакха и Деревьев. Он вспомнил, как эти двое, точнее лягух и коллективный разум мыслящих растений обсуждали какую-то потенциальную угрозу, коей суждено случиться в относительно недалеком будущем. Из сумбурных объяснений озерного отшельника он мало что понял, поскольку сам Квакх ничего толком не знал, следовательно, объяснить членораздельными мыслеобразами не мог. Феллад улыбнулся, вспомнив как в самом начале его знакомства с единственным представителем племени разумных лягухов, тот все время требовал от тогда еще несмышленого мальчишки «выражаться членораздельными мыслеобразами». Однако, судя по откровенной обеспокоенности своего учителя, а также Деревьев опасность, которая должна была обрушиться на Землю в течение ближайших десяти лет, была нешуточной. Но самым главным для Феллада было то, что именно на него – еще незрелого мужчину возлагалась ответственная миссия спасения человечества. От осознания собственной значимости закружилась голова – кто не мечтает в столь юном возрасте стать героем такого масштаба?

Однако великие подвиги ему еще предстояло совершить, а сегодня его ждали повседневные рутинные обязанности, о чем ему и напомнил заботливый Трифон:

– Пора вставать, Фелл! Двуногим существам в отличие от нас – деревьев необходимо держать в тонусе свой мышечный аппарат. Поэтому бегом на утреннюю разминку! А я тем временем позабочусь о завтраке.

Напоминание о еде вызвало бурчание в животе. Феллад с удовольствием сначала позавтракал бы и лишь потом помчался истязать свое тело беготней и разного рода упражнениями. Как обычно, эти свои соображения он высказал невидимому мажордому, на что, как обычно, получил отрицательный ответ и ощутимый пинок под зад выросшей из пола коленкой, прямо в направлении распахнувшейся перед его носом двери.

* * *

Ровно в назначенный час Феллад вместе с двумя десятками таких же выпускников средней школы, как и он сам стоял на деревенской площади в ожидании появления старосты Харта. Одеты все были по-праздничному. Юноши – в шортах, цветастых рубахах и плетеных сандалиях. Даже Феллад, не признававший до этого дня ничего, кроме набедренной повязки, по настоянию заботливого Трифона был вынужден вырядиться как самец какаду в период брачных игрищ. Девушки щеголяли платьями, пошитыми из переливчатой ткани. Собравшиеся, как водится, обменивались шутками, делились планами на будущее. К вящему удовольствию Феллада желающих пойти в пластуны и тем самым составить ему конкуренцию оказалось не так уж и много, всего-то четыре человека.

В тени окружающих площадь древесных патриархов толпились многочисленные родственники тех, кто сегодня пришел получать свою первую путевку в жизнь. Пришла и его тетушка со всем своим горластым семейством.

Никакого волнения на лицах претендентов и их сопровождающих. Не беда, что кто-то потом пожалеет о принятом сегодня решении – поменять профессию после соответствующей подготовки не так уж и сложно. Нет большой беды и в том, что кому-то откажут в его выборе – Деревья и специалисты-люди тщательно оценивают объективные возможности того или иного претендента и допускают его к работе по выбранной специальности лишь в том случае, если кандидат полностью ей соответствует. Во время обучения в средней школе учеников постоянно тестируют на предмет профессиональной пригодности, но никогда и ни при каких обстоятельствах результаты этих тестов не оглашаются, поскольку никакие выводы и ограничения психологов не должны оказывать влияние на выбор испытуемого.

Наконец в половине одиннадцатого заявился староста Харт. В правой руке руководителя сельской администрации был зажат бюрократического вида портфельчик, изготовленный местными умельцами из поставляемой деревьями искусственной кожи. Как только староста оказался в самом центре площади, прямо перед ним из земли выросла трибуна. Расположившись по-хозяйски за трибуной, староста Харт извлек из портфеля несколько листочков бумаги и, разложив их перед собой, начал громко зачитывать. Для начала он поздравил выпускников с успешной сдачей экзаменов и квалификационных зачетов и, как водится, выразил надежду, что «покинувшие родительское гнездо птенцы не опозорят Урочища Единорога», а так же уверенность в том, что молодые люди «станут достойными продолжателями дела отцов и дедов». Короче, это была стандартная помпезная говорильня, изредка сопровождаемая бурными овациями односельчан.

Нужно отдать должное старине Харту – тот никогда не перебарщивал с официозом и в отличие от многих своих коллег-бюрократов всегда знал, когда необходимо остановиться и наконец-то перейти к деловой части. Так случилось и на этот раз. Не успели собравшиеся на площади начать зевать, а в руках мудрого старосты появился уже другой листок и он, существенно усилив громкость голоса, стал оглашать списки распределения:

– Дрон Лохматый – эколог! Суза, дочь Поликарпа Дырявая Башка – психоаналитик! Аран, сын Дарьялы Вдовы – лозоходец! Олива, дочь Бурга Серого – контактёр!..

По мере обнародования списков претендент либо радостно вскрикивал, либо огорченно вздыхал и тут же отходил в сторонку принимать поздравления или получать сочувственные хлопки по спине от своих родичей. После того, как староста Харт закончил зачитывать вердикт квалификационной комиссии, в центре площади остался стоять один человек. Этим человеком оказался Феллад, поскольку по какой-то непонятной причине имя его в общих списках отсутствовало. Обычно такое происходило в тех случаях, когда претендент был напрочь лишен каких-либо способностей и ему отказывали в дальнейшем обучении. Но подобное за всю историю Урочища Единорога случалось очень редко – всего-то два или три раза, ибо соискатель должен быть полным дегенератом, чтобы ему отказали в приобретении хотя бы какой-нибудь квалифицированной специальности.

Итак, все претенденты радостные или огорченные разбежались, а посреди поляны остался стоять Феллад. Не нужно влезать в шкуру юноши для того, чтобы понять, какая душевная буря бушевала у него внутри. Понурив голову, он стоял и молчал, с трудом сдерживая рвущийся наружу поток неконтролируемой злости. Молчал вовсе не потому, что растерялся, а потому, что прекрасно знал – стоит ему открыть рот, и он сорвется. А если он сорвется, то старосте Харту и еще кому-нибудь из тех, кто рискнет встать на его защиту, попросту непоздоровится.

Чтобы унять негодование Феллад закрыл глаза и постарался взять под контроль свои эмоции. Совсем скоро это ему удалось, однако кое-что в его восприятии реальности кардинально поменялось. Даже с закрытыми глазами он продолжал видеть старосту, впрочем, также как и всех прочих людей, присутствующих на деревенской площади. По какой-то непонятной причине его сознание раздвоилось. Одна половинка продолжала осуществлять контроль над его телом. Другая – отделилась от бренной оболочки и воспарила к небесам. Не совсем, конечно, к небесам, но на высоту птичьего полета поднялось. Отсюда Фелладу было все хорошо видно. Не совсем обычный ракурс, но привыкнуть можно. Справедливости ради нужно отметить, что никакого дискомфорта юноша не ощущал. Наоборот, он вдруг почувствовал, что вторая нематериальная его половина определенно обладает какими-то неведомыми доселе возможностями. Феллад полностью абстрагировался от своей материальной сущности и сконцентрировал внимание на новых ощущениях. У него не было глаз, ушей и прочих органов восприятия, но он все прекрасно видел и слышал, а также обонял и при желании мог потрогать любой предмет, находящийся в пределах досягаемости. Небольшая проблема возникла с определением этих самых пределов досягаемости, поскольку Фелладу откуда-то было известно, что при желании он мог бы раздвинуть границы области восприятия, но насколько далеко распространялись эти его возможности, он не ведал. Зато он прекрасно осознавал, что теперь он способен управлять колоссальными стихиями. Например, сконденсировать над сельской площадью грозовую тучу и устроить небольшое светопреставление с громами, молниями и градом с грецкий орех или выдать этому скотине Харту, зачислившему самого лучшего выпускника в разряд дебилов, хорошего пенделя.

«Во-во! – радостно подумал юноша, – именно пенделя, чтобы перелетел через трибуну и хорошенько брякнулся башкой о землю!»

Сказано – сделано он начал собирать рассеянную вокруг энергию в компактный ком, чтобы посредством этой энергии дать хорошего пинка старосте. Но не успел довести свой кровожадный замысел до его логического завершения – внезапно в его сознании раздался спокойный и уверенный голос такой родной и знакомый:

– Феллад, тебе не стоит делать этого. Харт вовсе не хотел тебя обидеть, это мы попросили его до поры, до времени не оглашать заключение квалификационной комиссии. Видишь ли, с момента нашей беседы с Квакхом ты находишься под нашим постоянным наблюдением и опекой. Твое теперешнее состояние – всего лишь небольшой эксперимент, целью которого является определение твоих потенциальных способностей.

«Интересная ситуация, – подумал Феллад, предварительно экранировав сознание, чтобы его сокровенные мысли не были подслушаны. – Оказывается, я уже стал подопытным кроликом!» – Затем он снял блок и «заговорил» открытым текстом: – Что это за эксперименты, которые ставят надо мной Деревья без моего ведома и согласия?

– Не беспокойся, Феллад, ничего плохого с тобой не случилось, – все тем же успокаивающим голосом обратился к нему коллективный суперинтеллект разумных деревьев. – Мы погрузили тебя в состояние полного просветления, чтобы оценить способность к адаптации твоего организма, а для этого было необходимо, чтобы ты, как это говорится у вас – людей, вышел из себя. Видишь ли, нам нужен боец, способный к адекватному восприятию самых неординарных ситуаций. Дело в том, что мы пока не можем хотя бы приблизительно оценить степень грозящей Земле опасности, поэтому кандидат должен быть готов к любому повороту событий. Считай это испытание последним экзаменом перед зачислением тебя в школу пластунов.

– Значит, меня все-таки зачислили?! – радостно завопил в ментальном диапазоне Феллад.

– Конечно же, мальчик, только не стоит орать на всю Вселенную. Да, ты зачислен в школу пластунов, но это не все – в отличие от своих сокурсников тебе придется заниматься по специальной программе для того, чтобы без нашей помощи самому свободно входить в состояние полного просветления, не покидая телесной оболочки. Также тебе предстоит научиться пользоваться прочими экстраординарными способностями твоего организма, но об этом поговорим чуть позже. А пока принимай поздравления, курсант. Староста Харт объяснит тебе, что и как дальше делать. Сегодня отдыхай, празднуй, а завтра добро пожаловать в школу пластунов.

– Да я хоть сегодня!.. – радостно воскликнул Феллад.

– Завтра, – голос будто окатил из шланга юношу ледяной водой, – к обучению приступишь с завтрашнего дня, а сегодня отдых…

Сразу после этих слов Феллад вновь почувствовал себя стоящим посреди окруженной Деревьями поляны в своем родном теле. Ощущения раздвоенности сознания как не бывало. Пока он приходил в себя, староста, покопавшись в своем портфеле, извлек оттуда еще одну бумажку и, немного помедлив, начал громко ее зачитывать:

– Феллад сын Рыжего Дрока отправляется на Сциллу в школу пластунов Пархая Лихого…

– Пархай Лихой! – невольно воскликнул юноша и тут же прикусил язык под выразительным и многозначительным взглядом старины Харта.

Радости Феллада не было предела, ведь по признанию его деда Бахара именно школа Пархая на Сцилле готовит самых лучших пластунов, хотя сам Бахар Ловкач ни за какие блага жизни не согласился бы поступить туда.

– Сам я проходил обучение в школе Лаэни, – любил говаривать дед, – и до сих пор с ужасом вспоминаю те издевательства, коим подвергал меня старый изувер. Так вот, по сравнению с Пархаем, Лаэни – родная любящая мамочка. – Но после этих слов Бахар непременно добавлял: – Зато из сциллийской школы выходят такие спецы – настоящие волкодавы. Их так и кличут волкодавами и неспроста – однажды один из них прям на моих глазах схватил чешуйчатого волчару за задние лапы и разодрал тварь на две половинки. Такой в одиночку пройдет насквозь Дикий Лес и ничего ему не будет.

С тех пор Феллад, вопреки предостережениям своего бывалого родственника, мечтал оказаться в школе Пархая Лихого, но не особенно надеялся на подобное везение. И теперь, после оглашения вердикта квалификационной комиссии, он готов был прыгать выше собственной головы от счастья.

Неожиданно на краю поляны юноша увидел Зильду, прижимающуюся спиной к кряжистой фигуре Лопоухого Заппы. Поначалу Феллада покоробил тот факт, что лапищи соперника покоятся на весьма объемистой груди его экс подруги и первым его порывом было пойти и накостылять хорошенько нахалу. Однако перед внутренним взором молодого человека вдруг явственно всплыл образ перекошенного злобой лица Зильды, а в ушах вновь зазвучали ее оскорбительные слова. Поэтому он моментально взял себя в руки, даже приветливо помахал рукой воркующим голубкам. На что злорадная ухмылка с красивого лица теперь уже окончательно бывшей невесты мгновенно сползла, в глазах засверкали капельки слез. Девушка капризно топнула ножкой, ловко освободилась от захвата Заппы и, сломя голову, помчалась прочь, куда-нибудь лишь бы подальше от ненавистного изменщика. Да, да, именно изменщика – теперь Зильда доподлинно убедилась в том, что ее бывший суженый нашел себе другую где-то на стороне. Ну и пусть, она девушка видная и без мужского внимания не останется. А он еще не один раз пожалеет о том, что променял красавицу Зильду на какую-то… какую-то… Девушка так и не смогла сразу подобрать достойного эпитета для неведомой разлучницы. Лишь после того, как расстроенная девица основательно выплакалась и успокоилась, в ее маленькой головке один за другим начали появляться жуткие планы мести бывшему ухажеру и коварной сучке, посмевшей перейти дорогу ей – первой красавице Урочища Единорога. К счастью, этим ужасным планам не суждено было осуществиться, поскольку никакой разлучницы вовсе не существовало, а Феллад следующим утром убыл на Сциллу в расположение учебного центра Пархая Лихого и в течение последующих трех лет своего обучения в школе пластунов, в Урочище Единорога не появлялся.

Часть вторая

Курсант

По лесной тропинке полз муравей. Со стороны могло показаться, что это был обычный представитель семейства стебельчатобрюхих отряда перепончатокрылых, одно из множества снующих вокруг точно таких же насекомых. И все-таки что-то в его поведении было не так. Вместо того, чтобы деловито мчаться по своим делам он ни с того ни с сего вдруг свернул с протоптанной множеством муравьиных ног дорожки и, совсем по-человечески усевшись на одно из бревен-травинок, о чем-то задумался. Если бы кто-то из людей мог видеть столь странное насекомое, он наверняка бы подумал, что эта особь – какой-нибудь муравьиный философ, размышляющий о смысле жизни. В статичной позе роденовского «Мыслителя» насекомое находилось минут пять, затем встрепенулось, соскочило с травинки и, удивленно вращая головой из стороны в сторону, словно вдруг осознало всю глубину и великолепие окружающего мира, двинуло обратно к ближайшему входу в свой родной муравейник.

Такое поведение обыкновенной рабочей особи было весьма нетипично, поскольку этот муравьишка только-только покинул стены родной обители и, подчиняясь неумолимому инстинкту, должен был со всех ног мчаться к дохлому дождевому червю с целью набить брюхо восхитительным мясом и лишь после этого вернуться в муравейник, накормить полупереваренной отрыжкой кого-либо из соплеменников. Именно такое задание он получил от своей царицы в виде информационного пакета феромонов – специальных пахучих веществ, выделяемых всякой муравьиной особью и служащих для взаимного обмена информацией. Дело заключается вовсе не в желании или нежелании всякого представителя этого вида насекомых подчиняться указаниям своей царицы, поскольку сами понятия «желание» или «нежелание» для высокоорганизованных коллективных существ, коими являются муравьи, не существует. Муравей хоть и самый близкий родственник осы, отличается от этого своенравного насекомого железной дисциплиной, основанной на жесткой кастовой иерархии. Поэтому было вдвойне странно наблюдать за тем, как один из представителей муравьиного сообщества, нарушив приказ своей повелительницы, направляется обратно к темному зеву своего многоуровневого обиталища.

Однако не стоит голословно обвинять муравья в нарушении «приказа», поскольку (повторимся еще раз), сделать этого по собственной воле он не мог. В таком случае, что же произошло? А случилось то, что управление этой особью перехватило некое двуногое существо, сидящее с закрытыми глазами в позе лотоса на удалении десятка метров от муравейника. Если бы муравей был способен удивляться, он непременно изумился своему странному состоянию. С одной стороны, неумолимый инстинкт приказывал ему следовать к дождевому червю, с другой – чья-то железная воля поработила его сознание и заставила действовать вопреки любым инстинктам. Случись в данный момент в муравейнике какая-нибудь катастрофа: пожар, например, или визит непрошенного гостя, жаждущего полакомиться муравьями и их окуклившимися личинками, он не сможет двинуть лапой, дабы принять посильное участие в спасательных мероприятиях. Но способностью удивляться, так же, как и способностью к логическому мышлению, к счастью, эти трудолюбивые насекомые не обладают. А если бы обладали, муравьишка попросту сошел бы с ума и валялся бы сейчас под листом подорожника или мать-и-мачехи, навсегда потеряв возможность адекватно воспринимать действительность. Опять же к счастью для муравьиного племени, эти создания не могут сходить с ума, поэтому овладевшая его сознанием воля высшего существа не стала чужеродным фактором – просто в мозгу появился другой императив – топать прямиком к царице, а первоначальное задание под кодовым названием «обеспечение населения муравейника продуктами питания» до поры до времени отошло на задний план.

Между тем сознание двуногого существа, управлявшего поведением насекомого, подвергалось значительно большему стрессу, нежели сознание его подопечного. Весьма сложно быть муравьем или какой другой тварью, оставаясь при этом человеком. Однако контактёр на то и контактёр, чтобы без ущерба для собственной психики вступать в контакт с братьями меньшими, дабы, выражаясь мудреным языком дипломатии, принудить их к участию в переговорном процессе или, попросту, заставить поступать так, как это нужно людям.

Не удивляясь ни чему, насекомое подбиралось к темному зеву своего дома-крепости. Сколько раз вместилище процветающей колонии подвергалось разного рода смертельным опасностям, на вскидку и не сосчитать. К его стенам подступали орды рыжих муравьев – заклятых врагов черных лесных. Сюда наведывались бурые медведи – большие охотники до окуклившихся личинок, которые некоторые люди ошибочно принимают за муравьиные яйца. Однажды муравейник едва не погиб от какой-то непонятной эпидемии. Беспощадная болезнь, будто косой косила муравьишек. От первоначального населения муравейника уцелело едва ли пятая часть. Однако справились и с этой напастью: выбросили зараженные тела соплеменников, продезинфицировали коридоры, кладовые и прочие помещения, восстановили численность популяции.

До спасительного входа оставалось не более двух десятков муравьиных шагов, как над головой нашего героя раздался тревожный зудящий звук, это на охоту вылетел один из их самых заклятых врагов после прожорливых пауков – хищная муха-ктырь. На его счастье, совсем неподалеку стоял гигант-воин, вооруженный страшными челюстями. Боец подпрыгнул, ловко извернулся, в результате чего его мощные челюсти сомкнулись на мягком брюшке охотника. Дополнительная порция муравьиного яда, впрыснутого в кровь мухи, мгновенно убила крылатую бестию. Муравей не стал любопытствовать, каким образом распорядится законной добычей его собрат воин, он преспокойно направился к спасительному входу, поскольку доминирующая часть его сознания настоятельно требовала, чтобы он побыстрее добрался до материнской особи и передал послание, от содержания которого, без всякого преувеличения, зависит дальнейшая судьба всей муравьиной колонии.

Контактёру, управлявшему сознанием муравья, до сегодняшнего дня ни разу не доводилось внедряться в какое-либо насекомое. Одно дело побывать в шкуре чешуйчатого волчары, медведя, даже крайне непредсказуемого и упрямого носорога – эти животные всего на пару-тройку ступеней ниже человека на эволюционной лестнице. Другое дело внедриться в сознание насекомого, с которым у дюдей практически нет ничего общего, ибо сотни миллионов лет назад эти твари произошли от ластоногих ракообразных, а предками гомо сапиенс были кистеперые рыбы, которые если имели что-либо общее с ракообразными, то где-нибудь миллиардом лет раньше на стадии амебы, инфузории туфельки или еще какого примитивного организма. Если на волчару или того же саблезуба можно воздействовать, опираясь на некие общие для всех млекопитающих фундаментальные уложения: голод, инстинкт продолжения рода, чувство опасности, насекомое в этом плане более чужеродная сущность. Чтобы взять под контроль самого примитивного паучка, термита или муравья мало блокировать его основные инстинкты, нужно научиться заменять его текущие цели, совершенно новыми, обозначать их как приоритетные. Если у вас это получится сразу, считайте себя контактёром от бога. Именно такой человек и вел в данный момент нашего муравьишку к вполне определенной цели.

Тем временем муравей очутился в уютном полумраке своего родного муравейника. Пока его подопечный, ориентируясь в большей степени по запаху, не сбавляя скорости, мчался по подземным галереям чудесного сооружения, контактёр успевал любоваться всякими диковинами. Несмотря на то, что солнечный свет никогда не освещал эти подземные коридоры, здесь вовсе не было темно – многочисленные гроздья светящихся грибов увешивали сложенные из древесных остатков и комочков почвы стены. Кроме того, повсюду взад-вперед сновали какие-то источающие свет букашки – паразиты или симбионты муравьев, а может быть, и то и другое одновременно, во всяком случае, местные хозяева не воспринимали их как нечто чужеродное. Еще на полу, стенах и потолке выделялись бесформенные кучи, над которыми заботливо хлопотали рабочие муравьи. Вполне возможно, это были предназначенные для сбора грибные тела, а может быть нечто другое, абсолютно не поддающееся объяснению с точки зрения человеческой логики. Впрочем, само понятие «потолок и стены» было чисто условным – вопреки всем законам гравитации муравьи и прочие существа непрерывно сновали взад-вперед по потолку и стенам также ловко как по полу.

Неожиданно внимание муравья привлекла парочка его соплеменников. Одна особь срыгивала неприятного вида кашицу прямо в широко распахнутую пасть другой. При виде подобной картины муравей едва не зашелся дрожью, испытав весьма острое чувство голода. Если бы его волей в данный момент не управляло чужое сознание, он непременно попросил кого-либо из соплеменников поделиться едой. Контактёра же едва не вывернуло наизнанку от омерзения, и ему с превеликими трудами удалось сохранить контроль над подопечным.

Проплутав довольно долгое время по сумрачным коридорам, муравей наконец-то оказался в просторном помещении, где собственно и совершалось таинство рождения муравьиного племени. Вообще-то из-за груды шевелящихся тел рассмотреть саму царицу было практически невозможно. Ее огромную тушу облепили со всех сторон крылатые самцы, а также рабочие муравьи, которые кормили, чистили свою богиню и непрерывно принимали оплодотворенные или неоплодотворенные (в зависимости от нужд колонии) яйца, которые немедленно уносили в специальные инкубаторы. Там из них вылупятся либо рабочие особи, либо воины, либо самцы-трутни, либо новые царицы. Беспорядочное на первый взгляд копошение и мельтешение, царящее вокруг, на самом деле имело глубокий, можно сказать, даже сакральный смысл, поскольку ни одно насекомое не совершало ни единого лишнего телодвижения. Всем здесь управлял весьма сложный компьютер, название которому «коллективный интеллект».

Этот отлаженный за миллионы лет эволюции «инструмент» в принципе не мог допустить бестолковой суеты или каких-либо иных негативных факторов, способных хоть как-то повредить слаженной работе, как отдельных служб, так и муравейника в целом. Отметим, что появление непрошенного гостя в святая святых – личных покоях монаршей особы было воспринято этим «компьютером» как негативный фактор. Откуда ни возьмись, в поле зрения нашего муравьишки возникли несколько могучих фигур муравьев-воинов, готовых по команде своей царицы разорвать в клочья его беззащитное тельце. Однако наш герой был, по всей видимости, полностью готов к такому повороту событий – многочисленные железы, расположенные на его теле, выдали сложный букет феромонов. Смысл этого послания на человеческом языке означал бы примерно: «Прошу прощения, Ваше Величество, не велите казнить, велите выслушать вашего покорного слугу!».

На протяжении бесконечно долгого мгновения (бесконечно долгого, конечно же, для контактёра, ибо муравьям эмоции неведомы, поэтому время для них течет всегда одинаково) царица размышляла, какие действия ей предпринять в отношении наглеца, посмевшего появиться там, куда его вовсе не приглашали. Наконец в царских покоях разнесся сложный аромат, означавший: «У меня сегодня хорошее настроение, поэтому я прощаю этого простолюдина и разрешаю ему приблизиться к трону». Тут же строй солдат раздвинулся, освобождая дорогу отчаянному смельчаку, однако командир отряда на всякий случай многозначительно щелкнул челюстями перед его физиономией, мол, смотри паря, ежели чего, будешь иметь дело со мной.

Окрыленный успехом (опять-таки в переносном смысле) муравей подбежал к самой голове своей повелительнице и с помощью желез выдал очередной информационный пакет феромонов – официальное предложение людей о взаимовыгодном сотрудничестве. Затем, подчиняясь железной воле контактёра, отрыгнул в пасть Ее Величества весьма скромное содержимое своего желудка, в качестве небольшого аванса.

На какое-то время царица застыла, будто впала в ступор, даже прекратила поглощать пищу и выдавать на гора яйца. По всему было видно, что в ее голове происходит сложный мыслительный процесс. Время от времени она исторгала из своих желез очень сложные и весьма емкие пакеты информации, которые мгновенно достигали самых отдаленных закоулков муравейника. В ответ от своих подданных царица получала не менее сложные букеты запахов, обрабатывала их и тут же посылала им очередной информационный блок. Человек, контролирующий поведение муравьиной особи, затаив дыхание, наблюдал за процессом работы коллективного мозга насекомых и только теперь в полной мере начал осознавать, насколько совершенной системой является обычный лесной муравейник.

Наконец «обмен мнениями» или, если угодно, «заседание коллегии» подошло к концу. Ее Величество выдало свой окончательный вердикт, гласивший: «Взаимовыгодному сотрудничеству с двуногими быть. Скромному муравьишке за проявленную инициативу объявляется устная благодарность».

Получив положительный ответ и полностью удовлетворившись результатами своей миссии, человек освободил сознание насекомого и тут же вернулся к своему обычному состоянию. Муравей также очнулся будто ото сна. Он недоуменно повертел головой, словно спрашивая себя самого: «Каким таким чудесным образом я мог очутиться в покоях царицы?» Однако долго размышлять на эту тему ему было не суждено, поскольку в его сознании заработал иной императив – образ дождевого червя, которого в настоящий момент растаскивают по кусочкам другие муравьи и, не теряя ни мгновения, он помчался прочь из муравейника. По дороге он все-таки нашел время, чтобы немного перекусить восхитительной отрыжкой одного из своих соплеменников.

* * *

– Ух, ты! – Едва выйдя из транса, услышал Феллад восторженный голос инструктора по прикладному контакту с низшими животными. – Фелл, у тебя с каждым разом все лучше и лучше. Три дня назад обработал лягушачье племя в парковом озере, любо дорого взглянуть – за полчаса очистили поверхность от ряски. А ведь это вовсе не типичное поведение для земноводных тварей, если бы ты их мух или комаров заставил ловить, тогда понятно – линейное воздействие, направленное на активизацию чувства голода. А теперь всех окрестных мурашей наставил на путь истинный. Поделись секретом, как тебе это удается с первого раза?

– Ничего особенного, Дар, – широко ухмыльнулся юноша, – просто у меня есть один друг, которого лягушки боятся как огня. Я замаскировался, воссоздав образ его ауры, а там только отдавай приказы. А насчет муравьев, так это иначе как везением не назовешь – царица у них на этот раз очень покладистая попалась, тут наверняка любой бы справился.

Дарий Скорый внимательно посмотрел на курсанта, а по совместительству – отличного парня и доброго друга, иронично покачал головой из стороны в сторону, мол, рассказывай байки о своей якобы исключительной удачливости, но промолчал – все равно этот упрямец ничего толком не расскажет. Может быть, и действительно сам ничего не знает. Вот уже два года Дарий курирует группу курсантов, в которую входит Феллад и до сих пор ломает голову в поисках ответа на вопрос: «Кто же на самом деле этот совсем еще юный парнишка?»

С самых первых дней пребывания в школе пластунов Пархая Лихого вокруг этого юноши витала аура какой-то тайны. Дело в том, что профессиональной подготовкой Феллада в индивидуальном порядке занимается сам Пархай, чего никогда не случалось на памяти Дария. К тому же, с первых дней своего пребывания в учебном заведении парень показывает поразительные результаты во всех без исключения дисциплинах. Информацию любой сложности он попросту хватает налету, не утруждая себя усердной зубрежкой пройденного материала, все как-то само собой раскладывается по полочкам в его светлой голове, стоит ему всего лишь прослушать лекцию по какой угодно дисциплине. Даже мастер клинка Ионафан в приватном разговоре с Дарием характеризовал курсанта Феллада с самой положительной стороны – исключительный случай, чтобы старый ворчун вообще похвалил кого-либо.

– Гибок, стервец, – уважительно говаривал Ионафан, дергая себя за длинный ус цвета спелого колоса дикого ячменя, – силен и вынослив как носорог, а реакция – куда там саблезубу или даже пардусу. Угодить старому Ионе прямо в лапы мерзкого арахноида, если мне когда-либо приходилось работать с таким исключительным материалом.

Отзывы прочих преподавателей были такими же восторженными. Все однозначно сходились на том, что из Феллада сына Дрока Рыжего со временем получится отменный пластун, поскольку тот с одинаковой легкостью постигает не только премудрости выбранной специальности. Даже в процессе поверхностного изучения побочных дисциплин каждый раз он проявляет недюжинные способности. Как, например, только что, ему удалось то, что по силам не всякому профессиональному контактёру. Даже специализировавшийся именно на контакте с насекомыми Дарий Скорый, являясь признанным мастером контакта, вовсе не был полностью уверен в том, что ему удалось бы с такой легкостью склонить муравьиную царицу к сотрудничеству с людьми. Даже у него, с первой попытки подобное получалось очень редко. А тут молодой зеленый юнец, и вдруг такой ошеломительный результат. Тут было чем гордиться и, вполне естественно, чему завидовать. Однако завидовать кому бы то ни было мастер Дарий не собирался, ну если чуть-чуть и только белой завистью. Наоборот, он очень гордился своим подопечным и при малейшей возможности ставил Феллада в пример остальным курсантам.

Пока Дарий молча размышлял о необъяснимых талантах своего подопечного, Феллад, положив ладони под голову, прилег на мягкую травку в тени какого-то разлапистого древесного гиганта из диких – не относящихся к разумным растениям, но в отличие от множества других деревьев, растущих внутри аномальной зоны Анабаль, абсолютно безопасного. Анабаль располагалась на стыке Северной и Южной Америнди и простиралась примерно на сотню километров вокруг озера Никарагва. Ввиду своей относительной безопасности эта зона отторжения использовалась в качестве тренировочной площадки будущих пластунов. Казалось бы, умопомрачительное расстояние отделяет базовый лагерь на Сцилле и эту тренировочную площадку, но для Деревьев было все едино, куда доставить человека – к родственникам в близлежащую деревню, к озеру Никарагва, либо в самый центр южного материка Астраль. Подойдя к любому Дереву, человеку стоило всего лишь выразить мысленное пожелание оказаться в той или иной точке планеты, как перед ним из ниоткуда возникало расплывчатое облачко сиреневого цвета, войдя в которое, он в мгновение ока попадал в нужное место.

Чудеса, да и только. Однако с точки зрения современного человека эти чудеса, впрочем, также как и многие другие, казалось бы, невероятные вещи были делом обычным, недостойным какого-то особенного внимания. Поэтому, лежа на спине с закрытыми глазами, Феллад размышлял вовсе не о загадочных свойствах тоннелей, осуществляющих мгновенный перенос материальных тел в пределах родной планеты, Мысленно он вновь вернулся в тот день, когда впервые очутился на Сцилле в базовом лагере учебного центра по подготовке пластунов.

* * *

До этого дня юноше никогда не доводилось бывать в подобных местах. Из рассказов бывалых людей он, конечно же, имел смутное представление о том, что основную часть времени курсанты проводят под открытым небом, невзирая на погодные условия и прочие внешние факторы. Они даже ночуют не в уютных жилых коконах, а в специальных вигвамах, построенных из добытых и выделанных ими же звериных шкур, натянутых на прочный каркас из деревянных кольев. Однако более всего удивил и обеспокоил Феллада тот факт, что отныне ему придется питаться в основном мясом убитых животных, хочет он того или не хочет. Пархай Лихой весьма доходчиво объяснил вновь прибывшему курсанту, что заботливых нянечек Деревьев в аномальных зонах днем с огнем не сыскать, а кушать хочется всегда. Кроме того, предполагалось разнообразить мясную диету плодами диких деревьев, а также различными питательными корешками и травами, изучению полезных свойств которых будет посвящен отдельный курс лекций на протяжении ближайших двух семестров.

Феллад до сих пор не может забыть, с каким содроганием впервые в жизни он положил в свой рот кусок жареной на угольях костра сочной оленины, основательно приправленной какими-то пряностями. Это теперь его желудок способен принять и переварить плоть практически любого животного, даже в сыром виде. Но после того первого обеда непривычный к подобным стрессам организм буквально через полчаса с остервенением отверг все съеденное. На протяжении довольно длительного времени, к откровенной радости бывалых курсантов, его выворачивало наизнанку, бросало то в жар, то в холод, нещадно трясло, будто он вовсе не отравился неведомой пищей, а подцепил какую-то весьма опасную разновидность тропической лихорадки. Феллад начал, было, мечтать о легкой смерти, когда рядом с вымазанным с ног до головы собственной блевотиной новобранцем появился сам начальник школы и, прикрикнув на столпившихся вокруг страдальца гогочущих парней, подал тому сосуд с лекарственным снадобьем.

Что касается персоналии Пархая Лихого, это был мужчина на вид лет сорока-сорока пяти. Сколько ему на самом деле, знал только сам начальник школы. Если верить слухам, этот человек уже давным-давно преодолел двухсотлетний рубеж. Конечно же, благодаря заботам Деревьев, он мог выглядеть не на сорок, а, например на двадцать пять или тридцать, но мужчины в плане своей внешности более консервативны, чем женщины. Если представительницы прекрасного пола в борьбе со старостью зачастую стремятся к максимальному совершенству – семнадцати-восемнадцати годам, мужчины для солидности позволяют себе выглядеть на сорок-пятьдесят, обращая особое внимание лишь на внутреннее состояние своего организма. Иногда даже доходит до абсурда – некоторые юноши специально просят, чтобы Деревья их немного состарили, но это уже из области анекдотов и досужих баек у костра. Своим внешним обликом Пархай вовсе не походил на былинного богатыря. Более того, он был невысок, узок в кости, на первый взгляд немного худосочен. Одет был постоянно в одну и ту же одежду: шорты до колен, рубаха с короткими рукавами, на ногах сандалии. Щеголял до блеска выбритой головой и непременно носил длинные усы, ниспадающие двумя черными, как смоль водопадами едва ли не до самой его груди. Впрочем, усы были непременным атрибутом практически каждого преподавателя школы, за исключением двух-трех оригиналов, которые по разным причинам не желали или не могли позволить себе носить подобное украшение. К примеру, усы под длинным носом Дария упорно отказывались произрастать, поэтому он усердно отращивал бороду, которая у него была просто на загляденье. От чего контактёр-инструктор выглядел весьма комично. Тем не менее, даже зная о том, что над его бородой издеваются все, кому не лень, с упорством раненого носорога, преследующего своего обидчика, он продолжал носить это украшение весьма сомнительного свойства.

Кроме кардинального перехода к совершенно непривычному образу жизни в учебном лагере, Феллада ожидало еще очень много всяких сюрпризов. Раньше юноша и не подозревал, что кроме меча и симбионта-защитника – непременных атрибутов всякого гипно или обычного кинобоевика, в арсенале пластуна есть множество других приспособлений, позволяющих ему успешно противостоять натиску любого даже самого опасного монстра. Особенно Феллада поразили персональный браслет-игломет и перчатка-бич, созданные мастерами-оружейниками в тесном сотрудничестве с Деревьями. Эти искусственно выведенные биологические формы, способны осуществлять полезные связи с организмом человека, также как симбионт-защитник или экзомускульный костюм. Поэтому все эти приспособления являются непременными атрибутами экипировки всякого разведчика во время проведения рискованных операций в различных районах отторжения.

Браслет-игломет внешне походит на полоску коры пробкового дерева шириной около десяти сантиметров и длиной около тридцати, при контакте с кожей человека в районе запястья мгновенно охватывает руку и принимает форму известного украшения. Перчатка-бич напоминает обычную перчатку со срезанными пальцами и с утолщением на ее внешней стороне. После того, как владелец наденет перчатку или браслет, симбионты выпускают множество тонких жгутиков, которые, в свою очередь, через поры кожи проникают в тело человека и подключаются к его кровеносной и нервной системам, становясь практически единым целым со своим носителем. В отличие от меча, чтобы научиться махать которым нужно долго и упорно трудиться, симбионты сразу же становятся органичной частью человеческого тела. Например, для того, чтобы выпустить одну из сотен смертельно ядовитых стрел, не нужно долго и тщательно прицеливаться – достаточно вытянуть руку с браслетом в сторону врага, сфокусировать взгляд на цели и отдать мысленный приказ симбионту. С перчаткой все обстоит также просто – минимум тренировки и смертоносный бич – естественное продолжение твоей конечности, готово, в зависимости от желания своего владельца, либо задушить жертву, либо сразить ее ядовитым шипом, расположенным на кончике пятиметрового хлыста. Единственное, чему не переставал удивляться Феллад, было то, с какой легкостью длиннющий бич выскакивает из относительно небольшой перчатки, а затем втягивается обратно.

И все-таки против некоторых тварей ни перчатка-бич, ни браслет-игломет не были столь эффективны как старый добрый меч – штука, многократно проверенная в схватках с самыми опасными порождениями аномальных зон. В отличие от мечей своих далеких предков, изготавливаемых из различных металлов, современные были растительного происхождения. Технология их производства весьма проста, но, несмотря на видимую простоту, давала поразительный результат. В качестве заготовки клинка будущего меча брался лист одного дикого растения, весьма опасного по причине феноменальной остроты его покрытых мелкими зазубринами кромок. Дабы сохранить идеальную форму, лист высушивался под специальным прессом, в результате чего становился легким как пушинка и полупрозрачным. Полученную таким образом основу будущего лезвия, мастера-оружейники оборудовали рукоятью и гардой, которые изготавливаются из весьма пористой и легкообрабатываемой коры другого дерева. Затем практически готовый, но непрочный меч помещался в емкость со специальным фиксирующим раствором. Этот состав по заказу мастеров-оружейников был разработан древесными братьями еще в незапамятные времена. Его точную формулу по причине ее исключительной сложности знали всего лишь пара-тройка специалистов, Фелладу было известно лишь то, что фиксирующий раствор является комплексом веществ, органического происхождения, способных образовывать весьма длинные мономолекулярные цепочки, ориентированные в одном направлении. На первой стадии процесса фиксации чудесный раствор пропитывал пористую основу будущего меча, на это уходило две недели. Затем заготовку извлекали из чана и подвешивали кончиком вниз где-нибудь в тени на свежем воздухе. Еще через неделю процесс полимеризации подходил к концу, в результате чего на свет появлялся очередной шедевр, способный с одинаковой легкостью рассекать не только хитиновые панцири гадких жучей, прочнейшие костяные пластины чешуйчатых волчар, бронированные тела черепах-убийц, но даже любой природный камень, будь то податливый ракушечник или сверхпрочный базальт.

Однако первые полгода обучения в школе пластунов Феллад, также как и остальные его сокурсники, на занятиях, посвященных овладению основами фехтовального искусства, вместо доброго клинка яростно махал бамбуковой палкой. Лишь в конце второго семестра курсантам выдали совершенно тупые учебные мечи. Но это все-таки были, какие-никакие, но мечи. Их можно было вложить в ножны, а ножны повесить за спину и щеголять по лагерю под завистливыми взглядами очередного зеленого пополнения. Настоящий меч Феллад получил лишь по окончании третьего семестра и еще через месяц к его поясу были приторочены боевая перчатка-бич, игломет, а грудь, плечи и верхнюю часть спины украшал приличных размеров блин универсального защитника-симбионта. Теперь юноша своим внешним обликом был неотличим от любого ветерана пластуна, хотя особых подвигов за ним пока еще не числилось.

* * *

– Все, Фелл, подъем! – громко скомандовал Дарий. – Пора возвращаться на Сциллу, там сейчас как раз ужин. Тебе делов-то – поел и в люлю, а мне еще перед Пархаем отчитываться за твои выдающиеся успехи… – Затем немного помолчал, будто раздумывал спросить или промолчать и в очередной – сто первый раз поинтересовался как бы в шутку: – И откуда ты у нас взялся такой одаренный: и успехи у тебя поразительные, и делишки какие-то темные с самим Пархаем?

Феллад по своей натуре вовсе не был скрытным человеком или необщительной букой. Он с радостью поведал бы своему товарищу и наставнику о тех садистских методах, посредством которых уважаемый мастер Пархай лепил по его собственному выражению «из сырого человеческого материала настоящего волкодава». Однако по прямому приказу Деревьев ни он, ни Пархай не имели права делать каких-либо заявлений, дабы не вызвать ненароком излишнего брожения в умах и пресечь в корне появление панических слухов о грозящей Земле опасности. Молчание Феллада и посвященного во все сокровенные тайны мастера-пластуна брожения в умах людей вовсе не поубавило, но слухи насчет грядущей беды все-таки пока не просочились в широкие народные массы, иначе в самых удаленных уголках необъятной планеты об этом уже болтали бы все, кому не лень.